А Степан полностью содержал своего приятеля, причем на очень неплохом уровне.
Анька не сомневалась, что убийство ее брата совершено с одной целью: подставить ее. Выследили не Степана, а Аньку. Потом, по счастливой случайности для убийц, увидели Степана. Решили кокнуть – чтобы свалить преступление на нее.
Степана сделали разменной монетой. В распределении сил в семье он не играл особой роли. Ни рыба ни мясо. Мог примкнуть к одним, потом к другим. Жил как живется. Плыл по течению. Его ничто особо не волновало. Отец давал задания – он их выполнял. Получал достаточно денег на жизнь, удовольствия и развлечения. Его все устраивало. По большому счету ему на все было наплевать.
Степана удовлетворяла версия смерти его матери от воспаления легких. Да, простудилась за городом – в те годы у Чапая еще не было хоромов в стиле Растрелли. Вторая жена Василия Ивановича поехала на дачу ранней весной, простудилась, телефона в деревянном доме не было, о сотовых в те годы еще не слышали. Когда за ней приехали, она уже находилась при смерти. Отвезли в больницу, но даже самые лучшие врачи не смогли ничего сделать.
– Может, и в самом деле умерла от естественных причин? – высказала я свое мнение.
– Да, жди больше, – хмыкнула Анька. – Если бы она одна, тогда ладно. А когда все три папочкины жены отдали концы, то невольно начнешь задумываться. Не слишком ли много совпадений?
– И все от воспаления легких? – спросила я.
Анька покачала головой. Мать Ивана, старшего Анькиного брата, утонула, хотя, как моя копия выяснила у челяди, помнившей всех жен, первая жена Чапая великолепно плавала, даже имела по плаванию какой-то разряд. Но почему-то ее понесло на речку опять же ранней весной, когда народ еще не перебрался на дачи. Приперло ей искупаться – и она утонула в холодной воде. А спустя какое-то время, вторую жену – мать Степана почему-то понесло на дачу опять же ранней весной – и она там заболела.
– А твоя мать?
Насколько помнила Анька (а ей было одиннадцать, когда умерла мать), с ее родительницей происходило что-то странное. Не в годы Анькиного детства, а только в последний год жизни. То она запиралась в своей комнате и никого к себе не пускала, причем иногда из комнаты доносились непонятные для детского уха звуки, то подолгу молчала, не желая ни с кем разговаривать.
– Но я очень хорошо запомнила одну фразу, сказанную матерью, – сообщила Анька. – «Бойся Инессу». Это у меня твердо отложилось в мозгу. Потом, став старше, я проанализировала все, что помнила. Все обрывки, запечатлевшиеся в детской головке. Ведь Инесса – медсестра. Она ведь, кажется, сама это тебе сказала? Я считаю, что Кальвинскене подсыпала матери в еду или в чай какие-то препараты. Уколы-то навряд ли делала. Хотя… Поэтому мать и впала в депрессию. А потом наглоталась таблеток. Я не была на похоронах. Меня не пустили.
У Аньки на глаза навернулись слезы.
– Я неделю билась в истерике, еще месяца три приходила в себя, а потом приняла решение. – Голос Аньки сделался твердым. – Я дала себе слово, что сживу эту суку со света! И я стала другой. Я почувствовала свою силу. И Инесса ее почувствовала, хотя я и обставляла свои действия, как невинные детские или подростковые шалости. И до сих пор практически все считают, что я лишь шалю, – Анька хмыкнула. – Но Инесса-то знает, что все это направлено против нее.
– М-да… – протянула я.
Ну и семейка.
И теперь Инесса хочет отправить Аньку в клинику. Избавиться от нее, как в свое время избавилась от ее матери. По несколько другим причинам, но тем не менее. Правда, в подобную клинику Анька (не без моей помощи) только что отправила ее собственного сына…
И что теперь? Поняв, что до Аньки не добраться, Инесса решает ее подставить, прикончив Степана в Анькиной «берлоге» (скорее всего, не своими руками, у нее для этого достаточно людей). В квартире, несомненно, остались Анькины отпечатки пальцев. Возможно, рядом с телом брошено оружие, которое тоже каким-то образом можно связать с Анькой. Она же – не я, ни разу не державшая в руках ни пистолет, ни автомат, ни тем более гранатомет. Я, кстати, не удивлюсь, если у моего двойника подобное добро ожидает своего часа в каких-нибудь загашниках. А у Инессы, конечно, есть связи и в ментовке, и в прокуратуре, и еще где надо. Там намекнуть, туда идейку подбросить, слушок пустить… Не мытьем, так катаньем. И пошла Анечка по этапу, если не захочет в психушку.
И жертва выбрана вполне удачно. Чапай ведь любимую дочку от чего угодно отмажет. А тут родная дочь убила родного сына. Пожалуй, только после убийства сыновей Василий Иванович мог бы согласиться больше не помогать Аньке. Если согласится, конечно. Если он еще имеет право голоса. Я так и не получила от Аньки вразумительных объяснений насчет того, что происходит с ее отцом. Вроде бы Инесса уже прибрала к рукам нефтяную империю? Или еще нет? И ведь Инесса вполне может пожертвовать и вторым сыном Чапая (вернее, первым – старшим, Иваном). Как раз уберет конкурентов с пути. Всех конкурентов – если обставит и смерть Ивана как дело рук Аньки.
– В общем, подстроено все очень умно, – констатировала Анька. – Скорее всего Инесса постаралась. Или ее старший сыночек. Мог и твой друг Хвостов из «Сатурна» помогать. Он большой спец по мокрым делам. Но все равно без этой сучки не обошлось. В общем, счет пока один – один. Степан и Стасюс.
– Стасюс жив, – заметила я.
Анька махнула рукой.
– Нужен он своей мамочке с белой горячкой. Нет, Лерка, Стасюс – больше не конкурент. Он вышел из игры.
Я поинтересовалась, что она намерена делать теперь. Кем или чем заниматься?
– Надо избавиться от трупа, – заявила она.
Я опять вылупилась на Аньку.
– Но если ты говорила, что тебя хотят подставить?.. Значит, в той квартире засада или…
– Может, и нет, – спокойно сказала Анька. – Ведь если хотят подставить меня, меня надо там заловить, правда? Поймать, так сказать, на месте преступления. Вот я, вот труп. Берите тепленькую. А мне потом объясняй ментам, как он оказался в моей хате с лишней дыркой в голове.
Анька считала, что скорее всего у дома установлено наблюдение. По крайней мере, она сама на месте Инессы поступила бы именно так. Как только Анька появляется, ее берут под белы рученьки.
– Но ты ведь же появлялась там, – вполне резонно заметила я.
Анька только зашла в квартиру, мгновенно оценила обстановку – и сделала ноги, причем через чердак. Из чердака открыла люк на крышу, по крыше пробежала до последней парадной, выходящей на другую сторону, выскочила из нее и была такова. Анька не имела дурной привычки ставить машину рядом с домом, в который шла. Ведь даже перед моей парадной ее авто никогда не появлялось. Она быстренько добралась до места, где оставила тачку, вскочила в нее, отъехала, припарковалась, подумала, позвонила любовнику Степана, встретилась с ним, потом поехала назад ко мне.
– В общем, менты могли быть на месте, а могли и не быть, – сказала Анька. – Вообще за домом мог никто не следить. Или не следить ночью. Я же завалилась во втором часу. Так что, я считаю, что нужно снова наведаться. Если труп еще там – вывезем его. Ты представляешь, что с ним будет дальше при такой погоде?
Я не очень представляла, потому что, к моей великой радости, до этого к трупам не имела никакого отношения и предпочла бы их никогда не видеть поблизости, но догадывалась, что при такой жаре за окном (как я подозревала, в Анькиной «берлоге» кондиционера не имелось, по крайней мере он не работал круглосуточно, раз там никто не жил постоянно) тело должно в самом скором времени начать разлагаться, если уже не начало.
– То есть ты хочешь проникнуть в квартиру? – уточнила я.
– Да, и вывезти тело, если его еще не вывезли. Ну и избавиться от всех улик.
– Там что-то валялось рядом с телом?
– Пистолет какой-то. Я в моделях не разбираюсь, – призналась Анька. – Возьмем с собой. Потом как-нибудь используем. Я придумаю.
В последнем я как-то не сомневалась. Не хотелось бы мне оказаться по другую сторону баррикад от Аньки. С ее-то идейками…
Затем я задала вопрос, на эту минуту волновавший меня больше всего:
– Кто поедет?
Мне, откровенно говоря, ехать в квартиру с трупом, а, возможно, еще и с ментовской или бандитской (не знаешь, кто лучше) засадой, совсем не хотелось.
– Вдвоем. Одной не справиться.
Я молчала.
– Полезем через соседнюю квартиру, – продолжала Анька.
– Ты знаешь соседей?
Анька покачала головой. Она не была знакома ни с кем в доме, но это ее не смущало. Поскольку сейчас лето, можно залезть в одну из квартир в соседней парадной, а оттуда перебраться в «берлогу».
– Ты что, обалдела? – спросила я. – А сигнализация? А…
Анька махнула рукой и заявила, что все это – проблемы решаемые. Я молча слушала, каким образом она намерена их решать.
Идти через парадную, в которой находилась «берлога», Анька не собиралась. По крайней мере через дверь с улицы. В любом случае мы проникаем в дом через угловую парадную, из которой Анька его покидала. Поднимаемся на чердак, оттуда на крышу, с крыши в парадную, следующую за той, в которой расположена нужная нам квартира. В идеале, если пустой окажется квартира, с которой у Аньки соприкасаются лоджии. Тогда мы с одной лоджии перелезем на другую. Сигнализацию, если она есть, Анька возьмет на себя. Она знает, как ее отключить.
– А если в соседней квартире кто-то есть? – не отставала я. – И как ты вообще узнаешь, есть или нет?
– Сейчас поедем еще в одну мою «берлогу»…
– Сколько их у тебя? – перебила я.
Анька только усмехнулась.
– Много. В общем, в той «берлоге», в смысле во второй, у меня стоит компьютер. Его, кстати, надо бы перетащить к тебе… Там у меня все питерские телефоны с адресами и списками жильцов. По адресу узнаем телефончик, позвоним. Никто не берет трубку – значит, хозяева отсутствуют. Потом позвоним следующим. Ну в какой-то же квартире должно быть пусто?!
Я поинтересовалась, что мы будем делать, если пусто окажется в верхней или нижней квартире, тем более расположенной в соседней парадной. Как тогда Анька планирует перебраться в свою?
Оказалось, что она имела в запасе не только компьютер, но и альпинистское снаряжение. И намеревалась им воспользоваться.
– У тебя есть хоть какой-то опыт в этом деле? – спросила я, никогда в жизни не ходившая в горы и такого желания не испытывавшая.
– Есть, – усмехнулась Анька. – Расскажу как-нибудь на досуге. Не бойся, Лерка, это не так страшно, как тебе кажется. Прорвемся.
Поликарпова замолчала, задумавшись, а потом медленно произнесла:
– Может, еще взять твоего ребенка…
– Ну уж нет! – возмутилась я. – Обойдешься! Ребенка не дам! И нечего ему на трупы смотреть.
– Как знаешь, – пожала плечами Анька. – Он бы мог здорово помочь нам.
– Нет!!!
Достойная наследница Чапая поняла, что меня не уломать, и заявила, что нам следует сейчас немного поспать перед ночным выступлением – на дело мы пойдем не раньше одиннадцати. Я сказала, что схожу за Костиком к соседу.
– Он может спать один? – спросила Анька.
Я кивнула, сказав, что его обязательно нужно предупредить, чтобы не испугался, проснувшись в одиночестве. Но мне не раз приходилось оставлять сына одного.
– Может, оставить его у Лешки? Или отвести к Артуру? – предложила я.
Анька покачала головой и заметила, что чем меньше людей знают о наших ночных (и вообще любых) похождениях, тем лучше. Костик как раз в случае необходимости обеспечит нам алиби.
– А милиция…? – открыла рот я.
– Алиби для ментов меня волнует меньше всего, – сказала Анька. – Костик должен говорить всем, включая Артура и Леху, что ты всю ночь спала в своей кровати. Он вставал писать или пить, или куда там еще он встает ночью – и ты тихо и мирно лежала там, где и следовало. А меня тут вообще не было. Для всех, кроме Артура и Лехи. Для них – я ночевала у тебя на раскладушке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Анька не сомневалась, что убийство ее брата совершено с одной целью: подставить ее. Выследили не Степана, а Аньку. Потом, по счастливой случайности для убийц, увидели Степана. Решили кокнуть – чтобы свалить преступление на нее.
Степана сделали разменной монетой. В распределении сил в семье он не играл особой роли. Ни рыба ни мясо. Мог примкнуть к одним, потом к другим. Жил как живется. Плыл по течению. Его ничто особо не волновало. Отец давал задания – он их выполнял. Получал достаточно денег на жизнь, удовольствия и развлечения. Его все устраивало. По большому счету ему на все было наплевать.
Степана удовлетворяла версия смерти его матери от воспаления легких. Да, простудилась за городом – в те годы у Чапая еще не было хоромов в стиле Растрелли. Вторая жена Василия Ивановича поехала на дачу ранней весной, простудилась, телефона в деревянном доме не было, о сотовых в те годы еще не слышали. Когда за ней приехали, она уже находилась при смерти. Отвезли в больницу, но даже самые лучшие врачи не смогли ничего сделать.
– Может, и в самом деле умерла от естественных причин? – высказала я свое мнение.
– Да, жди больше, – хмыкнула Анька. – Если бы она одна, тогда ладно. А когда все три папочкины жены отдали концы, то невольно начнешь задумываться. Не слишком ли много совпадений?
– И все от воспаления легких? – спросила я.
Анька покачала головой. Мать Ивана, старшего Анькиного брата, утонула, хотя, как моя копия выяснила у челяди, помнившей всех жен, первая жена Чапая великолепно плавала, даже имела по плаванию какой-то разряд. Но почему-то ее понесло на речку опять же ранней весной, когда народ еще не перебрался на дачи. Приперло ей искупаться – и она утонула в холодной воде. А спустя какое-то время, вторую жену – мать Степана почему-то понесло на дачу опять же ранней весной – и она там заболела.
– А твоя мать?
Насколько помнила Анька (а ей было одиннадцать, когда умерла мать), с ее родительницей происходило что-то странное. Не в годы Анькиного детства, а только в последний год жизни. То она запиралась в своей комнате и никого к себе не пускала, причем иногда из комнаты доносились непонятные для детского уха звуки, то подолгу молчала, не желая ни с кем разговаривать.
– Но я очень хорошо запомнила одну фразу, сказанную матерью, – сообщила Анька. – «Бойся Инессу». Это у меня твердо отложилось в мозгу. Потом, став старше, я проанализировала все, что помнила. Все обрывки, запечатлевшиеся в детской головке. Ведь Инесса – медсестра. Она ведь, кажется, сама это тебе сказала? Я считаю, что Кальвинскене подсыпала матери в еду или в чай какие-то препараты. Уколы-то навряд ли делала. Хотя… Поэтому мать и впала в депрессию. А потом наглоталась таблеток. Я не была на похоронах. Меня не пустили.
У Аньки на глаза навернулись слезы.
– Я неделю билась в истерике, еще месяца три приходила в себя, а потом приняла решение. – Голос Аньки сделался твердым. – Я дала себе слово, что сживу эту суку со света! И я стала другой. Я почувствовала свою силу. И Инесса ее почувствовала, хотя я и обставляла свои действия, как невинные детские или подростковые шалости. И до сих пор практически все считают, что я лишь шалю, – Анька хмыкнула. – Но Инесса-то знает, что все это направлено против нее.
– М-да… – протянула я.
Ну и семейка.
И теперь Инесса хочет отправить Аньку в клинику. Избавиться от нее, как в свое время избавилась от ее матери. По несколько другим причинам, но тем не менее. Правда, в подобную клинику Анька (не без моей помощи) только что отправила ее собственного сына…
И что теперь? Поняв, что до Аньки не добраться, Инесса решает ее подставить, прикончив Степана в Анькиной «берлоге» (скорее всего, не своими руками, у нее для этого достаточно людей). В квартире, несомненно, остались Анькины отпечатки пальцев. Возможно, рядом с телом брошено оружие, которое тоже каким-то образом можно связать с Анькой. Она же – не я, ни разу не державшая в руках ни пистолет, ни автомат, ни тем более гранатомет. Я, кстати, не удивлюсь, если у моего двойника подобное добро ожидает своего часа в каких-нибудь загашниках. А у Инессы, конечно, есть связи и в ментовке, и в прокуратуре, и еще где надо. Там намекнуть, туда идейку подбросить, слушок пустить… Не мытьем, так катаньем. И пошла Анечка по этапу, если не захочет в психушку.
И жертва выбрана вполне удачно. Чапай ведь любимую дочку от чего угодно отмажет. А тут родная дочь убила родного сына. Пожалуй, только после убийства сыновей Василий Иванович мог бы согласиться больше не помогать Аньке. Если согласится, конечно. Если он еще имеет право голоса. Я так и не получила от Аньки вразумительных объяснений насчет того, что происходит с ее отцом. Вроде бы Инесса уже прибрала к рукам нефтяную империю? Или еще нет? И ведь Инесса вполне может пожертвовать и вторым сыном Чапая (вернее, первым – старшим, Иваном). Как раз уберет конкурентов с пути. Всех конкурентов – если обставит и смерть Ивана как дело рук Аньки.
– В общем, подстроено все очень умно, – констатировала Анька. – Скорее всего Инесса постаралась. Или ее старший сыночек. Мог и твой друг Хвостов из «Сатурна» помогать. Он большой спец по мокрым делам. Но все равно без этой сучки не обошлось. В общем, счет пока один – один. Степан и Стасюс.
– Стасюс жив, – заметила я.
Анька махнула рукой.
– Нужен он своей мамочке с белой горячкой. Нет, Лерка, Стасюс – больше не конкурент. Он вышел из игры.
Я поинтересовалась, что она намерена делать теперь. Кем или чем заниматься?
– Надо избавиться от трупа, – заявила она.
Я опять вылупилась на Аньку.
– Но если ты говорила, что тебя хотят подставить?.. Значит, в той квартире засада или…
– Может, и нет, – спокойно сказала Анька. – Ведь если хотят подставить меня, меня надо там заловить, правда? Поймать, так сказать, на месте преступления. Вот я, вот труп. Берите тепленькую. А мне потом объясняй ментам, как он оказался в моей хате с лишней дыркой в голове.
Анька считала, что скорее всего у дома установлено наблюдение. По крайней мере, она сама на месте Инессы поступила бы именно так. Как только Анька появляется, ее берут под белы рученьки.
– Но ты ведь же появлялась там, – вполне резонно заметила я.
Анька только зашла в квартиру, мгновенно оценила обстановку – и сделала ноги, причем через чердак. Из чердака открыла люк на крышу, по крыше пробежала до последней парадной, выходящей на другую сторону, выскочила из нее и была такова. Анька не имела дурной привычки ставить машину рядом с домом, в который шла. Ведь даже перед моей парадной ее авто никогда не появлялось. Она быстренько добралась до места, где оставила тачку, вскочила в нее, отъехала, припарковалась, подумала, позвонила любовнику Степана, встретилась с ним, потом поехала назад ко мне.
– В общем, менты могли быть на месте, а могли и не быть, – сказала Анька. – Вообще за домом мог никто не следить. Или не следить ночью. Я же завалилась во втором часу. Так что, я считаю, что нужно снова наведаться. Если труп еще там – вывезем его. Ты представляешь, что с ним будет дальше при такой погоде?
Я не очень представляла, потому что, к моей великой радости, до этого к трупам не имела никакого отношения и предпочла бы их никогда не видеть поблизости, но догадывалась, что при такой жаре за окном (как я подозревала, в Анькиной «берлоге» кондиционера не имелось, по крайней мере он не работал круглосуточно, раз там никто не жил постоянно) тело должно в самом скором времени начать разлагаться, если уже не начало.
– То есть ты хочешь проникнуть в квартиру? – уточнила я.
– Да, и вывезти тело, если его еще не вывезли. Ну и избавиться от всех улик.
– Там что-то валялось рядом с телом?
– Пистолет какой-то. Я в моделях не разбираюсь, – призналась Анька. – Возьмем с собой. Потом как-нибудь используем. Я придумаю.
В последнем я как-то не сомневалась. Не хотелось бы мне оказаться по другую сторону баррикад от Аньки. С ее-то идейками…
Затем я задала вопрос, на эту минуту волновавший меня больше всего:
– Кто поедет?
Мне, откровенно говоря, ехать в квартиру с трупом, а, возможно, еще и с ментовской или бандитской (не знаешь, кто лучше) засадой, совсем не хотелось.
– Вдвоем. Одной не справиться.
Я молчала.
– Полезем через соседнюю квартиру, – продолжала Анька.
– Ты знаешь соседей?
Анька покачала головой. Она не была знакома ни с кем в доме, но это ее не смущало. Поскольку сейчас лето, можно залезть в одну из квартир в соседней парадной, а оттуда перебраться в «берлогу».
– Ты что, обалдела? – спросила я. – А сигнализация? А…
Анька махнула рукой и заявила, что все это – проблемы решаемые. Я молча слушала, каким образом она намерена их решать.
Идти через парадную, в которой находилась «берлога», Анька не собиралась. По крайней мере через дверь с улицы. В любом случае мы проникаем в дом через угловую парадную, из которой Анька его покидала. Поднимаемся на чердак, оттуда на крышу, с крыши в парадную, следующую за той, в которой расположена нужная нам квартира. В идеале, если пустой окажется квартира, с которой у Аньки соприкасаются лоджии. Тогда мы с одной лоджии перелезем на другую. Сигнализацию, если она есть, Анька возьмет на себя. Она знает, как ее отключить.
– А если в соседней квартире кто-то есть? – не отставала я. – И как ты вообще узнаешь, есть или нет?
– Сейчас поедем еще в одну мою «берлогу»…
– Сколько их у тебя? – перебила я.
Анька только усмехнулась.
– Много. В общем, в той «берлоге», в смысле во второй, у меня стоит компьютер. Его, кстати, надо бы перетащить к тебе… Там у меня все питерские телефоны с адресами и списками жильцов. По адресу узнаем телефончик, позвоним. Никто не берет трубку – значит, хозяева отсутствуют. Потом позвоним следующим. Ну в какой-то же квартире должно быть пусто?!
Я поинтересовалась, что мы будем делать, если пусто окажется в верхней или нижней квартире, тем более расположенной в соседней парадной. Как тогда Анька планирует перебраться в свою?
Оказалось, что она имела в запасе не только компьютер, но и альпинистское снаряжение. И намеревалась им воспользоваться.
– У тебя есть хоть какой-то опыт в этом деле? – спросила я, никогда в жизни не ходившая в горы и такого желания не испытывавшая.
– Есть, – усмехнулась Анька. – Расскажу как-нибудь на досуге. Не бойся, Лерка, это не так страшно, как тебе кажется. Прорвемся.
Поликарпова замолчала, задумавшись, а потом медленно произнесла:
– Может, еще взять твоего ребенка…
– Ну уж нет! – возмутилась я. – Обойдешься! Ребенка не дам! И нечего ему на трупы смотреть.
– Как знаешь, – пожала плечами Анька. – Он бы мог здорово помочь нам.
– Нет!!!
Достойная наследница Чапая поняла, что меня не уломать, и заявила, что нам следует сейчас немного поспать перед ночным выступлением – на дело мы пойдем не раньше одиннадцати. Я сказала, что схожу за Костиком к соседу.
– Он может спать один? – спросила Анька.
Я кивнула, сказав, что его обязательно нужно предупредить, чтобы не испугался, проснувшись в одиночестве. Но мне не раз приходилось оставлять сына одного.
– Может, оставить его у Лешки? Или отвести к Артуру? – предложила я.
Анька покачала головой и заметила, что чем меньше людей знают о наших ночных (и вообще любых) похождениях, тем лучше. Костик как раз в случае необходимости обеспечит нам алиби.
– А милиция…? – открыла рот я.
– Алиби для ментов меня волнует меньше всего, – сказала Анька. – Костик должен говорить всем, включая Артура и Леху, что ты всю ночь спала в своей кровати. Он вставал писать или пить, или куда там еще он встает ночью – и ты тихо и мирно лежала там, где и следовало. А меня тут вообще не было. Для всех, кроме Артура и Лехи. Для них – я ночевала у тебя на раскладушке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50