И запомни, я не разрешаю тебе накрываться без моего позволения.
— Будет ли у тебя опять женщина, Роланд? Еще и еще?
Он молча покачал головой.
Грудь Дарии бурно вздымалась, и он смотрел на нее, стиснув ее руки. Платье задралось до самой талии. Резким движением он опрокинул ее на спину и лег рядом. Прижавшись щекой к ее груди, он коснулся языком ее соска, и она почувствовала такое возбуждение, что издала долгий, протяжный крик. И сразу же ей стало стыдно.
Его язык все настойчивее играл с ее плотью, и она задрожала.
— Пожалуйста, Роланд, ну пожалуйста. Она и сама не знала, чего просила: то ли ласк, то ли роздыху. Роланд принялся ласкать второй сосок, и Дария затрепетала. Он тихо рассмеялся, обдавая горячим дыханием ее пылающее тело, и ей хотелось сказать ему: «Оставь меня, убирайся к своей шлюхе, я тебе не верю», — но из горла вырвался лишь тихий вскрик.
Нетерпеливые пальцы Роланда проникли под помятое платье и коснулись живота. Он поднял голову и взглянул на жену.
— Лежи на спине. Твой живот пока еще плоский, словно в нем нет никакого ребенка.
Дарии показалось, что в его глазах мелькнула боль, но он быстро опустил голову ей на грудь и принялся снова посасывать ее, пока она не задрожала, изнемогая от страсти…
— Тебе нравится, Дария? Знаешь, что я чувствую?
Его голос, столь же мягкий и нежный, как его пальцы, проникал, казалось, в каждую частичку ее тела. Дария открыла рот и застонала. Роланд тотчас же припал к ее губам, и в этот миг она испытала несказанное блаженство. Она закричала и начала бешено извиваться. «Сколько в ней страсти», — подумал он изумленно и торжествующе. Роланд отстранился от Дарии, не в силах больше ждать, возлег на нее и овладел ею.
Он не мог оторваться от ее нежного, манящего рта, от гибкого, дразнящего языка, от мягких губ, ждущих его губы.
Наконец Роланд поднял голову и сказал:
— Больше мы никогда не будем вспоминать о Гвин или моих бывших любовницах. Зачем мне искать другую, коли у меня есть ты? Дария, ты такая страстная! Как ты могла так долго оставаться девственной? Хотя на самом деле я не знаю, была ли ты девственницей.
От обиды, вызванной его словами, у нее закружилась голова, но она взяла себя в руки.
— Ты ведь присутствовал при той унизительной сцене в Тибертонском замке, когда граф Клэр вздумал проверить, невинна я или нет, но тебе все равно неймется меня оскорбить. Я ненавижу тебя, Роланд.
— Дария, твое тело принимает меня, изнемогая от наслаждения. Пожалуй, только твоя непомерная гордыня уязвлена.
— В таком случае я ненавижу твою потребность оскорблять меня, ненавижу твою жестокость. Скажи, зачем ты это делаешь?
Роланд вышел из нее и встал, расправив одежду неловкими быстрыми движениями.
Он был зол. Слова сами собой сорвались с его губ. Ее проклятая девственность… Конечно, он стоял там, пока граф Клэр… Роланд покачал головой, отгоняя тягостные воспоминания. Что она чувствует, когда думает об этом? Теперь же он вновь оттолкнул ее от себя. Он и сам как следует не понимал, зачем стал дразнить ее. Но это уже не имело значения. Она обиделась. Ну что ж, по крайней мере он успел получить удовольствие. А как приятно было ее целовать!
— Благодарю тебя за развлечение. Мы неплохо порезвились. Теперь же, я думаю, тебе надо пойти в большой зал и познакомиться со слугами. Пусть знают, что ты — их хозяйка.
Дария продолжала лежать, не в силах унять дрожь. Роланд направился к двери, бросив через плечо:
— Не забывай о своих обязанностях.
— Ты тоже входишь в их число?
— Да, и ты хорошо справилась прошлой ночью и сегодня. Очень хорошо. Твоя неопытность не помеха. Женщина вроде тебя быстро научится, а я — талантливый учитель. Да, Дария, я твоя первейшая обязанность, и ты будешь исполнять ее каждый раз, когда я пожелаю.
Ей показалось, что он насвистывал, закрывая за собой дверь.
"Какая же я была дура, — посетовала она, нехотя вставая с постели, — поверив, что он изменится после моего приезда». Ей следовало остаться в Уолфетоне. Но что там делать? Сидеть сложа руки, пока Кассия смеялась и заигрывала со своим мужем, думая, что их никто не видит? Нет, если бы она осталась там, то умерла бы.
Неожиданно на ее лице появилась улыбка. Здесь она поняла, что такое страсть, и это ей очень понравилось, хотя Роланд ухитрился все испортить. Но не только он чувствовал пронизывающую дрожь, забывал обо всем на свете, требуя новых ласк, пока все ощущения не вытесняло невыразимое блаженство. Он использовал ее, но и она теперь использовала его. Они квиты. А когда родится ребенок, она отдаст всю свою любовь сыну или дочке. И научится получать удовольствие от плотских утех со своим мужем и не обращать внимания на его обидные слова.
"Да, я познала настоящую страсть», — подумала Дария, закрыв глаза и чувствуя, как тело сотрясают волны чувственности. Ничего подобного она до сих пор не испытывала. Дария облизнула губы: они все еще хранили вкус его поцелуев. Ей вспомнилось, с каким пылом он целовал ее, с каким нетерпением раздевал. Ну что ж, ей нравятся его поцелуи, а больше ничего от него не надо.
На ее бедрах осталось его семя, и она медленно подошла к лохани и смыла его. Но его запах не исчез, и Дарии захотелось рыдать, ибо она не могла ненавидеть Роланда.
Что же ей делать?
Впрочем, она знает. Если какие-нибудь ненужные чувства неожиданно займут ее сердце, она избегнет их, предаваясь страсти со своим мужем.
Дария спустилась в большой зал. Скоро она возьмет в свои руки бразды правления. Но сейчас сэр Томас был еще здесь, и ей не хотелось, чтобы он обиделся или почувствовал себя лишним. Слуги как будто отнеслись к ней хорошо. Очевидно, старая Элис, благослови ее Бог, сказала им, что она хозяйка и ей следует подчиняться. Даже Гвин улыбнулась ей, склонившись в поклоне.
Все относились к ней хорошо, все, кроме собственного мужа.
Спустя две недели, в первый понедельник августа, воины короля под предводительством Роберта Барнелла прибыли от графа Реймерстоуна с приданым Дарии.
Его оказалось даже больше, чем она предполагала. Барнелл очень беспокоился, что король страдает от его отсутствия, и в то же время был несказанно рад, что граф Реймерстоун отпустил его подобру-поздорову. Барнелл не знал, Бог ли помог ему, но верил, что это так. Граф позволил им покинуть замок с двенадцатью мулами, груженными поклажей. Если бы Дария вышла замуж за Ральфа Колчестера, она получила бы от дядюшки гораздо меньше. Барнелл настоял на прочтении брачного контракта, который граф подписал с Колчестером, узнал о существовании остального приданого и потребовал его. Это привело графа в еще большую ярость. Слава Богу, он не попытался убить их на обратном пути в Корнуолл.
Дария переводила взгляд с усталого лица Роберта Барнелла на мулов. Там были деньги, посуда, драгоценности. Удивительно, какой большой обоз!
Это громадное наследство теперь принадлежало Роланду.
Увидев мать, Дария закричала и бросилась, пробираясь между людьми, животными и тюками, к женщине, в изнеможении припавшей к холке лошади.
— Мама! Ты здесь! О Боже! Роланд резко повернулся к Барнеллу:
— Что это значит, сэр?
Салин подошел к леди Фортескью и осторожно, словно ребенка, поставил ее на землю. Роланд видел, как его жена обняла мать и заплакала.
— Мне пришлось привезти леди Фортескью, Роланд, — объяснил Барнелл, отворачиваясь от матери и дочери. — Граф бил ее, пока я не вмешался, и грозил расправиться с Дарией, когда та попадет в его руки. Он бы убил ее, если бы я не увез бедняжку. Она еще очень слаба — у нее, должно быть, сломано несколько ребер, и руки все в синяках. Она добрая женщина, Роланд, тихая и кроткая.
Роланд вспомнил, что видел мать Дарии, когда в первый раз приехал к графу Реймерстоуну; в ее глазах были страх и покорность судьбе. Его захлестнуло чувство вины, такое сильное, что он зашатался. Почему же он не наказал Барнеллу привезти мать Дарии! Он был слишком занят собой и горел желанием получить побольше приданого, эгоист и негодяй.
— Спасибо, что ты спас ее. — Он кивнул Барнеллу и направился к Кэтрин Фортескью.
— Миледи, — обратился он к ней, наблюдая за тем, как женщина пыталась выпрямиться и сделать ему реверанс. — Не надо! Дария, твоя мать плохо себя чувствует. Отведи ее в свою комнату — она должна отдохнуть.
Помогая матери лечь в постель, Дария увидела, что все тело у нее в синяках. Она на мгновение закрыла глаза, жалея, что не может в эту секунду убить дядю. Она послала служанку к Элис, и та скоро вернулась со сладким вином и травами. Дария сидела с матерью, пока та не уснула. Она смотрела, как разглаживаются морщины на ее лице, потом отвела прядь рыжих волос, еще не тронутых сединой, и, закрыв лицо руками, разрыдалась. Ей следовало попросить Роланда привезти мать, но она не подумала о ней, занятая собой, будущим ребенком и упреками Роланда. Она была черствой, непростительно черствой. Прошло много времени, пока она поднялась, расправила платье и позвала Гвин, убиравшую комнату сэра Томаса. Дария попросила ее посидеть с матерью.
— Какая красивая леди, — прошептала девушка. — Я позабочусь о ней.
"И почему я ненавидела Гвин?» — подумала Дария, спускаясь по каменным ступеням.
Дария тихонько стояла в большом зале и смотрела, как слуги вносят сундук за сундуком. Сэр Томас, Роберт Барнелл и Роланд открывали сундуки, обсуждали их содержимое и, улыбаясь, попивали эль. Затем появились кожаные сумки с монетами, и она наблюдала за тем, как Роланд торжественно передал пересчитанные деньги сэру Томасу. Мужчины обнялись. Дария все еще не шелохнулась.
Роланд приказал своим людям отнести два сундука в его спальню. Собственно, это была их спальня, но в исключительных случаях он считал ее своей — Дария хорошо поняла это за две недели своего пребывания в замке. Время пролетело быстро, поскольку ей в Тиспен-Ладоке надо было посетить так много новых мест, познакомиться со столькими людьми, что она не замечала, как один день сменял другой. И она до сих пор еще не взяла в свои руки бразды правления, подумала Дария, следя за тем, чтобы Барнеллу и людям короля подали достаточное количество эля и сладких булочек.
Наконец она села, но продолжала хранить молчание. Это были ее вещи, ее деньги, но никто даже не заметил ее присутствия.
— Чудесные булочки, — облизнулся Барнелл, откидываясь в своем кресле и глубоко вздыхая.
— Не вздумай сказать это моей кухарке, — произнес Роланд и засмеялся. — Ты не соблазнишь ее покинуть меня, хоть ты и слуга Господень.
— Но король, Роланд, язык проглотит…
— Он станет толстым, как бочка, будет рыгать в лицо важным иностранным гостям, разлюбит королеву, потому что будет постоянно занят едой, и в одночасье умрет от обжорства. Англия не может позволить себе такую потерю, сэр. И во всем будешь виноват ты.
Дария засмеялась: это был тот самый Роланд, которого она знала в Уэльсе.
— В любом случае, сэр, — вмешалась она, — Элис никуда отсюда не уйдет. Видите ли, ее связывают с замком крепкие узы, ее волшебство действует только на этой земле, и если она покинет ее, то утратит все свои знания и способности.
— Понимаю, — протянул Барнелл, нахмурившись.
Роланд бросил на жену удивленный взгляд, и она ответила ему тем же.
— Наградил же Бог тебя языком, жена! — заметил он позднее, когда сэр Томас разговаривал с Барнеллом. — Бедный Барнелл.
— Возможно, Роланд, но ты куда остроумнее. Я уже отвыкла от твоих шуток.
— Сейчас нам не до смеха, не находишь?
— Наверное, но я скучаю по смеху. Скучаю больше, чем в Уэльсе с его бесконечными дождями.
Он нежно сжал ее лицо своими ладонями, приподнял подбородок и поцеловал в губы. Приятное тепло разлилось по ее телу. Немного погодя он отпустил ее и спросил:
— Как твоя матушка?
— Элис приготовила для нее настой из трав. Сейчас ее сон охраняет Гвин. Она позовет меня, когда мама проснется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
— Будет ли у тебя опять женщина, Роланд? Еще и еще?
Он молча покачал головой.
Грудь Дарии бурно вздымалась, и он смотрел на нее, стиснув ее руки. Платье задралось до самой талии. Резким движением он опрокинул ее на спину и лег рядом. Прижавшись щекой к ее груди, он коснулся языком ее соска, и она почувствовала такое возбуждение, что издала долгий, протяжный крик. И сразу же ей стало стыдно.
Его язык все настойчивее играл с ее плотью, и она задрожала.
— Пожалуйста, Роланд, ну пожалуйста. Она и сама не знала, чего просила: то ли ласк, то ли роздыху. Роланд принялся ласкать второй сосок, и Дария затрепетала. Он тихо рассмеялся, обдавая горячим дыханием ее пылающее тело, и ей хотелось сказать ему: «Оставь меня, убирайся к своей шлюхе, я тебе не верю», — но из горла вырвался лишь тихий вскрик.
Нетерпеливые пальцы Роланда проникли под помятое платье и коснулись живота. Он поднял голову и взглянул на жену.
— Лежи на спине. Твой живот пока еще плоский, словно в нем нет никакого ребенка.
Дарии показалось, что в его глазах мелькнула боль, но он быстро опустил голову ей на грудь и принялся снова посасывать ее, пока она не задрожала, изнемогая от страсти…
— Тебе нравится, Дария? Знаешь, что я чувствую?
Его голос, столь же мягкий и нежный, как его пальцы, проникал, казалось, в каждую частичку ее тела. Дария открыла рот и застонала. Роланд тотчас же припал к ее губам, и в этот миг она испытала несказанное блаженство. Она закричала и начала бешено извиваться. «Сколько в ней страсти», — подумал он изумленно и торжествующе. Роланд отстранился от Дарии, не в силах больше ждать, возлег на нее и овладел ею.
Он не мог оторваться от ее нежного, манящего рта, от гибкого, дразнящего языка, от мягких губ, ждущих его губы.
Наконец Роланд поднял голову и сказал:
— Больше мы никогда не будем вспоминать о Гвин или моих бывших любовницах. Зачем мне искать другую, коли у меня есть ты? Дария, ты такая страстная! Как ты могла так долго оставаться девственной? Хотя на самом деле я не знаю, была ли ты девственницей.
От обиды, вызванной его словами, у нее закружилась голова, но она взяла себя в руки.
— Ты ведь присутствовал при той унизительной сцене в Тибертонском замке, когда граф Клэр вздумал проверить, невинна я или нет, но тебе все равно неймется меня оскорбить. Я ненавижу тебя, Роланд.
— Дария, твое тело принимает меня, изнемогая от наслаждения. Пожалуй, только твоя непомерная гордыня уязвлена.
— В таком случае я ненавижу твою потребность оскорблять меня, ненавижу твою жестокость. Скажи, зачем ты это делаешь?
Роланд вышел из нее и встал, расправив одежду неловкими быстрыми движениями.
Он был зол. Слова сами собой сорвались с его губ. Ее проклятая девственность… Конечно, он стоял там, пока граф Клэр… Роланд покачал головой, отгоняя тягостные воспоминания. Что она чувствует, когда думает об этом? Теперь же он вновь оттолкнул ее от себя. Он и сам как следует не понимал, зачем стал дразнить ее. Но это уже не имело значения. Она обиделась. Ну что ж, по крайней мере он успел получить удовольствие. А как приятно было ее целовать!
— Благодарю тебя за развлечение. Мы неплохо порезвились. Теперь же, я думаю, тебе надо пойти в большой зал и познакомиться со слугами. Пусть знают, что ты — их хозяйка.
Дария продолжала лежать, не в силах унять дрожь. Роланд направился к двери, бросив через плечо:
— Не забывай о своих обязанностях.
— Ты тоже входишь в их число?
— Да, и ты хорошо справилась прошлой ночью и сегодня. Очень хорошо. Твоя неопытность не помеха. Женщина вроде тебя быстро научится, а я — талантливый учитель. Да, Дария, я твоя первейшая обязанность, и ты будешь исполнять ее каждый раз, когда я пожелаю.
Ей показалось, что он насвистывал, закрывая за собой дверь.
"Какая же я была дура, — посетовала она, нехотя вставая с постели, — поверив, что он изменится после моего приезда». Ей следовало остаться в Уолфетоне. Но что там делать? Сидеть сложа руки, пока Кассия смеялась и заигрывала со своим мужем, думая, что их никто не видит? Нет, если бы она осталась там, то умерла бы.
Неожиданно на ее лице появилась улыбка. Здесь она поняла, что такое страсть, и это ей очень понравилось, хотя Роланд ухитрился все испортить. Но не только он чувствовал пронизывающую дрожь, забывал обо всем на свете, требуя новых ласк, пока все ощущения не вытесняло невыразимое блаженство. Он использовал ее, но и она теперь использовала его. Они квиты. А когда родится ребенок, она отдаст всю свою любовь сыну или дочке. И научится получать удовольствие от плотских утех со своим мужем и не обращать внимания на его обидные слова.
"Да, я познала настоящую страсть», — подумала Дария, закрыв глаза и чувствуя, как тело сотрясают волны чувственности. Ничего подобного она до сих пор не испытывала. Дария облизнула губы: они все еще хранили вкус его поцелуев. Ей вспомнилось, с каким пылом он целовал ее, с каким нетерпением раздевал. Ну что ж, ей нравятся его поцелуи, а больше ничего от него не надо.
На ее бедрах осталось его семя, и она медленно подошла к лохани и смыла его. Но его запах не исчез, и Дарии захотелось рыдать, ибо она не могла ненавидеть Роланда.
Что же ей делать?
Впрочем, она знает. Если какие-нибудь ненужные чувства неожиданно займут ее сердце, она избегнет их, предаваясь страсти со своим мужем.
Дария спустилась в большой зал. Скоро она возьмет в свои руки бразды правления. Но сейчас сэр Томас был еще здесь, и ей не хотелось, чтобы он обиделся или почувствовал себя лишним. Слуги как будто отнеслись к ней хорошо. Очевидно, старая Элис, благослови ее Бог, сказала им, что она хозяйка и ей следует подчиняться. Даже Гвин улыбнулась ей, склонившись в поклоне.
Все относились к ней хорошо, все, кроме собственного мужа.
Спустя две недели, в первый понедельник августа, воины короля под предводительством Роберта Барнелла прибыли от графа Реймерстоуна с приданым Дарии.
Его оказалось даже больше, чем она предполагала. Барнелл очень беспокоился, что король страдает от его отсутствия, и в то же время был несказанно рад, что граф Реймерстоун отпустил его подобру-поздорову. Барнелл не знал, Бог ли помог ему, но верил, что это так. Граф позволил им покинуть замок с двенадцатью мулами, груженными поклажей. Если бы Дария вышла замуж за Ральфа Колчестера, она получила бы от дядюшки гораздо меньше. Барнелл настоял на прочтении брачного контракта, который граф подписал с Колчестером, узнал о существовании остального приданого и потребовал его. Это привело графа в еще большую ярость. Слава Богу, он не попытался убить их на обратном пути в Корнуолл.
Дария переводила взгляд с усталого лица Роберта Барнелла на мулов. Там были деньги, посуда, драгоценности. Удивительно, какой большой обоз!
Это громадное наследство теперь принадлежало Роланду.
Увидев мать, Дария закричала и бросилась, пробираясь между людьми, животными и тюками, к женщине, в изнеможении припавшей к холке лошади.
— Мама! Ты здесь! О Боже! Роланд резко повернулся к Барнеллу:
— Что это значит, сэр?
Салин подошел к леди Фортескью и осторожно, словно ребенка, поставил ее на землю. Роланд видел, как его жена обняла мать и заплакала.
— Мне пришлось привезти леди Фортескью, Роланд, — объяснил Барнелл, отворачиваясь от матери и дочери. — Граф бил ее, пока я не вмешался, и грозил расправиться с Дарией, когда та попадет в его руки. Он бы убил ее, если бы я не увез бедняжку. Она еще очень слаба — у нее, должно быть, сломано несколько ребер, и руки все в синяках. Она добрая женщина, Роланд, тихая и кроткая.
Роланд вспомнил, что видел мать Дарии, когда в первый раз приехал к графу Реймерстоуну; в ее глазах были страх и покорность судьбе. Его захлестнуло чувство вины, такое сильное, что он зашатался. Почему же он не наказал Барнеллу привезти мать Дарии! Он был слишком занят собой и горел желанием получить побольше приданого, эгоист и негодяй.
— Спасибо, что ты спас ее. — Он кивнул Барнеллу и направился к Кэтрин Фортескью.
— Миледи, — обратился он к ней, наблюдая за тем, как женщина пыталась выпрямиться и сделать ему реверанс. — Не надо! Дария, твоя мать плохо себя чувствует. Отведи ее в свою комнату — она должна отдохнуть.
Помогая матери лечь в постель, Дария увидела, что все тело у нее в синяках. Она на мгновение закрыла глаза, жалея, что не может в эту секунду убить дядю. Она послала служанку к Элис, и та скоро вернулась со сладким вином и травами. Дария сидела с матерью, пока та не уснула. Она смотрела, как разглаживаются морщины на ее лице, потом отвела прядь рыжих волос, еще не тронутых сединой, и, закрыв лицо руками, разрыдалась. Ей следовало попросить Роланда привезти мать, но она не подумала о ней, занятая собой, будущим ребенком и упреками Роланда. Она была черствой, непростительно черствой. Прошло много времени, пока она поднялась, расправила платье и позвала Гвин, убиравшую комнату сэра Томаса. Дария попросила ее посидеть с матерью.
— Какая красивая леди, — прошептала девушка. — Я позабочусь о ней.
"И почему я ненавидела Гвин?» — подумала Дария, спускаясь по каменным ступеням.
Дария тихонько стояла в большом зале и смотрела, как слуги вносят сундук за сундуком. Сэр Томас, Роберт Барнелл и Роланд открывали сундуки, обсуждали их содержимое и, улыбаясь, попивали эль. Затем появились кожаные сумки с монетами, и она наблюдала за тем, как Роланд торжественно передал пересчитанные деньги сэру Томасу. Мужчины обнялись. Дария все еще не шелохнулась.
Роланд приказал своим людям отнести два сундука в его спальню. Собственно, это была их спальня, но в исключительных случаях он считал ее своей — Дария хорошо поняла это за две недели своего пребывания в замке. Время пролетело быстро, поскольку ей в Тиспен-Ладоке надо было посетить так много новых мест, познакомиться со столькими людьми, что она не замечала, как один день сменял другой. И она до сих пор еще не взяла в свои руки бразды правления, подумала Дария, следя за тем, чтобы Барнеллу и людям короля подали достаточное количество эля и сладких булочек.
Наконец она села, но продолжала хранить молчание. Это были ее вещи, ее деньги, но никто даже не заметил ее присутствия.
— Чудесные булочки, — облизнулся Барнелл, откидываясь в своем кресле и глубоко вздыхая.
— Не вздумай сказать это моей кухарке, — произнес Роланд и засмеялся. — Ты не соблазнишь ее покинуть меня, хоть ты и слуга Господень.
— Но король, Роланд, язык проглотит…
— Он станет толстым, как бочка, будет рыгать в лицо важным иностранным гостям, разлюбит королеву, потому что будет постоянно занят едой, и в одночасье умрет от обжорства. Англия не может позволить себе такую потерю, сэр. И во всем будешь виноват ты.
Дария засмеялась: это был тот самый Роланд, которого она знала в Уэльсе.
— В любом случае, сэр, — вмешалась она, — Элис никуда отсюда не уйдет. Видите ли, ее связывают с замком крепкие узы, ее волшебство действует только на этой земле, и если она покинет ее, то утратит все свои знания и способности.
— Понимаю, — протянул Барнелл, нахмурившись.
Роланд бросил на жену удивленный взгляд, и она ответила ему тем же.
— Наградил же Бог тебя языком, жена! — заметил он позднее, когда сэр Томас разговаривал с Барнеллом. — Бедный Барнелл.
— Возможно, Роланд, но ты куда остроумнее. Я уже отвыкла от твоих шуток.
— Сейчас нам не до смеха, не находишь?
— Наверное, но я скучаю по смеху. Скучаю больше, чем в Уэльсе с его бесконечными дождями.
Он нежно сжал ее лицо своими ладонями, приподнял подбородок и поцеловал в губы. Приятное тепло разлилось по ее телу. Немного погодя он отпустил ее и спросил:
— Как твоя матушка?
— Элис приготовила для нее настой из трав. Сейчас ее сон охраняет Гвин. Она позовет меня, когда мама проснется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43