11
Дейв Дональдсон находился наверху блаженства: шеф лично позвонил ему из Лондона и поблагодарил за великолепные репортажи.
– Вам ли рассказывать, что такое благодарность от шефа? – никак не мог угомониться Дейв. – Это вам не благодарственные слова, коими может одарить редактор отдела, присовокупив к ним максимум десятку. Если уж лично поздравляет шеф, то, скажу я вам, мистер Романко, мне стоит подумать и о новой машине. Не сейчас, не сразу, но присмотреть какую-нибудь «ланчию», они нынче побеждают чуть ли не на всех ралли, не грех. Чует мое сердце, что мои акции растут не по дням, а по часам!
«Да, – подумал я, – мне бы ваши заботы, мистер Дональдсон. Сколько подобных историй довелось мне раскопать, иной раз и кое-чем поценнее, чем собственное спокойствие, приходилось рисковать. И что в итоге? Зарплата как была десять лет назад, так и застыла на месте, и никак не зависит от моей производительности, от способностей, от преданности изданию, коему ты посвящаешь лучшие годы жизни. Хочешь работать хорошо, на тебя же и все шишки будут валиться. А разве мне не вычитывали за ту мюнхенскую историю, когда столько сил и здоровья было положено, чтоб восстановить доброе имя человека, который сам уже не мог постоять за себя?…»
– Но без вас бы, мистер Романько, мне не напасть на эту жилу. Я этого, клянусь всеми святыми, никогда не забуду! – Дейв был искренне взволнован. А до моего сознания его слова не доходили: я мучительно решал задачу: можно ли, точнее, имею ли я право посвящать Дейва в продолжение этой истории и, более того, выполнит ли он мою просьбу, не вытребовав за то себе особые условия? Собственно говоря, что я знал о Дональдсоне? Встретились тогда в Лондоне, когда он случайно наткнулся на меня в полицейском участке. Ну, написал честно, так, как я его просил, хотя мог и растечься мыслию по древу, это у них в порядке вещей. Теперь, после убийства Карла Липмана, мы снова вышли на контакт, и парень снова не подвел. Ладно, не подвел, – оборвал я себя, – ты тоже не суетись: он берег собственный интерес, ты носитель информации, кто же станет разрушать источник, чтоб выпить стакан воды? Но и подозрительность, согласись, хоть как уж в нас ее воспитывали, да что там – культивировали! – чуть ли не с детсадовской считалочки, у тебя никогда не расцветала махровым цветом. Если б это не так, никогда ты не смог верить людям из-за бугра, многим, с кем сводила тебя журналистская тропа, так что бросай ты это премерзкое взвешивание «за» и «против»…
– Дейв, есть одна небольшая поправка в наши с вами выводы, – сказал я и изучающе посмотрел на собеседника. Он запнулся на полуслове, но лицо его продолжало излучать незамутненную радость. – Мы ошиблись, в той машине не было Майкла Дивера. Погиб другой человек, и я знаю его имя.
– То есть, вы хотите сказать, что я ввел в заблуждение читателя и даже местную полицию? – Дейв Дональдсон явно опешил. – Это не слишком приятная новость, скажу вам, и на Бейкер-стрит кое-кто, узнав ее, обрадуется донельзя. Зависть – штука опасная. Но я уверен, что у вас, мистер Романько, не было намерений толкнуть меня в эту яму?
Вот эти слова «я уверен», сказанные твердо, без подкопа или тени сомнения, поставили точку на моих колебаниях.
– Нет, Дейв, я не обманывал вас. До сегодняшней ночной встречи с… ожившим мертвецом, я был уверен, что это именно Майкл Дивер находился в автомобиле, взлетевшем на воздух. Более того, вольно или нет, но ваша публикация в «Дейли тайм» спасла ему жизнь, потому что те, кто охотился за ним, поверили в стопроцентность совершившейся расплаты…
– Нет, мистер Романько, вы поистине страшный человек! – воскликнул Дейв. – У меня внутри закаменело, когда вы сказали об ошибке, а оказывается, история получает головокружительное продолжение!
– И, сдается, Дейв, мы еще кое-что вытащим на свет божий такое, чего вашему шефу и не снилось!
– Я готов!
– Дейв, извините за неделикатный вопрос… Ради бога, не подумайте ничего дурного, но вы заработали на этих публикациях?
– Еще бы! Но можете не сомневаться – половина ваша, по всем законам свободной журналистики!
– Нет, Дейв, я не рекламное агентство и не ЮПИ – поставщик платной информации, я – журналист, ищущий правду, и никогда не соглашусь, чтобы в жизни побеждало зло. Мне нужна ваша помощь, а насчет денег я спросил потому, что хочу предложить вам… съездить в Женеву.
– В Швейцарию? По вашему делу? – Дейв лукаво взглянул на меня. – Вот вы и стали компаньоном, мистер Романько, с представителем, так называемой, бульварной прессы!
– Что ж – успеха нашему предприятию! – вырвалось у меня.
– Еще раз спасибо вам, мистер Романько!
– Сократи формулу обращения ко мне – просто Олег! Только не «ха», а твердое «г» – не Хардон, а Гордон, понял?
– О'кей, Олег! – Дейв единственный иностранец после Сержа, умудрившийся действительно произнести твердое «г». Как я пожалел, что нет рядом со мной Сержа Казанкини…
– Так вот, Дейв, если вы не возражаете истратить энную часть заработанного гонорара на билет до Женевы, то я буду вам искренне признателен. Ибо дело не терпит проволочки и нам нужно первыми придти к финишу, если мы хотим взять их за горло! Кого – об этом мы еще поговорим. Итак, Дейв, вы отправляетесь в Женеву, вы бывали там? Нет? Так вот, в Женеве вам нужно попасть на улицу Крамгассе, 4. Рядом в доме под номером 2 находится старейшая во всей Швейцарии аптека. Кстати, когда будете там, загляните ради любопытства, все-таки 1571 год. Впрочем, это, так сказать, лирическое отступление. Вам нужно встретиться с Мишелем Потье, он говорит по-английски, кстати. Передадите ему мою записочку и вот этот пакет. Что в нем? Неизвестный допинг, запущенный в спортивный мир, который, судя по всему, сработает в Сеуле…
– Извините, Олег, я – криминальный репортер! И, честно говоря, даже на «Уэмбли» хожу только на финальные матчи, да и то, признаться, чтоб не выглядеть белой вороной в глазах коллег. Растолкуйте мне, что за напасть – эти допинги? Как по мне, если находятся идиоты, готовые рисковать здоровьем во имя позолоченных медяшек, навешиваемых на грудь, как призовым лошадям на ипподроме в Челси, так это их дело!
– Здесь вы, Дейв, затрагиваете уже мою честь, потому что я сам был той самой «призовой лошадкой», как вы изволили выразиться. Но я не брал на свою душу греха и не подстегивал организм разными искусственными или естественными ускорителями и поэтому борюсь с теми, кто рад превратить спортсменов в «призовых лошадок». Нет, Дейв, спорт – это самое великое, что выдумали люди после электричества, бензинового двигателя и пенициллина, и, поверьте мне, он заслуживает, чтоб за него бороться отчаянно. Нельзя лишить человека надежды на будущее, а без спорта, без физической культуры вообще, мы вымрем, и после нас останутся лишь самовоспроизводящиеся роботы. Уж им-то спорт действительно ни к чему!
Моя горячая тирада несколько смутила Дейва, он порывался вставить слово, но я не дал ему раскрыть рта. Я прочел Дейву небольшую, но емкую лекцию о допингах и их влиянии на спортивную жизнь, обрисовал тех, кто стоит за всей этой фармакологией и получает бешеные барыши, по сравнению с которыми гонорары чемпионов, согласившихся рисковать, выглядят копейками – жалкими копейками в базарный день.
– Если так пойдет и дальше, то, боюсь, кое-кому из моих коллег и из отдела спорта придется поискать работу! – пошутил Дейв. – Мне это здорово понравилось!
Я отдал Дейву пакет и загодя написанное послание к Мишелю Потье.
– Запомните телефон в Женеве: 031-22-14-81. Мишель Потье. И еще – передайте на словах, что времени в обрез, допинг уже работает, и если до Сеула не удастся раскрыть его код, будет поздно. Я очень прошу Мишеля не терять ни минуты!
Нет, Дейв не был бы сыном своего времени и своей загнивающей системы, если б не спросил напрямик:
– Мы теперь как бы компаньоны в обладании информацией?
– Что за разговор, Дейв! Самое важное – разоблачить эту банду. Хочу предупредить: это очень опасно, Дейв! И взрыв у Турецкого сада в Вене – тому свидетельство…
– Вы не подумайте, Олег, что если я никогда не занимался спортом, то слабак. Нет, я всегда готов постоять за себя. Так меня воспитали!
И здесь они нас обошли, разочарованно подумал я. Как мы не гнали наш локомотив вперед целых семьдесят лет! «Готов постоять за себя», а мы-то воспитывали в людях инфантильность, пообещав им, что лишь в коллективе – сила, только общая масса – это правда жизни и наш идеал. Вот и рубили – в прямом и переносном смысле – головы, торчавшие над толпой. Будь как все, все – за одного…
– Удачи тебе, Дейв! Черкни пару слов или позвони. Но соблюдай осторожность – никто не должен даже догадываться об этом. Понял?
– Еще бы! Это железное правило нашей журналистики. Да, мистер Романько, извините, Олег, я могу открыть тайну погибшего в автомобиле?
– Не только можно, даже нужно! Пусть они подергаются, занервничают, авось что-то и выплывет на поверхность! Ты сделай упор на следующее обстоятельство…
12
Домой мы возвращались в одном самолете со сборной. Как обычно, после состязаний спортсмены сбросили с себя груз напряженного ожидания, сурового режима и неписаных законов сдержанности – этих многочисленных табу, сопровождающих человека, вступившего на крутую, скользкую тропу большого спорта. Победители радовались открывшейся дороге в Сеул, побежденные здраво рассудили: не получилось здесь, в Вене, получится в Москве или Женеве, в Варшаве или Токио. Ведь прежде чем удастся надеть на себя форму олимпийской команды СССР, особо желанной после восьми лет нашего ничем неоправданно порушенного олимпийского цикла, придется еще доказывать свое право на это. Из Сеула, где давно приготовились к Играм, доносились, хоть и прошедшие сквозь густое сито невидимых «красных карандашей», потрясающие новости. Они красноречиво свидетельствовали, что это будет Олимпиада столетия и участвовать в ней престижно, а успех сулит немалые моральные и материальные стимулы.
Вскоре после взлета принесли подносы с обедом. Саня вытащил припасенную именно для такого случая бутылку испанского коньяка «Ветерано», ароматного, согревающего вечным теплом Средиземноморья, где произрастают виноградники, дарящие столь прекрасный нектар.
Волнения последних дней отодвинулись на второй план, остались где-то там внизу, за государственными границами, пересекаемыми нами в этот час, и осознание того, что опасность миновала, а дело, ради коего мне пришлось претерпеть столько испытаний, забыть которые было не под силу даже спустя два с половиной года и суровым напоминанием которых был взрыв у Турецкого сада в Вене, получило продолжение, и можно было надеяться, что удастся-таки добраться до истоков – отравленных истоков мафии, делающей свой черный бизнес и теперь на здоровье спортсменов. Правда, до спокойствия еще ой как далеко, но, признаюсь честно, хоть в Вене я чувствовал себя в шкуре человека, заглянувшего в жерло клокочущего вулкана, не мог, не имел права отвернуться, отойти от края, не говоря уж о том, чтобы удалиться на безопасное расстояние…
– Как поживает наша славная пресса? – спросил подошедший Вадим Крюков. Он был слегка навеселе, как, впрочем, и большинство в нашем воздушном ковчеге. Не нужно было быть психологом, чтоб догадаться, что Крюков – на коне, он был не из тех, кто скрывает свое торжество.
– Вашими заботами, Вадим Васильевич, – почтительно поднимаясь из кресла, сказал Саня и добавил: – Садитесь, у нас свободно!
– Ну, если приглашает пресса, грех или даже не грех – опасно! – отказываться. – Крюков пробрался на кресло у окна.
Саня снова вытащил из сумки бутылку «Ветерано», в литровой емкости оставалось еще вполне достаточно, чтобы скоротать в приятной беседе путь до Москвы.
– За вас и за Федора, Вадим Васильевич!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43