Я повернул голову: расплющив нос о стекло, на меня смотрела девушка в бейсболке и жестом показывала – открывай, дескать. Я опустил стекло. Не успел я глазом моргнуть, как девушка ловко, словно мартышка, просунула руку внутрь и мигом отперла дверь.
– Я забыла сказать тебе спасибо, – сообщила она, плюхаясь на сиденье. – Я видела, как ты расправился с негодяями. Здоровско.
Я обалдело молчал. С такой наглой бесцеремонностью я давненько не сталкивался. Дворники, шурша, сметали с лобового стекла капли дождя. По трассе в сторону Москвы проносились редкие машины.
– И куда мы едем? – поинтересовалась девушка.
– Мы?
– И куда ты едешь?
– На юг, – помедлив, сказал я.
– Круто! Мне тоже на юг. А куда конкретно?
Мне это стало надоедать:
– Разговор окончен. Выметайся.
– Экий ты, брат, невоспитанный! Кто ж так разговаривает с незнакомой барышней?.. Так куда же ты все-таки едешь?
– В Туапсе, – сказал я не всю правду.
– О! И мне почти туда же! Круто!
Я покачал головой:
– Не выйдет. Я же сказал тебе – выметайся.
– Ну, ты даешь! – вскинулась девушка. – Что ж мне – здесь до скончания века под дождем киснуть? Спасай уж до конца. А если эти упыри вернутся? Они же мою бедную шкурку реально на барабан пустят! И вообще – ты мне типа отец или не отец?
Как ни странно, но ее напористая наглость начинала мне нравиться. К тому же она явно была не из местных: говорила правильно, словарный запас у нее был вполне приличный, хотя и отягощенный этим идиотическим эмтивишным сленгом. Да и в том, как она произносила слова, совсем не чувствовался провинциальный говор. Она явно была из Москвы и не походила на обычную плечевую шлюху.
– Нет. Я езжу без попутчиков. Отвлекает, – тем не менее сказал я.
В наступившей паузе слышался только звук дождя, барабанившего по крыше. По другую сторону шоссе в серой пелене расстилались бескрайние капустные поля. На них по-прежнему копошились черные фигурки.
Девушка насупилась и снова надела свои жуткие очки.
– Ну и черт с тобой, жадюга нелюдимый, – пробормотала она угрюмо. – До Воронежа-то хоть подкинешь?..
После свидания с Соней на монголо-татарском диванчике настроение у меня резко поднялось, и я пребывал в благодушном и отчасти расслабленном состоянии. Спорить, ругаться, а тем более силой выкидывать ее из машины было лень. Поэтому вместо ответа я врубил передачу.
– Ремень пристегни, – сказал я.
Девушка завозилась на сиденье. Я покосился в ее сторону. Она пристегнулась, потом вытащила из-за пазухи наушники "волкмэна" и, воткнув их в уши, откинулась на спинку сиденья, полностью игнорируя мое присутствие.
Моя "БМВ", свистя шинами по мокрому асфальту, вывернула на автостраду и нырнула под сине-белый указатель, на котором значилось: "Воронеж – 185 км".
* * *
В Воронеже тоже шел нескончаемый дождь. На набережной торчали с удочками в руках несгибаемые редкие рыболовы. Мутные потоки дождевой воды несло вдоль тротуара. По тротуару, по самой его бровке, шли, держа над головами кусок полиэтилена двое: юноша и светловолосая девушка. Они смеялись так беззаботно и весело, что я им невольно позавидовал.
Я приткнул "БМВ" почти на углу двух улиц, неподалеку от перекрестка. Еле слышно урчал невыключенный двигатель. Я курил и мрачно поглядывал то на часы, то на телефонную будку с разбитыми стеклами, стоявшую у продовольственного магазина. В будке разговаривала по телефону моя нечаянная попутчица. Жестикулировала свободной рукой. Потом швырнула трубку на рычаг. Втянув голову в плечи, добежала до машины. Нырнула на сиденье. Запихнула в карман растрепанную записную книжку. Нахохлилась.
– Ну, что? – поинтересовался я.
– Что, что… облом иваныч, вот что! – неожиданно таким басом рявкнула девушка, что я едва не подпрыгнул на сиденье. – Замуж она выскочила, раздолбайка!.. "Извини, но мужу будет не в кайф". Ну и дальше… То-се, ля-ля три рубля… А муж у нее знаешь кто? Никогда не догадаешься!
Девушка сделала паузу и торжествующе выложила:
– Типа гэбешник – вот кто! Он ее, видишь ли на правильную жизненную дорогу вывел. Любовь, видишь ли! Отречемся от старого мира! А я из-за их любви должна на улице торчать, как бомжара немытый! У-уу, ненавижу гэбешников!.. Дай сигарету.
Я протянул ей пачку "Кэмела"и зажигалку. Девушка яростно затянулась, окуталась облаком дыма.
– Да ты не тушуйся, – сказала она. – Я сейчас свалю. Докурю вот только.
Она приоткрыла окно со своей стороны.
– Отсюда наверняка есть авиарейсы до Новороссийска, – сказал я. – В крайнем случае – с пересадкой.
– Да меня в самолет на аркане не затащишь! – передернулась девушка. – Самолетом! Бр-рр!..
– Ну так на поезде.
– На поезде… На метле! Бабки ты мне отстегнешь? За красивые глаза? Или начнешь подписывать на трах-тарарах, как те двое, из рефрижератора?..
– Так как же доберешься? – перебил ее я.
– А это уж не твоя печаль, – отрезала девушка.
Я перетянулся назад и достал из сумки термос. Налил в крышку дымящийся горячий кофе. Протянул девушке. Та осторожно отпила глоток. Пошмыгала носом.
– Сама-то с юга, что ли?
– Что я, крэзи? – девушка покрутила пальцем у виска. – Питерская я…
– А в Туапсе зачем? Ждет кто?
– Не-аа… – протянула она. – Купаться. Шиза у меня нынче такая – искупаться разок в море. Голяком.
Я окинул взглядом ее слегка чумазое лицо:
– Да, тебе не помешает.
– Слушай, ты чего это меня достаешь, а?! – дернулась девушка. Кофе выплеснулся ей на колени. Девушка зашипела, как рассерженная кошка, выплеснула кофе в окно, а крышку швырнула мне на колени.
– Как в ментовке! "Откуда, зачем?" Паспорт еще потребуй! И вообще, кто ты такой, чтобы меня допрашивать? Провез три версты, а вопросов на стольник! Ты мне что – брат, сват? Любовник?! – завывала она.
У меня создалось впечатление, что еще секунда – и она вцепится когтями, то есть ногтями мне в физиономию. Смотреть на нее в гневе было одно удовольствие.
– Отец, – сказал я, улыбнувшись.
– Что-о-о?
Я не ответил. Завинтил крышку на термосе. Переключил передачу и тронул машину с места. Проехал светофор и выкатил на мост через речку Воронеж.
– Эй, ты чего? – забеспокоилась девушка. – Эй?!
– Ремень накинь, – сказал я.
– Стой! Я милицию позову! Ты куда меня везешь?!
– В Туапсе, – ответил я, не поворачиваясь.
– Куда?!
– В Туапсе. Голяком купаться в море.
Девушка радостно взвизгнула, крепко обхватила меня за шею и влепила звучный поцелуй прямо в ухо. Очки слетели у нее с носа. На мгновение я оглох и ослеп, потому что ее волосы закрыли мне весь обзор. "БМВ" завиляла, словно пьяная, потом мне все же удалось ее выровнять и наконец я резко остановил машину у бровки тротуара.
– Отпусти меня немедленно! – заорал я.
Она разжала руки и плюхнулась назад на сиденье. Мгновенно пристегнулась, потупилась, сложила руки на коленях и приняла вид пай-девочки.
– Ну, знаешь что, милая, так ты действительно до моря не доедешь, – сказал я. – И я тоже.
– Я больше никогда так не буду. Честное слово. Честное-пречестное, – сказала она тихо и еще тише добавила:
– Папочка.
Я хмыкнул. Судя по всему, она была неисправима.
* * *
А на выезде из Воронежа дождь внезапно кончился. Как отрезало. Выскочило неунывающее солнце, позолотило березы и поля вдоль дороги.
– Слушай, отец, а как тебя зовут? – спросила девушка. Она сидела, облокотившись на открытое окошко, свежий ветер трепал ее темно-каштановые волосы. Очки она сняла. Мимо с шелестом проносились встречные машины.
– А тебя, дочка?
– Вопросом на вопрос отвечать невежливо. Тем более барышне, – назидательно заметила девушка.
Я ухмыльнулся и церемонно представился:
– Меня зовут Игорь Александрович. А фамилия моя Смирнов.
– Очень приятно. А меня зовут Хиппоза.
– Как??
Вместо ответа девушка с выражением начала декламировать:
– Суббота, фестиваль всех оборванцев-хиппи.
На Портобелло-роад двухверстные ряды,
Базар шарманщиков, обманщиков, адвокатов и акробатов, турецкой кожи, индийской лажи, испанской бахромы, и летчиков хромых, и треугольных шляп
У мистера Тяп-Ляп,
Томов лохматой прозы
У мистера Гриппозо,
Эму и какаду…
Я вдоль рядов иду.
Я чемпионка стрипа,
В носу кусты полипов,
Под мышкой сучье вымя,
Свое не помню имя…
Здесь пахнет Эл-Эс-Ди, смотри, не наследи!
Она выдохнула воздух. Читала она хорошо.
Потом она сказала:
– Только вот "Гриппозо" мне не нравится. Поэтому я решила, что буду просто Хиппоза. Так-то оно покруче.
– И сама сочинила? – сдерживая улыбку, спросил я.
– Не-а, – с сожалением призналась Хиппоза. – Один эмигрант.
И тут же пояснила:
– Ну, по-вашему – предатель Родины.
– По-вашему… Тебе кой годик миновал? – глянул я на нее искоса.
– Не дрейфь, Игорь Александрович, совершеннолетняя… Нет, Игорь Александрович – это слишком длинно. Как же мне тебя называть?
Она окинула меня задумчивым взглядом.
– Для того, чтобы быть моим папашкой, ты все-таки непозволительно молод…
– Ну, спасибо, – усмехнулся я. – В таком случае можешь звать меня просто Ловкач.
– Ловкач? Идет! – восхитилась девушка, она же Хиппоза. – Ловкач и Хиппоза! Считай, что я от тебя уже приторчала!
Я сбавил скорость и свернул к обочине. Заглушил мотор.
– Ты что, обиделся? – удивилась Хиппоза.
Я не ответил.
Хиппоза подтянула к подбородку коленки, обхватила их руками. Шмыгнула носом. Я вылез из машины, открыл заднюю дверцу со своей стороны. Вытянул из сумки свитер из мягкой верблюжей шерсти и теплые носки. Бросил на сиденье рядом с Хиппозой.
– Надевай, – сказал я. – Больниц по дороге не будет.
– Да ладно, не надо. У меня иммунитет на сопли, – пробормотала Хиппоза.
Но пуговицы на куртке все же стала расстегивать. Под промокшей курткой у нее обнаружилась не менее промокшая белая майка с надписью: "No sex please!"
Я хмыкнул и пошел к багажнику.
– Ты куда это? – всполошилась Хиппоза.
– Заправиться надо.
Я достал канистру. Поставил ее на землю возле заднего колеса и стал отвинчивать крышку бензобака.
Чмокнул замок дверцы. Хиппоза высунула ноги из машины. Скинула на асфальт кроссовки и стащила гольфы. Надела шерстяные носки, которые я ей бросил. Потом выжала мокрые гольфы.
Я снял крышку бензобака. Аккуратно наклонил канистру над отверстием. В воронку полилась прозрачно-сиреневая струя.
На заднее сиденье шлепнулась военная куртка. Я покосился в сторону девушки. Она, вытянув ноги из машины, сидела ко мне вполоборота и стягивала свою антисексуальную майку. Стянула. Под майкой у нее больше ничего не было надето. Грудь у Хиппозы была не очень большая, но почти идеальной формы. И загорелая, как и все тело. Во рту у меня сразу пересохло. Хиппоза стала влезать в рукава свитера.
Я заставил себя отвести взгляд и шепотом выругался. Бензин лился мимо отверстия, брызги летели на мою кожаную куртку, сразу испаряясь и оставляя белесые пятнышки. Я выправил канистру. Надеясь, что Хиппоза наконец оделась, посмотрел в ее сторону. Действительно, она уже натянула свитер. Вылезла из машины и критическим взглядом, осмотрела себя. Свитер был длинный, ей почти по колени. Тогда она решительно вытряхнулась из мокрых джинсов. Получилось своего рода шерстяное мини-платье. Она явно нравилась себе в этом импровизированном наряде. И ноги у нее были что надо, это я сразу отметил. К своему неудовольствию.
Я поставил пустую канистру на землю и стал завинчивать крышку бензобака.
В салоне машины что-то щелкнуло и из стереодинамиков автомобильного магнитофона грянул страстный женский голос:
– …ведь я институтка, я фея из ба-ара… Я черная моль, я лету-уучая мышь!..
Я вытер руки тряпкой и захлопнул багажник. Я уже ничему не удивлялся. Посмотрел на Хиппозу. Она пританцовывала возле открытой дверцы и откровенно веселилась.
– И ты балдеешь от такого отстоя, Ловкач? – она ткнула пальцем в сторону магнитофона.
– Я от тебя скоро обалдею, – проворчал я, снимая залитую бензином куртку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38