А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Альберт предпочитал просто «стричь купюры» с дохода своих фирм, а также собирать дань с предпринимателей, которые работали под его «крышей».
Куда с большей охотой он занимался организацией вышибания долгов для себя и своих знакомых. Не раз выступал третейским судьёй в спорах между различными группировками, а также по-прежнему принимал участие в развитии областного спорта, финансируя соревнования и содержа несколько спортивных клубов.
С Потаповым Дадамяна сближало то, что оба, как правило, стремились к цивилизованным формам конкуренции.
И тот и другой предпочитали сначала договариваться со своими соперниками и лишь в крайних случаях, когда договориться не удавалось, пускали в ход силу.
Дадамян уважал Потапова за его ум и организаторские способности и считал его порядочным человеком.
— Ну так что ты ответишь Дадо? — спросил у Сергея Титов.
— Надо посоветоваться с Селантьевым, в конце концов он наша политическая фигура, как никак вице-губернатор области.
Потапов посмотрел на часы, поднялся.
— Мне пора, у меня сегодня ещё одна деловая встреча.
— Моё участие обязательно?
— Нет, необязательно, — поразмышляв секунду-другую, ответил Потапов, — я встречаюсь с Димой Губиным по поводу его предложения о совместном проекте. Если что-нибудь нужно будет проверить по этому делу, я тебя потом подключу.
Сергей нажал кнопку на селекторе и произнёс, обращаясь к своей секретарше:
— Вера, пусть приготовят машину, я уезжаю…
* * *
Рабочий день бизнесмена Игоря Кислицина начинался в этот понедельник как обычно, однако неожиданное событие не только нарушило его дневные планы, но и серьёзным образом изменило всю его дальнейшую жизнь.
Как это часто бывало по утрам, Кислицин заехал за своей бухгалтершей Татьяной Ивановой к ней домой.
Гоша Кислицин, двадцатисемилетний молодой человек, полный, невысокого роста, со светлыми кучерявыми волосами, был директором и владельцем фирмы «Молочный двор».
Друзья в шутку называли предприятие Кислицина «Кисломолочный двор».
Но как бы ни подтрунивали над Гошей его друзья и знакомые, они видели, что фирма Кислицина развивалась очень динамично и была очень прибыльной.
Кислицин остановил свою новенькую синего цвета «девятку» во дворе девятиэтажки, где жила Иванова, коротко посигналил клаксоном. После этого откинулся на спинку сиденья, закурил сигарету и принялся ожидать Татьяну.
Прождав минут пять, Гоша снова нажал на клаксон. А ещё через несколько минут в сердцах произнёс:
— Ну началось, мать твою.
Нахмурившись, он вылез из машины и направился к подъезду дома. Для него было совершенно очевидно, что бухгалтерша попала в очередной загул, связанный, как всегда, с новым любовным увлечением.
…Оценки большинства мужчин, более или менее знавших Таньку-бухгалтершу, сводились, как правило, к одному мнению — шалава.
Вся жизнь тридцатипятилетней Таньки Ивановой была посвящена одной цели — поискам любимого мужчины.
Поиски сильно затянулись, поскольку одних официальных мужей у Татьяны было трое, не говоря уже о многочисленных разной протяжённости романах — так Иванова любила называть свои интрижки.
Каждый раз, встретив героя своих девичьих грёз (как правило, это был высоченный верзила, часто с трехдневной щетиной на лице, в потёртых штанах или рваных ботинках), Татьяна бросала в разгорающийся костёр любви все имеющиеся у неё на данный момент финансовые, интеллектуальные и душевные ресурсы, а также запасы невостребованной сексуальной страсти, томившейся в её пышном теле в огромных количествах.
Шампанское и водка закупались ящиками, сексуальный марафон мог продолжаться сутками. Кончалось это, впрочем, как обычно, одним и тем же: через неделю, максимум через месяц очередной мачо российского розлива не выдерживал и исчезал в небытие.
При этом блудливый альфонс не забывал забрать новые ботинки и джинсы, купленные ему, Танькой, а также прихватывал с собой остатки Танькиных денег, якобы взаймы «до получки», а то и вообще без ведома Татьяны.
Финальную точку в любовных романах своей бухгалтерши очень часто ставил сам Кислицин, выдавая Таньке деньги на опохмелку из своего кармана и утешая её скрепя сердце, что это не последнее её увлечение.
Любого другого подобного сотрудника начальство давно бы уже выгнало с работы. Но Гоша терпел Иванову по одной простой причине — Танька была классный бухгалтер.
За все два года их совместной работы к фирме Гоши Кислицина никогда не было никаких претензий по поводу не правильно оформленных бухгалтерских документов. Даже самые опытные ревизоры могли придраться лишь к некоторым незначительным Танькиным огрехам, которые могли случиться у любого бухгалтера.
Для самого Кислицина зачастую было загадкой, как Танька после бурно проведённой ночи являлась в налоговую инспекцию и сдавала правильно посчитанный и сведённый баланс фирмы.
Удивлялся он и тому, что, несмотря на периодически случающиеся Танькины романы, его бухгалтерша всегда была в курсе нововведений, касающихся правил бухгалтерского учёта.
Иногда Гоша думал, что в этой любвеобильной и энергичной женщине сидит какой-то маленький калькулятор, помогающий в бурные периоды её жизни исправно выполнять служебный долг, за который она получала неплохое материальное вознаграждение — Гоша Кислицин не был скупым и платил Таньке хорошую зарплату.
…Лифт в Танькином доме в это утро не работал, поэтому Кислицину пришлось подниматься пешком на пятый этаж, где располагалась квартира бухгалтерши.
Поднявшись на нужный этаж, Гоша разгорячился и разгневался ещё сильнее. Тяжело дыша, он подошёл к двери Танькиной квартиры и вдавил большим пальцем правой руки кнопку дверного звонка.
От трелей, раздавшихся в квартире Ивановой, должны были зазвенеть даже окна. Звонок такой мощности Кислицин поставил ей сам, когда год назад, будя Таньку, ему пришлось долбить по двери ногами, переполошив всех соседей.
Кислицин со злорадством в душе не отпускал кнопку до тех пор, пока дверь Танькиной квартиры не открылась и на пороге не появилась сама хозяйка, одетая в белый махровый халат.
Её крашеные светлые волосы торчали в разные стороны, круглое лицо было сильно помято. Её большие синие глаза, припухшие ото сна и похмелья, удивлённо вытаращились на Кислицина.
Верхняя часть её халата была сильно раскрыта, и поражающие своими размерами и белизной груди приветливо разъехались в разные стороны.
Именно на них и устремил свой взор Гоша Кислицин, при этом угрюмо произнеся:
— Ну, и чем вы здесь занимаетесь?
— Гоша, ты что? — удивлённо произнесла Танька и рефлекторно сдвинула края халата, лишив Кислицина единственного приятного зрелища.
Тот с раздражением посмотрел на её лицо.
— А ничего, — прорычал он в ответ и, втолкнув Татьяну в квартиру, сам переступил порог и захлопнул дверь.
— Ты что, забыла, жертва пьяного акушера, о чем мы с тобой в пятницу договаривались?
— Сегодня же понедельник, — обиженно произнесла Танька, уперевшись руками в бока, при этом её шары в приветливом развороте снова раздвинули края халата.
— Вот именно, что понедельник, — подтвердил Кислицин, — мы с тобой куда сегодня собирались ехать?
— Ой! — всплеснула руками Танька, закрыв ладонями лицо, при этом её локти прикрыли груди, и теперь Гоше улыбалась узкая длинная щель между ними.
Гоша снова перевёл взгляд на закрытое ладонями лицо Таньки:
— Вспомнила, старая потрахушка, что мы с тобой сегодня в налоговую должны с утра ехать.
Танька рывком отняла ладони от лица и произнесла, решительно глядя на Кислицина:
— Точно… Вот блин, совсем из башки вылетело… Но погоди, я сейчас быстро соберусь…
Она развернулась и решительным шагом направилась в сторону ванной, на ходу давая комментарии произошедшему:
— Это все из-за Петьки, мы вчера с ним выпили немного… Я тебе говорила о нем, мы с ним неделю назад познакомились.
Гоша пропустил мимо ушей все эти Танькины объяснения и спросил:
— У тебя попить что-нибудь есть… безалкогольное?
— Там, в зале на столе посмотри, — крикнула Танька и захлопнула за собой дверь ванной.
Кислицин прошёл в большую комнату и мельком оглядел обстановку. Она была привычной для взора Гоши, таковую он не раз заставал, заезжая за Танькой по утрам.
В центре комнаты стоял стол, уставленный пустыми бутылками из-под выпивки и тарелками с остатками еды. На полу валялись пустые банки из-под пива и использованные презервативы.
Словом, обыкновенная картина сексуально-алкогольного побоища, произошедшего в квартире накануне вечером.
На широко расстеленном диване лежала одна из жертв этой битвы — здоровенный рыжий детина уткнулся носом в подушку. Из одежды на мужчине были одни лишь плавки, и, несмотря на то что мужчина лежал лицом вниз, он умудрялся слегка похрапывать.
Однако, когда Кислицин зашёл в комнату и взял со стола недопитую литровую бутылку спрайта, храп прекратился, и рыжеволосый, оторвав опухшую морду от подушки, скривившись, посмотрел на Кислицина.
— Ты кто? — спросил проснувшийся, глядя, как Гоша, припав к горлу бутылки, поглощает остатки спрайта.
Удовлетворив жажду, Кислицин бросил бутылку на пол и, усмехнувшись, ответил:
— Я из общества трезвости и сексуальной моногамии. А ты и есть тот самый Петя?
Петя как будто не слышал всего, что сказал Кислицин, и снова задал вопрос:
— Ты что, Таньку чалить припёрся?
В словах новоявленного героя-любовника прозвучали нотки ревности.
«Только разборок с ревнивцем мне ещё не хватает», — подумал Гоша и вслух пояснил:
— Я её директор. Директор фирмы, где она работает. Понял?
Лицо рыжего поначалу ещё больше скривилось, затем вдруг неожиданно расплылось в хитрой улыбке:
— А-а-а, директор, — с усмешкой произнёс он.
Похоже, слово «директор» являлось для него синонимом слова «импотент» или «придурок» и не вызывало никакой другой реакции, кроме насмешки.
— Ну, ну, походи здесь пока, — произнёс Петька, после чего силы резко оставили его, и он снова уткнулся мордой в подушку.
«Господи, — снова подумал про себя Гоша, тяжело вздохнув, — на какой помойке Танька выискивает подобные „сокровища“ и что за кадры начнут появляться здесь лет через десять, когда Татьяна сильно постареет».
Кислицин вернулся в прихожую и застал там Таньку, которая уже умылась и, надев на себя юбку и кофточку, причёсывалась у зеркала.
Зачесав свои крашеные волосы назад, отчего они вздыбились на голове крутым гребнем, Танька воткнула в плотно сжатые губы взятую с трюмо губную помаду и, поводив ею, словно рычагом, влево-вправо, принялась активно жевать губы, размазывая по ним ярко-бордовую краску.
Наконец, нацепив на голову беретку и водрузив на нос дымчатые очки, Танька сняла с вешалки плащ и, повернувшись к Кислицину, сказала:
— Ну, я готова.
Кислицин придирчиво оглядел свою бухгалтершу и, тяжело вздохнув, произнёс:
— Ну ладно, для налоговой сгодится, они и не такое сожрут…
…Когда же они оба уселись в машину, всплыло ещё одно неожиданное обстоятельство.
— Сейчас едем в налоговую, потом в банк, а потом я отвезу тебя в кафе опохмеляться, — разъяснил Гоша Ивановой план действий.
— Хорошо, — сказала Татьяна, — только сначала давай заедем на работу.
— Зачем это? — насторожился Кислицын.
— У меня все документы там, — ответила Татьяна, — ты же знаешь, я их домой беру только во время отчётов.
— Тьфу ты, черт, — выругался Кислицин и посмотрел на лобовое стекло «девятки». Оно запотело от перегара, источаемого Танькой. — Ладно, — произнёс Гоша, — в офис так в офис.
Он завёл двигатель машины, включил вентилятор и, достав из кармана куртки пачку «Орбит», протянул её Таньке:
— На, пожуй, чтобы хоть на налогового инспектора не дышать этой вонью.
Иванова, нисколько не смущаясь, положила в рот пластинку жвачки и принялась активно работать челюстями, при этом старательно делая вид, что не замечает, насколько недоволен ею директор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25