Все это она вспомнила, пока Ариф подходил к ней. Он шел так же, как та собака, – неуверенно, недоверчиво, бочком, словно опасаясь удара в живот. Сигареты оказались у него. Она спокойно протянула зажигалку. Он вдруг засуетился, жадно закурил, сунул и сигареты, и зажигалку себе в карман.
– Пойдем покушаем, – так же спокойно сказала она, не делая попытки взять его за руку. Отвернулась, сделала несколько шагов. Чувствовала, что он идет следом. У ближайшего бистро она остановилась:
– Сюда?
Он мотнул головой, отказываясь.
– Почему? – удивилась она.
– Лучше на улице. – Это были его первые слова.
– На улице могут увидеть. Документов у тебя нет. Зачем сейчас попадать в милицию. Идем в бистро. Я возьму тебе пива. Ты еще любишь пиво?
Она поняла, что вопрос был глупый, когда Ариф принялся пожирать все, что принес на стол. Чего она только не заказывала для него, а он все ел, не останавливаясь, даже не глядя, что именно ест. Он ел так, что ей было стыдно перед другими посетителями. Она купила ему вторую кружку пива, себе – газированной воды. Стульев в бистро не было, они стояли за высоким столиком, ноги у нее страшно болели. Было шумно, тесно, говорить было невозможно. Вторую кружку пива он пил медленней, не допил, поставил на стол. Она вдруг заметила, что он клюет носом. «Разморило с голодухи… – поняла она. – Взять его сейчас и отвезти к Мухамеду. Он слабый. Я справлюсь». Но в тот же миг поняла, что не сможет этого сделать, не было сил притронуться к этому отощавшему, несчастному, заморенному существу. Она поймала его настороженный взгляд, кивнула:
– Идем. Здесь говорить нельзя. Ты ведь хотел со мной поговорить?
Ариф не возражал, отцепился от столика, нетвердой походкой пошел к выходу.
– Постой, – негромко окликнула его Фатиха. Он остановился.
– Почему ты меня боишься?
На улице она сама взяла его за руку. Рука была очень горячая, хрупкая, бесплотная. Ее пронзила жалость, она прошептала:
– До чего же ты дошел!
Он не сопротивлялся, когда она вела его за собой – сама не знала куда. Наконец увидела впереди бульвар, слабо освещенный фонарями, скамейку в тени деревьев.
Они сели, не глядя друг на друга, он сразу закурил, потом опомнился – предложил сигарету ей.
Она вытащила ее кончиками пальцев, но курить не стала – держала в руке, терзала, разминала, пока не превратила в прах. Стряхнула с юбки табак, спросила:
– Давно ты за мной ходишь?
– Со вчерашнего дня.
– Я чувствовала, все время чувствовала! Только когда я вчера брала машину, ты за мной не следил.
– У меня нет денег на машину.
Она искоса посмотрела на него, он вздрогнул, как от холода, хотя вечер был душный, жаркий.
– Где ты жил все это время?
– Не спрашивай.
– Почему? Ты меня боишься? Он не ответил. Она продолжала:
– Если ты меня боишься, зачем следишь? Зачем подошел ко мне?
– Я больше не мог… – последовал ответ.
– Что ты не мог?
– Я несколько дней почти не ел…
– Что ж, ты сам устроил себе такую жизнь, – резко ответила она. Теперь Фатиха не боялась, что он убежит, чувствовала, что расслабился, отяжелел после еды, пива и сигарет.
– Фатиха… – тихо попросил он. – Ты не могла бы дать мне немного денег?
Она наотрез отказала, но он продолжал твердить свое – с обычной назойливостью. Как напомнили ей эти слова прежнего Арифа! Вот так он всю жизнь приставал к ней, пока не получал, чего хотел. Она баловала его, потому что считала самым умным, начитанным, самым добрым. Ей нравились его стихи. Но теперь он канючил, как нищий:
– У тебя же есть деньги! Фатиха! Тебе ничего не стоит, я же немного прошу… Хотя бы долларов сто, двести…
– Лучше я сожгу все свои деньги, чем дам тебе!
– Но почему?
– Потому что это слишком долго тянется. Тебе надо выходить. – Ее трясло одновременно от жалости и злости. – Я-то думала, что ты пришел ко мне, чтобы вместе со мной поехать туда и спасти хотя бы жену и сына! А ты просишь денег, чтобы снова спрятаться?! Да ты ведь знаешь, что еще несколько дней – и они погибнут! Никаких денег не будет, Ариф.
Он сделал движение, чтобы вскочить, но она быстро перехватила его руку, резко дернула к себе – так сильно, что причинила ему боль.
– Никуда ты не пойдешь!
– Ты… с ними заодно, да? – страдальчески прошептал он.
– Да!
– Фатиха… Ты же всегда была со мной! Ты же сама говорила, что мне нельзя никого убивать…
– Из-за тебя уже убили трех женщин и одного ребенка. Ты это знаешь? Не говори, что не знаешь! Если выследил меня, значит, знаешь все!
Он молчал, только его рука дрожала в ее ладони. Потом сказал:
– Я не могу выйти.
– Да почему?!
– Не могу, и все.
– Ты глупости говоришь! Ты же сам понимаешь, что убьют нас всех, всех! Хочешь остаться чистым? Не получится, Ариф, милый, уже не получилось! Ты уже весь в крови! Чего ты добился! Посмотри на себя! Я тебя не узнаю! – Она шептала это ему в лицо, горячо и убежденно. – Пойдем, ну прошу тебя! Я же добра тебе хочу! Зачем ты убиваешь жену и сына? Зачем из-за тебя убили тех невинных людей?
– Я думал, они не станут этого делать… – пробормотал он.
– Не ври, опять начинаешь врать! Почему не станут?
– Потому что это дикость.
– Дикость? Ты сам одичал! Они ради тебя не станут меняться! Дурак ты, дурак! Правильно говорила твоя мать, что ты приносишь несчастье! Ты нас всех опозорил, ты столько людей погубил! Думал, не станут этого делать? А если так думал, зачем от них прятался? Если они такие хорошие, разве они заставили бы тебя убивать? Все ты врешь! Все ты знал, потому прятался целый год!
– Фатиха, ты должна дать мне денег, – настойчиво повторил он.
– Ничего не дам.
– Я тебя умоляю!
– Не умоляй. Я не хочу умирать. Ты хотя бы подумал, что после Лены и Самира убьют меня? Я дам тебе денег, ты снова исчезнешь, и что меня тогда ждет? О чем ты просишь? Ты человек, в конце концов, или нет?!
– А ты?.. – тихо выдавил он.
– А речь не обо мне! Я тебе вот что скажу – теперь мне кажется, что ты хуже всех! Понял? Хуже Мухамеда, хуже Абдуллы, хуже Ибрагима. Ты знаешь Ибрагима? Он убил всех этих девушек. Это подло, Ариф, это очень подло – заводить любовниц и делать им детей, только чтобы их убили. Так не поступают! Я презираю тебя, понял ты? – Она задыхалась от ярости и велела себе успокоиться. Потом добавила:
– Если ты сейчас пойдешь со мной, тебе ничего не грозит.
– Откуда ты знаешь…
– Тебя примут как родного! Думаешь, им приятно убивать?
– Им все равно. Это звери.
– А ты?! Нет, я тебя не узнаю! Ты сам зверь, жестокий зверь!
– Я ухожу. – Он встал, и она не успела удержать его.
Вскочила, крикнула:
– Не смей! Ты не должен!.. – И вдруг расплакалась, по щекам побежали горячие слезы – слезы злости, усталости, бессильного гнева. Теперь она умоляла. – Не уходи! Не надо! Я тоже хочу жить!
– Не надо меня уговаривать. Лучше дай денег. Дай мне пожить хотя бы несколько дней как человеку. У меня сил больше нет. Я тебе потом расскажу, как я жил. Я никогда не думал, что такое бывает. Фатиха, ты же ничего не знаешь. Этот год всю мою жизнь зачеркнул. Я больше не такой, как раньше.
– Но ты придешь? – умоляла она, открывая сумочку и доставая кошелек. – Ариф, я прошу тебя, ради бога! Ты придешь?
Он увидел кошелек, и у него странно забегали глаза. Ей стало так страшно, словно перед ней и в самом деле стоял зверь – странный, опасный, непредсказуемый…
– Возьми… – Она протянула ему купюру в пятьдесят тысяч.
Он схватил деньги, рассмотрел бумажку, поднял на сестру глаза:
– Это очень мало.
– Ариф! Я не могу тебе дать больше! Ты не должен прятаться! Один день, Ариф, я могу дать тебе денег только на один день! Как знать, может быть, твою жену сейчас убивают! Дошло уже до нее! Я искала девочку по всему городу, и ее нигде нет! Девочка была перед Леной, потом она, потом твой сын, потом я! Неужели ты не понимаешь – это не пустые звуки, это живые люди…
– Добавь хотя бы еще пятьдесят, – попросил он, засовывая бумажку в карман. – Я напьюсь, переночую в нормальной постели. Меня пустят в одном месте, если я заплачу за ночь. Как давно я не ел горячей еды! Тебе этого не объяснишь!
Она добавила, сколько он просил.
– Но один день, Ариф… Не больше!
Он схватил деньги и быстро пошел прочь по бульвару, не оборачиваясь, исчезая в тени деревьев. Она стояла, зажав в руке кошелек, смотрела ему вслед, и ей казалось, что он уносит в кармане ее жизнь.
* * *
– Как зовут твою подругу, я что-то забыл? – Этот вопрос задал Мухамед, когда она мыла на кухне посуду, оставшуюся от позднего ужина.
Они были на кухне одни, мужчины с ребенком смотрели телевизор в гостиной, Лена заперлась в ванной, там шумела вода. Фатиха обернулась, недоуменно посмотрела на Мухамеда. Он улыбнулся и повторил свой вопрос. Она попросила уточнить, о ком он говорит.
– Ну, твоя подруга, у которой магазин в Бибиреве Я ее, кажется, знаю?
Она тоже выдавила улыбку, ответила.
– Не знаешь ты ее. Моя старая подруга, мы дружили, когда я училась в Москве.
Мухамед спросил, как ее имя Фатиха все еще улыбалась.
– Она тебе не понравится. Не в твоем вкусе.
– Она русская?
– Да. Ее зовут Света. А что ты так ею заинтересовался?
– Ахмат рассказал, что у тебя есть подружка, у которой парфюмерный магазин. Ты к нему ходила?
– Ах да. – Фатиха отвернулась и продолжила мыть посуду, но спину холодил взгляд Мухамеда. А между тем глаза у него были красивые и глупые! Ни красоты, ни глупости в них сейчас не осталось. Он смотрел пристально и спокойно. Это ее пугало. «Но чего я хотела7 – спросила она себя. – Они с Ахматом друзья. Племянник Ахмата погиб. Я была на складе, непонятно зачем. Зря я ему назвала имя подруги. Можно было и не называть. Теперь не отстанет. Неужели подозревают?»
– Фатиха! – громко повторил тот. – Ты меня не слушаешь?
– Ой, прости. Что ты сказал?
– Я говорю, что ты и меня могла бы познакомить с твоей подругой. Раз у нее парфюмерный магазин, может, она и одеждой французской будет торговать?
Фатиха с запинкой ответила, что там нет места, магазин маленький. Как называется магазин? С названием было хуже. Мухамед, конечно, не обязан был знать наизусть все магазины в Бибиреве, но тут она могла попасться скорее, чем с выдуманной Светой. Как называется магазин? Она понимала, что должна ответить, и сотни дурацких названий просились на язык. Многолетняя привычка ко лжи требовала – соври. Инстинкт подсказывал – ответив на этот вопрос, она подпишет себе приговор. И все же она сказала.
– «Стелла».
Мухамед спросил, государственный магазин или ее собственный? Она сказала, что собственный. Мухамед попросил, чтобы Фатиха помогла сбыть туда его товар. Лето проходит, а торговля идет плохо. Фатиха заметила, что ему грех жаловаться. Она как раз слышала, что у Мухамеда дела идут хорошо.
– Всем кажется, что я хорошо зарабатываю – Мухамед как будто обиделся – Ну что, Фатиха, сделаешь мне одолжение? Завтра поедем в Бибирево и ты познакомишь меня с подругой. А хочешь, позвони ей сейчас, договорись о встрече. Чтобы она точно была в магазине.
Фатиха отговорилась тем, что сейчас слишком поздно звонить. Тогда он предложил поехать туда утром. Она ведь согласна? Фатиха сказала, что согласна, отвернулась, взяла тарелку и с трудом удержала в руках. Это был конец. Как только они приедут в Бибирево, Мухамед все поймет. Ее погубила коробка духов. Она ругала себя, почему не нашла в самом деле какой-нибудь магазин?! Отдала бы им духи на реализацию, отдала бы по доллару за флакон, на таких условиях мало кто откажется… Уговорила бы, всунула… «Значит, завтра, – сказала она себе. – Так скоро! Теперь поздно что-то придумывать…»
Она домыла посуду, устало улыбнулась Мухамеду и прошла в комнату Лены. Та расчесывала мокрые волосы. Взгляд у нее был отрешенный и безжизненный.
Мухамед набрал номер, подождал.
– Ахмат?
Приятель заверещал, что Гамат здесь, пусть сам все расскажет. Мухамед закурил и дождался, когда в трубке раздался голос Гамата:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55