Пятый, сделав левый поворот, выехал на 23-ю улицу, проехал Мемориальный мост и направился в Старый город, а шестой свернул влево на 14-й улице, направился к мемориалу Джефферсона и выехал на бульвар Джорджа Вашингтона.
Кавалли, находившийся на заднем сиденье второго лимузина, набрал номер режиссёра. Когда Джонни ответил на вызов, он услышал лишь: «Дело сделано».
Глава XV
Скотт молил Бога, чтобы жена посла не смогла выбраться в бассейн в этот четверг или продолжала оставаться в Женеве. Он помнил, как Декстер Хатчинз говорил: «Терпение — это не достоинство, когда работаешь на ЦРУ, а девять десятых самой работы».
Когда он остановился в конце бассейна, Ханна сообщила ему, что жена посла ещё не вернулась из Швейцарии. Они не стали больше плавать, а договорились встретиться позднее в Венсенском лесу.
В тот момент, когда он увидел её идущей через дорогу, ему захотелось дотронуться до неё. Ни в одном из наставлений ЦРУ не говорилось о том, как быть в такой ситуации, и ни один из агентов не поднимал перед ним эту проблему за все девять лет.
Ханна проинформировала его обо всем, что происходило в посольстве, а также о том, что в Женеве происходит какое-то важное событие, детали которого были ей неизвестны. В ответ на её вопрос Скотт сказал, что связался с Крацем и что вскоре она будет отозвана отсюда. Она явно осталась довольна.
Когда разговор перешёл на другие темы, внутренний голос профессионала предупредил его, что ей следует возвращаться в посольство. Однако на этот раз он предоставил Ханне решать, когда ей уходить. Она, похоже, впервые расслабилась и даже смеялась над рассказами Скотта о настоящих парижанах, с которыми он каждый вечер встречался в спортзале.
Гуляя по парку аттракционов, Скотт обнаружил, что игрушечных медвежат в стрелковом тире выигрывает Ханна и что ей не становится дурно на крутых горках.
— Зачем ты покупаешь сахарную вату? — спросил он.
— Потому что тогда никто не примет нас за агентов, — ответила она. — Все будут думать, что мы влюблённые.
Когда они расставались через два часа, он поцеловал её в щеку. Два профессионала, которые ведут себя как любители. Он извинился. Она засмеялась и исчезла.
В самом начале одиннадцатого Хамид Аль-Обайди смешался с небольшой толпой, собравшейся на мостовой напротив служебного входа в Национальный архив. Прошло около двадцати минут, прежде чем дверь открылась ещё раз и из неё выскочил Кавалли, бросившийся бежать по рампе как раз в тот момент, когда на углу 7-й улицы появился кортеж автомобилей. Кавалли подал знак, и все рванули к поджидавшим машинам. Аль-Обайди не мог поверить своим глазам. Зеваки в толпе, совершенно одураченные инсценировкой, стали махать руками и кричать.
Как только машины скрылись за углом, все это время находившийся здесь человек принялся объяснять, что это был не президент, а просто репетиция перед съёмками фильма.
Аль-Обайди посмеивался про себя над этим двойным обманом, пока разочарованная толпа разбредалась по сторонам. Он перешёл на другую сторону 7-й улицы и встал в длинную очередь из туристов, школьников и просто желающих увидеть Декларацию независимости.
Тридцать девять ступеней к зданию Национального архива потребовали столько же минут для того, чтобы преодолеть их, и когда он достиг ротонды, людская река превратилась в ручей, который тёк через мраморный зал, поднимаясь тоненькой струйкой на девять ступенек вверх и вытягиваясь в цепочку по одному под взглядами Томаса Джефферсона и Джона Хэнкока. Перед ним стояла массивная бронзовая рама с Декларацией независимости.
Аль-Обайди отметил, что у людей, наконец добравшихся до рукописи, было всего лишь несколько секунд на созерцание исторического документа. Когда его нога оказалась на первой ступеньке, сердце забилось чаще, но по другой причине, чем у других в очереди. Он достал из внутреннего кармана очки, стекла которых давали четырехкратное увеличение.
Заместитель посла достиг верхней ступеньки и посмотрел на Декларацию независимости. Вначале он испытал нечто вроде ужаса. Документ был столь идеальным, что наверняка был оригиналом. Кавалли надул его. Хуже того, он выманил у него десять миллионов долларов. Убедившись, что часовые по бокам витрины не обращают на него внимания, Аль-Обайди надел очки.
Едва не касаясь носом стекла, он искал то самое слово, которое должно быть написано без ошибки, если они хотят получить от него ещё хоть один цент.
Глаза у него чуть не вылезли из орбит, когда он дошёл до предложения:
«Не нуждаемся мы также в опеке со стороны наших британских собратьев».
Жена посла возвратилась со своим мужем из Женевы в следующую пятницу. Ханне и Скотту в то утро удалось провести несколько часов вместе.
Меньше трех недель назад он первый раз встретил её в бассейне на бульваре Ланне. Чуть больше двух недель прошло со времени их поспешно организованной встречи в кафе на улице Бюжо. Именно тогда между ними зародилась ложь. Сначала она была маленькая, затем становилась все больше и больше, пока не опутала их, как паутина. Теперь Скотт страстно желал рассказать ей правду, но с каждым днём это оказывалось все невозможнее.
В Лэнгли были довольны его шифровками, и Декстер поздравил его с первоклассной работой. «Я не помню, чтобы кто-то начинал лучше, чем ты», — признался он. Но у Скотта не было такого шифра, чтобы дать знать заместителю директора, что его агент влюбился.
Он прочёл досье Ханны от корки до корки, но в нем не было того, что он нашёл в действительности. На самом деле у неё была улыбка, которая заставляла улыбаться, даже если ты был печален или зол. Её ум заставлял восторгаться и сам восторгался всем, что происходило вокруг. Но именно тепло и мягкость делали нескончаемым время, когда они были не вместе.
А когда он был с ней, то вдруг становился таким же зелёным, как его студенты. Их тайные встречи редко длились больше часа, и поэтому каждая из них воспринималась с особенной остротой.
Она продолжала честно и откровенно рассказывать все о себе, он же не говорил ничего, кроме лжи о том, что является агентом МОССАДа, прикрывающимся тем, что пишет путеводитель, который никогда не будет издан. Беда состояла в том, что одна ложь порождает следующую в бесконечной цепи обмана. И все это усугублялось доверием, с которым она относилась к каждому его слову.
Вернувшись в тот вечер на свою квартиру, он принял решение, которое, как ему было известно, в Лэнгли никогда не одобрят.
Когда на мемориальном бульваре Джорджа Вашингтона их автомобиль перестроился в правый ряд, направляясь в аэропорт, водитель посмотрел в зеркало и подтвердил, что погони за ними не было. У Кавалли вырвался вздох облегчения, хотя у него было разработано два запасных плана действий на случай, если его поймают с Декларацией. Он давно понял, что ему будет необходимо оказаться как можно дальше от места преступления и в самые короткие сроки. Решающим звеном плана всегда была необходимость передачи документа Нику Висенте в течение двух часов с момента его выноса из Национального архива.
— Итак, давай за дело, — сказал Кавалли, обращаясь к Анжело, сидевшему напротив. Анжело отстегнул клинок, висевший у него на поясе. Они застыли друг перед другом, словно борцы сумо, выжидающие, кто из них сделает первое движение. Первым сделал движение Анжело, зажав клинок между ног и направив его рукояткой к своему боссу. Кавалли наклонился и откинул рукоятку назад. Затем большим и указательным пальцами извлёк из ножен чёрный пластиковый цилиндр. Анжело вернул рукоятку на место и пристегнул клинок к поясу.
Длинный пластиковый цилиндр был в руках у Кавалли.
— Было бы любопытно взглянуть, — сказал Анжело.
— Есть дела поважнее в данный момент, — ответил Кавалли и, положив цилиндр на сиденье рядом с собой, взял сотовый телефон, нажал одну-единственную цифру, затем кнопку «отправить» и стал ждать ответа.
— Да? — сказал знакомый голос.
— Я еду, и у меня есть кое-что для отправки.
Наступило долгое молчание, и Кавалли уже было решил, что связь прервалась.
— Ты хорошо сработал, — пришёл наконец ответ. — Но укладываешься ли ты в график?
Кавалли выглянул в окно. На обочине мелькнул знак выезда на шоссе 395.
— Мы в паре минут от аэропорта, и, если успеем в отведённое нам стартовое время, я надеюсь быть у тебя где-то около часа дня.
— Хорошо, тогда я вызову Ника, чтобы он взял контракт и переправил его нашему клиенту. Мы ждём тебя около часа.
Кавалли убрал телефон и развеселился, увидев Анжело в одной жилетке и подштанниках. Он улыбнулся и хотел что-то заметить по этому поводу, но телефон зазвонил опять.
— Да, — сказал Кавалли в трубку.
— Это Анди. Я подумал, что вам будет интересно узнать, что она опять выставлена на обозрение публики и что очередь такая же длинная, как всегда. Кстати, араб все время стоял в толпе, пока вы были в здании, а потом встал в очередь, чтобы посмотреть Декларацию.
— Молодец, Анди. Возвращайся в Нью-Йорк. У тебя будет возможность сообщить мне подробности завтра утром.
Кавалли опустил телефон и размышлял над тем, что услышал от Анди, пока Анжело завязывал галстук виндзорским узлом, какого никогда не увидишь ни на одном лейтенанте. Он все ещё сидел без штанов.
Затемнённая перегородка между шофёром и пассажирами опустилась вниз.
— Подъезжаем к терминалу, сэр. По дороге нас никто не преследовал.
— Хорошо, — сказал Кавалли, когда Анжело поспешно натягивал штаны. — Как только сменишь номерные знаки, возвращайся в Нью-Йорк.
Водитель кивнул, и лимузин затормозил возле зоны обслуживания частных самолётов.
Кавалли схватил пластиковый цилиндр, выпрыгнул из машины, пробежал через зал и выскочил на лётное поле, выискивая глазами белый «лирджет». Когда он увидел его, люк самолёта открылся и из него выпала лесенка. Кавалли бросился к ней. Анжело старался не отстать, пытаясь натянуть на себя пиджак, не желавший подчиняться на сильном ветру.
Капитан ждал их в проёме люка.
— Ещё немного, и мы бы не уложились в отведённое время, — сообщил он и, как только они защёлкнули привязные ремни, нажал кнопку, чтобы убрать лесенку.
Самолёт взлетел через семнадцать минут и стал выполнять вираж над Центром Кеннеди, но не раньше, чем стюард принёс им по бокалу шампанского. От второй порции Кавалли отказался, сосредоточившись на том, что ещё надо было сделать, прежде чем считать свою роль в операции выполненной. Он вновь задумался об Аль-Обайди, пытаясь ответить на вопрос, а так ли он прост, как кажется.
Через пятьдесят семь минут «лирджет» приземлился в аэропорту Ла-Гуардиа, где их уже ждал шофёр Кавалли, чтобы доставить в город.
Пока шофёр постоянно менял ряды и направления движения, чтобы в конечном итоге оказаться на другой стороне моста Трайборо, Кавалли сверился со временем. Затерянные в море автомобилей, они направлялись в Манхэттен по прошествии восьмидесяти семи минут после того, как расстались с Колдером Маршаллом у служебного входа в Национальный архив. «Примерно такое же время требуется банкиру с Уолл-стрит, чтобы позавтракать», — подумал Кавалли.
Кавалли вышел из машины у отцовского особняка на 75-й улице, когда до часа дня оставались считанные минуты, а Анжело поехал в офис на Уолл-стрит принимать звонки от членов команды с заключительными докладами.
Дворецкий уже держал дверь особняка открытой, когда Тони ступил на землю.
— Могу я взять у вас это, сэр? — спросил он, глядя на пластиковый цилиндр.
— Нет, спасибо, Мартин, — сказал Тони. — Я пока подержу сам. А где мой отец?
— Он в зале заседаний правления с господином Висенте, который прибыл несколько минут назад.
Тони трусцой сбежал по лестнице, ведущей в подвал, вприпрыжку пронёсся по коридору и вошёл в зал. Отец сидел во главе стола, занятый разговором с Ником Висенте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60