Бездумная чертова бюрократия, как везде в мире. – Ей удалось улыбнуться. – Не беспокойся, Иза Дин вернется. Я будут настаивать на этом. Мне просто нужно время, чтобы залечить раны. До Нового года.
Глаза К.С. расширились и наполнились слезами.
– О, черт! – прошептала она и запнулась. Листья шуршали у их ног.
– Я получила удар по черепу, К.С., но не потеряла контроля над чувствами. Великий Грабб не раздает билетов на трансатлантические перелеты просто так. Ты здесь по службе, по его поручению, я это поняла как только ты приехала, и я уверена, что ты привезла кое-что еще, кроме приветов от нашего любимого шефа. Но ты мой друг, и я это помню. Так в чем же дело?
К.С. глядела виновато.
– Ты знаешь, как на него давят. Вмешались люди с большими деньгами, уволили еще пятьдесят штатных сотрудников, редакция новостей напоминает Аламо.
– До прибытия «Св. Анны» или после?
– Иза, ты лучшая, даже Грабб вынужден был это признать, но это значит, что у тебя лучшее место и пятьдесят человек ходят вокруг и принюхиваются, нельзя ли его «откусить»!
– Это комплимент.
– Даже этот твой подлюга продюсер подал официальное прошение включить его в штат репортеров – он, видите ли, уже замещал тебя.
– Сколько же прошло времени? – Иза наморщила брови и постучала себя по лбу. – Боже, никак не соединяется!
– Уже начало декабря, Иза. Почти шесть недель прошло с тех пор, как ты последний раз появлялась на экране. И на Украине может вспыхнуть гражданская война. Грабб хочет, чтобы ты отправилась в Киев не…
– Неужели он хочет отправить меня туда, где никто никогда не бывал, именно сейчас, когда я лежу пластом?
– Вот именно. – К.С. заколебалась. – Есть еще письмо, Иза. – Она порылась в сумке и вытащила оттуда конверт. – Тут сказано – три недели. Ты должна вернуться через три недели, к Рождеству, или они разорвут контракт. Твой отъезд, когда ты никому не сообщила, куда направляешься, они восприняли как оскорбление. Подсчитали, что за последние три года у тебя больше всего больничных.
– Беременность – не болезнь, – запальчиво бросила Иза.
– Мне очень жаль, дорогая.
– Я знаю.
– Ты вернешься. Пожалуйста, скажи, что вернешься. Не позволяй этим жалким типам с липкими руками выжить тебя.
Ночь была тихая. Ветер стих, начал накрапывать дождик, облака были прямо над ними. Они вернулись под большой дуб, но листья уже не падали. Дерево стояло голое, черное. Пришла зима.
– Моя девочка. Мой муж. А теперь еще и работа? – наконец спросила Изидора. Она покачала головой. Слова ее получившего награду репортажа (потом она превратит его в сценарий), камера, еще не высохшая кровь друга на ее руках – все это почему-то вдруг всплыло в ее памяти.
На этой земле нет победителей, только жертвы. Нет детей, которые не стали бы солдатами, любое столкновение мнений делает из людей врагов, свобода оборачивается преследованием чужого мнения. Справедливости тоже нет. На этой земле величайшее варварство совершается именем Бога. Сегодня все территории Земли могут записать на свой счет еще одну невинную жертву. Его звали Дэн Моррисон. Он был моим другом.
Вал несправедливостей, обрушившийся на нее в этой старой зеленой стране, грозил захлестнуть ее, как еще одну беспомощную жертву. Дождь пошел сильнее, по лицу Изы текли холодные струйки.
– Я позволю Бенджи решать. Он остался со мной. Пусть решает он.
Но все случилось иначе.
Мишлини всем телом ударился о стену, задохнулся и почувствовал вкус желчи во рту. Сердце дико колотилось о ребра, острая боль ползла от левой лодыжки вверх, под коленку. Он подумал, что сейчас его вырвет, готов был упасть на колени, но понимал, что, сделай он это, и не только проиграет игру и потеряет десять долларов, но и утратит мужское достоинство. Нет, он умрет стоя. Конечно, умирать удобнее лежа на спине, но только не во время игры в сквош. Поэтому, вместо того чтобы испустить последний вздох, он стал медленно и методично поправлять шнурки. Ему частенько приходилось так поступать в последнее время.
– Ты что, не можешь себе позволить купить новые шнурки, Джо? – спросил его противник с понимающей ухмылкой.
– А сколько с нас дерете вы, адвокаты? Дай передохнуть.
– О'кей. Последняя игра. Если выиграешь, я плачу за ленч и покупаю тебе новые шнурки.
– Ну да! А потом припишешь все эти расходы к чеку за свои услуги. Начали!
– Ты сегодня ползаешь по корту, что, прибавил в весе или еще что-нибудь произошло?
– Я тебя сегодня сделаю.
– К твоим услугам. Но ты же знаешь, я беру почасовую плату. Смотри не разорись.
Мишлини ничего не ответил и отправился подавать из дальнего угла площадки. Да он сегодня двигается медленнее обычного, но вернется в привычную форму, если бросит курить. К тому же эта история с Бэллой. Почти все вечера он проводил один, предаваясь горестным размышлениям и пытаясь преодолеть растущий гнев на Изидору.
Джо чувствовал себя обманутым. Он видел Баллу всего несколько недель за ее короткую жизнь, да и то только по вечерам, когда он не был в отъезде или не работал допоздна. Ему всегда казалось, что впереди еще много времени, он наверстает упущенное. И привык к тому, что едва знал собственную дочь, даже не мог вспомнить, как она выглядела. Испытывая некоторый стыд из-за того, что не слишком сильно переживает потерю, Мишлини постарался переплавить стыд в гнев против жены.
А вчера вечером раздался стук в дверь его квартиры. Это была соседка, женщина, недавно поселившаяся в Уотергейтском комплексе, с которой он обменялся несколькими любезностями в лифте, а в прошлый уик-энд помог донести тяжелые сумки с покупками до квартиры. Она позвонила около половины восьмого, поблагодарила за помощь и спросила, обедал ли он и не хочет ли съесть гамбургер и выпить вина? Джо хотел было отказаться, объяснить, что он на диете, но вдруг заметил, что она пришла с гамбургерами и бутылкой Монтраше. Значит, приглашала всерьез.
Джо прикончил два огромных гамбургера и выпил большую часть бутылки, в то время как между гамбургерами она тоже приложилась к ней. Они сидели на ковре гостиной, и, когда стало очевидно, что она готова к продолжению, ему пришлось уступить и он не очень соответствовал.
Наутро он чувствовал себя как один из ломтиков вчерашней жареной картошки; не удивительно, что и двигался так медленно. Он даже не знает, как ее зовут. Надо будет спросить консьержку.
Впервые это случилось прямо у него в доме. Вообще-то, Джо старался соблюдать правило, гласившее, что нельзя обманывать жену в ее собственной постели или на ковре в ее гостиной, этим следует заниматься в другом месте. Но Джо чувствовал, что она – уже «она», а не «Иза» – обманула его гораздо основательнее. Мишлини был американцем в третьем поколении, и гены не позволяли ему осознать, что в некоторых ситуациях винить бывает некого. Кто-то должен быть виноват. Значит – она.
Обычно Джо делился со своим адвокатом Антонини самыми пикантными деталями побед над женщинами перед решающими моментами игры, чтобы подразнить противника именно в тот момент, когда он нуждается в наибольшей собранности. Но на этот раз решил не делать этого, собираясь после игры, за ленчем, обсудить с Антонини матримониальные проблемы. Воспоминание о прошлой ночи воодушевляло его, он старался убедить себя, что и выглядит моложе и чувствует себя лучше, чем это было в действительности.
Они вытирались после душа, когда Антонини заговорил о деле.
– Ты уверен, Джо? Относительно развода.
– Я решил окончательно. Наш брак кончен. Изидоры никогда нет дома, она все время отсутствует, занимается один Бог знает чем и с кем.
– Двойная игра, Джо? Ты тоже не святой.
– Важно то, что все кончено. Большой жирный нуль.
– Жаль. Я думал, что у вас все хорошо. Я беспокоился, что ты… ну, знаешь, просто переживаешь один из таких моментов… Многие мужчины через это проходят, а потом чертовски сожалеют.
Глаза Мишлини засверкали.
– Что? Ты думаешь, у меня климакс? – Он говорил агрессивным тоном: некоторые мужчины в голом виде испытывают чувство неполноценности и прикрываются враждебностью. – Благодарю, Тони, но с гормонами у меня все в порядке, во всяком случае, я готов разделать тебя на корте в любое время. Просто из моего брака ничего не вышло, и я хочу, чтобы ты помог мне привести все в порядок.
Антонини сделал успокаивающий жест рукой.
– Прекрасно, Джо. Успокойся.
Но Мишлини уже завелся и теперь хотел выговориться.
– У нас никогда не было настоящего брака. Она хотела иметь детей, и выбрала меня в качестве производителя. Взяла напрокат. «Как, дорогая, у тебя сегодня подходящий день цикла, или я могу повернуться на другой бок и перечитать вчерашнюю газету?» Она воспитывала детей и каждый день пыталась доказать всему этому чертову миру, что ни в чем не уступит любому мужчине. Я хотел иметь жену, которая была бы настоящей женщиной, Тони, а не амазонкой в бронежилете, которая ездит по миру с камерой вместо автомата.
Он раздраженно отбросил мокрое полотенце, и оно шмякнулось в большую плетеную корзину.
– Она даже не желает называть себя миссис Джо Мишлини. Что плохого в этом имени, скажи мне?
Адвокат ответил, как истинный профессионал, и опять прокололся.
– А ты подумал о детях?
– О ребенке, Тони. У нас остался один ребенок. Ты, случайно, не забыл, что она убила Бэллу?
Мишлини повернулся к адвокату – голый, руки сжаты в кулаки. Он чувствовал свою вину и должен был на ком-то отыграться. На них уже обращали внимание.
– Спокойно, Джо. Я лишь делаю свою работу. Я должен задать тебе эти вопросы. Ты меня еще за них поблагодаришь.
– Детей нельзя доверять матери, которая таскает их по всему миру, но может исчезнуть на неделю или на месяц. Детям нужна мать, а не няньки, присланные каким-то агентством, которые и по-английски толком не говорят. – Грудь Мишлини судорожно вздымалась, он пытался овладеть собой. – А еще им нужен отец, но Изидора сделала так, что я их едва знал. Я никогда не искуплю вину перед Бэллой. – Он рывком надел на палец кольцо, тон его стал более спокойным и сдержанным, даже холодным.
– Она совершенно безответственная женщина, Тони, и я не прощу ее и через миллион лет.
– Зачем столько эмоций, Джо? Это только осложняет. Процесс влетит тебе в копеечку.
– Ну, это меня как раз не беспокоит. Компания поддерживает меня. Они согласились оплатить все юридические счета. Так что свои деньги тратить не придется. Только не увлекайся, ублюдок. И добейся, чтобы я выиграл дело.
– Аккуратно и чисто не получится. Иза будет бороться, защищать свою профессиональную репутацию и не допустит, чтобы ее обвинили в пренебрежении родительскими обязанностями.
– Но она и есть негодная мать. В этом все дело. И бороться ей будет труднее, чем она полагает.
– Что ты имеешь в виду?
Мишлини повернулся к зеркалу, поправляя свой шелковый галстук. Он полностью овладел собой.
– А то, что она так часто отсутствовала, что предоставила мне разбираться со счетами и бюджетом, вот так. Предоставила мне право выступать от ее имени, если что-нибудь с ней случится. – Он с удовольствием оглядел себя в зеркале и повернулся к адвокату. – Я контролирую ее банковский счет. – Он помолчал. – Печально, но в последнее время у нас были большие расходы. Когда она вернется и обратится в свой банк, то на счете ничего не окажется.
– Ты что, обчистил ее? Да она может с тебя шкуру спустить за это.
– Если захочет вытащить на публику грязное белье – конечно. И если она найдет адвоката, который будет работать на нее из любви к искусству, задарма. Я буду лоялен, и мы придем к компромиссу: Иза получит чистый и тихий развод, ее репутация не пострадает. Я даже возмещу ей средства. Только при одном условии.
– А именно?
– Она убила мою малышку. Я не дам ей сделать то же с моим единственным сыном, Тони, ни за что, даже если придется сражаться в каждом суде этой страны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41