– Не даю, а стараюсь…
На Невском, покинув «Пассаж», они замешкались.
– Слушай, если с ногами беда, что ж ты согласилась на такой походище? – сокрушенно покачала головой Алла Владимировна. – Вот они – плоды жизни молодой и безрассудно самостоятельной… Слушай! А давай-ка закатим девичник! Здесь же «Север» – два шага сделать, согласна?
– Согласна…
Заказ был сделан. Боярские блинчики с мясом и брусникой, бутылка красной «Алазани» и огромные десертные башни, украшенные куполами из безе. Невеста засомневалась было по поводу вина, но наставница быстро ее успокоила.
Официантка, выполнив заказ, удалилась.
– Ну, что же, за тебя, Натуль, за твое счастье! – они пригубили вино.
– Алла Владимировна, вы сказали, что они ждут. Чего?
– Когда ты и Вадим объявите о твоем положении.
– Это так на них не похоже…
– Ты просто привыкла всегда быть для них ребенком. Для родителей тоже нелегкий труд – признавать твое право на самостоятельные поступки. Но, коль скоро тебе повезло, ведь спортивные успехи и учеба в институте – вот твои козыри, – то теперь везти будет постоянно. Только не расслабляйся. Обещаешь?
– Пообещать-то легко… А вот как быть с гимнастикой, если честно, – не знаю. Я ведь, как на меня ни давили, от аборта отказалась…
– Кто давил?
– Да есть тут… заместители семьи и школы, так что, думаю, после родов мне дорога в большой спорт закрыта. На меня же надеялись как на участницу предстоящего чемпионата Европы, а теперь нет у них уверенности, что роды пройдут без осложнений и я вовремя восстановлюсь. Записали меня в бесперспективные…
– Ерунда какая-то! Это с тобой в Обществе так обошлись?
– Откуда я знаю, где? Навалились, чуть ли не всем городом, даже декана подключили. А мне и отступать некуда – либо аборт, либо свадьба.
– Это Вадим так сказал?
– Нет. Он так никогда не скажет… Просто так получилось. Сначала я не думала, что беременность так серьезно воспримет… воспримут тренеры. А потом оказалось – поздно уже менять решение. Так что вот так вот: Наталья Забуга – несостоявшаяся чемпионка, преподаватель физической культуры!
– Преподавательница, – машинально поправила ее Зорина, думая о своем. Именно случайная оговорка Натальи легла недостающим звеном в ее анализе непростых событий новой жизни ее лучшей ученицы.
– Наташ, если не хочешь – не отвечай. Но мне это важно знать. Я же прекрасно вижу, что обратиться за поддержкой или советом тебе просто не к кому. Вадим… он действительно отец ребенка?
– Нет…
Алла Владимировна осушила бокал до дна, разрезала блинный конверт пополам, потом каждую половинку еще надвое.
– И знаешь ты его не так уж и долго?
Наталья, утвердительно кивнув, быстро заговорила:
– Я понимаю, что поступаю подло, но рядом с ним, хоть он такой смешной и нескладный, я чувствую себя уверенной. Мне все про него понятно, и от этого становится как-то надежно и спокойно. Я нисколечко не сомневаюсь в его любви.
– Это не подлость, Наташа. Это инстинкт самосохранения, но никогда не поступай с Вадимом жестоко. Это единственное, на что ты теперь не имеешь никакого права. Постарайся, чтобы этот обман стал последним… Чтобы это не вошло в привычку. Это поможет не потерять себя, не раздвоиться окончательно, не превратиться в опустившуюся мегеру-домохозяйку, вечно ноющую о загубленной карьере. Тебе легче будет пережить это время, если ты вернешься в большой спорт. Это необходимо сделать обязательно… Раз уж я, – Зорина налила себе в бокал вина, – невольная виновница этой печальной повести, то помочь тебе просто обязана.
* * *
На следующий же день они посетили профессора Галле. Светило социалистического акушерства, о мастерстве и провидческом даре которого слагали легенды, оказался копией Айболита, с такими же седыми пышными усами и в очках с толстыми линзами. Вот только красный крест на белоснежной крахмальной шапочке отсутствовал.
Пока Наталья собиралась в смотровой, он весело балагурил с Аллой Владимировной в своем кабинете, отделенном старинной застекленной дверью. «Наверное, они старые знакомые», – подумала девушка, робко покинув смотровую.
– Нуте-с, присаживайтесь. Причин для беспокойства не нахожу. Как принято сейчас выражаться, институт Отта дает гарантию. Визуальный осмотр меня более чем удовлетворил, тазосложение – прекрасное, для обстоятельного обследования еще рановато, но общий тонус мышц соответствует теоретической норме, подкрепленной моим долгим опытом. Единственный каверзный сюрприз, который может подготовить нам мать-природа, – это размер плода, больший, нежели естественное раскрытие родовых путей. Батюшка будущего дитяти – крупногабаритная персона?
Наташа смутилась и кивнула. Зорина сидела напротив и улыбалась.
– Вот и славненько. Предупрежден, значит вооружен. Значит… Позвольте, Алла Владимировна, подопечная-то ваша не с Дальнего же Востока на консультацию приехала? Или старый доктор все опять напутал?
– Нет, конечно, Николай Николаевич. Наташа живет в Ленинграде.
– Вот я и говорю – славненько. Каждый месяц походите ко мне, понаблюдаем вас и, коль соблаговолите, милости прошу к нам на роды! Возражения, особые просьбы имеются? – последней фразой профессор всегда завершал лекции и палатные обходы. – Прекрасно, жду вас ровно через месяц. И не переживайте за свою спортивную судьбу, в таких деликатных вещах медицина понимает больше тренеров.
У чугунной решетки клиники их встретил обеспокоенный Вадим. Будущий муж и отец мерил шагами Менделеевскую линию. Засматриваясь на институтский вход, постоянно натыкался на прохожих. Но увидев улыбающиеся, довольные лица женщин, Иволгин успокоился и расслабился.
– Все хорошо, да?
– Все просто великолепно, – Наташа бросилась ему на шею и расцеловала в обе щеки. – Ты был прав, Домовой, все будет хорошо!
– Посмотри, – Вадим достал из кармана небольшую коробочку из темно-синего бархата.
– Господи, Димка, неужели? – невеста запрыгала и захлопала в ладоши.
– Нет, ты сначала посмотри, вдруг тебе не понравится, – он повернулся к Зориной: – Алла Владимировна, что там с ней такого делали? Отчего пациентка впала в детство?
– Наташа, будь милосердна к жениху! – в голосе Зориной слышалось одобрение.
– Не буду смотреть, не буду! – Вадим обиженно надулся. – Пускай сам покажет! Сейчас я закрою глаза, сосчитаю до трех и… Договорились?
Иволгин улыбнулся. Наташа плотно зажмурила глаза.
– Раз! – она выставила вперед руку, чуть приподняв безымянный палец. – Два-а-а! – Вадим открыл коробочку и, достав оттуда блеснувшее белым камнем кольцо, надел его на палец любимой. – Три!
Черные огромные ресницы, как тропические бабочки, взметнулись вверх, и восхищенному взгляду невесты во всей своей красе предстал настоящий дар.
На платиновой ромбовидной подушечке, что геометрическими вершинками покоилась на широком золотом ложе в окружении двенадцати бриллиантовых осколков, гордо и ярко сверкал четвертькаратный благородный камень…
Две красивые молодые женщины и их спутник, весело переговариваясь, голосовали легковушкам у стен Кунсткамеры.
У них все было хорошо.
Глава 4
Джейн Болтон как зеркало международного шпионажа и несомненных успехов в работе советской разведки
Главное, что она вынесла из всего курса спецподготовки, который проходила в шикарном и мрачном Эшли-Хаузе, огромном замке на западе Шотландии, укладывалось в два небольших афоризма: «Никто не знает, каким должен быть успешный разведчик» и «Разведка – это искусство».
Особо выдающимися или оригинальными они не кажутся. Но Джейн гордилась не формулировками, а собственно процессом, гордилась обретением жизненного багажа, позволившим проявиться ее таланту к четким оценкам, высшей формой которых стали эти два коротеньких замечания. Речь идет о той череде памятных событий и случайных открытий, которая была известна только ей и доступ к которой был исключительным и единственным – через ее феноменальную память.
Открытие первое. Оно пришлось на погожий летний день, на время субботней семейной прогулки. Джейн – совсем еще маленькая девочка, дожидавшаяся своего пятого дня рождения. Дедушка – высокий, усатый, седой сэр Огастес Глазго-Фаррагут. Мама, тогда еще живая и веселая, красивая и добрая, как фея, – Кэролайн Болтон, урожденная леди Глазго-Фаррагут. И Элиас – старейший и заслуженный производитель дедовской конюшни, вороной, гривастый, как хиппи, крупнобрюхий пони.
Дедушка и мама идут впереди, неторопливо разговаривая, держат в руках разобранные надвое красные кожаные поводья. Элиас, следуя в поводу, важно и осторожно, то и дело встряхивая густой гривой, несет на себе маленькую Джейн.
Холодный ветер с моря, волнующий вересковые поля, и припекающее лицо августовское солнце. Они остановились у самого края высокого утеса, отвесно уходящего в сторону моря. Бескрайняя, глухо рокочущая стихия лежала внизу, перемешивая в беге волн темный индиго и все оттенки остывающей стали, крем и кипень бурунов с безвольной зеленью морской травы и кроваво-красными локонами водорослей.
Мама вскинула руки, и рассыпавшийся букет полевых цветов, подхваченный бризом, жертвенно планировал к бурлящему внизу прибою. Мама смеялась, дедушка скупо улыбался в усы.
– В странное время мы живем, Кэролайн.
– Почему же – странное? Солнце, вереск, море. Твоя дочь, моя дочь – все, как и тысячи лет назад, только вот, – она звонко рассмеялась, погладила конскую морду, – Элиас здесь получается лишний. Но он же не обидится на меня, правда, Джейн? – и она заговорщицки подмигнула.
– Странное, потому что нелепое. Разведчики работают по расписанию, на выходные уезжают погостить к родным. Чего доброго, и визитки начнут печатать: «X-Y, резидент». А, как ты думаешь?
– Пап, – мама подбежала к дедушке и обняла его.
– От тебя пахнет лошадью!
– Не самый противный запах, дорогой. Что же касается моих мыслей, то скажу тебе честно – времена Лоуренса Аравийского прошли и не вернутся. Женщины и разведка – более эффективное сочетание. Для нас холодная война, религиозный экстремизм или великий Мао – в первую очередь угроза нашим детям.
– С тобой бесполезно разговаривать серьезно, Кэролайн, – дедушка нахмурился.
– Смотря какую тему для разговора вы изберете, сэр Огастес!
– Ладно, оставим это. Когда ты возвращаешься в Бейрут?
– Хочу недельку побыть у тебя, пообщаться с Джейн, но ты же знаешь, сейчас там такая обстановка!
– Знаю, знаю, может, и лучше тебя знаю. Но не кажется ли вам, красивая леди, что вы слишком много внимания уделяете своему старому отцу, в то время как маленькая Джейн жаждет материнского общества?
– Папа! – мама смутилась.
Вот такой ее и запомнила Джейн навсегда – с заигранными морским ветром волосами, со смущенной улыбкой на загорелом лице. Запомнила слово в слово и странный разговор, что вели мама и дед.
* * *
Участницей операции «Рейли» Джейн Болтон стала не случайно. Руководство, прекрасно осведомленное о ее родословной, предложило внучке сподвижника знаменитого сэра Сиднея поработать в Ленинграде. Город хорошо помнил ее отважного деда, катер которого не раз пытались взять в вилку крепостные пушки Кронштадта в далекие двадцатые годы.
Джейн, внутренне насмехаясь над проникновенно-романтическими интонациями руководства, согласилась.
Согласилась и не пожалела.
Она побывала во многих знаменитых городах Европы. Конечно же – в Лондоне, а также в Париже, Риме, Мадриде и Барселоне, даже в Праге и Будапеште, но нигде она не встречала таких гармоничных сочетаний разных сторон жизни большого города, как здесь, на берегах Невы.
Ленинград, большой портовый город, но на удивление – чистый. Ее поражала чистота Невы и городских каналов. Первые недели она даже не верила, что в непосредственной близости от дворцов и памятников швартуются, разгружаются и даже строятся самые настоящие корабли!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48