Вы у них что-то вроде переходящего вымпела.
– Скорее, талисмана, – поправил Марк и на миг обернулся к Аиде. – Тебе опасно возвращаться домой. Может, поживешь у Виктора?
– Только не сегодня, – попросила она. – Хочу провести ночь в своей комнате.
Всю ночь она курила, пила водку и слушала «Пинк Флойд». Время, проведенное в заточении, выбило ее из колеи. За пять дней она устала больше, чем за пять лет. Больше ничего не хотелось от жизни. Было единственное желание уехать туда, где ее никто не знает. Желание, преследовавшее Аиду с детства и гнавшее из города в город. Было и еще кое-что. Ей вдруг до боли захотелось послушать литературную болтовню Родиона. Впервые она плакала о брате, снова и снова перечитывала его немецкое послание к ней.
Алена в тот день поехала на Волковское кладбище, а не в больницу к брату. Что ее вдруг потянуло туда? Это только упростило Аиде задачу. Кладбище – место тихое, укромное. Подходящее для злодейства.
Поэтесса никуда не торопилась, гуляла в свое удовольствие и что-то бормотала себе под нос. Она, наверное, хотела дождаться конца рабочего дня, чтобы встретить Родиона при выходе из больницы и пожаловаться ему на сестру. А перед этим выпросить у кого-нибудь деньги или жетон на метро. Как Аида ненавидела в этот момент эту нищебродку! Во время своего бродяжничества она никогда не опускалась до попрошайничества. Она научилась воровать, грабить, убивать. Она умела цепляться за жизнь каждой клеточкой, каждым нервом своего существа.
Все разрешилось очень просто. Алена вдруг наткнулась на могилу какого-то поэта. Присела на скамейку и принялась вслух читать стихи, то ли того самого поэта, то ли свои собственные. Аида подкралась к ней сзади. Та ничего не почувствовала. Слишком была занята собой. Ее вообще никогда не интересовало, что творится вокруг. Какой-то одуванчик, а не женщина. Аида выстрелила ей в затылок, не потревожив кладбищенскую тишину. Пистолет с глушителем – незаменимая вещь в таких случаях. Алена не шелохнулась. Только жестикулирующая рука безвольно упала на колено, а голова неестественно дернулась и уткнулась подбородком в грудь.
«Пусть бы жили себе, – думала теперь Аида, заливая водкой тоску по брату. – Он бы разобрался потом. Нет, именно Алена ему была нужна! Именно нищебродка! Именно Кобейн! Именно мазохизм!»
Она уснула в кресле, уронив пустой стакан на ковер.
С утра надрывался телефон, но Патимат боялась брать трубку. Аида же никак не просыпалась. Наконец явился перепуганный до смерти Майринг.
Ему пришлось прибегнуть к некоторым фармацевтическим ухищрениям, чтобы избавить бедную девушку от похмелья.
– Мы вчера с Соней вовремя подоспели. Ночью на даче нотариуса побывали люди Борзого. Они бы не пощадили ни тебя, ни девочку.
– Знаю. Как мне найти Гедиминаса?
– Этот сам тебя найдет, если захочет. Он остановился в «Прибалтийской».
Может, съездим туда?
– А не опасно?
– Нелепый вопрос, Марк. Для меня каждый новый день опасен. Для тебя, кстати, тоже. Ты зря полез в это дерьмо. Я тебя предупреждала.
– Я это слышу от тебя не в первый раз, – напомнил он.
– И услышишь еще, – пообещала Аида. – Нечаев мне показывал снимок…
– Я в курсе…
– Что ты думаешь по этому поводу?
– Думаю, что каждый зарабатывает на жизнь как может.
Человек, сделавший снимок, сначала предложил его Соне, и, когда она отказалась ему заплатить, обратился к нотариусу. Ко мне он прийти постеснялся, потому что мы с ним знакомы. Соня описала мне этого парня. И по ее описаниям я узнал нашего старого приятеля Сашу.
– Какая сволочь! – в сердцах воскликнула девушка.
– Сволочь? Нам больше не потребовались его услуги, и он решил на нас заработать. Разве ты никогда не прибегала к шантажу?
– Я убью этого гада! – негодовала она.
– Ты собралась убивать всех, кто хоть раз в жизни оступился?
– Оступился? Ты не понимаешь, Марик! Ты мыслишь литературными, гуманитарными категориями. Родька мыслил точно так же. Ты мало сталкивался с «враждебным миром», а у него свои законы. Если не ты его, то он тебя! Этого гада необходимо пристрелить, иначе он причинит нам непоправимое зло!
– Ты, Аидка, – сумасшедшая, вот что я тебе скажу! Все зло, которое мог причинить, этот раздолбай Саша, он уже причинил. И на большее не отважится.
– Ошибаешься! Ох, как ты ошибаешься, дорогой! Такие люди входят во вкус, и «враждебный мир» использует их на полную катушку!
«Вихри враждебные веют над нами, – запел он, – темные силы нас злобно гнетут. В бой роковой мы вступили с врагами, нас еще судьбы безвестные ждут…»
Подъезжая к гостинице «Прибалтийская», Майринг поинтересовался:
– Ты теперь хочешь работать на Гедиминаса?
– Не знаю. Послушаю, что он мне предложит. Он тебе предложит руку и сердце.
– Думаешь?
– У него серьезные намеренья. Так утверждала Софья.
– Вряд ли.
– Ты не веришь в свои женские чары?
– Просто я хорошо знаю этих людей. Вся его любовь – маскировка. Не может же он открыто сказать коллегам по бизнесу: «Мне нужна эта отчаянная девка, чтобы вести тайную войну против вас. Она справлялась и не с такими лохами, как вы!»
– Может, ты и права, – грустно произнес Марк. – И опять все вернется на круги своя? Убийство – деньги – убийство?
Она курила и молчала. Они уже приехали, но выходить из машины не торопились.
– Марик, я была с тобой откровенна, как ни с кем другим, но это не значит, что ты должен учить меня уму-разуму.
– Извини… Но эта девочка… Твоя сестра…
– Я знаю, что ты хочешь сказать. Да, я подвергаю ее опасности. И любому дураку понятно, что маленькая девочка – это ахиллесова пята. И кто-нибудь обязательно попробует этим воспользоваться. Но ничего другого я пока не придумала. Поверь, Марик, мне все надоело. Я вымоталась за эти годы и чувствую себя дряхлой старухой. Моя мечта – не поверишь – уйти в монастырь. «Элоиза, ты – ведьма, как и сестры твои францисканские!» Видишь, я запомнила твои стихи.
Да, это действительно про меня написано. Что ж, принимай меня такой, какая я есть. Только, ради бога, не лезь в петлю!
Она вышла из машины и резко захлопнула дверь.
Портье за небольшое вознаграждение удостоверил, что действительно некий литовский гость проживает в гостинице «Прибалтийская». За новое вознаграждение он даже сообщил, что в данный момент интересующий даму субъект отсутствует. И уже без вознаграждения нацарапал на клочке бумаги телефонный номер субъекта, а также согласился передать для него записку.
С Гедиминасом пришлось говорить по-литовски, а она давно не упражнялась в языке и некоторые слова подзабыла. Их выручил немецкий. Господин из Литвы знал его лучше, чем русский.
Они сидели в летнем кафе, напротив Гостиного Двора; литовско-немецкую речь заглушал симпатичный оркестрик, в репертуаре которого были сплошные вальсы, и кое-кто даже танцевал. За соседним столиком расположились охранники Гедиминаса. Они вальяжно потягивали пиво и глазели по сторонам, высматривая злоумышленников.
– Неужели вы и есть «шаровая молния»? – Он смотрел на нее с обожанием.
– Много слышал о вас еще до нашей встречи в «Амбассадоре». И очень жалел, что вы работаете на этого проходимца, а не на меня. Вам очень идет быть блондинкой, хотя я знаю, что вы брюнетка, и не литовка, и даже не Инга. Я не люблю, когда меня пичкают всякими небылицами о суперменах и суперфрау, но вас я увидел в деле. И это было настоящее чудо. Я сразу сказал этому отпетому гомику, что вас недооценили и что настоящему бриллианту положено быть в настоящей золотой оправе.
– Вы – поэт, а я простая девушка, с шестью классами образования…
– …которая свободно изъясняется на двадцати шести языках.
– Вы неплохо поработали над моим досье, – оценила она, – но я не слишком падка на лесть и предлагаю перейти к делу.
– А мы уже к нему перешли. – Гедиминас загадочно улыбнулся. – Разве вы не поняли, что я делаю вам предложение? Я хочу, чтобы вы стали моей женой.
Аида оказалась застигнутой врасплох, хотя Марк и предупреждал о намерениях литовского господина.
Она пристально всмотрелась в лицо Гедиминаса, по которому раньше едва скользила взглядом. Ничем не выдающаяся внешность. Блондин, густые брови, светлые глаза, прямой нос, губы чуть-чуть толстоваты. Она не любит такие губы.
Впрочем, все эти детали ни о чем не говорят. Что там внутри у этих господ, она примерно представляет.
Пауза несколько затянулась. Его глаза смотрели на нее с обожанием, а губы улыбались.
– Вы хотите немедленного ответа?
– Я мог бы подождать. Я – парень молодой, мне нет еще сорока. Спешить некуда, в отличие от вас.
– Что вы имеете в виду?
– Что имею в виду? – Он вдохнул полной грудью воздух и неожиданно произнес:
– Ах, какой чудный вечер! Ветерок с Балтики расслабляет мышцы! У вас, Инга, такой красивый, такой большой город, но вам некуда пойти. За дальним столиком, который ближе всех к оркестру, сидят люди Борзого. Наш уральский друг привез нынче в Питер целую банду. Его парни томятся в подъезде вашего дома. И ваш новый адрес им тоже сегодня стал известен. Борзой заявляет на вас свои права. Так они договорились с Донатасом. Чем я могу помочь в создавшейся ситуации? Во-первых, провести с вами ночь в моем гостиничном номере. Во-вторых, пойти завтра с утра в ЗАГС. Мои люди договорятся, и оформление документов пройдет без лишней волокиты. Фамилию вы можете не менять. Если захотите, можем даже обвенчаться. Здесь или у меня, в Каунасе. На жену Гедиминаса никто не посмеет поднять руку. Соглашайтесь, Инга. У вас нет другого выхода. Брак по расчету – не великое горе, особенно, когда предъявлен такой счет. Это избавило бы вас от многих проблем.
Аида оглянулась. За столиком, на который указал Гедиминас, сидели двое парней в «косухах». У них не было в руках табличек «Мы – шестерки Борзого», и оригинальное предложение литовского господина могло оказаться блефом. Почему-то все – и Мадьяр, и Нечаев, и вот теперь Гедиминас в отношении ее выбрали тактику запугивания.
Борзой, конечно, здорово подходит на роль пугала, но ведь и она – стреляная ворона.
– Предположим, я согласилась, – начала она разыгрывать привычную для себя партию, но неожиданно засмеялась. – Надо отдать должное вашей смелости. Не боитесь жениться на лесбиянке? – О! Наоборот, я нахожу это пикантным!
– Было бы еще пикантней, если бы вы оказались геем! Так вот, предположим, я согласилась. Какие вы можете дать гарантии в отношении моей матери и сестры?
– Насколько я понимаю, речь идет о вашей мачехе и о вашей сводной сестре?
Аида снова удивилась его осведомленности.
– Степень родства для меня не имеет значения. Я делю всех людей на чужих и близких. Если мать и сестра окажутся в заложниках у Борзого, я не смогу принять вашего предложения.
– Понимаю. – Гедиминас задумался. С минуту он сидел понурив голову, а потом произнес:
– С такой привязанностью к родственникам, вам будет трудно…
– …быть вашей женой? – подхватила она.
– Вы не так меня поняли. И вообще, мы теряем время. Борзой на этот раз побрезговал гостеприимством Нечаева и остановился в «Прибалтийской». Поэтому все вопросы будем решать на месте, согласны?
Она согласилась, но попросила дать ей возможность отлучиться на пару минут, чтобы предупредить своего друга, ожидающего в машине. Гедиминас ничего не имел против, только дал ей в сопровождающие двух своих молодцов. Заодно она убедилась в правдивости его слов, парни в «косухах», мирно проводившие время за столиком возле оркестра, вдруг встрепенулись, один расплачивался с официантом, а второй, казалось, считал сколько она сделает шагов, чтобы потом не ошибиться и сделать столько же. Она села в машину Майринга.
– Вы с Соней оказались правы. Он сделал мне предложение, – сообщила Аида.
– И что ты ответила?
– Пока ничего, но я в дурацком положении. В самом дурацком, какое только можно придумать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32