Но кроме этого…
— Что «кроме этого»? — спросил Брюс.
— Не знаю, что я могла бы вам сказать. Один из многих слушателей. Ночная атмосфера. Люди предаются фантазиям перед тем, как выпить ромашкового чая и лечь. А назавтра все идут на работу.
— А мне хотелось бы послушать еще разок, — сказал бородач.
Брюс перемотал пленку, нажал на «пуск». Посмотрел на Левин — ее лицо оставалось бесстрастным. Как у Арнольда Шварценеггера в фильме. Я стану будущим лидером восстания людей. Она станет Терминатором, пришедшим из будущего, чтобы спасти меня.
— Я уже слышал этот голос, — сказал бородач, когда зазвучал отрывок из передачи «Генетически модифицированные продукты: когда тарелка вызывает страх».
— Где именно?
— Вот в этом-то и загвоздка.
— По телевизору? — попыталась помочь Левин.
— В кино, в театре, в метро, в университете? — вмешалась Валери Кассен.
— На улице, в супермаркете, по радио? — спросил Брюс.
— Но ведь это запись с радио, так? — спросил бородач.
— Да, но я имею в виду другое радио, не «Франс-интер», — уточнил Брюс.
— Это крутится у меня в голове. Звучит в ушах. Ах ты, боже мой, ну конечно! По телевизору, вот где. Да, да, по телевизору.
— Ты что, смотришь телевизор, Бенуа? «Арт»?
— Нет, «Арт» я не смотрю. Я смотрю каналы, где показывают американские сериалы.
— Это что-то новенькое, Бенуа.
— Ничего нового. Меня всегда привлекала поп-культура. Это помогает расслабиться.
— Она не так уж плоха!
— Все, вспомнил! Сериал называется… «Тротуары Лос-Анджелеса». И я почти уверен, что этот голос принадлежал главному герою. Дэну Роджерсу, лейтенанту полиции Лос-Анджелеса. Красивый парень, забавный, умный, но, по мнению его девушек, чересчур зацикленный на своей работе.
— Бенуа! В жизни бы не подумала, что ты смотришь такую бредятину!
12
Клуб, где играют японскую музыку техно. Лейтенант Дэн Роджерс, немного похожий на Брэда Питта, танцует с роскошно сложенной рыжеволосой девушкой. Пучки лазерного света скользят по морю людских голов. Камера снимает вид сверху, затем резко ныряет вниз. Роджерс обнимает девушку, что-то шепчет ей на ухо. Она откидывается назад и дает ему пощечину. Роджерс потирает щеку, издает восхищенный свист, потом расплывается в улыбке. Девушка нервно танцует, резко останавливается. Неподвижно стоит среди погруженной в транс толпы. Крупный план— ее глаза, полные слез. Камера отъезжает, мы видим спину Роджерса, который приветствует охранника клуба и выходит. На часах — половина шестого.
Дэн Роджерс садится в машину. Достает из бардачка пистолет, закрепляет его на поясе, надевает куртку, трогается. Голос с азиатским акцентом, звучащий из динамика, дает понять, что ему предстоит встреча с коллегой в чайном домике в китайском квартале.
Роджерс паркуется, поднимается по лестнице, над которой мигает неоновая вывеска «Птичий рай».
Роджерс входит в просторное помещение, где за столиками сидят одни китайцы. Все выглядит мирно: игроки в маджонг пьют чай. Камера скользит по птицам в клетках, висящих под потолком. Посетители приходят со своими клетками, ставят их на столики. Роджерс подходит к невозмутимому метису:
— Держу пари, что ты никогда еще не вставал так рано, Роджерс.
— Не твое дело! Так что у нас?
— Спроси у канарейки.
Роджерс корчит гримасу. Метис улыбается, незаметно показывает на клетку. Роджерс берет маленькое зеркальце, укрепленное на дне клетки. Пользуясь им, как зеркалом заднего вида, он наблюдает за группой мужчин за одним из столиков. Один из них протягивает какой-то конверт другому, лет сорока, в очках, тот прячет его в карман куртки, поднимается и берет клетку.
Роджерс в упор смотрит на метиса и говорит:
— Держу пари, ты никогда еще не вставал так быстро, Ли.
Рука Роджерса на кобуре. Широко раскрытые глаза Ли. Роджерс встает, поворачивается, в руке у него револьвер.
—Полиция Лос-Анджелеса! Не двигаться!
Сорокалетний мужчина выкрикивает приказ по-китайски. Два его сообщника вытаскивают пистолеты, Роджерс убивает одного из них наповал выстрелом в лоб, бросается на пол. Обменивается взглядами с Ли, лежа под столом. Крики, толкотня. Крупным планом— перепуганные птицы. Роджерс перекатывается под столом, стреляет еще раз, убивает второго.
По лицу Роджерса катится пот, рубашка забрызгана кровью китайца. Он кричит:
— Ложись! Все на пол!
Выстрелы. Еще одна группа клиентов с воплями разбегается.
Сорокалетний мужчина открывает свою клетку. Достает из двойного дна пакетик с белым порошком, который прячет под курткой, и пистолет. Третий китаец вытаскивает из-за скамейки пистолет-пулемет. Перестрелка, трое посетителей убиты. Ли и Роджерс стреляют, лежа на полу. Убит третий китаец.
Сорокалетний мужчина бежит по лестнице. Роджерс гонится за ним. Китайские фонарики, подвешенные к столбам на улице, отбрасывают красные тени. Человек бежит в ту сторону, откуда восходит солнце. Дэн Роджерс стреляет. Китаец спотыкается, прижимает к правому бедру руку с пистолетом, падает на столик, за которым группа людей ест лапшу. Направляет оружие на Роджерса, тот стреляет первым и убивает его.
Лейтенант встает на колени, распахивает куртку на убитом. Пакет с порошком залит кровью. Крупным планом: на плечо Роджерса опускается рука.
— Ты так и останешься ковбоем, бедный мой Роджерс, — говорит Ли, похожий на раздраженного философа.
Он от души смеется. Странно, рот его при этом остается закрытым.
— Стоп! — крикнул директор студии. — Что с тобой происходит, Нгуен?
— Это совершенно идиотская реплика, — ответил артист-азиат, продолжая смеяться.
— Может быть, но актер, играющий Ли, произносит именно это.
— «Ты так и останешься ковбоем, бедный мой Роджерс», — кривляется Нгуен. — Нельзя это как-то переделать?
— Да, правда, это как-то глупо, — подал голос Жюльен Кассиди.
— И ты туда же, Кассиди!
— Слушай, не так-то легко влезть в шкуру Дэна Роджерса в таких условиях!
— Ребята, мы дублируем телесериал. Это вам не последний фильм с Робертом Де Ниро.
— О! Это полностью содрано с фильмов Джона Ву, — сказал Нгуен.
— Содрано это или нет, но оживлять такие диалоги чертовски трудно, — настаивал Кассиди.
— Ну что ж, попроси технического совета у полицейских, которые пришли тебя допрашивать, дорогуша, — сказал директор студии, снял наушники и включил освещение.
Алекс Брюс и Виктор Шеффер, неподвижно стоявшие в разных углах маленькой студии, смотрели на Жюльена Кассиди. На заднем плане по-прежнему шел фильм, но без звука, текст появлялся на суфлере в виде субтитров; Дэн Роджерс стоял перед чрезмерно упитанным и чрезмерно возбужденным мужчиной. Вероятно, это был его шеф; с его губ слетали неслышные реплики.
Они устроили ему «вызов на ковер». Кассиди ввели в просторный кабинет патрона, действительно затянутый ковром, усадили его в старинное кожаное кресло. Он выглядел куда менее спокойным, чем судебный психолог. То так, то этак скрещивал ноги, руки, переводил глаза с окна, за которым виднелась Сена, на лицо Дельмона, задерживал взгляд на цоколе лампы в виде черепа и на магнитофоне. Парочка Брюс — Шеффер расхаживала взад и вперед на почтительном расстоянии, образуя основание треугольника, вершиной которого служило бесстрастное лицо шефа уголовной полиции, а актер сидел как бы внутри него.
— Ты слишком часто путаешься у нас под ногами, Кассиди, чтобы считать это простым совпадением, — начал Шеффер.
— Объясните мне, что происходит, и тогда, может быть, я смогу вам ответить.
Дельмон нажал кнопку «пуск», включив пленку Женовези. Когда запись закончилась, он нажал на «стоп», закурил. Крышечка его зажигалки сухо щелкнула в тишине кабинета.
Наконец Кассиди вздохнул, провел рукой по затылку и сказал:
— Я оставил все это себе, потому что от этого зависела репутация «Запретных ночей».
— Что «все это»? — вмешался Брюс.
— По просьбе Майте Жуаньи я с некоторых пор «разогревал» передачу. Я звонил и менял голос. Иногда, если дело не раскочегаривалось, я изображал разных слушателей. .. .
— Чем докажешь, что она просила тебя об этом?
— Двумя квитками об оплате, суммы там больше, чем за чтение романа. И она вам подтвердит, если захочет.
— Что значит: «если захочет»?
— Вряд ли ей будет приятно сознаться, что она организовывала звонки слушателей.
— Чем она это мотивировала?
— Изабель начинала задумываться к переходу на телевидение. Жуаньи боялась, что она уйдет с радио и бросит ее. Она хотела, чтобы каждая передача была удачнее предыдущей. Это был бег против времени, ей не хотелось ничего оставлять на волю случая.
— Как ты готовился к передачам? Читал книги? — спросил Брюс.
— Майте давала мне материалы, мы обсуждали то, что она хотела услышать.
— Тебе что-то говорит слово «Айдору»?
— Это название английского романа. Мне его дала Изабель.
— Зачем?
— Он ей понравился. Она любила обсуждать со мной книги.
— Об этой книге вы тоже разговаривали?
— Нет, я не стал, потому что она показалась мне скучной.
— Почему?
— Я вообще не люблю научную фантастику.
— Вернемся к передачам. У Майте Жуаньи были конкретные идеи?
— Да, всегда.
— Тебе не хотелось самому предложить ей какие-то темы?
— Нет. Хозяйкой была она.
— А передача о кибернетике?
— Последняя. Так что?
— Она вдохновила тебя больше, чем остальные.
— Не совсем так. Я позвонил от лица потенциального слушателя, как делал обычно.
—Нет, на этот раз все было серьезнее.
— Может быть. Люди, которые надеются, что будущее будет интереснее, чем то время, в котором мы живем, вообще более масштабны.
— Объяснись, Кассиди, — сказал Шеффер. Что это значит по— простому?
— Это мечтатели. По-моему, они трогательные.
— А ты тоже мечтаешь? — продолжал Шеффер.
— У меня нет времени, инспектор. В моей профессии восемьдесят процентов безработных.
— Ну так вот, Кассиди, у меня есть подходящая роль для тебя, — сказал Шеффер, протягивая ему лист бумаги. — Продекламируй-ка это с выражением, а?
Кассиди взял бумагу и прочел про себя текст, не выказав никаких эмоций. Брюсу пришла в голову одна мысль. Он подошел к столу и нажал на клавишу «пуск».
— Зачем вы меня записываете?
— Да так, есть идея, — ответил Брюс. Кассиди открыто взглянул в лицо Дельмону и начал читать, обращаясь к нему как к партнеру. Брюсу показалось, что голос актера заполняет все пространство кабинета. Он уже не был ни Дэном Роджерсом, ни Жюльеном Кассиди:
— «Вспомни о „Дип Блю“./ Все взаимосвязано./ Мы можем создавать своих богов./ Мы можем стать богами./ Мы строим то, что будет управлять нами./ Это затишье перед бурей./ Ум должен лишь обрести совесть./ Мы проживаем последние часы человечества./ Животное— это машина./ Звезды— это машины./ Вселенная — это машина».
— Еще раз, — приказал Дельмон.
Кассиди бросил на него удивленный взгляд, но послушно начал сначала. Закончив, он помешкал, словно ожидая, что его попросят повторить в третий раз, но, поскольку все молчали, положил листок на стол. Прошла целая минута, потом Кассиди спросил:
— А что это за текст?
— А по-твоему? — ответил вопросом Шеффер.
— Какое-то стихотворение, переведенное с английского?
— Почему с английского?
— Звучит, как стихи, но не рифмуется. Я и подумал, что это, наверное, перевод.
— По-английски это тоже не рифмуется, — сказал Брюс. — Я пробовал. Ты любишь стихи?
— Конечно. И вообще все хорошие тексты. И, честно говоря, даже маленькие диалоги в сериалах. Главное — это работать. Нельзя плевать в колодец.
— Но ты вроде бы согласился с коллегой-азиатом, когда тот сказал, что диалоги паршивые.
— Я не сильно спорил, да и в любом случае это входит в игру. Те, кто дублируют, часто говорят между собой, как трудно вложить смысл в дурацкие диалоги. А раз трудно, значит, это стоит денег. Профессионалам не надо стесняться продавать себя подороже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Что «кроме этого»? — спросил Брюс.
— Не знаю, что я могла бы вам сказать. Один из многих слушателей. Ночная атмосфера. Люди предаются фантазиям перед тем, как выпить ромашкового чая и лечь. А назавтра все идут на работу.
— А мне хотелось бы послушать еще разок, — сказал бородач.
Брюс перемотал пленку, нажал на «пуск». Посмотрел на Левин — ее лицо оставалось бесстрастным. Как у Арнольда Шварценеггера в фильме. Я стану будущим лидером восстания людей. Она станет Терминатором, пришедшим из будущего, чтобы спасти меня.
— Я уже слышал этот голос, — сказал бородач, когда зазвучал отрывок из передачи «Генетически модифицированные продукты: когда тарелка вызывает страх».
— Где именно?
— Вот в этом-то и загвоздка.
— По телевизору? — попыталась помочь Левин.
— В кино, в театре, в метро, в университете? — вмешалась Валери Кассен.
— На улице, в супермаркете, по радио? — спросил Брюс.
— Но ведь это запись с радио, так? — спросил бородач.
— Да, но я имею в виду другое радио, не «Франс-интер», — уточнил Брюс.
— Это крутится у меня в голове. Звучит в ушах. Ах ты, боже мой, ну конечно! По телевизору, вот где. Да, да, по телевизору.
— Ты что, смотришь телевизор, Бенуа? «Арт»?
— Нет, «Арт» я не смотрю. Я смотрю каналы, где показывают американские сериалы.
— Это что-то новенькое, Бенуа.
— Ничего нового. Меня всегда привлекала поп-культура. Это помогает расслабиться.
— Она не так уж плоха!
— Все, вспомнил! Сериал называется… «Тротуары Лос-Анджелеса». И я почти уверен, что этот голос принадлежал главному герою. Дэну Роджерсу, лейтенанту полиции Лос-Анджелеса. Красивый парень, забавный, умный, но, по мнению его девушек, чересчур зацикленный на своей работе.
— Бенуа! В жизни бы не подумала, что ты смотришь такую бредятину!
12
Клуб, где играют японскую музыку техно. Лейтенант Дэн Роджерс, немного похожий на Брэда Питта, танцует с роскошно сложенной рыжеволосой девушкой. Пучки лазерного света скользят по морю людских голов. Камера снимает вид сверху, затем резко ныряет вниз. Роджерс обнимает девушку, что-то шепчет ей на ухо. Она откидывается назад и дает ему пощечину. Роджерс потирает щеку, издает восхищенный свист, потом расплывается в улыбке. Девушка нервно танцует, резко останавливается. Неподвижно стоит среди погруженной в транс толпы. Крупный план— ее глаза, полные слез. Камера отъезжает, мы видим спину Роджерса, который приветствует охранника клуба и выходит. На часах — половина шестого.
Дэн Роджерс садится в машину. Достает из бардачка пистолет, закрепляет его на поясе, надевает куртку, трогается. Голос с азиатским акцентом, звучащий из динамика, дает понять, что ему предстоит встреча с коллегой в чайном домике в китайском квартале.
Роджерс паркуется, поднимается по лестнице, над которой мигает неоновая вывеска «Птичий рай».
Роджерс входит в просторное помещение, где за столиками сидят одни китайцы. Все выглядит мирно: игроки в маджонг пьют чай. Камера скользит по птицам в клетках, висящих под потолком. Посетители приходят со своими клетками, ставят их на столики. Роджерс подходит к невозмутимому метису:
— Держу пари, что ты никогда еще не вставал так рано, Роджерс.
— Не твое дело! Так что у нас?
— Спроси у канарейки.
Роджерс корчит гримасу. Метис улыбается, незаметно показывает на клетку. Роджерс берет маленькое зеркальце, укрепленное на дне клетки. Пользуясь им, как зеркалом заднего вида, он наблюдает за группой мужчин за одним из столиков. Один из них протягивает какой-то конверт другому, лет сорока, в очках, тот прячет его в карман куртки, поднимается и берет клетку.
Роджерс в упор смотрит на метиса и говорит:
— Держу пари, ты никогда еще не вставал так быстро, Ли.
Рука Роджерса на кобуре. Широко раскрытые глаза Ли. Роджерс встает, поворачивается, в руке у него револьвер.
—Полиция Лос-Анджелеса! Не двигаться!
Сорокалетний мужчина выкрикивает приказ по-китайски. Два его сообщника вытаскивают пистолеты, Роджерс убивает одного из них наповал выстрелом в лоб, бросается на пол. Обменивается взглядами с Ли, лежа под столом. Крики, толкотня. Крупным планом— перепуганные птицы. Роджерс перекатывается под столом, стреляет еще раз, убивает второго.
По лицу Роджерса катится пот, рубашка забрызгана кровью китайца. Он кричит:
— Ложись! Все на пол!
Выстрелы. Еще одна группа клиентов с воплями разбегается.
Сорокалетний мужчина открывает свою клетку. Достает из двойного дна пакетик с белым порошком, который прячет под курткой, и пистолет. Третий китаец вытаскивает из-за скамейки пистолет-пулемет. Перестрелка, трое посетителей убиты. Ли и Роджерс стреляют, лежа на полу. Убит третий китаец.
Сорокалетний мужчина бежит по лестнице. Роджерс гонится за ним. Китайские фонарики, подвешенные к столбам на улице, отбрасывают красные тени. Человек бежит в ту сторону, откуда восходит солнце. Дэн Роджерс стреляет. Китаец спотыкается, прижимает к правому бедру руку с пистолетом, падает на столик, за которым группа людей ест лапшу. Направляет оружие на Роджерса, тот стреляет первым и убивает его.
Лейтенант встает на колени, распахивает куртку на убитом. Пакет с порошком залит кровью. Крупным планом: на плечо Роджерса опускается рука.
— Ты так и останешься ковбоем, бедный мой Роджерс, — говорит Ли, похожий на раздраженного философа.
Он от души смеется. Странно, рот его при этом остается закрытым.
— Стоп! — крикнул директор студии. — Что с тобой происходит, Нгуен?
— Это совершенно идиотская реплика, — ответил артист-азиат, продолжая смеяться.
— Может быть, но актер, играющий Ли, произносит именно это.
— «Ты так и останешься ковбоем, бедный мой Роджерс», — кривляется Нгуен. — Нельзя это как-то переделать?
— Да, правда, это как-то глупо, — подал голос Жюльен Кассиди.
— И ты туда же, Кассиди!
— Слушай, не так-то легко влезть в шкуру Дэна Роджерса в таких условиях!
— Ребята, мы дублируем телесериал. Это вам не последний фильм с Робертом Де Ниро.
— О! Это полностью содрано с фильмов Джона Ву, — сказал Нгуен.
— Содрано это или нет, но оживлять такие диалоги чертовски трудно, — настаивал Кассиди.
— Ну что ж, попроси технического совета у полицейских, которые пришли тебя допрашивать, дорогуша, — сказал директор студии, снял наушники и включил освещение.
Алекс Брюс и Виктор Шеффер, неподвижно стоявшие в разных углах маленькой студии, смотрели на Жюльена Кассиди. На заднем плане по-прежнему шел фильм, но без звука, текст появлялся на суфлере в виде субтитров; Дэн Роджерс стоял перед чрезмерно упитанным и чрезмерно возбужденным мужчиной. Вероятно, это был его шеф; с его губ слетали неслышные реплики.
Они устроили ему «вызов на ковер». Кассиди ввели в просторный кабинет патрона, действительно затянутый ковром, усадили его в старинное кожаное кресло. Он выглядел куда менее спокойным, чем судебный психолог. То так, то этак скрещивал ноги, руки, переводил глаза с окна, за которым виднелась Сена, на лицо Дельмона, задерживал взгляд на цоколе лампы в виде черепа и на магнитофоне. Парочка Брюс — Шеффер расхаживала взад и вперед на почтительном расстоянии, образуя основание треугольника, вершиной которого служило бесстрастное лицо шефа уголовной полиции, а актер сидел как бы внутри него.
— Ты слишком часто путаешься у нас под ногами, Кассиди, чтобы считать это простым совпадением, — начал Шеффер.
— Объясните мне, что происходит, и тогда, может быть, я смогу вам ответить.
Дельмон нажал кнопку «пуск», включив пленку Женовези. Когда запись закончилась, он нажал на «стоп», закурил. Крышечка его зажигалки сухо щелкнула в тишине кабинета.
Наконец Кассиди вздохнул, провел рукой по затылку и сказал:
— Я оставил все это себе, потому что от этого зависела репутация «Запретных ночей».
— Что «все это»? — вмешался Брюс.
— По просьбе Майте Жуаньи я с некоторых пор «разогревал» передачу. Я звонил и менял голос. Иногда, если дело не раскочегаривалось, я изображал разных слушателей. .. .
— Чем докажешь, что она просила тебя об этом?
— Двумя квитками об оплате, суммы там больше, чем за чтение романа. И она вам подтвердит, если захочет.
— Что значит: «если захочет»?
— Вряд ли ей будет приятно сознаться, что она организовывала звонки слушателей.
— Чем она это мотивировала?
— Изабель начинала задумываться к переходу на телевидение. Жуаньи боялась, что она уйдет с радио и бросит ее. Она хотела, чтобы каждая передача была удачнее предыдущей. Это был бег против времени, ей не хотелось ничего оставлять на волю случая.
— Как ты готовился к передачам? Читал книги? — спросил Брюс.
— Майте давала мне материалы, мы обсуждали то, что она хотела услышать.
— Тебе что-то говорит слово «Айдору»?
— Это название английского романа. Мне его дала Изабель.
— Зачем?
— Он ей понравился. Она любила обсуждать со мной книги.
— Об этой книге вы тоже разговаривали?
— Нет, я не стал, потому что она показалась мне скучной.
— Почему?
— Я вообще не люблю научную фантастику.
— Вернемся к передачам. У Майте Жуаньи были конкретные идеи?
— Да, всегда.
— Тебе не хотелось самому предложить ей какие-то темы?
— Нет. Хозяйкой была она.
— А передача о кибернетике?
— Последняя. Так что?
— Она вдохновила тебя больше, чем остальные.
— Не совсем так. Я позвонил от лица потенциального слушателя, как делал обычно.
—Нет, на этот раз все было серьезнее.
— Может быть. Люди, которые надеются, что будущее будет интереснее, чем то время, в котором мы живем, вообще более масштабны.
— Объяснись, Кассиди, — сказал Шеффер. Что это значит по— простому?
— Это мечтатели. По-моему, они трогательные.
— А ты тоже мечтаешь? — продолжал Шеффер.
— У меня нет времени, инспектор. В моей профессии восемьдесят процентов безработных.
— Ну так вот, Кассиди, у меня есть подходящая роль для тебя, — сказал Шеффер, протягивая ему лист бумаги. — Продекламируй-ка это с выражением, а?
Кассиди взял бумагу и прочел про себя текст, не выказав никаких эмоций. Брюсу пришла в голову одна мысль. Он подошел к столу и нажал на клавишу «пуск».
— Зачем вы меня записываете?
— Да так, есть идея, — ответил Брюс. Кассиди открыто взглянул в лицо Дельмону и начал читать, обращаясь к нему как к партнеру. Брюсу показалось, что голос актера заполняет все пространство кабинета. Он уже не был ни Дэном Роджерсом, ни Жюльеном Кассиди:
— «Вспомни о „Дип Блю“./ Все взаимосвязано./ Мы можем создавать своих богов./ Мы можем стать богами./ Мы строим то, что будет управлять нами./ Это затишье перед бурей./ Ум должен лишь обрести совесть./ Мы проживаем последние часы человечества./ Животное— это машина./ Звезды— это машины./ Вселенная — это машина».
— Еще раз, — приказал Дельмон.
Кассиди бросил на него удивленный взгляд, но послушно начал сначала. Закончив, он помешкал, словно ожидая, что его попросят повторить в третий раз, но, поскольку все молчали, положил листок на стол. Прошла целая минута, потом Кассиди спросил:
— А что это за текст?
— А по-твоему? — ответил вопросом Шеффер.
— Какое-то стихотворение, переведенное с английского?
— Почему с английского?
— Звучит, как стихи, но не рифмуется. Я и подумал, что это, наверное, перевод.
— По-английски это тоже не рифмуется, — сказал Брюс. — Я пробовал. Ты любишь стихи?
— Конечно. И вообще все хорошие тексты. И, честно говоря, даже маленькие диалоги в сериалах. Главное — это работать. Нельзя плевать в колодец.
— Но ты вроде бы согласился с коллегой-азиатом, когда тот сказал, что диалоги паршивые.
— Я не сильно спорил, да и в любом случае это входит в игру. Те, кто дублируют, часто говорят между собой, как трудно вложить смысл в дурацкие диалоги. А раз трудно, значит, это стоит денег. Профессионалам не надо стесняться продавать себя подороже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35