Но на самом деле он был настолько пьян, что в момент происшествия думал, что находится в Майами. Затем есть дело о незаконном присвоении наследства. И, естественно, дело Пел. Хотя оно уже вне нашей компетенции: теперь, когда кассационная жалоба отклонена, все кончено.
– А ты можешь что-нибудь сделать для кого-то из клиентов? – спросила Мэй. – Для одного их тех, естественно, по чьему делу еще не было постановления суда. Что-нибудь такое, за что можно было бы заплатить десять тысяч долларов?
– Я уже думал об этом, – сказал я, – но это меня ни к чему не привело. В деле автомобилиста Кендаллу платит страховая кампания. А дело о присвоении имущества – совсем пустяковое.
– А дело Пел? – спросила Мэй, перебирая мои пальцы. – Для нее ты мог бы что-нибудь сделать?
В памяти всплыл новый эпизод из похождений прошедшей ночи.
– Я об этом с кем-то говорил вчера вечером. Точно, теперь, когда я об этом думаю, я уверен, что в полную глотку об этом разглагольствовал. Я говорил, что с самого начала и до конца процесса Кендалл вел дело вопреки здравому смыслу. Саммерс был негодяй. Многие потерли от удовольствия руки, когда его убили. Единственным серьезным аргументом обвинения против Пел было то, что Саммерс, так сказать, отдалился от нее и что она, по ее собственному признанию, пригрозила ему, что убьет его, если будет им обманута. Это, а также отпечатки пальцев Пел на пистолете, и показания блондинки (ну помнишь, их соседка) о том, что она слышала как Пел ругалась с Саммерсом накануне убийства последнего.
Мэй сжала мои пальцы.
– Что сказала Пел?
– Что она слишком сильно любила этого типа, чтобы решиться его убить. Что Джо Саммерс тоже ее любил. Что блондинка врала. И что Джо был уже мертв, когда она вошла в квартиру.
– А откуда взялись отпечатки ее пальцев на пистолете?
– Она сказала, что подняла пистолет, чтобы пойти расправиться с убийцей Джо, но потом поняла, что убийцей могли быть полдюжины людей. Тогда она бросила пистолет и позвонила в полицию. И в этот самый момент в квартиру ворвались полицейские, получившие анонимный звонок по телефону. Но на электрический стул ее привело то, что за восемь дней до убийства Пел купила этот пистолет. Это подтверждало версию умышленного убийства. Не говоря уже о результатах вскрытия, которые были также повернуты против нее.
– А в чем было дело?
– Вскрытие показало, что Саммерс принял перед смертью огромную дозу алкоголя. Обвинение отсюда заключило, что он был без сознания, когда Пел, тщательно подготовив убийство, сунула ему в ухо пистолет и шесть раз нажала на курок.
– А что ты думаешь об этом, Джим?
Я закурил сигарету.
– По манере – убийство совершила женщина. Мужчина ограничился бы одним-двумя выстрелами. А женщины, в большинстве своем, теряют голову и жмут на курок до тех пор, пока в магазине есть патроны.
– И ты считаешь Пел виновной?
– Нет. Я думаю, что тартюфы присяжные вынесли обвинительный вердикт из-за ее репутации и из-за того, что она в присутствии суда высказала главному обвинителю все, что о нем думала.
Ногти Мэй впились в мою ладонь.
– Ты можешь сделать для нее что-нибудь, Джим?
Мне казалось, что могу. По крайней мере, я этим хвалился вчера вечером, когда был пьян. Внезапно у меня похолодело в желудке: ну, конечно Мантин, Мантиновер. Невысокий мужчина в костюме из белого шелка был братом или бывшим мужем Пел. И я убедил его в том, что смогу ее спасти.
Я помчался в ванную комнату, чтобы дать обеду, торту с земляникой, взбитыми сливками и всему остальному, съеденному мной, возможность проделать обратный путь от желудка до унитаза через рот. Но ледяной комок в желудке не таял. На пороге ванной комнаты показалась Мэй.
– Что с тобой? Что случилось?
Я посмотрел на нее с изнеможением.
– Мантин – родственник Пел. Ее брат или прежний муж. И я, идиот, сказал ему, что смог бы вытащить ее из тюрьмы с помощью десяти тысяч долларов.
У Мэй округлились глаза.
– А ты этого не можешь?
– Не болтай глупостей. У меня даже нет достаточных связей для того, чтобы освободить ее под залог.
Вид у Мэй был такой же убитый, как и у меня.
– Ну, тогда надо найти Мантина и вернуть ему его деньги.
Я прислонился спиной к стене ванной комнаты.
– Ты же прекрасно знаешь, что именно это я и пытался сделать весь сегодняшний день.
Мэй облизнула губы.
– Тебе надо что-нибудь выпить, – наконец произнесла она. – Нам обоим надо выпить.
Я пошел за нею в салон. Она достала из китайского шкафчика бутылку рома.
– Это я купила для вчерашнего торжества, – сказала она с грустной улыбкой. – Я хотела приготовить пунш.
Я действительно был распоследним негодяем, но что же мне оставалось делать: не мог же я в конце концов расплакаться и молить прощения. Она отвернула пробку и стала разливать ром по стаканам. В это время зазвонил телефон. Я снял трубку.
– Алло. Джим Чартерс на проводе.
– Это Мантин, старик, – послышалось в трубке. – Ну, что, Джим, дело продвигается?
Меня прошиб пот.
– Господи! Как я рад, что вы мне позвонили!
На другом конце провода послышался смешок Мантина. Я представил себе его улыбку – как мертвой рыбы.
– А что? У тебя есть для меня новости?
Ноги мои стали ватными. Мне пришлось даже сесть на подлокотник кресла. Трубка едва не выскользнула из руки, настолько ладонь была мокрой от пота.
– Нет. Новости плохие, – сказал я. – Слушай, Мантин, я был пьян вчера вечером. Я рассказал тебе небылицы. Я – пустое место. Я ничего не могу сделать для Пел. Я всего лишь ничтожный писарь, довольный тем, что получаю семьдесят два с половиной доллара в неделю. А вчера Кендалл вышвырнул меня. Поэтому-то я и напился. Теперь скажи, когда и где мы сможем встретиться, и я верну тебе твои десять тысяч долларов.
Мантин так долго молчал в ответ, что я было подумал, что он бросил трубку.
– Итак, Чартерс, ты сговорился с другими. Сколько же они тебе заплатили за то, чтобы ты плюнул мне в лицо?
– Нет же, старик, ты не понимаешь, о чем я тебе говорю. Я ни с кем не сговорился. Я готов сделать для Пел все, что угодно. Бедная девочка, мне она очень симпатична. Я уверен, что она попала в ловушку. Но я ничего не могу для нее сделать. Я – ничтожный тип.
– И долго ты это выдумывал?
– Это – чистейшая правда.
– Итак, ты меня надул? Ты все рассказал Кендаллу и он посоветовал тебе не быть идиотом и договориться со своими дружками.
– Да нет же. Ты здесь вовсе не при чем...
– Можешь не продолжать, – сказал Мантин. – Прекрасно. Оставь деньги себе, старик. Но мне кажется, что тебе не долго удастся ими пользоваться.
Я рухнул на колени.
– Ради бога, Мантин, выслушай меня. Я вовсе не переметнулся. Я ничего не говорил Кендаллу. Мне не нужны твои деньги. Я же тебе сказал: я сочувствую Пел. Я готов сделать для нее все от меня зависящее. Но вчера вечером я был так пьян, что даже не помню ни о том, где я тебя повстречал, ни о том, что я тебе обещал сделать. Прошу тебя, назначь место и время встречи, и мы обо всем этом переговорим.
Я очень долго ждал ответа.
– Что он сказал? – спросила Мэй.
Я посмотрел на ее испуганное лицо, потом на темноту за окном.
– Ничего, – сказал я. – Он бросил трубку.
Глава 6
Мэй протянула мне стакан.
– Приди в себя, Джим. Умоляю, приди в себя.
Я проглотил ром как воду. Налил еще и тоже влил в себя. Бесполезно. Ледяной комок продолжал давить на желудок.
– Что же мне теперь делать? – спросил я у Мэй.
Она машинально расправила складки платья на груди. Глаза ее еще оставались округленными.
– Не знаю. Ты и правда не помнишь, что именно ты хотел сделать для того, чтобы спасти Пел?
– Совершенно не помню.
– А кто такой этот Мантин?
– Не знаю.
– Ты меня не обманываешь, Джим?
– А зачем мне тебя обманывать?!
Мэй на мгновение отвернулась. Ее глаза наполнились слезами.
– Я знаю, что ты соврал мне в одном пункте.
– Что?! – вскричал я.
Мэй взглянула мне в глаза.
– Ту ночь ты провел с женщиной.
У меня от неожиданности пропал голос.
– С чего ты это взяла?
– Когда ты вернулся сегодня утром домой, воротник твоей рубашки был обильно раскрашен губной помадой. Вешая твой костюм в шкаф, я нашла на нем полдюжины каштановых волос. Не знаю, кто она, но волосы у нее красивые.
Мэй села на диван и сложила руки на коленях. Она беззвучно плакала.
Я попытался было заговорить, но мне нечего было сказать.
– А кроме того, – продолжала Мэй, – кто-то прошлой ночью позвонил сюда по телефону. Мужчина. Было примерно половина первого. Он сказал мне, что ты только что поднялся в номер в «Глэдис Отеле». С женщиной. Имени женщины он не назвал.
Я снова налил себе рома. Мэй взглянула на стакан.
– Если ты напьешься, то вообще ничего не сможешь уладить.
Я поставил стакан на стол. Мэй вытерла глаза подолом платья. Под платьем были только трусики. Лу была классом ниже Мэй. Лу возбуждала, и только. Мэй была красивой и доброй. Более того, Мэй ни разу ни в чем меня не разочаровала. Я чувствовал себя таким же дурнем, как один библейский персонаж, который уступил право перворождения за миску чечевицы. Мэй разгладила платье на коленях.
– Извини меня за слезы. Я не хотела тебе об этом говорить.
– Ну, почему бы нет? – сказал я с раздражением, так как чувствовал себя неправым.
– Потому что я думаю, что в этом есть и моя вина. Вчера вечером, после твоего ухода, я поняла, что ты должен был испытывать. Был день твоего рождения. Кендалл выгнал тебя с работы. У тебя были неприятности, но ты пришел домой с улыбкой, чтобы не расстраивать меня. А я, желая сделать тебе сюрприз, даже не сказала: «С днем рождения!» и накормила к тому же бычьей печенкой и вареной картошкой.
И она снова залилась слезами.
– А когда ты захотел меня обнять, я тебя оттолкнула. Теперь я об этом сожалею.
Я влил в себя содержимое стакана, который поставил было на стол. Никогда в жизни я не был так противен самому себе.
– Сколько уже лет мы с тобой женаты, Мэй? – спросил я у нее.
– Десять, – ответила она, вытирая глаза.
– Ну вот, поверь мне, что за эти годы такое случилось со мной в первый раз, Я, конечно, не ангел. За эти десять лет мне случалось частенько поглядывать на девиц и думать, что неплохо бы было с ними переспать. Мне кажется, все мужчины таковы, и женатые, и холостые. Но дальше этого никогда дело не шло, вплоть до вчерашнего вечера. Это правда. Я проснулся в постели с одной женщиной. Ее зовут Лу. Она работает в конторе шерифа. Но я до сих пор не могу вспомнить, кто кого затащил в гостиницу. Я говорю это не для того, чтобы найти оправдание, так как, господь свидетель, я своим поступком не горжусь. Но я могу поклясться, что кто-то заплатил Лу за то, чтобы она провела со мной ту ночь.
Мэй посмотрела на меня сквозь слезы.
– Что дает тебе основание так думать?
– Ее поведение утром. Лу отнюдь не безгрешна. Но она ни с кем не спит за деньги. А когда я у нее утром спросил в лоб, кто заплатил ей за то, чтобы она со мной переспала, она вдруг разозлилась и сказала: «Ты думаешь, приятно притворяться шлюхой?»
Мэй теребила кайму платья.
– Ты можешь поклясться в том, что это правда, Джим?
– В том, что это случилось в первый раз за время нашей супружеской жизни?
Мне пришлось обратиться к тому, что было свято для нас обоих. К нашей дочурке, которая прожила всего один год.
– Я клянусь тебе в этом памятью Патриции!
Мэй разразилась рыданиями.
– Обними меня, Джим. Сожми. Крепче.
Я сел с ней рядышком и обнял ее. Она уткнулась лицом мне в грудь и довольно долго в этом положении проплакала. Наконец она выпрямилась и вытерла глаза, опять прибегнув к помощи платья. И тут, в первый раз за все время, которое я ее знал, она грязно выругалась. Ругательства, вылетевшие из ее рта, произвели на меня странное впечатление. Как если бы я увидел, что бутон розы выделял желчь.
– Мерзавец! – сказала она. – Грязная сволочь!
– О ком ты?
Мэй вытерла последнюю слезинку тыльной стороной ладошки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22