Потом он пожал мне руку.
– Желаю вам обоим много счастья, сеньор.
Казалось, он был очень доволен самим собой. Неудивительно – ведь он заработал почти двести долларов.
Корлисс и я спустились по обшарпанным ступенькам, и они пищали под нашими ногами. Я положил руку на ее талию.
Главная улица Тихуаны кишела туристами и молодыми матросами из морского опорного пункта, который находился в Даго. Большинство матросов было навеселе. У них в карманах было полно денег, они покупали в лавочках всякий хлам, часто фотографируясь у уличных фотографов. В этой же уличной сутолоке бродили полицейские в форме и проститутки. Копы приглядывали за потаскушками, а те, в свою очередь, посматривали на матросов. В итоге все были довольны. Почти из каждой второй двери доносились звуки музыкальных автоматов и танцевальных оркестров. На нас никто не обращал внимания, и совершенно никого не беспокоило, что мы только что поженились. Только мы вдвоем знали об этом – мистер Нельсон и миссис Нельсон.
Я прошел с Корлисс какое-то расстояние по улице, постепенно привыкая к мысли, что я женатый человек. Чувство было сладостным, казалось, будто ты паришь над облаками, белыми воздушными облаками, сделанными словно из пенопласта.
Наконец, на углу мы увидали бар. Я купил еще одну бутылку, и мы поехали на такси в отель. Номер в отеле был уютным, просторным и старомодным, с высоким потолком и большими окнами. Ванна была выложена мрамором и такая большая, что в ней можно было плавать.
Когда дежурный по этажу удалился с долларом в кармане, я открыл бутылку с ромом и наполовину наполнил стаканы.
– Ты счастлива, дорогая? – спросил я у нее.
– Очень, – ответила она.
Но и ее улыбка, и ее голос были невыразительными.
Я снял куртку и расслабил галстук.
– В чем дело? Что-нибудь не так?
– Нет, нет, все так, – уверила она меня и, присев на краешек кровати, сняла туфли. Какое-то время она с наслаждением поводила пальцами ног, а потом сняла и чулки.
Я снял рубашку и расслабил пояс.
– Готов биться об заклад, что люди в твоем мотеле будут удивлены, узнав, что мы поженились.
– Да, конечно, – согласилась она.
Она встала и стянула платье через голову. После этого расстегнула крючок своего бюстгальтера. Я расшнуровал ботинки и поднял глаза на нее. Она выскользнула из своих черных кружевных трусиков и, снова сев на кровать, распустила свои золотистые волосы.
– Как ты думаешь, когда полиция хватится, что Джерри исчез?
– Очень неподходящее время для подобных вопросов.
Она отпила немного рому.
– Извини.
Я быстро разделся и дрожащими руками закурил сигарету.
– Надеюсь, что они никогда его не найдут.
Она легла на кровать, вытянув одну ногу, а другую стала то сгибать в колене, то снова выпрямлять. Однако в глазах, которыми она смотрела на меня, не было страсти. Только мягкое, почти безразличное выражение. Улыбка казалась вымученной и неискренней.
Внезапно я почувствовал себя как-то неуютно. Я не знаю точно, чего я ожидал от брака, но, во всяком случае, не этого.
Улыбка Корлисс стала еще более искусственной.
– Что с тобой, дорогой? Почему ты смотришь на меня такими глазами?
Я присел рядом с ней на кровать. Зеркало на туалетном столике стояло под таким углом, что я мог видеть в нем нас обоих. Казалось, что даже ее тело изменилось, оно показалось мне каким-то изношенным. Раньше она утверждала, что любит меня, не хотела даже обождать с женитьбой и три дня, а теперь лежала передо мной на кровати какая-то безучастная и усталая.
– Что с тобой, дорогой? – повторила она.
– Ничего, – солгал я.
Она потянула меня к себе.
– Тогда иди ко мне, дорогой. Прошу тебя.
Она была моей женой. Ради нее я убил человека. Я страстно желал ее, и я вновь овладел ею. Какое-то время я надеялся, что все это лишь игра воображения, но, к сожалению, я не ошибался. Мы были лишь двумя людьми, лежавшими на одной кровати.
Я покосился в зеркало. Страстные объятия Корлисс были такими же вымученными, как и ее стоны. Свежеиспеченная миссис Нельсон дарила свои ласки как-то механически и безучастно.
Волшебство той безумной ночи на утесе, где мы сплелись воедино, страстно желая друг друга, словно водой смыло.
11
Кое-как прошли ночь и следующий день. А сейчас снова был вечер, и мой медовый месяц – даже для моряка – казался сплошным обманом, ибо я проводил его в бунгало номер три мотеля "Пурпурный попугай", расположенном на 101 шоссе, севернее Сан-Диего.
Я то и дело смаковал ром, прислушиваясь к плеску волн, шуму уличного движения и веселому стрекоту цикад. И я вдыхал ароматы цветущих по ночам никотианы и гардений.
Я снова был в "Пурпурном попугае". И это естественно. Я помнил, как плакала Корлисс, когда мы уезжали из отеля в Тихуане. Я помнил о горячем утреннем мексиканском солнце. Я хорошо помнил, как оттолкнул одного мексиканского полицейского к стене, когда он осмелился съязвить мне, что я слишком пьян, чтобы садиться за руль.
Я постепенно все больше и больше вспоминал, что случилось в ту ночь и в последующий день. Я вспомнил, как Корлисс дала полицейскому денег. Много-много денег. Моих денег. Само собой разумеется, как возмещение за оскорбление достоинства. Смутно припомнил о том, что она пообещала ему самой сесть за руль, помнил ее бледное, решительное лицо, ее длинные золотистые волосы, которые развевались на ветру, – она вела машину с поднятым верхом, чтобы ее супруг поскорее протрезвился.
Я швырнул пустую бутылку в стену. Хотел услышать звон и грохот. А потом скатился с кровати на пол и пополз на четвереньках в ванную, Я слишком нализался, чтобы быть в состоянии встать под душ, поэтому я просто пустил в ванную холодную воду, улегся в нее, не закрывая крана, и начал массировать себе ледяной водой голову и тело.
Я пролежал так довольно долго. И как раз в тот момент, когда я попытался с трудом выползти из ванны, я услышал скрип решетчатой двери. По каменным плитам цокали высокие каблучки. Кем бы она ни была, но она явно спешила.
– Мистер Нельсон! – Голос был настойчивым и доверительным.
Я выполз из ванной, повязал себе на бедра полотенце и вышел в комнату. Это была Мэмми. В руке она держала чашку с горячим кофе. Я повязал полотенце потуже.
– Что означают эти шутки?
Она посмотрела на меня таким взглядом, что и в первое утро, как будто я ей нравился в таком виде. Потом она скривила губы и протянула мне чашку с кофе.
– Выпейте это, мистер Нельсон, прошу вас.
Черный кофе был крепким и вкусным. Я быстро опорожнил чашку и поставил ее на столик для бритья, рядом с остатками моих денег.
– Спасибо. Вы – хорошая девушка, Мэмми. Но я кое о чем вас спросил.
– О чем?
Я вытер губы тыльной стороной ладони.
– Что означают эти шутки?
Мэмми бросила взгляд через плечо, в темноту за дверью, потом снова посмотрела на меня. Она тяжело дышала, и ее высокие груди поднимались и опускались. Или она чего-то боялась, или слишком быстро прибежала ко мне.
– Вы что, смеетесь надо мной?
– Разумеется, нет.
– Вам здесь угрожает опасность, мистер Нельсон. Поверьте же мне. Прошу вас, уезжайте отсюда и исчезните бесследно.
Третий раз она уже говорила об этом. Я взял штаны и натянул их поверх полотенца.
– И что же это за опасность?
Она гнула все ту же линию:
– Я не знаю.
– А кто говорит, что я должен отсюда смыться?
– Я.
– Только вы?
– Только я.
Я бросил полотенце, застегнул штаны и причесался. Без своей шапочки я чувствовал себя почти что голым. Я натянул и ее на затылок.
Губы Мэмми скривились в иронической улыбке.
– Вот это правильно. Надвиньте ее на сторону и попытайтесь разыграть из себя прожженного супермена, когда на самом деле вы просто слабый человек... Покажите им, что вы ничего не боитесь, что вам и море по колено.
Я ухмыльнулся.
– В чем же все-таки дело, крошка? Ревнуете к Корлисс?
Казалось, что этот вопрос она должна была сначала переварить.
– Нет... Думаю, что нет.
Я заткнул в брюки рубашку и повязал галстук.
– Могу я спросить вас кое о чем?
– А почему нет? – слабо спросила она.
– Как случилось, что такая красивая девушка, как вы, вышла замуж за человека... Короче, за такого, как Мик? Я не собираюсь вмешиваться в вашу частную жизнь, но мне кажется, что вы могли бы подыскать себе и получше.
Ее улыбка стала еще более саркастической.
– Вы наверняка родились не в городке Южной Дакоты, где на трех девушек приходится только один человек мужского пола.
– А вы из Южной Дакоты?
– Да, и в семье было четыре дочери.
– И все так же хорошо сложены, как и вы?
Комплимент ее порадовал.
– Вы находите меня симпатичной?
Я снял с вешалки свою форменную куртку.
– Я считаю, что вы очень хорошенькая. Вообще одна из самых хорошеньких, каких я только знал.
И я говорил это серьезно. Мэмми была еще достаточно наивна, чтобы покраснеть.
– Благодарю вас, мистер Нельсон.
– Называйте меня Шведом, – великодушно бросил я.
Я надел куртку и застегнул ее на пуговицы.
– Но вы мне так и не сказали, почему вышли замуж за Мика.
– Чтобы иметь возможность уехать из Мэрдока, что в Южной Дакоте, – вырвалось у нее. – Чтобы иметь возможность носить красивые платья, увидеть новые лица. Чтобы иметь возможность по субботам ходить не только в кино, но и в какие-нибудь другие места. Вы родом тоже из маленького городка, только вы – мужчина. Вы побывали во всем мире, видели много интересного. И вам трудно понять, что значит, когда человеку все надоедает, когда он сыт по горло всем тем, что его окружает. И этот человек ни минуты не станет раздумывать, если ему предложат руку и сердце и увезут куда-нибудь... куда угодно, лишь бы не оставаться в сонном провинциальном городишке.
Так вот, значит, в чем объяснение. Но почему Мик не нашел себе работы получше, чем в мотеле садовником, – это было выше моего понимания.
– Вы его любите?
– Я – его жена.
– Если вы и впредь хотите остаться его женой, то исчезайте поскорее из моей каморки. Он обещал вогнать мне нож между ребер, если он еще раз увидит нас вместе.
Мэмми подняла голову.
– На это у него не хватит мужества. Он вас боится. Я слышала, как он сказал Уэлли: "Я не доверяю этому Нельсону".
Я схватил ее за плечи.
– Послушайте! Тут происходит какая-то грязная игра. Вы говорите, что мне угрожает опасность. Но какое вам до этого дело?
Она посмотрела мне прямо в глаза.
– Я знаю, это звучит глупо. Я ничего для вас не значу, просто девчонка, которая служит экономкой у вашей жены. Но, быть может, вы-то для меня что-нибудь и значите. Может быть, вы тот человек моих девичьих грез, которого я всегда надеялась встретить.
– Вы мне уже об этом как-то раз говорили.
– Да, до того как узнала, что вы женитесь на Корлисс. Но, возможно, мои чувства так и не изменились.
Эта болтовня уже начала причинять мне головную боль. Я не хотел больше ни о чем думать, я только хотел еще хлебнуть рому.
– Что вы знаете о Корлисс?
– Ничего. Я знаю ее только с тех пор, как мы начали работать здесь.
– Тогда к чему вся эта болтовня об опасностях?
Она выдержала мой взгляд.
– Я и сама не знаю. Я только чувствую, что вам грозит опасность. Что-то неладное творится в этом мотеле.
– В каком отношении?
– Я не могу вам этого объяснить. Это просто чувство.
– Другими словами, женская интуиция?
– Можно сказать и так.
Я одернул свою куртку.
– Ну, хорошо... Во всяком случае, большое спасибо за кофе. А теперь прошу меня извинить – у меня свидание... с бутылкой.
Мэмми преградила мне дорогу к двери.
– Нет! Вы должны меня выслушать, Швед. Она уже причинила вам боль... ожесточила вас чем-то...
– Кто?
– Корлисс.
Я взял руки Мэмми и попытался оттащить ее от себя.
– Оставь Корлисс в покое.
– Вы делаете мне больно, Швед.
Я посмотрел на ее запястье. На одном из них красовался след ожога.
– Как это случилось?
– Обожгла об утюг.
– О какой утюг?
Она тихо заплакала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23