– Я люблю тебя!
– Я тебя тоже, Швед.
Сопровождаемые стрекотом цикад и удушливым ароматом накотианы, мы дошли до ее двери. Под ногами у нас шуршал гравий.
Я осторожно, чтобы не заскрипели петли, открыл наружную решетчатую дверь. Корлисс сунула руку в сумочку, ища ключ. В этот момент на веранде кто-то тихо, словно извиняюще, кашлянул, так близко от нас, что я мог дотронуться до него рукой. Потом вспыхнул верхний свет.
В качалке сидел Уэлли, обрюзгший бармен. На нем все еще была его белая форма, а на коленях у него лежала большая конторская книга. На ней – маленькая счетная машина и огромная пачка засаленных счетов.
Корлисс провела рукой по лбу.
– О, боже ты мой! Совершенно забыла! Ведь сегодня среда!
Уэлли хмуро посмотрел на меня.
– Я жду уже час. – Потом его физиономия просветлела. – А дела на этой неделе действительно шли хорошо. По моим расчетам, наш доход увеличился на триста долларов.
Корлисс объяснила мне ситуацию:
– По средам вечером я всегда просматриваю с Уэлли конторские книги. – Она в нерешительности осталась стоять, пытаясь хоть каким-то образом взять под контроль свой дрожащий голос.
Уэлли с важным видом поднялся, держа в руках книгу и машинку.
Корлисс протянула мне свою маленькую ручку.
– Ну... спасибо, что проводили меня, мистер Нельсон. Я благодарю за милую прогулку.
С этими словами меня отпустили. Во всяком случае, на какое-то время.
– А вам большое спасибо за то, что вы вызволили меня из тюрьмы, мисс Мейсон, – ответил я.
Она рискнула положить свою ладонь на мою руку. И даже сквозь материал я почувствовал ее горячие пальцы.
– Вы, конечно, останетесь здесь до следствия?
– Да.
– Очень приятно, – сказала она.
– А когда мы увидимся?
Корлисс едва заметно покачала головой.
– Завтра утром.
Уэлли продолжал стоять.
– На триста долларов больше, чем в предшествующие недели. И, возможно, на следующей неделе доход еще больше возрастет.
Как мне хотелось сбить этому улыбку с его лица! Но вместо этого я осведомился, открыт ли бар.
– До двух часов, мистер Нельсон, – ответил он. – По средам меня в полночь сменяет Мэмми, а мы с мисс Мейсон просматриваем конторские бумаги.
Я глубоко вздохнул.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, мистер Нельсон, – прощебетала Корлисс.
Перед баром стояло три машины, одна из них с номерным знаком штата Иллинойс. За стойкой хозяйничала миленькая брюнетка, которая днем заходила ко мне в бунгало. Я заказал рому и попросил ее оставить бутылку возле меня.
На другом конце стойки четверо мужчин пригнули головы друг к другу и о чем-то переговаривались. Один из них был похож на Джерри, бармена из того притона, где я избил мексиканского сутенера. Я подумал, не спросить его, действительно ли он Джерри, и если – да, то не хочет ли он связаться с шерифом Купером. Но потом решил – к черту все! Я был слишком взбудоражен, чтобы думать о чем-то другом, кроме Корлисс. Страстное желание обладать телом этой женщины причиняло мне почти физические страдания.
Теперь, когда все туристы спали, мотель не казался таким уж благопристойным местом. Взгляды четырех мужчин в другом конце бара мне не понравились. С такими типами мне доводилось нередко встречаться в барах различных стран и континентов. А они продолжали шептаться.
Мэмми вернулась, неся тарелку сандвичей, и поставила ее передо мной на стойку.
– Вам не мешает подкрепиться, мистер Нельсон.
Я смазал сандвич с колбасой горчицей. Сандвич был очень вкусный. Я быстро проглотил четыре штуки, временами посматривая на Мэмми. Она была такой же обаятельной, как Корлисс, и приблизительно того же возраста. Но жизнь обошлась с ней посуровее. От кончиков ее красивых губ тянулись вниз морщинки, движения были угловатыми и нервными. Казалось даже, что она чего-то боится. Но чего?
– Почему у вас предубеждение к мужчинам, малышка? – спросил я ее.
Она таинственно улыбнулась.
– Предубеждение?
Я запил последний сандвич глотком рома.
– И почему вы сказали мне, чтобы я не приходил вечером в бар?
– Не знаю, о чем вы говорите, – солгала она и поспешно пошла к тем четырем типам, чтобы наполнить их рюмки.
Я взял почти полную бутылку и направился через шоссе к побережью.
На море был маленький шторм, и на берег накатывались волны. Море – самая большая соблазнительница, которая вообще существует на свете. Оно обещало все и не давало ничего. Оно имело миллионы любовников. Включая и меня. Я был бы рад, если бы мог избавиться от его притягательной силы.
Я присел на песок и потянул из бутылки.
Корлисс пообещала, что будет моей завтра утром. Видимо, после того как мы получим в Даго нашу брачную лицензию. В отеле. В мотеле. Все равно – где. В самых роскошных апартаментах самого роскошного отеля в Сан-Диего. Швед и будущая миссис Нельсон. А может быть, мы проедемся и до самого Лос-Анджелеса. А потом будем лежать на солнце и целоваться, радуясь тому, что нашли друг друга.
Я потягивал ром из бутылки и думал о том, что, собственно, принесет с собой брак, думал об ответственности, которую беру на себя, делая этот шаг. Ведь это была не любовь на час в каком-нибудь дешевом номере. Брак налагал известные обязательства, и как-то странно было видеть в нем свое будущее.
Перед баром остались две машины. Я долго находился на берегу, до тех пор пока бутылка не опустела. Тогда я швырнул ее в море и направился обратно через автостраду.
Жалюзи и дверь бунгало Корлисс были закрыты. И мне показалось, что внутри кто-то плачет. А может, это яростно завывает ветер?! Я остановился в нерешительности, раздумывая, как поступить. Но она несколько раз просила меня быть осторожным. Она не хотела, чтобы Уэлли и Мэмми что-нибудь узнали до того, как мы поженимся.
Кто-то уже подготовил мне постель. Я снял куртку, сапоги и откинулся на кровать. Чувство было такое, словно я мирно качался на волнах в тихую погоду. Вот если бы рядом была бутылочка!
Я лежал, прислушиваясь к шуму моря, и вдыхал ароматы никотианы. А потом я вспомнил о людях в баре. Интересно, действительно ли одним из них был Джерри, подумал я, пытаясь одновременно определить, что за жужжание проникает мне в голову. А потом я вспомнил о мухе. Мне было бы приятнее, если бы Корлисс ее не убивала. Во всяком случае, не таким способом, как она это сделала. Неторопливо, без всяких эмоций и даже радуясь, что делает это.
6
Мне снилось, что где-то плачет женщина. Но потом внезапно я уже не был уверен, что это происходит во сне. Я сел на кровати и зажег свет. В кресле рядом с кроватью сидела Корлисс и тихо плакала, словно боясь, что очередное всхлипывание у нее будет очень сильным.
Один глаз у нее распух. На ней был все тот же желтый костюм, но юбка и верхняя часть костюма были разорваны в клочья.
– О, боже ты мой! Что случилось? – воскликнул я.
Она продолжала всхлипывать.
Я взглянул на свои часы. Я спал один час. Я поднялся окончательно и сразу почувствовал, что ром в моем желудке еще ощутимо дает о себе знать.
– Я тебя спросил, что случилось?
Корлисс продолжала плакать. Каждое ее всхлипывание резало мое сердце, словно ножом, тем более что я видал, как она мучительно все переживает.
А потом она стала раскачиваться в кресле из стороны в сторону.
– О, боже ты мой! О, боже...
Я присел на корточки рядом с ней.
– Дорогая, ты вся...
Она в отчаянии оттолкнула меня.
– Нет!.. Прошу тебя, не прикасайся ко мне!.. И... Я думала, что это Уэлли, который что-нибудь забыл... поэтому я открыла дверь. А появился он... он...
Лицо ее исказилось, и она вскрикнула. Я сильно ударил ее. Потом попытался покрепче сжать ее и уменьшить ее дрожь. Она вывернулась из моих рук. Лицо ее в этот момент уже не казалось красивым.
– Нет, не дотрагивайся до меня! – запричитала она. – Я больше никогда не позволю ни одному мужчине притронуться ко мне.
Я принес из ванной стакан воды. Она выпила, поперхнулась, закашлялась, а потом снова начала раскачиваться в кресле.
Я опять присел подле нее.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что тебя кто-то...
Она кивнула. Ее рот скривился в какую-то горькую гримасу.
– Джерри... Этот поганый бармен из "Бичкомбара". Из этого заведения, где я встретила тебя... Я думала, что вернулся Уэлли, открыла дверь и впустила его. А он... он...
– Что он? – спросил я каким-то чужим голосом.
Корлисс поднялась и проскрежетала:
– Что, что? Неужели не понимаешь? И причем два раза... в моей собственной постели!
Я покачиваясь прошел в туалет, где меня и вырвало. Когда я вышел оттуда, я уже был таким трезвым, каким никогда не был.
– Почему же ты не позвала меня?
Она беспомощно развела руками.
– А что бы это дало? Ты все равно был пьян...
– Можно было позвать Уэлли.
– У него было оружие, и он пригрозил мне, что прикончит меня, если я только раскрою рот. – Корлисс перестала плакать и посмотрела на меня своими мокрыми от слез глазами. – Ты знаешь, что это такое? Ты знаешь, какое чувство испытывает женщина, когда ее берут силой? Знаешь, что она при этом чувствует – как морально, так и физически?
– О, ради бога, Корлисс! – взмолился я. – Не надо!
Но она продолжала, причем таким тоном, словно я был виноват во всем:
– Нет, ты этого не знаешь! Ты мужчина. Ты даже не можешь представить себе, что это такое! Не сможешь понять всего этого унижения, стыда и позора, какие испытывает женщина... – И она в дикой ярости заколотила руками. – Вы все животные! Все! Все!
Я обхватил ее руками.
– Где он сейчас?
Она ударила меня по ноге.
– Тебе-то что до этого? Ведь ты тоже мужчина!
Я дал ей пощечину. На этот раз сильнее.
– Где он?
Она всхлипнула.
– На моей кровати. Без сознания. Со своим револьвером под подушкой.
– Что ты собираешься делать?
– Прикончить эту свинью! – прошипел я.
В ее бунгало горел свет. Я увидел бармена еще сквозь решетчатую дверь. Это был тот самый парень, которого я видел в баре. Он лежал на кровати Корлисс и храпел. Его одежда была аккуратно сложена на стуле, словно там было ее место.
Я рывком поднял его с кровати и нанес сильный удар ему по губам.
– Вот тебе, подонок! Вставай! Сейчас узнаешь, что я с тобой сделаю!
Он пополз по полу на четвереньках, тряся головой, словно собака, вылезая из воды. Он был пьян, но не очень сильно. Даже больше казалось, что он, собственно, был не пьян, а нализался наркотиков. Возможно, выкурил парочку сигарет с марихуаной, чтобы влить в себя бодрости и смелости.
Вид у него был какой-то растерянный, и взгляд его блуждал от меня к Корлисс и обратно. Наконец, он словно плюнул ей в лицо:
– Потаскуха ты! И это на тебя похоже!
Правда, говорил он с трудом, и три передних его зуба качались.
Потом он опустился обратно на кровать, его правая рука скользнула под подушку и появилась снова с автоматическим револьвером 45-го калибра. Но поднять револьвер у него почти не было сил.
Наконец он все-таки поднял его и направил его на меня. Время, казалось, остановилось.
– А ты не мужчина, а подонок... Грязная свинья...
Позади меня, хриплый от гнева и страсти, раздался голос Корлисс:
– Покажи ему... покажи ему, Швед!
И я ему показал, еще до того, как он успел нажать на спуск. Мне самому показалось, что моя правая рука превратилась в молот, и я вложил в свои удары всю свою силу. Один из ударов попал ему в левый висок, и вся его левая половина головы оказалась разбитой, словно перезрелая дыня.
Этот же удар смел его с кровати на пол. Корлисс открыла рот, словно собралась вскрикнуть, но тут же его закрыла. Странное выражение появилось на ее лице. Она вытянула вперед верхнюю губу.
– Ты его убил, Швед!
Я тяжело дышал. Пот капал на мою волосатую грудь и скатывался еще ниже. Я потер одну руку о другую, видимо, одна из костяшек была сломана.
– Да, кажется, я с ним рассчитался!
Корлисс приоткрыла дверь и осторожно выглянула в сонный и пустынный двор. Ни в одном из бунгало не было видно света. Она закрыла решетчатую дверь, потом – внутреннюю и прислонилась к ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23