Дважды обошел его кругом, понимая, что это глупо – я бы прекрасно увидел ее еще издали. Отчаянно замерз, не чувствовал ног под собой, а все?таки ждал. Выкурил шесть сигарет. Наконец набрал домашний телефон Холодовых. Трубку сняли и тут же положили, раздались короткие гудки. Что там происходит? Перезвонил – тот же результат. Мобильный Танькин не помню, дома где?то записан. Вообще ничего не понимаю! Ага, можно подумать, я до этого что?нибудь понимал.
Подождав еще десять минут и сделав пару таких же безрезультатных попыток дозвониться, я пошел к ней, прекрасно понимая, что поступаю как последний кретин. Но хотел бы я посмотреть на человека, который на моем месте не вел себя по?кретински.
Что там – ловушка? В таком случае ты сильно ошиблась, красотка, я все равно выстрелю быстрей. Там целая банда? Убивают ее? Какая банда, откуда, с какой стати?! Менты пришли? Они бы не стали трубку швырять на рычаг, непременно поинтересовались, кто звонит и зачем. Да что же там дьявол с рогами и копытами? Ну так я не прочь с ним объясниться, в конце?то концов. Или приду – а там сидят все «наши», и режиссер объявит: «улыбайтесь, вас снимает скрытая…»
У подъезда стояла «восьмерка» с тонированными стеклами. Я вздрогнул и огляделся. Какая глупость! Мало ли «восьмерок» в Москве! Но… Подошел ближе – мотор работал, но машина, как мне показалось, была пуста. Впрочем, разве за черными стеклами разглядишь? Сейчас, сейчас… Но стекла не опустились, и дуло автомата не уставилось на меня. Я отошел за угол дома, встал, прижавшись к стене, и закурил. Не заглушили двигатель – значит, скоро выйдут.
Было ровно семь часов. Совсем темно. Перед домом снег недавно убирали, оголился грязный лед, а местами асфальт. С улицы доносились голоса, шум автобусов, с шорохом ползла снегоуборочная машина. Все эти звуки шумели в моих ушах, но я не обращал на них внимания, как и на мороз, щипавший лицо. Все это – и звуки, и мороз, – было очень далеко от меня.
Почему я решил, что это та самая «восьмерка»? Наивно думать, что у «них», кто бы они ни были, нет в распоряжении каких угодно тачек. Просто к кому?то приехали с визитом. Я решил, что правильнее всего будет дождаться, когда вернутся хозяева машины, и попытаться разглядеть их. Ветер мел легкую поземку. Обнаженный асфальт под фонарем казался мягким. Я услышал где?то высоко звон разбивающегося стекла и поднял глаза. Что?то темное, с болтающимися конечностями, как у тряпичной куклы, без крика вылетело наружу, с глухим стуком ударившись об асфальт, откатилось, и я увидел, что это человек. И еще заметил черный силуэт в разбитом окне двенадцатого этажа.
Ноги приросли к земле, одна часть мозга пыталась увести их как можно дальше от этого места, другая толкала подойти, в итоге я так и остался стоять точно парализованный. Я не в первый раз видел, как падают из окон. В общаге, куда я в пору своего студенчества ходил в гости, народ регулярно с пьяных глаз или из?за несчастной любви прыгал с высоты. Иногда это заканчивалось трагично, а иной раз обходилось без последствий. В данном случае что?то подсказывало мне, что упавшая кукла безнадежно мертва. Сравнение с куклой банально, но оно единственно верное. Если когда?нибудь увидите такое своими глазами, то поймете.
Кукла не двигалась, видно было только в свете фонаря, как ветер шевелит длинные каштановые волосы. «Восьмерка» стояла как стояла. Из подъезда никто не выходил. В нескольких окнах зажегся свет, и тени задвигались на желтом фоне, но ничего не происходило. Кого в наше время удивишь женщиной, выбросившейся из окна собственной квартиры? Никто не захочет связываться и поднимать тревогу, тем более воскресным вечером в самом конце декабря.
Я наконец заставил себя встряхнуться, отошел снова за угол дома и закурил, прячась от ветра. Разумеется, я должен был подойти. Но я и так видел, что это Таня, и ей уже ничем не поможешь. «Они» действуют все быстрей и быстрей. Пешка! А если я тут абсолютно не при чем? Чей?то силуэт был в окне. Или это в другом окне? Вроде двенадцатый этаж, но я не уверен. В последние дни я ни в чем не бываю уверен.
Она не сама, ее выкинули, это не я, это какие?то вполне материальные преступники. Тогда чего ж я здесь стою? Надо предупредить всех наших… Снял перчатки и стал дрожащими пальцами тыкать в кнопки. Руки срывались, телефон выскальзывал. Номер Лехи не отвечал. Подсветка не работала – видимо, садилась батарея, и я не был уверен, что набираю правильно. Я едва не выронил телефон и выругался вслух. Возле торца дома было темно, и я, плюнув на все предосторожности, пошел обратно к подъезду, чтобы лучше видеть в свете фонаря. Обогнул дом с угла, до фонаря оставалось шагов десять. Машинально бросил взгляд на часы – полвосьмого.
И тут я увидел их.
Нет, лиц разглядеть не успел: инстинкт мгновенно толкнул меня в грудь, приказав спрятаться за угол. И голосов не слышал. Но я не мог не узнать эти два силуэта, высокий и маленький. Она была в своих бесформенных мальчишечьих одежках и кепке с длинным козырьком. Он не в куртке, в какой пару часов назад приходил ко мне, а в длинном черном пальто, которого я раньше не видел; но эту походку я бы отличил из тысячи.
Я вжался в стену. Мяукнул пульт, бесшумно открылись дверцы, затем слабо хлопнули, закрываясь. Взвизгнули шины. Когда я снова выглянул из?за угла, «восьмерки» уже не было.
… декабря 200… года, понедельник
Ну и кто же станет в последний свой день вдыхать гарь, тащить чемодан, протискиваться через контроль на перрон и совершать все те смешные манипуляции, которые сопровождают поездку по железной дороге?
Герман Гессе. «Нюрнбергское путешествие»
Как попал домой, помню смутно. Помню, как у меня хватило сил заскочить в круглосуточный магазинчик около подъезда и купить две бутылки водки. Помню, как, еще не дойдя до подъезда, зубами открыл бутылку и пил из горлышка, пока ехал в лифте (или я шел пешком)? Кажется, звонил телефон, когда я вошел в квартиру. Кажется, в двери тоже кто?то ломился. Впрочем, утверждать не берусь, мне могло что угодно примерещиться.
Когда разлепил свинцовые веки, в комнате было светло. Два часа. На минуту я испытал полную потерю ориентации, когда кажется, что все кругом необратимо изменилось. Знаю, знаю: нужно сопоставлять факты, догадываться о мотивах, но я не могу. Мне все равно, зачем и как именно Алекс с Маринкой все это проделывали. Просто неохота их больше видеть.
Телефон опять звонил, но я не снял трубку и не взглянул на дисплей. Принял душ, оделся и вышел из дому. Бриться было лень. Пистолет и полупустая пачка «Мальборо» так и лежали в кармане; почти машинально я взял из стола все доллары, какие были. Хотелось посмотреть на обыкновенных нормальных людей.
Я побрел вниз по Чертановской, рассеянно таращась на всех встречных. Ничего не хочется делать, просто так идти бы и идти, пока не упаду. Скользящие тучи, тусклая багровая полоса между краем леса и краем неба. Остановился, закурил. Никаких патрулей, только мирные граждане с елками наперевес. Решение пришло само собой. Я резко развернулся и зашагал по направлению к метро, на ходу пересчитывая доллары в кармане. На билет до Владивостока, конечно, хватало, но зачем Владивосток? Проще всего в Ленинбург. Можно даже не самолетом, а сверхскорым экспрессом. И просят посадить их в бронированные камеры… Как притворялись, как лгали! Впрочем и я притворялся – страшной тайны своей не выдал ни словом, ни взглядом. Только моя тайна была всего лишь плодом больного воображения…
В метро стало чуть поспокойнее. Здесь никто меня не пристрелит, а столкнуть человека под поезд не так?то легко, нужна большая толпа или, напротив, совершенно безлюдный перрон; а по будним дням в это время на окраинных станциях не бывает ни особой толпы, ни пустоты. Только близко не подходить к краю платформы. Куда, зачем люди едут? У пожилой женщины на коленях перевязанный веревочкой торт. Парочка обнимается. Люди разговаривают. Кто о чем. Мирные, невинные разговорчики.
– …Паша, неправда, я с ним не целовалась…
– …и кровишша?то из него хлещет – точно свинью резали…
– …селедку под шубой, оливье, и колбасочки порежем…
– …бабуля наша совсем из ума выжила, хотим сдать старую вешалку в дом для…
Куда я все?таки еду – в аэропорт или на вокзал? Поездом дешевле, опять же с «макаровым» в самолет не пустят. Парень рядом со мной развернул «Советский спорт». Какая боль! Аргентина – Ямайка… Он зашуршал газетой и отодвинулся. Неужели заметно, что у меня в кармане пистолет? Нет, не отодвинулся, показалось. Как, должно быть, бегают у меня глаза! Смотреть в пол, тогда никто ничего не заметит. Надо было газету купить, закрылся ею и сиди спокойно.
– …а ребеночек?то у ней, представь, некрещеный…
– …к стенке бы таких ставил, к стенке…
– …Паша, Пашенька, он все врет, дурак…
– …как дал ему в хлебало – зубы в крошку…
А если сейчас патруль? Причем здесь патруль, мои документы в порядке. Итак, поездом! Если суперэкспресса сегодня нет – поеду «Красной стрелой». Заезжать ли домой за шмотками? А вот это глупо, как приду за вещами, тут?то и… Что это, я с ума схожу. Не хочу, не хочу их видеть. Действительно не хочу или притворяюсь? Ну?ка, зажмурь глаза и представь, как он сейчас садится рядом с тобой на лавку, приветливый, как всегда, касается тебя плечом. Боже, она, вот ее маленькая фигурка, держась за поручень, нависает надо мной. Нет, просто похожа. Народу уже много набилось в вагон. Чьи?то колени в давке коснулись моих колен, и я открыл глаза, вздрогнув всем телом так сильно, что задел соседа справа. Все?таки отодвинулся, это из?за «макарова». Кажется, у меня жар, нет, озноб. Сейчас бы домой, в постель, чаю с медом… нет, нельзя домой. И просят посадить их в бронированные камеры…
Пересадка на кольцевой. Эскалатор. Я быстро шел вдоль вагонов, глядя сквозь людей и не видя их. Что выстукивают колеса? Тютькин, coiffeur, винт свинтился, грассирующий мужичок что?то страшное делает с железом. Есть за мной «хвост» или нет? Откуда мне знать, я не шпион. Почему не получается спокойно все взвесить и подумать? Уеду – спасусь? Нет, от своей судьбы не убежать в город Самарру…
– …кинул ей две палки – успокоилась…
– …берете обычные коржи и промазываете их…
– …у, жопа нерусская…
– …а Манька Жукова за обер?лейтенантика вышла…
В субботу, пока один из них расправлялся с Олегом, другой спокойно слетал в Питер и прикончил Лизу. Артема сбили этой самой «восьмеркой». Хорошо, но ведь Савельева и Лизу расстреливали из автоматов средь бела дня! Так действовать может только серьезная организация. Какая организация, с какой целью? И к чему эти ненужные сложности, навороты, седой в парике, нелепая беседа в «Перекрестке», дискеты, списки?
Неважно, плевать на их цели. Пойти в ментовку, донести на них, просить защиты? И просят посадить их в бронированные… Нет, я просто скроюсь, исчезну. Пусть только они меня не трогают, и я их не трону.
– …девоньки, девоньки, гляньте, какой перчик…
– …юде швайн, дранг нах остен, цирлих?манирлих…
– …вспорол ей брюхо, а оттуда – черви, черви…
Он меня спрашивал, не уйду ли я куда?нибудь из дома, пока он не вернется. Все верно. Это Марина его вызвала, велела срочно идти убивать Таню. Наверное, вколола ей что?нибудь, потому та и не кричала, когда он ее из окна выбрасывал. Почему просто не пристрелили? Да кто ж их знает… Известно им, что Танька мне звонила, что я ей звонил? Вряд ли: у Холодовых старый дисковый аппарат, номеров не определяет. Как меня одурачили! Кинули, развели. Из?за парочки хладнокровных убийц я чуть не сошел с ума, едва не застрелился, вообразив себя избранником дьявола. Но зачем им все это?!
Против воли всплыло воспоминание, как мы втроем идем ночью мимо прудов, плечом к плечу. Я застонал, как от зубной боли – тетка с кошелками шарахнулась от меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Подождав еще десять минут и сделав пару таких же безрезультатных попыток дозвониться, я пошел к ней, прекрасно понимая, что поступаю как последний кретин. Но хотел бы я посмотреть на человека, который на моем месте не вел себя по?кретински.
Что там – ловушка? В таком случае ты сильно ошиблась, красотка, я все равно выстрелю быстрей. Там целая банда? Убивают ее? Какая банда, откуда, с какой стати?! Менты пришли? Они бы не стали трубку швырять на рычаг, непременно поинтересовались, кто звонит и зачем. Да что же там дьявол с рогами и копытами? Ну так я не прочь с ним объясниться, в конце?то концов. Или приду – а там сидят все «наши», и режиссер объявит: «улыбайтесь, вас снимает скрытая…»
У подъезда стояла «восьмерка» с тонированными стеклами. Я вздрогнул и огляделся. Какая глупость! Мало ли «восьмерок» в Москве! Но… Подошел ближе – мотор работал, но машина, как мне показалось, была пуста. Впрочем, разве за черными стеклами разглядишь? Сейчас, сейчас… Но стекла не опустились, и дуло автомата не уставилось на меня. Я отошел за угол дома, встал, прижавшись к стене, и закурил. Не заглушили двигатель – значит, скоро выйдут.
Было ровно семь часов. Совсем темно. Перед домом снег недавно убирали, оголился грязный лед, а местами асфальт. С улицы доносились голоса, шум автобусов, с шорохом ползла снегоуборочная машина. Все эти звуки шумели в моих ушах, но я не обращал на них внимания, как и на мороз, щипавший лицо. Все это – и звуки, и мороз, – было очень далеко от меня.
Почему я решил, что это та самая «восьмерка»? Наивно думать, что у «них», кто бы они ни были, нет в распоряжении каких угодно тачек. Просто к кому?то приехали с визитом. Я решил, что правильнее всего будет дождаться, когда вернутся хозяева машины, и попытаться разглядеть их. Ветер мел легкую поземку. Обнаженный асфальт под фонарем казался мягким. Я услышал где?то высоко звон разбивающегося стекла и поднял глаза. Что?то темное, с болтающимися конечностями, как у тряпичной куклы, без крика вылетело наружу, с глухим стуком ударившись об асфальт, откатилось, и я увидел, что это человек. И еще заметил черный силуэт в разбитом окне двенадцатого этажа.
Ноги приросли к земле, одна часть мозга пыталась увести их как можно дальше от этого места, другая толкала подойти, в итоге я так и остался стоять точно парализованный. Я не в первый раз видел, как падают из окон. В общаге, куда я в пору своего студенчества ходил в гости, народ регулярно с пьяных глаз или из?за несчастной любви прыгал с высоты. Иногда это заканчивалось трагично, а иной раз обходилось без последствий. В данном случае что?то подсказывало мне, что упавшая кукла безнадежно мертва. Сравнение с куклой банально, но оно единственно верное. Если когда?нибудь увидите такое своими глазами, то поймете.
Кукла не двигалась, видно было только в свете фонаря, как ветер шевелит длинные каштановые волосы. «Восьмерка» стояла как стояла. Из подъезда никто не выходил. В нескольких окнах зажегся свет, и тени задвигались на желтом фоне, но ничего не происходило. Кого в наше время удивишь женщиной, выбросившейся из окна собственной квартиры? Никто не захочет связываться и поднимать тревогу, тем более воскресным вечером в самом конце декабря.
Я наконец заставил себя встряхнуться, отошел снова за угол дома и закурил, прячась от ветра. Разумеется, я должен был подойти. Но я и так видел, что это Таня, и ей уже ничем не поможешь. «Они» действуют все быстрей и быстрей. Пешка! А если я тут абсолютно не при чем? Чей?то силуэт был в окне. Или это в другом окне? Вроде двенадцатый этаж, но я не уверен. В последние дни я ни в чем не бываю уверен.
Она не сама, ее выкинули, это не я, это какие?то вполне материальные преступники. Тогда чего ж я здесь стою? Надо предупредить всех наших… Снял перчатки и стал дрожащими пальцами тыкать в кнопки. Руки срывались, телефон выскальзывал. Номер Лехи не отвечал. Подсветка не работала – видимо, садилась батарея, и я не был уверен, что набираю правильно. Я едва не выронил телефон и выругался вслух. Возле торца дома было темно, и я, плюнув на все предосторожности, пошел обратно к подъезду, чтобы лучше видеть в свете фонаря. Обогнул дом с угла, до фонаря оставалось шагов десять. Машинально бросил взгляд на часы – полвосьмого.
И тут я увидел их.
Нет, лиц разглядеть не успел: инстинкт мгновенно толкнул меня в грудь, приказав спрятаться за угол. И голосов не слышал. Но я не мог не узнать эти два силуэта, высокий и маленький. Она была в своих бесформенных мальчишечьих одежках и кепке с длинным козырьком. Он не в куртке, в какой пару часов назад приходил ко мне, а в длинном черном пальто, которого я раньше не видел; но эту походку я бы отличил из тысячи.
Я вжался в стену. Мяукнул пульт, бесшумно открылись дверцы, затем слабо хлопнули, закрываясь. Взвизгнули шины. Когда я снова выглянул из?за угла, «восьмерки» уже не было.
… декабря 200… года, понедельник
Ну и кто же станет в последний свой день вдыхать гарь, тащить чемодан, протискиваться через контроль на перрон и совершать все те смешные манипуляции, которые сопровождают поездку по железной дороге?
Герман Гессе. «Нюрнбергское путешествие»
Как попал домой, помню смутно. Помню, как у меня хватило сил заскочить в круглосуточный магазинчик около подъезда и купить две бутылки водки. Помню, как, еще не дойдя до подъезда, зубами открыл бутылку и пил из горлышка, пока ехал в лифте (или я шел пешком)? Кажется, звонил телефон, когда я вошел в квартиру. Кажется, в двери тоже кто?то ломился. Впрочем, утверждать не берусь, мне могло что угодно примерещиться.
Когда разлепил свинцовые веки, в комнате было светло. Два часа. На минуту я испытал полную потерю ориентации, когда кажется, что все кругом необратимо изменилось. Знаю, знаю: нужно сопоставлять факты, догадываться о мотивах, но я не могу. Мне все равно, зачем и как именно Алекс с Маринкой все это проделывали. Просто неохота их больше видеть.
Телефон опять звонил, но я не снял трубку и не взглянул на дисплей. Принял душ, оделся и вышел из дому. Бриться было лень. Пистолет и полупустая пачка «Мальборо» так и лежали в кармане; почти машинально я взял из стола все доллары, какие были. Хотелось посмотреть на обыкновенных нормальных людей.
Я побрел вниз по Чертановской, рассеянно таращась на всех встречных. Ничего не хочется делать, просто так идти бы и идти, пока не упаду. Скользящие тучи, тусклая багровая полоса между краем леса и краем неба. Остановился, закурил. Никаких патрулей, только мирные граждане с елками наперевес. Решение пришло само собой. Я резко развернулся и зашагал по направлению к метро, на ходу пересчитывая доллары в кармане. На билет до Владивостока, конечно, хватало, но зачем Владивосток? Проще всего в Ленинбург. Можно даже не самолетом, а сверхскорым экспрессом. И просят посадить их в бронированные камеры… Как притворялись, как лгали! Впрочем и я притворялся – страшной тайны своей не выдал ни словом, ни взглядом. Только моя тайна была всего лишь плодом больного воображения…
В метро стало чуть поспокойнее. Здесь никто меня не пристрелит, а столкнуть человека под поезд не так?то легко, нужна большая толпа или, напротив, совершенно безлюдный перрон; а по будним дням в это время на окраинных станциях не бывает ни особой толпы, ни пустоты. Только близко не подходить к краю платформы. Куда, зачем люди едут? У пожилой женщины на коленях перевязанный веревочкой торт. Парочка обнимается. Люди разговаривают. Кто о чем. Мирные, невинные разговорчики.
– …Паша, неправда, я с ним не целовалась…
– …и кровишша?то из него хлещет – точно свинью резали…
– …селедку под шубой, оливье, и колбасочки порежем…
– …бабуля наша совсем из ума выжила, хотим сдать старую вешалку в дом для…
Куда я все?таки еду – в аэропорт или на вокзал? Поездом дешевле, опять же с «макаровым» в самолет не пустят. Парень рядом со мной развернул «Советский спорт». Какая боль! Аргентина – Ямайка… Он зашуршал газетой и отодвинулся. Неужели заметно, что у меня в кармане пистолет? Нет, не отодвинулся, показалось. Как, должно быть, бегают у меня глаза! Смотреть в пол, тогда никто ничего не заметит. Надо было газету купить, закрылся ею и сиди спокойно.
– …а ребеночек?то у ней, представь, некрещеный…
– …к стенке бы таких ставил, к стенке…
– …Паша, Пашенька, он все врет, дурак…
– …как дал ему в хлебало – зубы в крошку…
А если сейчас патруль? Причем здесь патруль, мои документы в порядке. Итак, поездом! Если суперэкспресса сегодня нет – поеду «Красной стрелой». Заезжать ли домой за шмотками? А вот это глупо, как приду за вещами, тут?то и… Что это, я с ума схожу. Не хочу, не хочу их видеть. Действительно не хочу или притворяюсь? Ну?ка, зажмурь глаза и представь, как он сейчас садится рядом с тобой на лавку, приветливый, как всегда, касается тебя плечом. Боже, она, вот ее маленькая фигурка, держась за поручень, нависает надо мной. Нет, просто похожа. Народу уже много набилось в вагон. Чьи?то колени в давке коснулись моих колен, и я открыл глаза, вздрогнув всем телом так сильно, что задел соседа справа. Все?таки отодвинулся, это из?за «макарова». Кажется, у меня жар, нет, озноб. Сейчас бы домой, в постель, чаю с медом… нет, нельзя домой. И просят посадить их в бронированные камеры…
Пересадка на кольцевой. Эскалатор. Я быстро шел вдоль вагонов, глядя сквозь людей и не видя их. Что выстукивают колеса? Тютькин, coiffeur, винт свинтился, грассирующий мужичок что?то страшное делает с железом. Есть за мной «хвост» или нет? Откуда мне знать, я не шпион. Почему не получается спокойно все взвесить и подумать? Уеду – спасусь? Нет, от своей судьбы не убежать в город Самарру…
– …кинул ей две палки – успокоилась…
– …берете обычные коржи и промазываете их…
– …у, жопа нерусская…
– …а Манька Жукова за обер?лейтенантика вышла…
В субботу, пока один из них расправлялся с Олегом, другой спокойно слетал в Питер и прикончил Лизу. Артема сбили этой самой «восьмеркой». Хорошо, но ведь Савельева и Лизу расстреливали из автоматов средь бела дня! Так действовать может только серьезная организация. Какая организация, с какой целью? И к чему эти ненужные сложности, навороты, седой в парике, нелепая беседа в «Перекрестке», дискеты, списки?
Неважно, плевать на их цели. Пойти в ментовку, донести на них, просить защиты? И просят посадить их в бронированные… Нет, я просто скроюсь, исчезну. Пусть только они меня не трогают, и я их не трону.
– …девоньки, девоньки, гляньте, какой перчик…
– …юде швайн, дранг нах остен, цирлих?манирлих…
– …вспорол ей брюхо, а оттуда – черви, черви…
Он меня спрашивал, не уйду ли я куда?нибудь из дома, пока он не вернется. Все верно. Это Марина его вызвала, велела срочно идти убивать Таню. Наверное, вколола ей что?нибудь, потому та и не кричала, когда он ее из окна выбрасывал. Почему просто не пристрелили? Да кто ж их знает… Известно им, что Танька мне звонила, что я ей звонил? Вряд ли: у Холодовых старый дисковый аппарат, номеров не определяет. Как меня одурачили! Кинули, развели. Из?за парочки хладнокровных убийц я чуть не сошел с ума, едва не застрелился, вообразив себя избранником дьявола. Но зачем им все это?!
Против воли всплыло воспоминание, как мы втроем идем ночью мимо прудов, плечом к плечу. Я застонал, как от зубной боли – тетка с кошелками шарахнулась от меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28