Ее лицо.
Это было лицо летучей мыши с яркими безумными глазами хищной лисицы; это было лицо сверхъестественно красивой богини, которую вдруг видишь на иллюстрации, обнаруженной на пожелтевшей странице древней книги, словно редкой красоты цветок на заросшем сорняками пустыре; это было лицо Роуз, всегда отличавшееся необычностью: затаившаяся в глазах робкая надежда, мягкий изгиб расслабленных губ. Словно лилии на поверхности бездонного омута, эти детали внешности женщины проплыли чередой перед его глазами, а когда они растаяли, Норман увидел над собой паука с искаженными от голода и безумия чертами. Раскрывшийся рот паука позволил заглянуть в отвратительную черноту, по которой плавали розоватые мембраны с прилипшими к ним сотнями жуков и других насекомых, мертвых или умирающих.
Норман увидел глаза ужасного насекомого — два кровоточащих яйца маренового цвета, пульсирующих в глазницах, как чавкающая грязь.
— Подойди ко мне ближе, Норман, — позвал его шепотом паук в лунном свете, и прежде, чем рассудок рассыпался на крошечные осколки, Норман успел сообразить, что наполненная шелковистыми мембранами с прилипшими к ним жуками пасть чудовища искривилась в попытке растянуться в улыбку.
Из прорезей мареновой тоги появились и потянулись к нему руки, новые руки поползли из-под нижнего края одеяния, только на самом деле это были не руки , совсем не руки, и он закричал. Он кричал, кричал, кричал: призывая на помощь забытье и беспамятство, которые положили бы конец осознанному восприятию происходящего, но забытье не приходило.
— Подойди ближе, — проворковало чудовище, протягивая не-руки, раскрывая пещеру пасти. — Я хочу поговорить с тобой. — На конце каждой черной не-руки он заметил кишащие живыми наростами клешни. Клешни доловило сжали его запястья, ноги, припухший от возбуждения пенис, который все еще подрагивал в брюках. Одна клешня игриво скользнула в рот; он почувствовал, как наросты потерлись о его зубы и царапнули по внутренней поверхности щек. Клешня схватила язык, вырвала и торжествующе помахала им перед его единственным глазом. — Я хочу поговорить с тобой, и я хочу… поговорить… НАЧИСТОТУ!
Он совершил последнюю отчаянную попытку вырваться, но вместо этого был вовлечен в жаждущие объятия Мареновой Розы.
Где и познакомился с ощущениями не кусающего, а кусаемого.
12
Рози лежало на ступеньках, изо всех сил зажмурив глаза и подняв сжатые в кулаки руки над головой, и крики Нормана раздирали ее слух. Она пыталась не представлять, что происходит там, заставляла себя вспомнить о том, что наверху кричит не кто иной, как Норман , Норман-с-ужасным-карандашом,
Норман-с-теннисной-ракеткой, Норман-с-кусачей-улыбкой.
Но все доводы рассудка меркли перед животным ужасом, который внушали ей вопли Нормана, с кем Мареновая Роза…
…с кем Мареновая Роза делала то, что она делала. Спустя какое-то — долгое, очень долгое — время крики прекратились.
Рози лежала, не шевелясь, на ступеньках, медленно разжимая кулаки, но не решаясь открыть глаза, вдыхая воздух маленькими порывистыми глотками. Она, наверное, пролежала бы еще много часов, если бы не сладостный безумный голос женщины:
— Выходи, маленькая Рози! Выходи и радуйся! Бык больше не существует!
Медленно и испуганно, опираясь на ватные, онемевшие руки, Рози встала сначала на колени, затем поднялась во весь рост. Она выбралась на поверхность по ступенькам и остановилась. Ей не хотелось смотреть, но глаза словно жили собственной жизнью; они сами устремились через поляну, в то время как она непроизвольно затаила дыхание.
Рози испустила долгий и тихий вздох облегчения. Мареновая Роза все еще стояла на коленях перед деревом спиной к ней. Рядом с ней валялось нечто сначала показавшееся ей кучкой старых лохмотьев. Затем в тени вырисовался силуэт, похожий на бледную морскую звезду. Это была кисть его руки, и Рози внезапно заметила все остальное, как пациент психиатра видит вдруг таинственный смысл в неясных чернильных пятнах. Это Норман. Изувеченный, уменьшившийся, изменившийся до неузнаваемости, с выпученными в предсмертной агонии глазами, в которых застыл немой ужас, но все же Норман.
Рози увидела, как Мареновая Роза протянула руку и сорвала с низко свесившейся к земле ветки спелый плод. Женщина сдавила его в руке— очень человеческой руке и весьма привлекательной, если не учитывать черные подвижные пятна, плавающие под самой кожей, — и по ее пальцам побежали ручейки маренового сока, а затем сам плод лопнул, как влажный темно-красный гриб-дождевик. Она выбрала из сочной пульпы несколько семян и принялась сажать их в изуродованную вспоротую плоть Нормана. Последнее зернышко она затолкала в его единственный раскрытый глаз. При этом раздался влажный лопающийся звук — как будто кто-то наступил на спелую виноградинку.
— Что вы делаете? — выкрикнула потрясенная Рози и едва сдержалась, чтобы не добавить: «Только не поворачивайтесь, можете ответить мне, не поворачиваясь!»
— Засеваю его, — ответила женщина и затем сделала нечто, вызвавшее у Рози такое ощущение, словно она окунулась в мир романа Ричарда Расина: Мареновая Роза наклонилась и припала устами к губам трупа. Наконец она оторвалась от него, взяла его на руки, встала и повернулась к ведущим под землю ступеням.
Рози торопливо опустила взгляд долу, чувствуя, как сердце подступило к самому горлу.
— Сладких тебе сновидений, сукин сын, — произнесла Мареновая Роза и бросила тело во мрак, начинающийся под вырезанным в камне единственным словом; «ЛАБИРИНТ».
Где, если повезет, посаженные ею семена прорастут и превратятся в деревья.
13
— Возвращайся тем же путем, каким пришла, — велела Мареновая Роза. Она стояла у основания лестницы; Рози находилась в дальнем конце поляны у начала тропы, спиной к ней. Теперь, когда обнаружила, что не может доверять собственным глазам, она боялась даже повернуться к Мареновой Розе. — Возвращайся, разыщи Доркас и своего мужчину. У нее есть кое-что для тебя, а позже я еще поговорю с тобой… но совсем недолго. Потом наше время закончится. По-моему, ты вздохнешь с облегчением.
— Его нет, верно? — переспросила Рози, не отрывая взгляда от дальнего конца уходящей в лунный свет тропы, — Он больше не вернется?
— Пожалуй, ты еще будешь видеть его в снах, — равнодушно заметила Мареновая Роза, — ну да что из того? Простая правда вещей состоит в том, что плохие сны гораздо лучше плохих пробуждений.
— Да. Настолько простая истина, что многие люди просто не доходят до нее. — Теперь ступай. Я приду к тебе. И — Рози!
— Что?
— Помни о древе .
— Древе? Я не понима…
— Знаю, что не понимаешь. Наступит время — поймешь. Помни о древе. Теперь иди.
И Рози пошла. Не оглядываясь.
X. РОЗИ НАСТОЯЩАЯ
1
На узкой тропинке у стены храма не оказалось ни Билла, ни темнокожей женщины
— Доркас, ее зовут Доркас, а вовсе не Уэнди Ярроу, — и одежда Рози тоже исчезла. Впрочем, это не вызвало у нее беспокойства. Она спокойно обошла здание, взглянула в сторону вершины холма, увидела их, стоявших рядом с тележкой для пони, и зашагала навстречу.
Билл бросился к ней: его бледное лицо выражало сильную тревогу.
— Рози? Все в порядке?
— Все отлично, — успокоила она его, прижимаясь лицом к груди. Когда его руки сомкнулись у нее за спиной, она подумала, что мало кто из всех живущих на земле людей знает толк в обнимании — немногие, наверное, понимают, как прекрасно находиться в объятиях другого, когда хочется замереть и не двигаться часами. Конечно, есть такие, но их меньшинство. Чтобы по-настоящему оценить объятия любимого человека, надо прежде узнать, каково без них.
Они приблизились к Доркас, которая поглаживала морду пони в белых волосках. Пони поднял голову и сонно посмотрел на Рози.
— Где… — начала было Рози и умолкла. «Кэролайн, — едва не сорвалось с языка. — Где Кэролайн?» — Где ребенок? — И затем уже смелее: — Где наша малышка?
Доркас усмехнулась.
— В безопасности. В надежном месте, так что можешь не переживать, мисс Рози. Твоя одежда на тележке. Иди переоденься, если хочешь. Готова поспорить, ты с удовольствием снимешь то, что сейчас на тебе.
— Ты выиграла спор, — ответила Рози и удалилась к тележке. При этом испытала неописуемое облегчение, сбросив с плеч мареновый дзат . Застегивая змейку на джинсах, припомнила слова Мареновой Розы. — Хозяйка сказала, у тебя кое-что есть для меня.
Доркас испуганно охнула.
— Боже святый! Хорошо, что ты напомнила, иначе она содрала бы с меня шкуру живьем!
Рози взяла блузку и когда натягивала ее через голову, Доркас протянула ей маленький предмет. Рози взяла его и с любопытством поднесла к глазам, рассматривая с разных сторон. Предмет оказался тонкой работы крохотной керамической бутылочкой, размером не больше пипетки для закапывания носа. Горлышко было закупорено миниатюрной пробкой из древесной коры.
Доркас оглянулась, увидела, что Билл держится в отдалении, мечтательно рассматривая приходящий в упадок храм у подножия холма; казалось, она осталась довольна увиденным. Повернувшись к Рози, заговорила тихим возбужденным шепотом:
— Одна капля. Для него. Потом.
Рози согласно кивнула, делая вид, что понимает, о чем идет речь. Так проще. В голове ее роились вопросы, которые она могла задать и, наверное, должна задать, но рассудок, чересчур утомленный, отказывался облекать их в словесную форму.
— Я дала бы тебе поменьше, но боюсь, что позже ему понадобится еще капля. Только будь осторожна, девочка. Эта штука опасна!
«Словно в этом мире есть хоть что-то безопасное», — промелькнуло в уме у Рози.
— Спрячь ее подальше, и побыстрее, — приказала Доркас, и Рози послушно сунула бутылочку в маленький кармашек для часов на джинсах. — И не забывай — ему про это ни слова! — Она кивнула головой в сторону Билла, затем перевела взгляд на Рози; коричневое лицо Доркас казалось мрачным и напряженным. На мгновение зрачки ее глаз потерялись в темноте, и она стала похожей на греческую статую. — Ты сама знаешь почему, правда же?
— Да, — подтвердила Рози. — Это чисто женское дело.
Доркас кивнула.
— Все верно, ты правильно поняла.
— Чисто женское дело, — повторила Рози и мысленно услышала предупреждающий голос Мареновой Розы: «Помни о древе».
Она закрыла глаза.
2
Они посидели втроем на холме некоторое время — никто не мог точно сказать какое именно; Билл и Рози обнимали друг друга за талии, Доркас расположилась чуть поодаль, рядом с пони, который сонно похрустывал сочной травой. Время от времени пони с любопытством поглядывал на темнокожую женщину, словно не понимая, что собрало столько людей в неурочный час на обычно почти безлюдной вершине холма, но Доркас не обращала на него внимания, она сидела, сцепив руки на коленях, устремив взгляд на клонящуюся к горизонту луну. Рози она показалась похожей на женщину, которая перебирает в памяти прошедшую жизнь, с горечью убеждаясь, что ошибок в ней больше, чем правильных решений… гораздо больше. Несколько раз Билл делал попытку сказать что-то, и Рози бросала на него подбадривающий взгляд, но он так и не проронил ни слова.
Вскоре после того, как диск луны коснулся верхушек деревьев слева от храма, пони снова поднял голову и в этот раз издал хрипловатое радостное ржание. Рози посмотрела вниз и увидела, что Мареновая Роза поднимается к ним. Сильные изящные бедра слабо поблескивали в бледнеющем свете луны. Заплетенная коса раскачивалась из стороны в сторону, как маятник больших часов.
Доркас удовлетворенно пробормотала что-то неразборчивое и поднялась на ноги. Рози ощутила сложную гамму чувств, но преобладали понимание и предвкушение. Она положила руку на предплечье Билла и заглянула ему в глаза.
— Только не смотри на нее, хорошо?
— Это верно, — согласилась Доркас, — и не задавай вопросов, Билли, даже если она предложит тебе их задать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Это было лицо летучей мыши с яркими безумными глазами хищной лисицы; это было лицо сверхъестественно красивой богини, которую вдруг видишь на иллюстрации, обнаруженной на пожелтевшей странице древней книги, словно редкой красоты цветок на заросшем сорняками пустыре; это было лицо Роуз, всегда отличавшееся необычностью: затаившаяся в глазах робкая надежда, мягкий изгиб расслабленных губ. Словно лилии на поверхности бездонного омута, эти детали внешности женщины проплыли чередой перед его глазами, а когда они растаяли, Норман увидел над собой паука с искаженными от голода и безумия чертами. Раскрывшийся рот паука позволил заглянуть в отвратительную черноту, по которой плавали розоватые мембраны с прилипшими к ним сотнями жуков и других насекомых, мертвых или умирающих.
Норман увидел глаза ужасного насекомого — два кровоточащих яйца маренового цвета, пульсирующих в глазницах, как чавкающая грязь.
— Подойди ко мне ближе, Норман, — позвал его шепотом паук в лунном свете, и прежде, чем рассудок рассыпался на крошечные осколки, Норман успел сообразить, что наполненная шелковистыми мембранами с прилипшими к ним жуками пасть чудовища искривилась в попытке растянуться в улыбку.
Из прорезей мареновой тоги появились и потянулись к нему руки, новые руки поползли из-под нижнего края одеяния, только на самом деле это были не руки , совсем не руки, и он закричал. Он кричал, кричал, кричал: призывая на помощь забытье и беспамятство, которые положили бы конец осознанному восприятию происходящего, но забытье не приходило.
— Подойди ближе, — проворковало чудовище, протягивая не-руки, раскрывая пещеру пасти. — Я хочу поговорить с тобой. — На конце каждой черной не-руки он заметил кишащие живыми наростами клешни. Клешни доловило сжали его запястья, ноги, припухший от возбуждения пенис, который все еще подрагивал в брюках. Одна клешня игриво скользнула в рот; он почувствовал, как наросты потерлись о его зубы и царапнули по внутренней поверхности щек. Клешня схватила язык, вырвала и торжествующе помахала им перед его единственным глазом. — Я хочу поговорить с тобой, и я хочу… поговорить… НАЧИСТОТУ!
Он совершил последнюю отчаянную попытку вырваться, но вместо этого был вовлечен в жаждущие объятия Мареновой Розы.
Где и познакомился с ощущениями не кусающего, а кусаемого.
12
Рози лежало на ступеньках, изо всех сил зажмурив глаза и подняв сжатые в кулаки руки над головой, и крики Нормана раздирали ее слух. Она пыталась не представлять, что происходит там, заставляла себя вспомнить о том, что наверху кричит не кто иной, как Норман , Норман-с-ужасным-карандашом,
Норман-с-теннисной-ракеткой, Норман-с-кусачей-улыбкой.
Но все доводы рассудка меркли перед животным ужасом, который внушали ей вопли Нормана, с кем Мареновая Роза…
…с кем Мареновая Роза делала то, что она делала. Спустя какое-то — долгое, очень долгое — время крики прекратились.
Рози лежала, не шевелясь, на ступеньках, медленно разжимая кулаки, но не решаясь открыть глаза, вдыхая воздух маленькими порывистыми глотками. Она, наверное, пролежала бы еще много часов, если бы не сладостный безумный голос женщины:
— Выходи, маленькая Рози! Выходи и радуйся! Бык больше не существует!
Медленно и испуганно, опираясь на ватные, онемевшие руки, Рози встала сначала на колени, затем поднялась во весь рост. Она выбралась на поверхность по ступенькам и остановилась. Ей не хотелось смотреть, но глаза словно жили собственной жизнью; они сами устремились через поляну, в то время как она непроизвольно затаила дыхание.
Рози испустила долгий и тихий вздох облегчения. Мареновая Роза все еще стояла на коленях перед деревом спиной к ней. Рядом с ней валялось нечто сначала показавшееся ей кучкой старых лохмотьев. Затем в тени вырисовался силуэт, похожий на бледную морскую звезду. Это была кисть его руки, и Рози внезапно заметила все остальное, как пациент психиатра видит вдруг таинственный смысл в неясных чернильных пятнах. Это Норман. Изувеченный, уменьшившийся, изменившийся до неузнаваемости, с выпученными в предсмертной агонии глазами, в которых застыл немой ужас, но все же Норман.
Рози увидела, как Мареновая Роза протянула руку и сорвала с низко свесившейся к земле ветки спелый плод. Женщина сдавила его в руке— очень человеческой руке и весьма привлекательной, если не учитывать черные подвижные пятна, плавающие под самой кожей, — и по ее пальцам побежали ручейки маренового сока, а затем сам плод лопнул, как влажный темно-красный гриб-дождевик. Она выбрала из сочной пульпы несколько семян и принялась сажать их в изуродованную вспоротую плоть Нормана. Последнее зернышко она затолкала в его единственный раскрытый глаз. При этом раздался влажный лопающийся звук — как будто кто-то наступил на спелую виноградинку.
— Что вы делаете? — выкрикнула потрясенная Рози и едва сдержалась, чтобы не добавить: «Только не поворачивайтесь, можете ответить мне, не поворачиваясь!»
— Засеваю его, — ответила женщина и затем сделала нечто, вызвавшее у Рози такое ощущение, словно она окунулась в мир романа Ричарда Расина: Мареновая Роза наклонилась и припала устами к губам трупа. Наконец она оторвалась от него, взяла его на руки, встала и повернулась к ведущим под землю ступеням.
Рози торопливо опустила взгляд долу, чувствуя, как сердце подступило к самому горлу.
— Сладких тебе сновидений, сукин сын, — произнесла Мареновая Роза и бросила тело во мрак, начинающийся под вырезанным в камне единственным словом; «ЛАБИРИНТ».
Где, если повезет, посаженные ею семена прорастут и превратятся в деревья.
13
— Возвращайся тем же путем, каким пришла, — велела Мареновая Роза. Она стояла у основания лестницы; Рози находилась в дальнем конце поляны у начала тропы, спиной к ней. Теперь, когда обнаружила, что не может доверять собственным глазам, она боялась даже повернуться к Мареновой Розе. — Возвращайся, разыщи Доркас и своего мужчину. У нее есть кое-что для тебя, а позже я еще поговорю с тобой… но совсем недолго. Потом наше время закончится. По-моему, ты вздохнешь с облегчением.
— Его нет, верно? — переспросила Рози, не отрывая взгляда от дальнего конца уходящей в лунный свет тропы, — Он больше не вернется?
— Пожалуй, ты еще будешь видеть его в снах, — равнодушно заметила Мареновая Роза, — ну да что из того? Простая правда вещей состоит в том, что плохие сны гораздо лучше плохих пробуждений.
— Да. Настолько простая истина, что многие люди просто не доходят до нее. — Теперь ступай. Я приду к тебе. И — Рози!
— Что?
— Помни о древе .
— Древе? Я не понима…
— Знаю, что не понимаешь. Наступит время — поймешь. Помни о древе. Теперь иди.
И Рози пошла. Не оглядываясь.
X. РОЗИ НАСТОЯЩАЯ
1
На узкой тропинке у стены храма не оказалось ни Билла, ни темнокожей женщины
— Доркас, ее зовут Доркас, а вовсе не Уэнди Ярроу, — и одежда Рози тоже исчезла. Впрочем, это не вызвало у нее беспокойства. Она спокойно обошла здание, взглянула в сторону вершины холма, увидела их, стоявших рядом с тележкой для пони, и зашагала навстречу.
Билл бросился к ней: его бледное лицо выражало сильную тревогу.
— Рози? Все в порядке?
— Все отлично, — успокоила она его, прижимаясь лицом к груди. Когда его руки сомкнулись у нее за спиной, она подумала, что мало кто из всех живущих на земле людей знает толк в обнимании — немногие, наверное, понимают, как прекрасно находиться в объятиях другого, когда хочется замереть и не двигаться часами. Конечно, есть такие, но их меньшинство. Чтобы по-настоящему оценить объятия любимого человека, надо прежде узнать, каково без них.
Они приблизились к Доркас, которая поглаживала морду пони в белых волосках. Пони поднял голову и сонно посмотрел на Рози.
— Где… — начала было Рози и умолкла. «Кэролайн, — едва не сорвалось с языка. — Где Кэролайн?» — Где ребенок? — И затем уже смелее: — Где наша малышка?
Доркас усмехнулась.
— В безопасности. В надежном месте, так что можешь не переживать, мисс Рози. Твоя одежда на тележке. Иди переоденься, если хочешь. Готова поспорить, ты с удовольствием снимешь то, что сейчас на тебе.
— Ты выиграла спор, — ответила Рози и удалилась к тележке. При этом испытала неописуемое облегчение, сбросив с плеч мареновый дзат . Застегивая змейку на джинсах, припомнила слова Мареновой Розы. — Хозяйка сказала, у тебя кое-что есть для меня.
Доркас испуганно охнула.
— Боже святый! Хорошо, что ты напомнила, иначе она содрала бы с меня шкуру живьем!
Рози взяла блузку и когда натягивала ее через голову, Доркас протянула ей маленький предмет. Рози взяла его и с любопытством поднесла к глазам, рассматривая с разных сторон. Предмет оказался тонкой работы крохотной керамической бутылочкой, размером не больше пипетки для закапывания носа. Горлышко было закупорено миниатюрной пробкой из древесной коры.
Доркас оглянулась, увидела, что Билл держится в отдалении, мечтательно рассматривая приходящий в упадок храм у подножия холма; казалось, она осталась довольна увиденным. Повернувшись к Рози, заговорила тихим возбужденным шепотом:
— Одна капля. Для него. Потом.
Рози согласно кивнула, делая вид, что понимает, о чем идет речь. Так проще. В голове ее роились вопросы, которые она могла задать и, наверное, должна задать, но рассудок, чересчур утомленный, отказывался облекать их в словесную форму.
— Я дала бы тебе поменьше, но боюсь, что позже ему понадобится еще капля. Только будь осторожна, девочка. Эта штука опасна!
«Словно в этом мире есть хоть что-то безопасное», — промелькнуло в уме у Рози.
— Спрячь ее подальше, и побыстрее, — приказала Доркас, и Рози послушно сунула бутылочку в маленький кармашек для часов на джинсах. — И не забывай — ему про это ни слова! — Она кивнула головой в сторону Билла, затем перевела взгляд на Рози; коричневое лицо Доркас казалось мрачным и напряженным. На мгновение зрачки ее глаз потерялись в темноте, и она стала похожей на греческую статую. — Ты сама знаешь почему, правда же?
— Да, — подтвердила Рози. — Это чисто женское дело.
Доркас кивнула.
— Все верно, ты правильно поняла.
— Чисто женское дело, — повторила Рози и мысленно услышала предупреждающий голос Мареновой Розы: «Помни о древе».
Она закрыла глаза.
2
Они посидели втроем на холме некоторое время — никто не мог точно сказать какое именно; Билл и Рози обнимали друг друга за талии, Доркас расположилась чуть поодаль, рядом с пони, который сонно похрустывал сочной травой. Время от времени пони с любопытством поглядывал на темнокожую женщину, словно не понимая, что собрало столько людей в неурочный час на обычно почти безлюдной вершине холма, но Доркас не обращала на него внимания, она сидела, сцепив руки на коленях, устремив взгляд на клонящуюся к горизонту луну. Рози она показалась похожей на женщину, которая перебирает в памяти прошедшую жизнь, с горечью убеждаясь, что ошибок в ней больше, чем правильных решений… гораздо больше. Несколько раз Билл делал попытку сказать что-то, и Рози бросала на него подбадривающий взгляд, но он так и не проронил ни слова.
Вскоре после того, как диск луны коснулся верхушек деревьев слева от храма, пони снова поднял голову и в этот раз издал хрипловатое радостное ржание. Рози посмотрела вниз и увидела, что Мареновая Роза поднимается к ним. Сильные изящные бедра слабо поблескивали в бледнеющем свете луны. Заплетенная коса раскачивалась из стороны в сторону, как маятник больших часов.
Доркас удовлетворенно пробормотала что-то неразборчивое и поднялась на ноги. Рози ощутила сложную гамму чувств, но преобладали понимание и предвкушение. Она положила руку на предплечье Билла и заглянула ему в глаза.
— Только не смотри на нее, хорошо?
— Это верно, — согласилась Доркас, — и не задавай вопросов, Билли, даже если она предложит тебе их задать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92