И правда, этот дом просто великолепен. Джон Крагопулос был расчетливым, практичным дельцом, но верил он и в шестое чувство. А шестое чувство говорило ему, что этот дом — хорошее вложение денег. Они хотят за него триста пятьдесят тысяч… Он предложит двести девяносто пять и поднимет до трехсот двадцати. Он был уверен, что сможет получить его за такую сумму.
Приняв решение, он начал по-хозяйски интересоваться мелочами.
— Можно открыть шкаф? — спросил он. Вопрос был чистой формальностью — он уже поворачивал ручку.
— Простите. Я поменял замок и никак не могу найти ключ. Загляните в другой шкаф, они практически одинаковые.
Дороти взглянула на новую ручку и замок — обыкновенные дешевые металлические предметы из обычного магазина.
— Надеюсь, вы сохранили первоначальную ручку, — сказала она. — Все дверные ручки специально отлиты из чистой меди.
— Да, она у меня есть. Ее надо починить. — «Господи, неужели эта женщина собирается повернуть ручку? А вдруг новый замок поддастся? Он довольно свободно сидит в старом гнезде. Вдруг дверь откроется?»
Дороти выпустила ручку. Легкое раздражение исчезло так же быстро, как и появилось. Да пусть поменяют хоть все медные ручки во вселенной. Какая разница?
Пэрришу пришлось стиснуть зубы, чтобы не приказать этой болтливой бабенке и ее покупателю убираться вон. Дети лежали как раз за этой дверью. Крепко ли он затянул кляпы? Вдруг они услышат знакомый голос и попытаются дать о себе знать? Надо избавиться от этих людей.
Но Дороти тоже хотела уйти. Она чувствовала знакомый запах в спальне, но никак не могла его распознать — запах, который напоминал Мисси. Она повернулась к Джону Крагопулосу.
— Наверное, нам пора… Если вы готовы.
— Я готов, спасибо вам, — кивнул он и повернулся к дверям, на этот раз явно избегая рукопожатия. Дороти последовала за ним.
— Спасибо, мистер Пэрриш, — торопливо бросила она через плечо. — Я позвоню.
Они молча спустились на первый этаж, пересекли кухню и вышли через черный ход. Дороти открыла дверь и лишь тогда поняла, почему по радио передают штормовые предупреждения. За то короткое время, что они провели в доме, ветер резко усилился. О боже, дети умрут от холода, если они на улице.
— Придется нам бежать до гаража, — заметила она. Джон Крагопулос кивнул и взял ее под руку. Вид у него был озабоченный. Они бросились вперед. Держаться ближе к стене уже не имело смысла — при таком ветре от дождя не спрячешься.
Очутившись в гараже, Дороти протиснулась между универсалом Пэрриша и своей машиной, открыла дверцу и хотела сесть, как ее внимание вдруг привлек ярко-красный клочок ткани на полу. Она вылезла из машины, наклонилась, подняла его и опустилась на сиденье, прижимая материю к щеке. Джон Крагопулос встревоженно спросил:
— Моя дорогая миссис Прентисс, что случилось?
— Это варежка! — воскликнула Дороти. — Это варежка Мисси. Она была на девочке вчера, когда я возила ее поесть мороженого. Должно быть, она уронила ее в машине, а я нечаянно выпихнула ее ногой, когда выходила. Она всегда теряет варежки. У нее не бывает двух одинаковых. Мы всегда шутили по этому поводу. А сегодня утром точно такую же Нэнси нашла на качелях. — Дороти начала всхлипывать — как будто сухой кашель, который она старалась подавить, прижимая рукавичку к губам.
— Я могу только напомнить вам, что милосердный и любящий Бог знает о вашей боли и страданиях родителей, — тихо произнес Джон Крагопулос. — Он не бросит вас в беде. Я почему-то уверен в этом. Хотите, я сяду за руль?
— Пожалуйста, — глухо ответила Дороти. Она засунула варежку в карман и пересела. Нэнси или Рэю не нужно ее видеть, это слишком тяжело — у них сердце разорвется. О, Мисси, Мисси! Девочка сняла ее, когда ела мороженое. Наверное, бросила на сиденье. О, бедные детишки!
Джон Крагопулос обрадовался разрешению сесть за руль. В компании этого неприятного человека его охватило сильнейшее беспокойство. Что-то было в этом типе — скользкое, недоброе. Запах детской присыпки в спальне, нелепая игрушка в ванной. Зачем взрослому мужчине такие вещи?
Пэрриш стоял у окна и смотрел, как машина исчезает за поворотом. Потом трясущимися пальцами вытащил ключ из кармана и открыл дверцу шкафа.
Мальчик был в сознании. Его рыжеватые волосы упали на лоб, а большие голубые глаза были наполнены ужасом. Рот надежно заклеен, руки и ноги крепко связаны.
Он грубо оттолкнул мальчишку и потянулся к девочке. Вытащил из шкафа ее безвольное тельце, положил на кровать — и взвизгнул от ярости и отчаяния, когда увидел закрытые глаза и измученное посиневшее личико…
16
Нэнси сжимала и разжимала кулаки, дергая покрывало. Лендон нежно накрыл ее пальцы своими сильными красивыми руками. От тревоги и нервного возбуждения она глубоко и судорожно дышала.
— Нэнси, не волнуйтесь. Все знают, что вы не могли навредить своим детям. Это вы хотели сказать, так?
— Да… да… люди думают, я причинила им зло. Как я могла убить их? Они — это я. Я умерла вместе с ними…
— Мы все проходим через маленькую смерть, когда теряем любимых людей, Нэнси. Давайте вместе вспомним, с чего начались неприятности. Расскажите, как вы росли в Огайо.
— Росла? — Голос Нэнси сошел на шепот, и она чуточку расслабилась.
— Да. Расскажите о вашем отце. Я не был знаком с ним.
Джед Коффин беспокойно заерзал, и стул, на котором он сидел, шаркнул по деревянному полу. Лендон бросил на него предостерегающий взгляд.
— Я спрашиваю об этом не просто так, — тихо сказал он. — Прошу вас, потерпите.
— Папа? — Голос Нэнси слегка оживился. Она тихонько рассмеялась. — Он был таким классным.
Мы с мамой обычно заезжали за ним в аэропорт, когда он прилетал. За все эти годы он не возвращался из рейса без подарка для нас с мамой. Обычно в его отпуск мы ездили по всему миру. Родители всегда брали меня с собой. Помню одно путешествие…
Рэй не мог отвести глаз от Нэнси. Она впервые говорила так оживленно и весело. Смех, словно ручеек, журчал в ее словах. Неужели именно это он слепо искал в ней столько лет? Неужели дело не только в том, что она устала жить под вечным страхом обнаружения? Он надеялся, что так.
Джонатан Ноулз внимательно слушал Нэнси. Техника Лендона Майлза ему нравилась — доктор хотел сначала заручиться ее доверием, помочь расслабиться и только потом расспросить о том дне, когда исчезли Питер и Лиза. Как мучительно слышать негромкое тиканье старинных часов… Они словно напоминают, что время идет. Джонатан не мог не смотреть на Дороти — он понимал, что грубо разговаривал с нею у машины. Во всем виновато его разочарование — она ведь солгала ему, сказала, будто знала Нэнси ребенком.
Почему она это сделала? Потому что он намекнул, будто Нэнси кажется ему знакомой? Или она просто не могла доверить ему эту правду? Может, он вел себя слишком профессионально?
Как бы там ни было, он должен извиниться перед Дороти. Она плохо выглядит. Невероятное напряжение сказывалось и на ней. Она все еще сидела в своем тяжелом пальто, глубоко засунув руки в карманы. Он решил, что поговорит с ней при первой же возможности. Ее нужно успокоить — она обожала этих детей.
Свет в комнате замигал, потом выключился.
— Логично. — Джед Коффин закрепил микрофон на столе и нашел спички. Рэй зажег антикварные газовые светильники по обе стороны от камина. Их желтое сияние смешивалось с яркими красными языками пламени в камине. Диван, где лежала Нэнси, окутал розовый ореол, а в углах комнаты задрожали густые тени.
Рэю показалось, что ровная дробь мокрого снега и стон ветра в соснах усилились. Вдруг дети где-то на улице?.. Ночью его разбудил кашель Мисси. Но когда он вошел в ее комнату, она снова уснула, положив ладошку под щеку. Он наклонился, чтобы накрыть ее одеялом, она пробормотала «папочка», шевельнулась, но, когда он прикоснулся к ней, девочка снова успокоилась.
И Майкл… Они вместе ездили за молоком в магазин Уиггинса — неужели это было только вчера утром? Когда они приехали, жилец из Дозорной Вышки, мистер Пэрриш, как раз уезжал. Мужчина весело кивнул им, но когда он сел в свой старый «Форд», Майкл недовольно поморщился.
— Мне он не нравится, — сказал он. Вспомнив это, Рэй чуть не улыбнулся. Майкл — прямой, откровенный мальчик и, видимо, унаследовал от Нэнси отвращение к уродству, а, как ни крути, Кортни Пэрриш — неповоротливый, медлительный и непривлекательный мужчина.
Даже Уиггинсы прошлись на его счет. После того как он ушел, Джек Уиггинс сухо произнес: «Это самый медлительный тип из всех, кого я знаю. Он слоняется по магазину так, будто ему принадлежит все время в мире».
Майкл задумался.
— А вот мне никогда не хватает времени, — сказал он. — Я помогаю папе полировать стол для моей комнаты, но, когда хочу еще немножко поработать, уже пора собираться в сад.
— У тебя растет помощник, Рэй, — заметил Джек Уиггинс. — Я возьму его на работу, он говорит, как настоящий трудяга.
Майкл подхватил пакет.
— Я еще и сильный, — сказал он. — Я могу носить вещи. Я могу долго носить сестру.
Рэй сжал кулаки. Это нереально, невозможно. Дети пропали. Нэнси выпила успокоительное. Что она там говорит?
Ее голос по-прежнему был оживленным.
— Обычно папа называл нас с мамой своими девочками… — Она осеклась.
— В чем дело, Нэнси? — спросил доктор Майлз. — Отец называл вас своей девочкой? Это огорчило вас?
— Нет… нет… нет… Он называл нас своими девочками. Но не так… иначе… совсем не так… — Ее голос зазвенел от возмущения.
— Не волнуйтесь, Нэнси, — успокаивающе заговорил Лендон. — Успокойтесь. Давайте поговорим о колледже. Вы хотели поехать учиться в другой город?
— Да… это правда… Только я беспокоилась за маму…
— Почему вы за нее беспокоились?
— Я боялась, что ей будет одиноко — из-за папы… и мы продали дом. Она переехала в квартиру. Ее жизнь изменилась. И она пошла на новую работу. Но ей нравилось работать… Она говорила, что хочет, чтобы я уехала… Она любила говорить, что сегодня… сегодня…
— Сегодня первый день остатка твоей жизни, — тихо закончил за нее Лендон. Да, Присцилла и ему это говорила. Когда она пришла в кабинет, посадив Нэнси на самолет в колледж, то призналась, что долго махала на прощание — самолет уже вырулил на взлетную полосу, а она все махала и махала. Потом ее глаза наполнились слезами, и она виновато улыбнулась.
«Только посмотрите, какая я смешная, — сказала она, пытаясь засмеяться. — Настоящая наседка».
«По-моему, вы отлично держитесь», — возразил Лендон.
«Просто, когда думаешь, как меняется вся жизнь… просто не верится. Вдруг целая часть, самая важная часть… кончается. Но, с другой стороны, когда у тебя было столько радости и счастья… нельзя оглядываться и сожалеть. Так я и сказала Нэнси сегодня… Не хочу, чтобы она беспокоилась за меня. Я хочу, чтобы она отлично провела время в колледже. Я сказала, что мы должны помнить этот девиз: „Сегодня первый день остатка нашей жизни“.
Лендон вспомнил, что тогда в кабинет вошел пациент. В то время он счел это благословением — он был опасно близок к тому, чтобы обнять Присциллу.
— …но все было хорошо, — говорила Нэнси. Ее голос по-прежнему звучал нетвердо, неуверенно. — Письма мамы были веселые. Она любила свою работу, много писала о докторе Майлзе… Я была рада…
— Вам нравилось в колледже, Нэнси? — спросил Лендон. — У вас было много друзей?
— Сначала да. Веселилась с подругами, ходила на свидания.
— А учеба? Вам нравились предметы?
— Да. Мне все давалось легко… кроме биологии…
Ее тон изменился — незаметно стал взволнованным.
— Биология — сложнее. Мне никогда не нравились естественные науки… Но колледж требовал… так что я взяла этот курс…
— И так вы познакомились с Карлом Хармоном.
— Да. Он… хотел помочь мне с биологией. Приглашал к себе в кабинет, и мы вместе прорабатывали материал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Приняв решение, он начал по-хозяйски интересоваться мелочами.
— Можно открыть шкаф? — спросил он. Вопрос был чистой формальностью — он уже поворачивал ручку.
— Простите. Я поменял замок и никак не могу найти ключ. Загляните в другой шкаф, они практически одинаковые.
Дороти взглянула на новую ручку и замок — обыкновенные дешевые металлические предметы из обычного магазина.
— Надеюсь, вы сохранили первоначальную ручку, — сказала она. — Все дверные ручки специально отлиты из чистой меди.
— Да, она у меня есть. Ее надо починить. — «Господи, неужели эта женщина собирается повернуть ручку? А вдруг новый замок поддастся? Он довольно свободно сидит в старом гнезде. Вдруг дверь откроется?»
Дороти выпустила ручку. Легкое раздражение исчезло так же быстро, как и появилось. Да пусть поменяют хоть все медные ручки во вселенной. Какая разница?
Пэрришу пришлось стиснуть зубы, чтобы не приказать этой болтливой бабенке и ее покупателю убираться вон. Дети лежали как раз за этой дверью. Крепко ли он затянул кляпы? Вдруг они услышат знакомый голос и попытаются дать о себе знать? Надо избавиться от этих людей.
Но Дороти тоже хотела уйти. Она чувствовала знакомый запах в спальне, но никак не могла его распознать — запах, который напоминал Мисси. Она повернулась к Джону Крагопулосу.
— Наверное, нам пора… Если вы готовы.
— Я готов, спасибо вам, — кивнул он и повернулся к дверям, на этот раз явно избегая рукопожатия. Дороти последовала за ним.
— Спасибо, мистер Пэрриш, — торопливо бросила она через плечо. — Я позвоню.
Они молча спустились на первый этаж, пересекли кухню и вышли через черный ход. Дороти открыла дверь и лишь тогда поняла, почему по радио передают штормовые предупреждения. За то короткое время, что они провели в доме, ветер резко усилился. О боже, дети умрут от холода, если они на улице.
— Придется нам бежать до гаража, — заметила она. Джон Крагопулос кивнул и взял ее под руку. Вид у него был озабоченный. Они бросились вперед. Держаться ближе к стене уже не имело смысла — при таком ветре от дождя не спрячешься.
Очутившись в гараже, Дороти протиснулась между универсалом Пэрриша и своей машиной, открыла дверцу и хотела сесть, как ее внимание вдруг привлек ярко-красный клочок ткани на полу. Она вылезла из машины, наклонилась, подняла его и опустилась на сиденье, прижимая материю к щеке. Джон Крагопулос встревоженно спросил:
— Моя дорогая миссис Прентисс, что случилось?
— Это варежка! — воскликнула Дороти. — Это варежка Мисси. Она была на девочке вчера, когда я возила ее поесть мороженого. Должно быть, она уронила ее в машине, а я нечаянно выпихнула ее ногой, когда выходила. Она всегда теряет варежки. У нее не бывает двух одинаковых. Мы всегда шутили по этому поводу. А сегодня утром точно такую же Нэнси нашла на качелях. — Дороти начала всхлипывать — как будто сухой кашель, который она старалась подавить, прижимая рукавичку к губам.
— Я могу только напомнить вам, что милосердный и любящий Бог знает о вашей боли и страданиях родителей, — тихо произнес Джон Крагопулос. — Он не бросит вас в беде. Я почему-то уверен в этом. Хотите, я сяду за руль?
— Пожалуйста, — глухо ответила Дороти. Она засунула варежку в карман и пересела. Нэнси или Рэю не нужно ее видеть, это слишком тяжело — у них сердце разорвется. О, Мисси, Мисси! Девочка сняла ее, когда ела мороженое. Наверное, бросила на сиденье. О, бедные детишки!
Джон Крагопулос обрадовался разрешению сесть за руль. В компании этого неприятного человека его охватило сильнейшее беспокойство. Что-то было в этом типе — скользкое, недоброе. Запах детской присыпки в спальне, нелепая игрушка в ванной. Зачем взрослому мужчине такие вещи?
Пэрриш стоял у окна и смотрел, как машина исчезает за поворотом. Потом трясущимися пальцами вытащил ключ из кармана и открыл дверцу шкафа.
Мальчик был в сознании. Его рыжеватые волосы упали на лоб, а большие голубые глаза были наполнены ужасом. Рот надежно заклеен, руки и ноги крепко связаны.
Он грубо оттолкнул мальчишку и потянулся к девочке. Вытащил из шкафа ее безвольное тельце, положил на кровать — и взвизгнул от ярости и отчаяния, когда увидел закрытые глаза и измученное посиневшее личико…
16
Нэнси сжимала и разжимала кулаки, дергая покрывало. Лендон нежно накрыл ее пальцы своими сильными красивыми руками. От тревоги и нервного возбуждения она глубоко и судорожно дышала.
— Нэнси, не волнуйтесь. Все знают, что вы не могли навредить своим детям. Это вы хотели сказать, так?
— Да… да… люди думают, я причинила им зло. Как я могла убить их? Они — это я. Я умерла вместе с ними…
— Мы все проходим через маленькую смерть, когда теряем любимых людей, Нэнси. Давайте вместе вспомним, с чего начались неприятности. Расскажите, как вы росли в Огайо.
— Росла? — Голос Нэнси сошел на шепот, и она чуточку расслабилась.
— Да. Расскажите о вашем отце. Я не был знаком с ним.
Джед Коффин беспокойно заерзал, и стул, на котором он сидел, шаркнул по деревянному полу. Лендон бросил на него предостерегающий взгляд.
— Я спрашиваю об этом не просто так, — тихо сказал он. — Прошу вас, потерпите.
— Папа? — Голос Нэнси слегка оживился. Она тихонько рассмеялась. — Он был таким классным.
Мы с мамой обычно заезжали за ним в аэропорт, когда он прилетал. За все эти годы он не возвращался из рейса без подарка для нас с мамой. Обычно в его отпуск мы ездили по всему миру. Родители всегда брали меня с собой. Помню одно путешествие…
Рэй не мог отвести глаз от Нэнси. Она впервые говорила так оживленно и весело. Смех, словно ручеек, журчал в ее словах. Неужели именно это он слепо искал в ней столько лет? Неужели дело не только в том, что она устала жить под вечным страхом обнаружения? Он надеялся, что так.
Джонатан Ноулз внимательно слушал Нэнси. Техника Лендона Майлза ему нравилась — доктор хотел сначала заручиться ее доверием, помочь расслабиться и только потом расспросить о том дне, когда исчезли Питер и Лиза. Как мучительно слышать негромкое тиканье старинных часов… Они словно напоминают, что время идет. Джонатан не мог не смотреть на Дороти — он понимал, что грубо разговаривал с нею у машины. Во всем виновато его разочарование — она ведь солгала ему, сказала, будто знала Нэнси ребенком.
Почему она это сделала? Потому что он намекнул, будто Нэнси кажется ему знакомой? Или она просто не могла доверить ему эту правду? Может, он вел себя слишком профессионально?
Как бы там ни было, он должен извиниться перед Дороти. Она плохо выглядит. Невероятное напряжение сказывалось и на ней. Она все еще сидела в своем тяжелом пальто, глубоко засунув руки в карманы. Он решил, что поговорит с ней при первой же возможности. Ее нужно успокоить — она обожала этих детей.
Свет в комнате замигал, потом выключился.
— Логично. — Джед Коффин закрепил микрофон на столе и нашел спички. Рэй зажег антикварные газовые светильники по обе стороны от камина. Их желтое сияние смешивалось с яркими красными языками пламени в камине. Диван, где лежала Нэнси, окутал розовый ореол, а в углах комнаты задрожали густые тени.
Рэю показалось, что ровная дробь мокрого снега и стон ветра в соснах усилились. Вдруг дети где-то на улице?.. Ночью его разбудил кашель Мисси. Но когда он вошел в ее комнату, она снова уснула, положив ладошку под щеку. Он наклонился, чтобы накрыть ее одеялом, она пробормотала «папочка», шевельнулась, но, когда он прикоснулся к ней, девочка снова успокоилась.
И Майкл… Они вместе ездили за молоком в магазин Уиггинса — неужели это было только вчера утром? Когда они приехали, жилец из Дозорной Вышки, мистер Пэрриш, как раз уезжал. Мужчина весело кивнул им, но когда он сел в свой старый «Форд», Майкл недовольно поморщился.
— Мне он не нравится, — сказал он. Вспомнив это, Рэй чуть не улыбнулся. Майкл — прямой, откровенный мальчик и, видимо, унаследовал от Нэнси отвращение к уродству, а, как ни крути, Кортни Пэрриш — неповоротливый, медлительный и непривлекательный мужчина.
Даже Уиггинсы прошлись на его счет. После того как он ушел, Джек Уиггинс сухо произнес: «Это самый медлительный тип из всех, кого я знаю. Он слоняется по магазину так, будто ему принадлежит все время в мире».
Майкл задумался.
— А вот мне никогда не хватает времени, — сказал он. — Я помогаю папе полировать стол для моей комнаты, но, когда хочу еще немножко поработать, уже пора собираться в сад.
— У тебя растет помощник, Рэй, — заметил Джек Уиггинс. — Я возьму его на работу, он говорит, как настоящий трудяга.
Майкл подхватил пакет.
— Я еще и сильный, — сказал он. — Я могу носить вещи. Я могу долго носить сестру.
Рэй сжал кулаки. Это нереально, невозможно. Дети пропали. Нэнси выпила успокоительное. Что она там говорит?
Ее голос по-прежнему был оживленным.
— Обычно папа называл нас с мамой своими девочками… — Она осеклась.
— В чем дело, Нэнси? — спросил доктор Майлз. — Отец называл вас своей девочкой? Это огорчило вас?
— Нет… нет… нет… Он называл нас своими девочками. Но не так… иначе… совсем не так… — Ее голос зазвенел от возмущения.
— Не волнуйтесь, Нэнси, — успокаивающе заговорил Лендон. — Успокойтесь. Давайте поговорим о колледже. Вы хотели поехать учиться в другой город?
— Да… это правда… Только я беспокоилась за маму…
— Почему вы за нее беспокоились?
— Я боялась, что ей будет одиноко — из-за папы… и мы продали дом. Она переехала в квартиру. Ее жизнь изменилась. И она пошла на новую работу. Но ей нравилось работать… Она говорила, что хочет, чтобы я уехала… Она любила говорить, что сегодня… сегодня…
— Сегодня первый день остатка твоей жизни, — тихо закончил за нее Лендон. Да, Присцилла и ему это говорила. Когда она пришла в кабинет, посадив Нэнси на самолет в колледж, то призналась, что долго махала на прощание — самолет уже вырулил на взлетную полосу, а она все махала и махала. Потом ее глаза наполнились слезами, и она виновато улыбнулась.
«Только посмотрите, какая я смешная, — сказала она, пытаясь засмеяться. — Настоящая наседка».
«По-моему, вы отлично держитесь», — возразил Лендон.
«Просто, когда думаешь, как меняется вся жизнь… просто не верится. Вдруг целая часть, самая важная часть… кончается. Но, с другой стороны, когда у тебя было столько радости и счастья… нельзя оглядываться и сожалеть. Так я и сказала Нэнси сегодня… Не хочу, чтобы она беспокоилась за меня. Я хочу, чтобы она отлично провела время в колледже. Я сказала, что мы должны помнить этот девиз: „Сегодня первый день остатка нашей жизни“.
Лендон вспомнил, что тогда в кабинет вошел пациент. В то время он счел это благословением — он был опасно близок к тому, чтобы обнять Присциллу.
— …но все было хорошо, — говорила Нэнси. Ее голос по-прежнему звучал нетвердо, неуверенно. — Письма мамы были веселые. Она любила свою работу, много писала о докторе Майлзе… Я была рада…
— Вам нравилось в колледже, Нэнси? — спросил Лендон. — У вас было много друзей?
— Сначала да. Веселилась с подругами, ходила на свидания.
— А учеба? Вам нравились предметы?
— Да. Мне все давалось легко… кроме биологии…
Ее тон изменился — незаметно стал взволнованным.
— Биология — сложнее. Мне никогда не нравились естественные науки… Но колледж требовал… так что я взяла этот курс…
— И так вы познакомились с Карлом Хармоном.
— Да. Он… хотел помочь мне с биологией. Приглашал к себе в кабинет, и мы вместе прорабатывали материал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25