Даже изрядно запотевшие стекла позволили мне различить сероватую физиономию и черные крысиные усики распорядителя из "Чихуахуа".
Я проворно перевел рычаг на вторую передачу и нажал акселератор. Стальные цепи вгрызлись в дорогу, машина рванулась, и на мгновение почудилось, будто все получится легче и проще, нежели предполагалось вначале.
Огромный олдсмобиль развернуло и подставило под неизбежный удар длинным, чрезвычайно уязвимым бортом. Если бы перед столкновением удалось набрать рассчитанную точно скорость, неприятель перекатился бы через край дороги, а я успел вовремя затормозить.
- Воздух! - процедил я, не поворачивая головы. - Ложись! Лицо - в ладонях!..
Полагая удар неминуемым, я ошибался. Мы промахнулись, чуть не рухнули на дно каньона. И все же парень перепугался. Он отпустил тормоз и ринулся наутек. Лишь обитатели равнин способны столь резко трогать с места посреди заледенелого горного шоссе, не потрудившись предварительно обзавестись колесными цепями.
Мелькнули и скрылись за поворотом красные огоньки. Теперь могучий, трехсотсильный седан сумеет остановиться - коль скоро доедет - лишь где-то близ Аламогордо... Нагонять его было бы пустой затеей, да и отвешивать подобному лакированному зверю пинки по филейной части бесполезно.
Я осторожно развернул машину и лишь тогда осознал, что Гейл по-прежнему сидит сиднем, не потрудившись кинуться на пол.
- Воспряньте, о ваша неотразимость! Олдсмобиль-седан, шестьдесят первого года, номер техасский, 2109. Один человек, за рулем. В отделении для перчаток возьми блокнот и карандаш. Запиши все мною произнесенное. Кроме вступительной фразы, разумеется.
Чтобы извлечь орудия письменности, Гейл понадобилось добрых пять минут.
- Вероятно, виделись не в последний раз. Ибо, смою надеяться, парню требовалась пленка. Не представляю, чтобы человек учинил такую погоню, алкая мести за удачный пинок в неназываемую при дамах телесную часть. Нас преследовал распорядитель из "Чихуахуа", бледный прилизанный заморыш, похвалявшийся знакомством с языками. Тот, который вопил: "донага, Лайла!"
- Я не-не... з-замет-тила, - выдавила Гейл. - Я... н-не с-смотрела.
Помолчав немного, она прибавила уже спокойнее и с немалой долей вызова:
- Я просто закрыла глаза, полагаясь на сидящего рядом... сверхчеловека?
- А уши? - ядовито полюбопытствовал я: - Крикнул же тебе: "Воздух!"
- Не смела шевельнуться, - призналась Гейл. - Просто не смела, Мэтт.
- Правильно, - вздохнул я. - Предлагаю перекусить в Аламогордо, осмотреться, передохнуть. Заодно и штанишки сухие наденешь.
Гейл точно током ударило. Она уставилась на меня с лютой ненавистью, открыла рот, осеклась - правда, не без видимого усилия. Отвернулась и сосредоточенно принялась разглядывать бежавшую навстречу извилистую дорогу.
- Прости, - сказала Гейл немного погодя. - Сама знаю: толку от меня... Будь, пожалуйста, помягче. Не привыкла я к вашей работе и сопутствующим развлечениям.
Кротость Гейл была столь же неподдельной, сколь и знаменитое смирение Галилея перед инквизиторским судом. Спутница с наслаждением перепилила бы мне глотку тупым ножом, однако берегла удовольствие на потом. И, возможно, хотела сделать его более утонченным. По крайности, я от души надеялся, что за притворным добродушием таится именно этот расчет.
"Женщина вас ненавидит, - задумчиво молвил Мак во время военного совета. И еще задумчивее продолжил: - Доверять ей, разумеется, нельзя ни на йоту, но люди, не заслуживающие доверия, зачастую оказываются бесценны. Помните, во время войны: вся операция висела на волоске, успех зависел только от злобы, которую питала и вынашивала...".
Мы расчислили возможные последствия с хитростью и коварством отменными, чтобы не сказать откровенно дьявольскими. Расчет строился на следующем: Гейл ненавидит меня, презирает и при первой возможности предаст. Отчаянный замысел, ничего не скажу; но разрабатывать надежный и неторопливый порядок действий не было времени.
И посему я не мог испортить хорошо заваренную кашу, дозволив Гейл Хэндрикс относиться к Мэтту Хелму по-людски. Впрочем, такой угрозы пока и не замечалось.
Глава 11
В Аламогордо мы, как и намечалось, пополдничали, а содержатель закусочной снабдил покорного слугу целой горой сэндвичей и до краев наполнил дорожный термос горячим кофе. Вместе с текилой и джином, привезенными из Хуареса, эти запасы продовольствия давали надежду спокойно переждать любую пургу, способную добраться до южных долин и разгуляться всласть. А на севере, где бураны свирепствуют по несколько дней кряду и температура падает намного ниже нуля, советую приникать снежные бури серьезней и готовиться к ним основательнее.
Погода и впрямь портилась. Мела густая секущая поземка. Сев за руль и выбравшись вон из города, я обнаружил: все техасские остолопы, которые истерли покрышки своих автомобилей до блеска зеркального, сговорились и выбрали именно этот участок шоссе, дабы собственной дурью похвастать и на чужую полюбоваться. Двенадцать миль, разделяющие Аламогордо и Туларосу, мы одолевали битый час. Благодаря дорожным пробкам. А до Кариньосо надлежало покрыть еще сорок пять.
Пурга - это полбеды. Настоящее, неподдельное, истинное бедствие - болваны, отродясь не умевшие водить автомобиля и, вдобавок, цепей на колесах не признающие.
Наконец, я обнаружил проселок, уводивший с магистральной дороги в сторону. Снег на проселке оставался девственно свеж, и, стало быть, сюда уже долгое время никто не сворачивал.
Я свернул.
Ехал, правду сказать, еле-еле, а как выкарабкиваться назад - и мыслить не хотелось. Но, сквозь подобные заносы можно продвинуться лишь на вездеходе, вроде моего. Следовательно, любая обычная пассажирская машина - даже снабженная цепями - завязнет немедля.
Бодрствовать всю ночь я не собирался.
А про обратный путь подумаем на рассвете.
Проселок понемногу превратился в лощину, где росли редкие, довольно чахлые сосны. Я включил фары, но видимость оставалась ужасной, и разглядеть что-либо толком было невозможно. Только снега, снега, снега...
Я плюнул, поерзал колесами взад и вперед, загнал машину под прикрытие ближайших деревьев. Погасил фары, но двигатель и печку оставил работать.
- Надеюсь, - ядовито произнесла Гейл, - ты ведаешь, что творишь.
Голос ее долгое время оставался без употребления и успел немного заржаветь. Гейл откашлялась.
- Нас уже пытались опрокинуть в пропасть, помнишь? Парень мог, разумеется укатить за сотню миль, но предпочитаю не делать на это ставку. Следы наши заметет через четверть часа, потом окончательно стемнеет, и никто, ни за что не разыщет пикап до утра.
- Чудесно, - вздохнула Гейл. - А тела наши разыщут по весне, когда снег растает?
- Где ваша неотразимость выросли, - осведомился я, - и какую жизнь вести изволили? Каждой снежинки пугается! До шоссе - не дальше мили. Застрянем поутру - оденемся потеплее и пошагаем. За помощью. Теперь устраивайся поудобнее... И сними с ног туфли, а с физиономии - подозрительное выражение.
- Подозрительное выражение?
- Виноват, не так выразился. Опасливое. Устраиваемся просто и целомудренно. Ты почиваешь прямо здесь, в кабине. Сиденье коротковато, но с моим ростом и вовсе не ляжешь... Я располагаюсь позади, в фургоне. А теперь, когда бремя страха свалилось долой с нежного твоего сердечка, выкладывай, чем предпочитаешь горло полоскать после сэндвича: текилой или джином?..
Я приволок из кузова съестные припасы, включил внутреннее освещение, и мы сотворили роскошный пикник под заунывный вой пурги, смахивавшей на арктическую, во мраке наступившей ночи, напоминавшей полярную. Сквозь урчание мотора и тихий зуд обогревателя слышно было, как скрипят и гнутся под напором ветра стоящие рядом сосны.
В пикапе было довольно уютно, и все же казалось, мы летим среди открытого космоса, по непонятной орбите, наглухо замкнутые в крохотной кабине ракетного корабля. Гейл вздрагивала всякий раз, когда вездеход покачивался, уступая напору воздушных потоков. Я склонился и влил немного текилы в ее пластмассовую чашку.
- Неужто ни единожды не пережидала буран взаперти? А говорила: я выросла на ранчо... Гейл пожала плечами.
- Дома - да. Пережидала. Но сорвиголовой не числилась, вылазок в разгар зимы не совершала... Она внезапно сощурилась:
- Постой-ка, дорогой. Ведь я, сдается, ничего подобного не рассказывала! Справки собирал?
- А ты сомневалась в этом? Все нужные справки поступили нынешним утром. Правда, не всеобъемлющие, но подробные.
Гейл хихикнула.
- Интересное было чтение, держу пари. Правды ради, уведомляю: чтение было скучным. Обычная повесть о красавице, имевшей чересчур много прихотей, чересчур много денег и чересчур много мужей.
- Не выношу, - сказала Гейл, - чересчур пронырливых людишек с чересчур длинными носами.
Она осеклась, ибо пикап сотрясло чересчур яростным порывом ветра, метнувшимся по лощине. Сосновая лапа ударила по алюминиевой крыше фургона. Снег колотил о стекла, точно пригоршни гравия в них метали. А сами стекла начинало затягивать кристаллической изморозью. Гейл стиснула чашку так, что побелели суставы.
- Не бойся, - улыбнулся я. - До, конца света, по приблизительным выкладкам, еще несколько суток.
- Отвяжись! Не всем же дано корчить героев-первопроходцев... Конец света?..
- Просто размышляю, - сказал я, - о твоей сестре, Саре. Или Дженни. С какой стати она взяла и, по выражению мне подобных, переметнулась. Мак очень редко ошибается, принимая людей на работу. А мы, хоть и становимся в итоге отборной сволочью, избегаем предавать своих по соображениям чисто биологической привязанности. Сара, в конце концов, не школьницей влюбленной была. Прошла подготовку, получила не менее двух лет весьма полезного и жестокого опыта.
- Н-да, - задумчиво ответила Гейл. - Когда-нибудь я в точности выясню, до какой степени опытна сволочь, видящая рядом...
Это могло служить игривым намеком, и скрытой угрозой тоже могло считаться. Я промолвил:
- Думаю, Гунтер попросту купил ее россказнями о грядущей катастрофе, конце света, неминуемо грядущем после взрыва в горах Мансанитас. Обычнейшая уловка, если речь идет о ядерном оружии, а ты хочешь надуть нескольких идеалистов-тугодумов. И те охотно берутся вставлять палки в нужные колеса. Помнишь последние слова Сары?
- Насчет нескольких недожитых дней? Я кивнул:
- Вот именно. Так я думаю. "Дженни, голубушка, оттого-то и оттого-то миру наступит каюк тринадцатого декабря! Преступный подземный взрыв! Помоги спасти человечество! И поскорее, пожалуйста!" Они заводили эту песенку уже десятки раз, а мир, как видишь, по-прежнему цел и невредим. И сейчас беспокоиться не о чем.
Я" к примеру, не беспокоюсь... Бери спальный мешок себе. Какой чемодан принести?
Гейл поколебалась, хотела задать вопрос, однако передумала.
- Моя ночная сорочка - в самом крохотном саквояже, - уведомила она.
- Сорочка? - переспросил я ошарашенно. - Ты что, проводишь медовый месяц в Экваториальной Гвинее? Да сверх всего, уже надетого, шубу не грех бы нацепить, а уж после в мешок забираться! Двигатель ведь не оставишь работать ночь напролет. Похолодает, не изволь сомневаться... Могу одолжить пару шерстяных носков.
- Останусь при своих, - натянуто сказала Гейл.
- Вольному воля, - вздохнул я. - Приятных сновидений.
Глава 12
Приготовление ко сну грядущему отняло у Гейл не менее часа. Лампочка, ввинченная в крышу кабины, продолжала гореть, и я, расположившись на постели в фургоне, с любопытством наблюдал сквозь окошко за происходящим. Когда новичок зеленый впервые в жизни пытается влезть в спальный мешок, это крепко смахивает на цирковую борьбу человека с удавом.
Свет, наконец, потух, и дверь кабины отворилась, и с грохотом захлопнулась, возвращенная на место ураганным ветром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Я проворно перевел рычаг на вторую передачу и нажал акселератор. Стальные цепи вгрызлись в дорогу, машина рванулась, и на мгновение почудилось, будто все получится легче и проще, нежели предполагалось вначале.
Огромный олдсмобиль развернуло и подставило под неизбежный удар длинным, чрезвычайно уязвимым бортом. Если бы перед столкновением удалось набрать рассчитанную точно скорость, неприятель перекатился бы через край дороги, а я успел вовремя затормозить.
- Воздух! - процедил я, не поворачивая головы. - Ложись! Лицо - в ладонях!..
Полагая удар неминуемым, я ошибался. Мы промахнулись, чуть не рухнули на дно каньона. И все же парень перепугался. Он отпустил тормоз и ринулся наутек. Лишь обитатели равнин способны столь резко трогать с места посреди заледенелого горного шоссе, не потрудившись предварительно обзавестись колесными цепями.
Мелькнули и скрылись за поворотом красные огоньки. Теперь могучий, трехсотсильный седан сумеет остановиться - коль скоро доедет - лишь где-то близ Аламогордо... Нагонять его было бы пустой затеей, да и отвешивать подобному лакированному зверю пинки по филейной части бесполезно.
Я осторожно развернул машину и лишь тогда осознал, что Гейл по-прежнему сидит сиднем, не потрудившись кинуться на пол.
- Воспряньте, о ваша неотразимость! Олдсмобиль-седан, шестьдесят первого года, номер техасский, 2109. Один человек, за рулем. В отделении для перчаток возьми блокнот и карандаш. Запиши все мною произнесенное. Кроме вступительной фразы, разумеется.
Чтобы извлечь орудия письменности, Гейл понадобилось добрых пять минут.
- Вероятно, виделись не в последний раз. Ибо, смою надеяться, парню требовалась пленка. Не представляю, чтобы человек учинил такую погоню, алкая мести за удачный пинок в неназываемую при дамах телесную часть. Нас преследовал распорядитель из "Чихуахуа", бледный прилизанный заморыш, похвалявшийся знакомством с языками. Тот, который вопил: "донага, Лайла!"
- Я не-не... з-замет-тила, - выдавила Гейл. - Я... н-не с-смотрела.
Помолчав немного, она прибавила уже спокойнее и с немалой долей вызова:
- Я просто закрыла глаза, полагаясь на сидящего рядом... сверхчеловека?
- А уши? - ядовито полюбопытствовал я: - Крикнул же тебе: "Воздух!"
- Не смела шевельнуться, - призналась Гейл. - Просто не смела, Мэтт.
- Правильно, - вздохнул я. - Предлагаю перекусить в Аламогордо, осмотреться, передохнуть. Заодно и штанишки сухие наденешь.
Гейл точно током ударило. Она уставилась на меня с лютой ненавистью, открыла рот, осеклась - правда, не без видимого усилия. Отвернулась и сосредоточенно принялась разглядывать бежавшую навстречу извилистую дорогу.
- Прости, - сказала Гейл немного погодя. - Сама знаю: толку от меня... Будь, пожалуйста, помягче. Не привыкла я к вашей работе и сопутствующим развлечениям.
Кротость Гейл была столь же неподдельной, сколь и знаменитое смирение Галилея перед инквизиторским судом. Спутница с наслаждением перепилила бы мне глотку тупым ножом, однако берегла удовольствие на потом. И, возможно, хотела сделать его более утонченным. По крайности, я от души надеялся, что за притворным добродушием таится именно этот расчет.
"Женщина вас ненавидит, - задумчиво молвил Мак во время военного совета. И еще задумчивее продолжил: - Доверять ей, разумеется, нельзя ни на йоту, но люди, не заслуживающие доверия, зачастую оказываются бесценны. Помните, во время войны: вся операция висела на волоске, успех зависел только от злобы, которую питала и вынашивала...".
Мы расчислили возможные последствия с хитростью и коварством отменными, чтобы не сказать откровенно дьявольскими. Расчет строился на следующем: Гейл ненавидит меня, презирает и при первой возможности предаст. Отчаянный замысел, ничего не скажу; но разрабатывать надежный и неторопливый порядок действий не было времени.
И посему я не мог испортить хорошо заваренную кашу, дозволив Гейл Хэндрикс относиться к Мэтту Хелму по-людски. Впрочем, такой угрозы пока и не замечалось.
Глава 11
В Аламогордо мы, как и намечалось, пополдничали, а содержатель закусочной снабдил покорного слугу целой горой сэндвичей и до краев наполнил дорожный термос горячим кофе. Вместе с текилой и джином, привезенными из Хуареса, эти запасы продовольствия давали надежду спокойно переждать любую пургу, способную добраться до южных долин и разгуляться всласть. А на севере, где бураны свирепствуют по несколько дней кряду и температура падает намного ниже нуля, советую приникать снежные бури серьезней и готовиться к ним основательнее.
Погода и впрямь портилась. Мела густая секущая поземка. Сев за руль и выбравшись вон из города, я обнаружил: все техасские остолопы, которые истерли покрышки своих автомобилей до блеска зеркального, сговорились и выбрали именно этот участок шоссе, дабы собственной дурью похвастать и на чужую полюбоваться. Двенадцать миль, разделяющие Аламогордо и Туларосу, мы одолевали битый час. Благодаря дорожным пробкам. А до Кариньосо надлежало покрыть еще сорок пять.
Пурга - это полбеды. Настоящее, неподдельное, истинное бедствие - болваны, отродясь не умевшие водить автомобиля и, вдобавок, цепей на колесах не признающие.
Наконец, я обнаружил проселок, уводивший с магистральной дороги в сторону. Снег на проселке оставался девственно свеж, и, стало быть, сюда уже долгое время никто не сворачивал.
Я свернул.
Ехал, правду сказать, еле-еле, а как выкарабкиваться назад - и мыслить не хотелось. Но, сквозь подобные заносы можно продвинуться лишь на вездеходе, вроде моего. Следовательно, любая обычная пассажирская машина - даже снабженная цепями - завязнет немедля.
Бодрствовать всю ночь я не собирался.
А про обратный путь подумаем на рассвете.
Проселок понемногу превратился в лощину, где росли редкие, довольно чахлые сосны. Я включил фары, но видимость оставалась ужасной, и разглядеть что-либо толком было невозможно. Только снега, снега, снега...
Я плюнул, поерзал колесами взад и вперед, загнал машину под прикрытие ближайших деревьев. Погасил фары, но двигатель и печку оставил работать.
- Надеюсь, - ядовито произнесла Гейл, - ты ведаешь, что творишь.
Голос ее долгое время оставался без употребления и успел немного заржаветь. Гейл откашлялась.
- Нас уже пытались опрокинуть в пропасть, помнишь? Парень мог, разумеется укатить за сотню миль, но предпочитаю не делать на это ставку. Следы наши заметет через четверть часа, потом окончательно стемнеет, и никто, ни за что не разыщет пикап до утра.
- Чудесно, - вздохнула Гейл. - А тела наши разыщут по весне, когда снег растает?
- Где ваша неотразимость выросли, - осведомился я, - и какую жизнь вести изволили? Каждой снежинки пугается! До шоссе - не дальше мили. Застрянем поутру - оденемся потеплее и пошагаем. За помощью. Теперь устраивайся поудобнее... И сними с ног туфли, а с физиономии - подозрительное выражение.
- Подозрительное выражение?
- Виноват, не так выразился. Опасливое. Устраиваемся просто и целомудренно. Ты почиваешь прямо здесь, в кабине. Сиденье коротковато, но с моим ростом и вовсе не ляжешь... Я располагаюсь позади, в фургоне. А теперь, когда бремя страха свалилось долой с нежного твоего сердечка, выкладывай, чем предпочитаешь горло полоскать после сэндвича: текилой или джином?..
Я приволок из кузова съестные припасы, включил внутреннее освещение, и мы сотворили роскошный пикник под заунывный вой пурги, смахивавшей на арктическую, во мраке наступившей ночи, напоминавшей полярную. Сквозь урчание мотора и тихий зуд обогревателя слышно было, как скрипят и гнутся под напором ветра стоящие рядом сосны.
В пикапе было довольно уютно, и все же казалось, мы летим среди открытого космоса, по непонятной орбите, наглухо замкнутые в крохотной кабине ракетного корабля. Гейл вздрагивала всякий раз, когда вездеход покачивался, уступая напору воздушных потоков. Я склонился и влил немного текилы в ее пластмассовую чашку.
- Неужто ни единожды не пережидала буран взаперти? А говорила: я выросла на ранчо... Гейл пожала плечами.
- Дома - да. Пережидала. Но сорвиголовой не числилась, вылазок в разгар зимы не совершала... Она внезапно сощурилась:
- Постой-ка, дорогой. Ведь я, сдается, ничего подобного не рассказывала! Справки собирал?
- А ты сомневалась в этом? Все нужные справки поступили нынешним утром. Правда, не всеобъемлющие, но подробные.
Гейл хихикнула.
- Интересное было чтение, держу пари. Правды ради, уведомляю: чтение было скучным. Обычная повесть о красавице, имевшей чересчур много прихотей, чересчур много денег и чересчур много мужей.
- Не выношу, - сказала Гейл, - чересчур пронырливых людишек с чересчур длинными носами.
Она осеклась, ибо пикап сотрясло чересчур яростным порывом ветра, метнувшимся по лощине. Сосновая лапа ударила по алюминиевой крыше фургона. Снег колотил о стекла, точно пригоршни гравия в них метали. А сами стекла начинало затягивать кристаллической изморозью. Гейл стиснула чашку так, что побелели суставы.
- Не бойся, - улыбнулся я. - До, конца света, по приблизительным выкладкам, еще несколько суток.
- Отвяжись! Не всем же дано корчить героев-первопроходцев... Конец света?..
- Просто размышляю, - сказал я, - о твоей сестре, Саре. Или Дженни. С какой стати она взяла и, по выражению мне подобных, переметнулась. Мак очень редко ошибается, принимая людей на работу. А мы, хоть и становимся в итоге отборной сволочью, избегаем предавать своих по соображениям чисто биологической привязанности. Сара, в конце концов, не школьницей влюбленной была. Прошла подготовку, получила не менее двух лет весьма полезного и жестокого опыта.
- Н-да, - задумчиво ответила Гейл. - Когда-нибудь я в точности выясню, до какой степени опытна сволочь, видящая рядом...
Это могло служить игривым намеком, и скрытой угрозой тоже могло считаться. Я промолвил:
- Думаю, Гунтер попросту купил ее россказнями о грядущей катастрофе, конце света, неминуемо грядущем после взрыва в горах Мансанитас. Обычнейшая уловка, если речь идет о ядерном оружии, а ты хочешь надуть нескольких идеалистов-тугодумов. И те охотно берутся вставлять палки в нужные колеса. Помнишь последние слова Сары?
- Насчет нескольких недожитых дней? Я кивнул:
- Вот именно. Так я думаю. "Дженни, голубушка, оттого-то и оттого-то миру наступит каюк тринадцатого декабря! Преступный подземный взрыв! Помоги спасти человечество! И поскорее, пожалуйста!" Они заводили эту песенку уже десятки раз, а мир, как видишь, по-прежнему цел и невредим. И сейчас беспокоиться не о чем.
Я" к примеру, не беспокоюсь... Бери спальный мешок себе. Какой чемодан принести?
Гейл поколебалась, хотела задать вопрос, однако передумала.
- Моя ночная сорочка - в самом крохотном саквояже, - уведомила она.
- Сорочка? - переспросил я ошарашенно. - Ты что, проводишь медовый месяц в Экваториальной Гвинее? Да сверх всего, уже надетого, шубу не грех бы нацепить, а уж после в мешок забираться! Двигатель ведь не оставишь работать ночь напролет. Похолодает, не изволь сомневаться... Могу одолжить пару шерстяных носков.
- Останусь при своих, - натянуто сказала Гейл.
- Вольному воля, - вздохнул я. - Приятных сновидений.
Глава 12
Приготовление ко сну грядущему отняло у Гейл не менее часа. Лампочка, ввинченная в крышу кабины, продолжала гореть, и я, расположившись на постели в фургоне, с любопытством наблюдал сквозь окошко за происходящим. Когда новичок зеленый впервые в жизни пытается влезть в спальный мешок, это крепко смахивает на цирковую борьбу человека с удавом.
Свет, наконец, потух, и дверь кабины отворилась, и с грохотом захлопнулась, возвращенная на место ураганным ветром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24