Несколько мгновений спустя Гейл уже колотила в дверцу моего скромного обиталища. Я выдержал приличествующую паузу. Дабы не подумала, будто покорный слуга лишь этого со скрежетом зубовным и дожидался...
Старательно произведя громкий зевающий звук, я с избыточным шумом добрался до двери, поднял ее: петли располагались наверху.
- Держи! - заорала Гейл, кидая мне в руки целую охапку постельных принадлежностей. Перебросив скомканный ворох через плечо, я втянул в машину самое пришелицу.
- Голову-то пригни! Здесь не вестибюль "Paso del Norte". Что стряслось?
- Да там ведь окоченеть впору! - проныла женщина, пробираясь по фургону бок о бок со мною. - И страшно, брр-р-р!
- Предлагались шерстяные носки. Также предлагалось напялить меховой жакет.
- Попробуй, протиснись в мешок, если жакет надела! И попробуй побеседовать с меховым жакетом, если делается жутко в темноте!
Я захлопнул и замкнул дверь, преградив доступ ветру и снегу. Зажег переносной электрический фонарь. Потянул змейку спального мешка, распахнул последний, словно обычное одеяло, набросил на плечи Гейл. Женщину трясло неподдельно. Я принялся отыскивать початую бутыль текилы и пару чашек.
- Мы здесь пропадем! - трагически простонала Гейл, принимая выпивку и осушая вместилище оной одним глотком: - Нам уже не выбраться из этой поганой дыры живыми!
Я засмеялся.
- Побереги дыхание. Из поганой-то дыры как раз и выберемся в добром здравии. Чего не могу сказать о роскошных придорожных мотелях: оттуда нас, по всей видимости, вынесли бы наутро ногами вперед.
- Ноги! - сказала Гейл. - Я себе ноги отморозила! Я произвел короткое исследование и многозначительно закивал:
- О, дело плохо! Гангрена разовьется ровно через полминуты, не позже!
Дабы не изгадить блужданием в снегах свои дивные туфли, Гейл прошлепала по сугробам едва ли не босиком, ибо нейлоновые чулки обувью назвать невозможно.
- Снимай эту мокрую пакость! - распорядился я. Гейл начала было сбрасывать спальный мешок, в который куталась изо всех сил, но тот же час опять затряслась и начала заворачиваться еще плотнее, чем прежде. Верю, ее и впрямь колотило. Не хотел бы я шляться по снегу в чулках, сотканных из паутины.
- С-сним-ми с-сам-м!
Я поднял взгляд. У Гейл достало воспитанности порозоветь. Что выглядело слащаво. Или попросту приторно. До этой самой минуты я еще сомневался - отчасти сомневался - в истинной цели ночного визита. На если партнер - точнее, партнерша - предлагает гамбит, общеизвестный как "помоги-мне-пожалуйста-снять-чулки", следующие десять ходов можно играть по учебнику, и даже не глядя на доску. Взрослая женщина, запертая штормовой ночью в тесном пикапе, наедине со взрослым мужчиной, не изрекает подобной просьбы, не намереваясь немедленно и основательно заняться совокуплениями.
- Разумеется, - ответствовал я. - К вашим услугам, сударыня.
Преклонив колени подле замерзающей бедняги, я расположил фонарь поближе, обеспечил себе достаточное освещение. Приготовил страдалицу к операции. Начал совлекать чулки. Некоторое время спустя Гейл развеселилась:
- Неужто, раздевая женщину" ты способен хранить невозмутимое спокойствие, а, Мэтт?
Похоже, она перестала дрожать. Во всяком случае" осиновым листом уже не казалась.
- А-а-а, понимаю! Ты - железный человек. Бесчувственный зверь, который раздевает, обыскивает, ощупывает, а размышляет при этом лишь об отечестве и долге.
Неторопливо скомкав оба чулка" я швырнул их в дальний угол.
- Следовало изнасиловать? Но это не в моем вкусе.
- Это было бы в моем вкусе, - хихикнула Гейл. - По крайней мере, значило бы: меня воспринимают как женщину, а не просто подозреваемую особь.
Голос ее зазвучал иначе" гораздо мягче и ласковее, нежели прежде.
- Сняв чулки, останавливаться вовсе не обязательно, дорогой. Знаешь сам.
- Ага, - ответил я. - Как не знать.
Наступило краткое безмолвие. Только буря выла и свистела снаружи за стенками фургона. Я глубоко вздохнул и посмотрел на циферблат.
- В чем дело? - резко спросила Гейл. - Чем ты занимаешься?
- Только время уточняю, - промурлыкал я. - Мы с командиром бились об заклад. Порукой - мое честное слово.
Ни о какие заклады я, разумеется, не бился, но фраза прозвучала недурно. А кроме того, я не поклонник соитий по расчету. Иногда идешь на это - если служебные интересы требуют, но именно сейчас они даже не требовали, а вымогали обратного...
- Пять долларов, - произнес покорный слуга. Воспоследовало новое безмолвие, чуть затянувшееся по сравнению с прежним. Гейл заговорила полминуты спустя совершенно бесцветным голосом:
- Пять долларов? - молвила она. - И каков же предмет спора между Макдональдом и Хелмом?
- Соблазнишь ли ты меня до девяти вечера. Это было новой ложью. Конечно, мы с Маком обсуждали подобный оборот затеи, но время" в расчет не принимали, а уж об заклады и подавно биться не собирались.
- Пока выигрываю, - жизнерадостно уведомил я. - Остается меньше сорока минут...
Воцарилось очередное безмолвие. Краткое до чрезвычайности. Я ожидал прыжка, подготовился и успел поймать оба женских запястья. Ногти, ухоженные и острые, остановились в нескольких дюймах о? моей физиономии. Весьма сильная для женщины, Гейл все же понятия не имела, как освобождаться от захвата.
- Полегче, - попросил я умильно, - полегче, ваша неотразимость, будьте столь добры! Иначе сделаю больно...
- Сволочь? - прошипела Гейл. - Скотина! Тварь безмозглая!
- Угу, - согласился я. - Ты не обижайся, Гейл. На самом деле никакого пари не заключалось. Я пошутил.
Женщина тяжело дышала, не отвечая. Следовало продолжить. Оскорбить посильнее.
- Знаешь, этот прием с мокрыми чулками - такой затасканный фокус! А я люблю красавиц, наделенных выдумкой. Изощренных.
- Поганая. Вонючая. Пас-куд-ная ско-ти-на!
Внезапно оборвав эту филиппику, спутница моя совершенно спокойно закончила:
- Не понимаю.
- Перемирие? - предусмотрительно осведомился я. Мгновение спустя Гейл кивнула. Я отпустил ее и дозволил присесть, растирая пострадавшие места, потупя взгляд. Сухой колючий снег, увлекаемый ураганом, стрекотал об алюминий. Пожалуй, подумал я, наутро погода улучшится. Снег, лупящий подобно зарядам заячьей дроби, всегда идет перед самым концом бури.
- Не понимаю, - повторила Гейл.
- В моем возрасте мужчина уже не клюет на дешевые приманки, - назидательно изрек покорный слуга. - Это вредит самомнению. К тому же наличествует иная сторона дела. Повторяю: мы с командиром ни об какой заклад не бились, но возможность подобную безусловно учитывали. Пришли к единодушному выводу: их неотразимость неминуемо возжаждет соблазнить стоеросовую гориллу. Но думали, у тебя достанет разума и опыта разгадать ход наших мыслей самостоятельно.
Гейл облизнула губы.
- Вы учитывали... Пришли к единодушному... Вы действительно держали совет касательно... Да что же вы за люди?
- Прекрати, - сказал я. - И оценя честность противной стороны. И откровенность прими к сведению. Довольно лицемерить, Гейл.
Она поколебалась и произнесла изменившимся голосом:
- Неужто я похожа на дешевую шлюху?
- Едва ли. Просто само собою разумелось: ты ненавидишь нас обоих, а меня в особенности. И неминуемо попытаешься отплатить мерой за меру где-то по дороге, либо чуть позже. А как отомстить мужчине, которого не изобьешь кулаками? За которым, вдобавок, стоит непревзойденная правительственная мощь Соединенных Штатов? Гневная, бранная, зачастую оскорбительная для кого-либо речь.
- Ты занятный субъект, - процедила Гейл. - Хорошо. Но что же дальше?
- Дальше, - лениво протянул я, - несколько часов снежной бури, кромешной тьмы, скуки. Потом - рассвет и затишье. Но касательно скуки - решай сама...
Голова Гейл буквально дернулась. Уставясь на меня в упор, женщина зашипела:
- Не до такой же степени ты обнаглел, чтобы полагать, будто я... после всего....
Покорный слуга хранил молчание.
В скором времени Гейл расхохоталась. По-настоящему, без обиды либо иронии. Ласково, ободряюще.
- К лешему! - сказала она. - Уж во всяком случае, не собираюсь шествовать назад, утопая в трехфутовом снегу! А потом ложиться на ледяное, чугунное сиденье. А если останусь, так или иначе обесчестишь. Рано или поздно. Лучше пораньше: успеем отоспаться.
- Хм! - отозвался я. - Не выношу девиц, возомнивших себя магометанскими гуриями! Хочешь, сам отправлюсь в кабину? Просто, чтобы доказать...
- Не надо, милый, - со смехом прервала Гейл. - Для одной ночи ты уже доказал достаточно много. Почти достаточно...
Глава 13
Я первым долгом ощутил необычайную тишь. Ни звука за стенками фургона, и внутри полное безмолвие. Лишь тихо дышит лежащая в моих объятиях женщина.
- Гейл шевельнулась и теснее прижалась ко мне. За ночь температура упала градусов на двадцать - заурядней шее событие, почти неизменно сопутствующее пролетевшей буре. Я увидел, что в затянутые изморозью стекла вливается бледный свет. Надлежало собираться с духом, выкатываться из-под груды спальных мешков и одеял и заново укутывать Гейл.
Стуча зубами, я напялил шапку, пальто, сапоги, раскрыл саквояж и принялся отыскивать пару перчаток. Запускать остывший мотор будет нелегким занятием...
Перчатки я обнаружил почти сразу и уже взялся было натягивать, когда взор мой упал на маленький незнакомый упакованный в бумагу сверток. На бумаге значилось: "Rodrigues Curios. Juares, Mexico"<"Сувениры от Родригеса Хуарес, Мексика" (исп.)>. Я поколебался, сдернул перчатки долой, раскрыл пакет и обнаружил скрученный рулоном ремень. Прощальный подарок Мака. Мой предусмотрительный шеф наверняка рассудил за благо снабдить работника орудием производства...
Оно выглядело вполне обычным и безвредным. Отличная кожа, тонкая ручная работа, изящное тиснение. И тяжелая изукрашенная пряжка. Тоже вполне безвредная с виду.
Не было здесь потайных кармашков, куда очень удобно прятать бритвенные лезвия. Не было ни гибких, похожих на лобзики, пилок по кожаным краям; ни отравленных игл, выкидывающихся простым нажатием заклепки.
Но пряжечка и впрямь вызывала восторг. Служить она могла на лады многоразличные, по большей части членовредительские либо смертоносные.
Своевременное и угрюмое напоминание: ты сюда не куры строить явился, амуры в снегах затевать...
- С добрым утром, дорогой, - послышался позади голос Гейл. - Что, в самом деле так холодно или просто кажется?
- Гораздо холоднее, - ухмыльнулся я. - Лежи и не вздумай высовываться, покуда не включу печку. Сладко ли спалось вашей неотразимости?
- Отродясь не просыпалась менее неотразимой, - простонала Гейл. - Не выйдет из меня эскимоски! Люблю раздеваться, ложась в постель, никуда не денешься... Что ты разглядываешь?
- Купил на память в Хуаресе.
Лгать оказалось чуточку труднее, чем накануне, и это было признаком весьма тревожным. Я швырнул развернутый пакет на одеяло.
- А, ремешок!
Протянуть руку, взять сувенир и рассмотреть попристальнее значило бы впустить под покрывала струю ледяного воздуха. Гейл решила, что и поглядка - прибыль.
- Не люблю! - скривилась она, - Дурацкие ковбойские ремни по душе только Сэму Гунтеру. Предпочитаю мужчин, которые носят изящные, тонкие, почти незаметные пояса.
- Учту, - осклабился я. - На будущее. Дабы впечатлять, а не отвращать.
Я согрелся довольно быстро, ибо автомобиль пришлось буквально выкапывать из наметенных за ночь сугробов. Дорывшись до капота, я завертел заводной ручкой, запустил и прогрел двигатель. Пикап слегка покачивался, что, вероятно, значило: Гейл отважилась подняться и металась по фургону, одеваясь, точно при боевой тревоге. Но я застал новоявленную любовницу забившейся под развернутый спальный мешок и натягивавшей сухую пару чулок. Сброшенные накануне, заледенели совершенно и смахивали на глянцевые сапоги-ботфорты.
- Говорил же: не высовывай носа, пока не включу отопление.
Ответом была задорная гримаска:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Старательно произведя громкий зевающий звук, я с избыточным шумом добрался до двери, поднял ее: петли располагались наверху.
- Держи! - заорала Гейл, кидая мне в руки целую охапку постельных принадлежностей. Перебросив скомканный ворох через плечо, я втянул в машину самое пришелицу.
- Голову-то пригни! Здесь не вестибюль "Paso del Norte". Что стряслось?
- Да там ведь окоченеть впору! - проныла женщина, пробираясь по фургону бок о бок со мною. - И страшно, брр-р-р!
- Предлагались шерстяные носки. Также предлагалось напялить меховой жакет.
- Попробуй, протиснись в мешок, если жакет надела! И попробуй побеседовать с меховым жакетом, если делается жутко в темноте!
Я захлопнул и замкнул дверь, преградив доступ ветру и снегу. Зажег переносной электрический фонарь. Потянул змейку спального мешка, распахнул последний, словно обычное одеяло, набросил на плечи Гейл. Женщину трясло неподдельно. Я принялся отыскивать початую бутыль текилы и пару чашек.
- Мы здесь пропадем! - трагически простонала Гейл, принимая выпивку и осушая вместилище оной одним глотком: - Нам уже не выбраться из этой поганой дыры живыми!
Я засмеялся.
- Побереги дыхание. Из поганой-то дыры как раз и выберемся в добром здравии. Чего не могу сказать о роскошных придорожных мотелях: оттуда нас, по всей видимости, вынесли бы наутро ногами вперед.
- Ноги! - сказала Гейл. - Я себе ноги отморозила! Я произвел короткое исследование и многозначительно закивал:
- О, дело плохо! Гангрена разовьется ровно через полминуты, не позже!
Дабы не изгадить блужданием в снегах свои дивные туфли, Гейл прошлепала по сугробам едва ли не босиком, ибо нейлоновые чулки обувью назвать невозможно.
- Снимай эту мокрую пакость! - распорядился я. Гейл начала было сбрасывать спальный мешок, в который куталась изо всех сил, но тот же час опять затряслась и начала заворачиваться еще плотнее, чем прежде. Верю, ее и впрямь колотило. Не хотел бы я шляться по снегу в чулках, сотканных из паутины.
- С-сним-ми с-сам-м!
Я поднял взгляд. У Гейл достало воспитанности порозоветь. Что выглядело слащаво. Или попросту приторно. До этой самой минуты я еще сомневался - отчасти сомневался - в истинной цели ночного визита. На если партнер - точнее, партнерша - предлагает гамбит, общеизвестный как "помоги-мне-пожалуйста-снять-чулки", следующие десять ходов можно играть по учебнику, и даже не глядя на доску. Взрослая женщина, запертая штормовой ночью в тесном пикапе, наедине со взрослым мужчиной, не изрекает подобной просьбы, не намереваясь немедленно и основательно заняться совокуплениями.
- Разумеется, - ответствовал я. - К вашим услугам, сударыня.
Преклонив колени подле замерзающей бедняги, я расположил фонарь поближе, обеспечил себе достаточное освещение. Приготовил страдалицу к операции. Начал совлекать чулки. Некоторое время спустя Гейл развеселилась:
- Неужто, раздевая женщину" ты способен хранить невозмутимое спокойствие, а, Мэтт?
Похоже, она перестала дрожать. Во всяком случае" осиновым листом уже не казалась.
- А-а-а, понимаю! Ты - железный человек. Бесчувственный зверь, который раздевает, обыскивает, ощупывает, а размышляет при этом лишь об отечестве и долге.
Неторопливо скомкав оба чулка" я швырнул их в дальний угол.
- Следовало изнасиловать? Но это не в моем вкусе.
- Это было бы в моем вкусе, - хихикнула Гейл. - По крайней мере, значило бы: меня воспринимают как женщину, а не просто подозреваемую особь.
Голос ее зазвучал иначе" гораздо мягче и ласковее, нежели прежде.
- Сняв чулки, останавливаться вовсе не обязательно, дорогой. Знаешь сам.
- Ага, - ответил я. - Как не знать.
Наступило краткое безмолвие. Только буря выла и свистела снаружи за стенками фургона. Я глубоко вздохнул и посмотрел на циферблат.
- В чем дело? - резко спросила Гейл. - Чем ты занимаешься?
- Только время уточняю, - промурлыкал я. - Мы с командиром бились об заклад. Порукой - мое честное слово.
Ни о какие заклады я, разумеется, не бился, но фраза прозвучала недурно. А кроме того, я не поклонник соитий по расчету. Иногда идешь на это - если служебные интересы требуют, но именно сейчас они даже не требовали, а вымогали обратного...
- Пять долларов, - произнес покорный слуга. Воспоследовало новое безмолвие, чуть затянувшееся по сравнению с прежним. Гейл заговорила полминуты спустя совершенно бесцветным голосом:
- Пять долларов? - молвила она. - И каков же предмет спора между Макдональдом и Хелмом?
- Соблазнишь ли ты меня до девяти вечера. Это было новой ложью. Конечно, мы с Маком обсуждали подобный оборот затеи, но время" в расчет не принимали, а уж об заклады и подавно биться не собирались.
- Пока выигрываю, - жизнерадостно уведомил я. - Остается меньше сорока минут...
Воцарилось очередное безмолвие. Краткое до чрезвычайности. Я ожидал прыжка, подготовился и успел поймать оба женских запястья. Ногти, ухоженные и острые, остановились в нескольких дюймах о? моей физиономии. Весьма сильная для женщины, Гейл все же понятия не имела, как освобождаться от захвата.
- Полегче, - попросил я умильно, - полегче, ваша неотразимость, будьте столь добры! Иначе сделаю больно...
- Сволочь? - прошипела Гейл. - Скотина! Тварь безмозглая!
- Угу, - согласился я. - Ты не обижайся, Гейл. На самом деле никакого пари не заключалось. Я пошутил.
Женщина тяжело дышала, не отвечая. Следовало продолжить. Оскорбить посильнее.
- Знаешь, этот прием с мокрыми чулками - такой затасканный фокус! А я люблю красавиц, наделенных выдумкой. Изощренных.
- Поганая. Вонючая. Пас-куд-ная ско-ти-на!
Внезапно оборвав эту филиппику, спутница моя совершенно спокойно закончила:
- Не понимаю.
- Перемирие? - предусмотрительно осведомился я. Мгновение спустя Гейл кивнула. Я отпустил ее и дозволил присесть, растирая пострадавшие места, потупя взгляд. Сухой колючий снег, увлекаемый ураганом, стрекотал об алюминий. Пожалуй, подумал я, наутро погода улучшится. Снег, лупящий подобно зарядам заячьей дроби, всегда идет перед самым концом бури.
- Не понимаю, - повторила Гейл.
- В моем возрасте мужчина уже не клюет на дешевые приманки, - назидательно изрек покорный слуга. - Это вредит самомнению. К тому же наличествует иная сторона дела. Повторяю: мы с командиром ни об какой заклад не бились, но возможность подобную безусловно учитывали. Пришли к единодушному выводу: их неотразимость неминуемо возжаждет соблазнить стоеросовую гориллу. Но думали, у тебя достанет разума и опыта разгадать ход наших мыслей самостоятельно.
Гейл облизнула губы.
- Вы учитывали... Пришли к единодушному... Вы действительно держали совет касательно... Да что же вы за люди?
- Прекрати, - сказал я. - И оценя честность противной стороны. И откровенность прими к сведению. Довольно лицемерить, Гейл.
Она поколебалась и произнесла изменившимся голосом:
- Неужто я похожа на дешевую шлюху?
- Едва ли. Просто само собою разумелось: ты ненавидишь нас обоих, а меня в особенности. И неминуемо попытаешься отплатить мерой за меру где-то по дороге, либо чуть позже. А как отомстить мужчине, которого не изобьешь кулаками? За которым, вдобавок, стоит непревзойденная правительственная мощь Соединенных Штатов? Гневная, бранная, зачастую оскорбительная для кого-либо речь.
- Ты занятный субъект, - процедила Гейл. - Хорошо. Но что же дальше?
- Дальше, - лениво протянул я, - несколько часов снежной бури, кромешной тьмы, скуки. Потом - рассвет и затишье. Но касательно скуки - решай сама...
Голова Гейл буквально дернулась. Уставясь на меня в упор, женщина зашипела:
- Не до такой же степени ты обнаглел, чтобы полагать, будто я... после всего....
Покорный слуга хранил молчание.
В скором времени Гейл расхохоталась. По-настоящему, без обиды либо иронии. Ласково, ободряюще.
- К лешему! - сказала она. - Уж во всяком случае, не собираюсь шествовать назад, утопая в трехфутовом снегу! А потом ложиться на ледяное, чугунное сиденье. А если останусь, так или иначе обесчестишь. Рано или поздно. Лучше пораньше: успеем отоспаться.
- Хм! - отозвался я. - Не выношу девиц, возомнивших себя магометанскими гуриями! Хочешь, сам отправлюсь в кабину? Просто, чтобы доказать...
- Не надо, милый, - со смехом прервала Гейл. - Для одной ночи ты уже доказал достаточно много. Почти достаточно...
Глава 13
Я первым долгом ощутил необычайную тишь. Ни звука за стенками фургона, и внутри полное безмолвие. Лишь тихо дышит лежащая в моих объятиях женщина.
- Гейл шевельнулась и теснее прижалась ко мне. За ночь температура упала градусов на двадцать - заурядней шее событие, почти неизменно сопутствующее пролетевшей буре. Я увидел, что в затянутые изморозью стекла вливается бледный свет. Надлежало собираться с духом, выкатываться из-под груды спальных мешков и одеял и заново укутывать Гейл.
Стуча зубами, я напялил шапку, пальто, сапоги, раскрыл саквояж и принялся отыскивать пару перчаток. Запускать остывший мотор будет нелегким занятием...
Перчатки я обнаружил почти сразу и уже взялся было натягивать, когда взор мой упал на маленький незнакомый упакованный в бумагу сверток. На бумаге значилось: "Rodrigues Curios. Juares, Mexico"<"Сувениры от Родригеса Хуарес, Мексика" (исп.)>. Я поколебался, сдернул перчатки долой, раскрыл пакет и обнаружил скрученный рулоном ремень. Прощальный подарок Мака. Мой предусмотрительный шеф наверняка рассудил за благо снабдить работника орудием производства...
Оно выглядело вполне обычным и безвредным. Отличная кожа, тонкая ручная работа, изящное тиснение. И тяжелая изукрашенная пряжка. Тоже вполне безвредная с виду.
Не было здесь потайных кармашков, куда очень удобно прятать бритвенные лезвия. Не было ни гибких, похожих на лобзики, пилок по кожаным краям; ни отравленных игл, выкидывающихся простым нажатием заклепки.
Но пряжечка и впрямь вызывала восторг. Служить она могла на лады многоразличные, по большей части членовредительские либо смертоносные.
Своевременное и угрюмое напоминание: ты сюда не куры строить явился, амуры в снегах затевать...
- С добрым утром, дорогой, - послышался позади голос Гейл. - Что, в самом деле так холодно или просто кажется?
- Гораздо холоднее, - ухмыльнулся я. - Лежи и не вздумай высовываться, покуда не включу печку. Сладко ли спалось вашей неотразимости?
- Отродясь не просыпалась менее неотразимой, - простонала Гейл. - Не выйдет из меня эскимоски! Люблю раздеваться, ложась в постель, никуда не денешься... Что ты разглядываешь?
- Купил на память в Хуаресе.
Лгать оказалось чуточку труднее, чем накануне, и это было признаком весьма тревожным. Я швырнул развернутый пакет на одеяло.
- А, ремешок!
Протянуть руку, взять сувенир и рассмотреть попристальнее значило бы впустить под покрывала струю ледяного воздуха. Гейл решила, что и поглядка - прибыль.
- Не люблю! - скривилась она, - Дурацкие ковбойские ремни по душе только Сэму Гунтеру. Предпочитаю мужчин, которые носят изящные, тонкие, почти незаметные пояса.
- Учту, - осклабился я. - На будущее. Дабы впечатлять, а не отвращать.
Я согрелся довольно быстро, ибо автомобиль пришлось буквально выкапывать из наметенных за ночь сугробов. Дорывшись до капота, я завертел заводной ручкой, запустил и прогрел двигатель. Пикап слегка покачивался, что, вероятно, значило: Гейл отважилась подняться и металась по фургону, одеваясь, точно при боевой тревоге. Но я застал новоявленную любовницу забившейся под развернутый спальный мешок и натягивавшей сухую пару чулок. Сброшенные накануне, заледенели совершенно и смахивали на глянцевые сапоги-ботфорты.
- Говорил же: не высовывай носа, пока не включу отопление.
Ответом была задорная гримаска:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24