— Железяки? — покачала головой девушка. — Вы хотите сказать — свинец! Уж я-то знаю шрамы от пулевых ранений. У Дюка Логана есть парочка — их видно, когда он снимает рубашку.
— Очень рад за старину Дюка.
— Кто же вы такой, Хелм? — прошептала она. — Зачем вы здесь? Чего вы хотите?
Я шагнул к ней, протянул руку и легонько подтолкнул девушку через порог.
— Я хочу, чтобы вы убрались к черту отсюда и дали мне возможность одеться, — сказал я и тут же понял, что совершил роковую ошибку.
День тянулся бесконечно долго. После случая с Бет в горах я еще пребывал в сентиментальном настроении. Не следовало мне впускать девчушку к себе. Тем более не следовало до нее дотрагиваться.
Теперь же внезапно все изменилось, как это обычно и бывает. И мы оба знали это. Девушка осталась стоять на месте, пожирая меня глазами.
— Вы уверены, что именно этого хотите? — прошептала она. Зеленые глаза уже открыто смеялись надо мной, уж больно нелепо я, должно быть, выглядел, стоя в одних трусах и откровенным желанием во взгляде.
— Милочка, — прохрипел я, — если вы будете так неосторожны, то ваше милое платьице окажется сильно измятым.
— Его не так легко помять, — спокойно ответила она. — Я его поэтому и надела. Впрочем, если вам не нравится, можете его снять.
Она с улыбкой медленно повернулась ко мне спиной, чтобы я расстегнул “молнию”, если осмелюсь. Я решил, что пусть все катится к чертям, но такие ребяческие выходки не по мне. Поэтому я просто схватил девушку в охапку и поволок к ближайшей кровати, на которую бесцеремонно вывалил. Глаза юной Фредерикс негодующе сверкнули из-под выбившихся волос.
— Если это игра, так и скажите, — произнес я. — Я уже слишком стар для сексуальных шуток.
Она облизнула губы, ну совсем по-детски. Потом улыбнулась.
— Для такого никто не стар, — шепнула она.
И вы знаете — она оказалась права.
Глава 9
Мы сидели в большом обеденном зале, расположенном на верхнем этаже гостиницы в Рино. Последнее, правда, в глаза не бросалось. Если бы туда не приходилось добираться на лифте, можно было вообще не догадаться, что ресторан вознесен в поднебесье.
В Европе — другое дело, там можно посидеть на открытой террасе, потягивая коктейль, аперитив или более крепкое зелье, любуясь городскими огнями на фоне отдаленных гор и непринужденно перекидываясь словами на отвлеченные от любви темы — по крайней мере, внешне. Потом посетители чинно перемещаются внутрь, в просторную залу, где усаживаются за необъятный стол под белоснежной скатертью, и официанты, гордящиеся своей работой, подают изысканный ужин... Не подумайте, что я не патриот или завидую иностранцам — нет. Просто кое-чем в Европе хуже, чем у нас в Штатах, а кое в чем европейцы нас превосходят. Например, есть они научились замечательно.
Итак, мы сидели за столиком размером с шину современного малолитражного автомобильчика. В зал ухитрились набить около миллиона таких столиков — легкое преувеличение, конечно, но так казалось с первого взгляда. Во всяком случае, официанты протискивались к клиентам с величайшим трудом. Скорее это походило на процесс фильтрации через мелкопористое сито. Возможно, этими трудностями и объяснялось их не слишком любезное обращение, хотя я „ не исключаю, что они были лишены его изначально.
На сцене в конце зала выступал певец в сопровождении оркестра. Певцом я его назвал просто, чтобы вы поняли, о чем идет речь. Да и к пению издаваемые им звуки можно было отнести с огромной натяжкой. Я перевел взгляд на девушку, что сидела напротив меня.
— Тебе нравится? — полюбопытствовал я. — Он возбуждает в тебе что-нибудь?
— О, да, мой материнский инстинкт, — ответила она. — Я сгораю от желания подхватить его на руки и поменять пеленки, чтобы он перестал плакать.
Просто поразительно, как быстро она сумела восстановить свой прежний облик. Кто бы мог подумать, что каких-то полчаса назад она лежала на смятой постели, раскрасневшаяся и запыхавшаяся, очаровательное платье задрано выше пояса, волосы в беспорядке разметались по подушке... Теперь же она сидела такая аккуратная и безукоризненная, с таким серьезным и скромным видом, что никто бы и не заподозрил, что эту головку могут посещать греховные мысли. Лишь глаза ее неуловимо изменились, хотя возможно, что мне это и почудилось. Приятно все-таки подумать, что случившееся было девушке не безразлично.
Внезапно она протянула руку в белой перчатке и коснулась моего локтя.
— Об одном прошу, — сказала она. — Не произноси имя Лолита. Обещаешь?
— Я и не собирался...
— Тот парень, с которым я была в Нью-Йорке, без конца называл меня Лолитой, черт бы его побрал! Я от этого тащилась, пока не прочитала Набокова. Жуткая мерзость! Потом я уже давно не ребенок. А лишь потому, что он был на несколько лет старше... И потому, что мы с тобой... Словом, не думай, что тебе можно... Хоть раз назовешь меня Лолитой, и я тут же уйду.
Я задумчиво посмотрел на сцену, где непристойно завывал и дергался неудавшийся Карузо, и произнес:
— Что ж, недурная мысль, если мы уйдем вместе.
— Я хотела, чтобы ты это твердо усвоил, никаких Лолит.
— В таком случае, — предложил я, — скажи мне, как тебя зовут на самом деле.
Она ошарашенно вскинула голову.
— А разве ты не знаешь?
— Знаю только, что твоя фамилия Фредерикс. Больше ничего.
— Мойра, — сказала она. — Балдежное имечко, да?
— Не особенно, — ответил я. — А меня зовут Мэтт.
— Я знаю.
Она оглянулась, точно впервые увидела, где мы находимся. Потом спросила:
— А тебе здесь не нравится, да? Можем пойти в другое место, если хочешь. — В ресторанчик мы пришли, потому что она сама его выбрала...
— Нет, — ответил я. — У меня, видимо, испорченный вкус. В Европе не так шумно, да и места побольше.
— Да, тут тесновато, — согласилась она. — Но готовят вполне пристойно. — Зеленые глаза испытующе переметнулись к моему лицу. — А что ты делал в Европе, Мэтт?
— Так, бизнес.
— А какой бизнес?
Ответил я не сразу. Врать почему-то не хотелось; к тому же никто не поручал мне сейчас играть какую-то роль, а когда начинаешь без подготовки плести небылицы, можешь сам себя загнать в тупик.
Мойра по-прежнему держала меня за локоть.
— Ты ведь государственный агент, верно? — тихо спросила она, не спуская глаз с моего лица.
— Ты имеешь в виду, что не фед ли я? — переспросил я. — Разве я похож на одного из подтянутых и гладковыбритых мальчиков мистера Гувера? Нет, этих ребят подбирают по убеждениям и преданности идеалу. Будь я одним из них, ты бы за миллион лет меня не соблазнила. Я стоял бы, как скала: твердый, нерушимый гранит.
Она рассмеялась.
— Ладно, Мэтт, я больше не буду тебя расспрашивать. Кстати, я вовсе не имела в виду ФБР. Я думала... — Она примолкла и посмотрела на бокал с мартини. Так, во всяком случае, назывался налиток, который мы заказали. Джин, пожалуй, в нем я вправду был, а вот за вермут я бы не поручился.
— Я думала... ты из определенного отдела Налогового управления.
— Нет уж, налогами я никогда не интересовался, — отрезал я.
Мойра нахмурилась и убрала руку.
— Ты так неуклюже увиливаешь, дружок.
— А ты так неуклюже давишь. Почему бы мне не быть просто отставным мужем миссис Логан?
— С твоими-то шрамами? Ха! А как ты встрепенулся, услышав фамилию Фредерикс. И еще... Дело в том...
— В чем? — спросил я, когда она вновь замялась.
— Дело в том, что я пришла к тебе в мотель не только из-за того, что мне было так одиноко. Мне еще было... любопытно.
Ее личико порозовело. Я ухмыльнулся.
— Ты хотела поиграть в Мата-Хари, да?
— Но ведь получилось не так плохо, правда, милый? Ты, конечно, и есть отставной муж, тут никаких сомнений быть не может. Но ты не только экс-муж, ты еще кое-кто.
— Кто?
— Трудно сказать, это особые люди, страшные. — Она уже не улыбалась. — Я достаточно навидалась их на своем веку. Иногда кажется, что всю жизнь за моим папочкой кто-то шпионил. Добрая половина из них, нет — скорее процентов девяносто, только и мечтали, чтобы их подкупили. Остальные были такими убежденными — спасители человечества, — что меня просто мутило. Ублюдки! Но и тех и других я чую за милю. Тебя же, киска, я никак не раскушу. Ты не алчен, и никакой там убежденности у тебя нет и в помине. Никак не возьму в толк, что за игру ты ведешь.
Чуть помолчав, я спросил:
— Ты любишь отца, Мойра?
— Я его ненавижу, — без секундного промедления ответила она. — Он поместил мою мать в... частное заведение, так его можно назвать. Видел бы ты это заведение! А ведь, возможно, ее можно было вылечить — многих алкоголиков излечивают. Он же не пожелал возиться. Думаю, он просто не хотел, чтобы на званых вечерах гости смотрели, как она пьет один только томатный сок, и судачили, что жена Сола Фредерикса была когда-то безнадежной алкоголичкой. Но, в любом случае, красоту она давно утратила, а отец любит окружать себя куколками. Вот он и убрал ее с глаз долой в тихое местечко, где можно упиться до смерти, никого не тревожа. Это еще не случилось, но, по-моему, она еще не долго протянет.
Мойра внимательно посмотрела на меня.
— Вот ответ на твой вопрос. Но если ты пытаешься узнать именно то, что я имею в виду... Не заблуждайся на сей счет, Мэтт. Я его не выбирала, и он меня не выбирал, но он мой отец, и тут ничего не изменишь. Понимаешь?
— Да, — ответил я. — Прекрасно понимаю.
— Звучит, конечно, сентиментально, — продолжила она. — В наши дни, если твой лучший друг окажется красным, или шпионом, или еще чем-то в этом роде, принято донести на него; таков теперь долг перед обществом, и всем наплевать на дружбу, верность и прочую муру... прежде за это отдавали жизни, а теперь это мура. А что до семейных уз, так я посещала колледж и все теперь знаю. Знаю, например, что сын вправе замахнуться топором на родителей. Ребеночек просто выпускает пары, освобождается от зажимов — милая крошка. Но беда в том, Мэтт, что? гражданин из меня фиговый; не ощущаю я никакого долга перед обществом. Я самая простая и обычная! провинциальная девушка, а мой отец — все-таки мой отец. Пусть он и последний сукин сын, но он мой отец!
Она глубоко вздохнула.
— Я хочу сказать, что...
— Ладно, детка, — прервал я. — Я знаю, что ты хочешь сказать. Что бы ни случилось, я не обращусь к тебе за помощью. И мне никакого дела нет до твоего папаши. Честное индейское.
Она пропустила мои слова мимо ушей.
— Я хочу сказать, что ты, возможно, прекрасный, малый и думаешь, что спасаешь страну, но я никогда не стану Иудой. Ни для кого!
— Ваше сообщение принято, — отрапортовал я. — Допивай мартини; надеюсь, больше никогда не доведи отведать такое.
Она промолчала. Потом сказала:
— Мэтт!
— Что?
— Пару недель назад я возвращалась из Мексики. На границе меня остановили. Обычно это простая формальность. Ты только говоришь, что ничего особенного не везешь, кроме какого-нибудь дешевого спиртного, и тебя отсылают к окошку, чтобы уплатить этот дурацкий грабительский налог в пользу штата Техас. На этом все заканчивается. На сей раз они словно с цепи сорвались. Машину разве что по винтикам не разобрали. Я даже думала, что меня заставят раздеться, но, видно, они искали что-то более крупного размера. Когда я рассказала отцу, он так раскипятился, что я боялась — он лопнет от злости.
— Ну и что? — Мойра посмотрела на меня, как на сумасшедшего.
— Неужто не ясно? Они же наверняка искали наркотики! — Воцарилось молчание. Официант воспользовался этим, чтобы, заехав локтем мне в лицо, поставить перед девушкой блюдо. Потом он воткнул локоть в лицо Мойре, чтобы обслужить меня. После чего отчалил, гордясь, что обслужил нас в правильном порядке.
— Не так ли? — спросила Мойра. — Папаша перепробовал уже все на свете; рано или поздно он должен был до этого докатиться. Таможенники наверняка искали наркотики и, должно быть, подозревали, что меня используют для перевозки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24