А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

), Саша продал квартиру в Москве и укатил на Святую землю.
И вот он снова здесь, подавленный тем, что стряслось с его Тамарой, а я… Да, я ищу его совета, его поддержки. Ведь он столько повидал, поездил по миру со своими полотнами, пару лет даже проторчал на Востоке, изучая их философию и что-то там еще… И я рассказываю ему мою историю. Новеллу о бизнесвумен, вступившую в борьбу с мафиози областного масштаба.
* * *
– Значит, они решили наступать…, – задумчиво проговорил Жуковский, выслушав Оксану. – О том, что покрышки тебе порезали, в милицию заявляла?
– Да какой толк, Саша – они же всё спишут на уличную шпану.
– Тоже верно. Извини, я забыл на секунду, в какую страну вернулся. А этот банкир из «Зари»… ну, тот, что исчез… Не могло это быть простым совпадением?
– Саша, у нас есть закон – если банкиры и исчезают, так только вместе с деньгами. А Федор Петрович Замятин моих денег получить не успел. И вообще, жена его говорит, что он все документы дома оставил – все до единого: паспорт, военный билет. Просто в один прекрасный вечер не вернулся с работы домой.
– И ты подозреваешь Никулина?
– Саш, я не следователь, чтобы подозревать. Мне нужно понять, как быть дальше. Если это война – то против кого? Против меня лично или все-таки против моего бизнеса? И нужно ли мне, по совету этого самого фээсбэшника, самой встречаться с Никулиным? Что это даст? Он ведь не признается мне, что похитил банкира. Или что подослал каких-то клоунов изрезать покрышки моего джипа. А то еще и посоветует обратиться к психиатру.
– Я думаю, он ведет игру. Если всё, что я от тебя тут услышал, правда…
– И ты еще сомневаешься?! – возмутилась Оксана…
Оксана Огородникова
– И ты еще сомневаешься?! – возмутилась я. – А ну как завтра он что-нибудь сотворит с Андрюшкой? Я ведь тогда не буду твоих умных советов спрашивать – найму какого-нибудь снайпера, да и грохну его за милую душу!
– Не кипятись, – сказал он. – Скажи лучше – он имеет какие-нибудь основания тебя ненавидеть?
Я пожала плечами.
– В бизнесе все друг другу – волки. Говорят, что он – женоненавистник. И особенно не терпит баб, которые добились чего-то в деловой сфере. Он их открыто презирает – так я слышала. Да пусть бы и презирал себе на здоровье! Я ведь опасаюсь не его презрения, а конкретных действий.
– Так, значит, ты ему нигде дорогу по-крупному не переходила?
– Говорю же – нет! Он мне сто лет не нужен!
– А Сычев?..
– Что – Сычев? Сычев – уголовник. У него свои игры, у меня – свои.
Саша задумался.
– Есть у меня одна мысль… Хочу помочь тебе по старой дружбе. Только вот не знаю…
– Ты просто скажи свое мнение. Я тебе всегда доверяла.
– Одним мнением, Ксюш, тут не обойдешься. Чую, нарвалась ты на лютого зверя. А значит, нужен охотник…
* * *
По своему обыкновению, Никулин явился в офис раньше всех – к половине восьмого утра. Секретарша Неля пришла где-то минут через двадцать. Павел Игнатьевич попросил чаю. А в 8:25 Неля вошла и доложила, что в приемной ждет посетитель.
– Кто такой? – хмуро осведомился глава «Регион-банка».
– В первый раз вижу, – развела руками Неля. – Похож на какого-то актера или художника… Постойте. Так ведь это же Жуковский! Точно – Жуковский!
– Какой еще Жуковский?
– Самородок из Ставрополья. О нем газеты писали. Тот, что выставку в Москву привозил. Я, кстати, была. Необыкновенные у него картины…, – секретарша на секунду прикрыла глаза, вспоминая свои впечатления от полотен. Голос шефа вернул ее с небес на землю.
– Что за ерунду ты говоришь?! Причем тут картины? Я хочу знать, что от меня понадобилось этому… Рембрандту из провинции.
– Извините, но он этого не сказал, – слегка обиженным тоном отреагировала Неля. – Так что ему передать? Вы его примете или пусть катится?
– Следи за языком! – сделал ей замечание Никулин. – А художник… Ну, пусть войдет. Денег, наверное, просить будет.
Жуковский вошел и лучезарно улыбнулся Павлу Игнатьевичу. То в ответ бросил хмурый взгляд на его потертый джинсовый костюм и знаком предложил занять свободный стул.
– Слушаю вас.
– Павел Игнатьевич, я сразу же хочу попросить у вас прощения за то, что отрываю вас от работы и занимаю ваше драгоценное время…
– Короче.
– Да-да, конечно… еще раз прошу прощения. Моя фамилия Жуковский, я только что вернулся из Израиля, где прожил несколько лет, и…
– Ближе к сути дела, господин Жуковский. В отличие от живописцев, банкиры время ценят.
– О! Вы даже знаете мою профессию… Я польщен. Так вот, я ведь не только художник. Я издал несколько повестей, разработал ряд компьютерных дизайнерских программ и даже поставил детский спектакль. И я хотел бы предложить вам свои услуги.
– В какой именно области? Меня ничуть не интересуют ни детские спектакли, ни живопись. А дизайнеры у меня свои, и я ими вполне доволен. Дальше?..
– Поверьте, у меня есть то, что вам нужно, – глядя Никулину прямо в глаза, сказал Жуковский.
– Излагайте, я весь внимание, – Павел Игнатьевич своим любимым манером взялся обеими ладонями за углы своего широкого стола, как бы демонстрируя, кто здесь хозяин положения. На лице его застыло выражение глубочайшего безразличия. И Жуковский понял, что для него настал решающий момент…
– Вам знакома женщина по фамилии Огородникова?
Даже при всем своем фантастическом самообладании Никулин не смог скрыть реакции на эти слова нежданного посетителя: у него дернулась левая бровь. И Жуковский это заметил.
– Как вы сказали? Огородникова? Да, я припоминаю эту особу. Одно время она пыталась развернуть крупный бизнес-проект в нашем городе. Потом уехала. Кажется, в Москву.
– Не хитрите, Павел Игнатьевич. Вы гораздо больше знаете об этой, как вы выразились, особе.
– Что вы себе позволяете? – повысил голос Никулин. – Вы в моем кабинете, и извольте об этом помнить. Если у вас ко мне всё…
– Нет, не все, – улыбнулся художник. – Наше сотрудничество только начинается. Я ведь друг Оксаны. С самого детства. Мы вместе росли. Теперь понимаете?
– Нет, не понимаю. Чего вам от меня надо?
– Денег, конечно, – просто сказал Жуковский – будто попросил стакан воды.
Никулин с задумчивым видом посмотрел на часы и нажал кнопку вызова охраны. Через несколько секунд в кабинет ввалилось нечто шкафообразное и с готовностью встало за спиною посетителя. Жуковский и ухом не повел.
– Олежек, сделай одолжение – покажи господину художнику, где у нас выход, и побыстрее.
– Ага, – радостно сказал живой шкаф и обхватил худощавого гостя за плечи…
В следующее мгновенье «секьюрити» оказался на полу – вместе со стулом, на котором только что восседал Жуковский. Сам же художник теперь стоял перед банкиром, невозмутимо поправляя свою куртку.
– Извините, – смущенно пробормотал он. – Просто я не люблю, когда меня трогают руками, особенно незнакомые люди.
Олежек с пола ошалело переводил взгляд то на шефа, то на загадочного визитера. В его небольшой по размеру, коротко стриженой голове явно протекала напряженная работа мысли…
– Если позволите, я продолжу, – сказал Жуковский, подымая с пола стул и вновь садясь на него. – Только пусть ваш герой выйдет. А то ведь у меня нервы не железные…
– Выйди, Олег, – жестко сказал Никулин. Если на него и произвел впечатление трюк посетителя, то виду он не показал. – Так что у вас там? Вы упомянули, что дружили с Огородниковой…
Москва, 2003й год
Уснуть никак не получалось. Оксана ворочалась с боку на бок, гадая о причине внутреннего беспокойства. Дела в «ОКО» шли вроде неплохо. Конечно, могло бы быть и лучше, но… Грех жаловаться. У Андрея – тоже все в порядке. Встречается со своей Леночкой. Славная девушка. Хотя и не в меру зажатая.
История с банком «Заря» – это, конечно, неприятность. Но не более того. Замятин действительно мог скрыться по причинам, с ней, Оксаной, никак не связанным. А угрозы Сычева – простое совпадение. Лежит сейчас себе где-нибудь на пляже Федор Петрович, новоявленный гражданин Коста-Рики или Соломоновых островов, и джин с тоником потягивает. Хотя, конечно, плюнуть на такую крупную сделку, да ещё на завершающем этапе…
Неожиданно Оксана поняла, что беспокоится за Сашу Жуковского. Ведь он ради нее полез в «пекло», к самому Никулину. Так сказать, операция внедрения… Хорошо еще, что она отговорила его идти к Сычеву. Саша всегда был бесстрашным – если дело касалось разборок с мужчинами. Зато с противоположным полом ему трудно было находить общий язык.
В детстве они часто играли друг с другом в придуманную ими же игру. Она называлась «Страж Вишен». Бабушка рассказывала маленькой Оксане старую легенду о том, что в вишневых садах при усадьбах бродил порою странник, окутанный туманом. И люди прозвали его Страж Вишен. Они не знали точно, зло он несет или добро. Но его боялись. И имя его произносили шепотом. Получался такой шелестящий звук. «…Страшшвишен…» Им пугали детей. Но Оксане не было страшно. Наоборот, в душе она полюбила скитальца по вишневым садам. Ему ведь было так одиноко – ночью, в тумане, среди деревьев… На маленького Сашу легенда тоже произвела впечатление. Он пообещал Оксане, что когда вырастет, то обязательно нарисует Его – Стража Вишен.
* * *
Казарьянц был доволен собой. Его сотрудники уже три дня плотно «вели» Оксану Огородникову. Агенты наблюдения менялись по графику, тщательно разработанному полковником. Тогда, в парке его человек «засветился» тоже не случайно, а по его приказу – чтобы «объект», то есть Оксана, сделала вывод о серьезности его намерений. За долгие годы работы в Системе Леон Ованесович научился искусству манипулировать людьми. Сейчас перед ним стояла конкретная задача – свалить Сычева и Никулина, чтобы неведомый Ваха, его заказчик, въехал в город на «белом коне». Точнее, «Мерседесе». А уж потом, полагал полковник, можно будет вплотную заняться и самим Вахой. Разыграть, к примеру, национальную карту и натравить на него каких-нибудь скинхедов.
Вчера агент, наблюдавший за домом Огородниковой, доложил, что в подъезд к ней заходил человек лет тридцати пяти-сорока, с длинными волосами и в джинсовом костюме. Агент тут же на всякий случай включил у себя в машине записывающее устройство, и не ошибся – мужчина шел действительно к Огородниковой. Их разговор показался Казарьянцу более чем интересным. Теперь у него на руках был полный расклад, со всеми вытекающими. Отдав кое-какие распоряжения своим людям, полковник сделал несколько важных телефонных звонков, в том числе и в кассы Аэрофлота…
* * *
Лена Никулина ощущала себя счастливой. Она изо всех сил старалась гнать от себя мысль о том, что случится, когда обо всём узнает отец, и пока это у нее получалось неплохо. Рядом с Андреем ей было хорошо и спокойно. Если он вдруг не звонил в назначенное время – она начинала нервно ходить по комнате, роняя взгляды на часы. Но едва только раздавался звонок (она, как ни странно, научилась отличать его звонки от всех остальных) – всё становилось на свои места. Мир вокруг снова был радостным и цветным. И можно было позабыть о неприятностях, потому что Андрей говорил с ней, а значит – существовал.
Лена отлично понимала одну простую вещь: ее независимость от отца была мнимой, кажущейся. Да, она жила отдельно от него, и даже в другом городе (она бы просто не вынесла каждодневных нравоучений тети Дианы и грубых окриков, которыми с нею, в основном, общался отец). Да, она получала стипендию. Но кто оплачивал всю ее столичную жизнь? Разве она смогла бы жить на съемной квартире и питаться нормально, если бы не отец? В лучшем случае, ей бы дали комнату в общаге (а что это такое, она знала хорошо – от своих институтских подруг). В то, что отец благосклонно воспримет новость о появлении в ее жизни Андрея, она не верила ни на йоту. Этого не могло быть просто по определению. Отец, сколько она его помнила, был властным, даже жестоким.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35