Ты врешь… – бормотал я, подталкивая ее к стене. Анна вывернулась, отскочила от меня в сторону.
– Дурак! Садист! Дурак!! – кричала она, уже со страхом глядя на меня. – Я не вру! О том, что Валери и миссис Гроулис – одно лицо, я прочитала в письме, которое было записано во втором файле Князя. А потом его стерла, чтобы ты не узнал об этом раньше времени. Поэтому его не было на дискете. Понял, придурок?! Утонула твоя Валери. Пошла ко дну вместе с наркотиками! Не успела сожрать! Подавилась!
Я тер лоб ладонью. Мне казалось, что я сейчас сойду с ума.
– Уйди, – попросил я. – Пожалуйста, уйди куда-нибудь.
– С удовольствием, – ответила Анна. – И навеки. Чтоб не видеть тебя, не слышать тебя, не знать тебя, не помнить тебя… Предатель! Бабник! Блядун…
Она ходила по комнате и собирала раскиданные книги, одежду подруги и складывала их на диване. Я следил за ней. Перед глазами мелькали мутные цветные пятна.
– Это ты ее убила, дрянь, – прошептал я. – Знала, но молчала…
Я двинулся на Анну. Она взвизгнула, кинула в меня свитер и попыталась выскочить в коридор, но я успел поймать ее за руку.
– Ты ее убила, – как заведенный повторял я. – Она тебе мешала. Ты не с наркотиками боролась. Ты с ней как с женщиной счеты хотела свести… Ты думала только о том, как отбить ее и выйти за меня замуж…
Анна лупила меня кулаками по лицу.
– Господи, да убери же ты от меня этого шизофреника! – кричала она. – Замуж за тебя?! Я сейчас умру от смеха! Да кто ты такой? Кому ты нужен? Ненормальный, все психушки России по тебе плачут! Я тебя ненавижу!! Я всегда тебя ненавидела!!
Я дал ей пощечину. Анна сразу ослабла и прекратила сопротивляться. У меня тотчас угасла злость. Я разжал руки, и Анна, прикрывая лицо ладонями, опустилась на пол.
Слезы душили меня. Я, шатаясь как пьяный, побрел на кухню, задевая двери и косяки плечами. Судороги сотрясали меня, глаза уже не могли удержать в себе влагу, и слезы вылились на щеки. Я допил все, что осталось в водочной бутылке. «Нет, нет, – бормотал я. – Этого не может быть. Это просто ошибка. Время такое, сейчас все ошибаются…»
Глава 35
Сон это был или же глубокое забытье, похожее на смерть, – не знаю. Я еще не открыл глаза, а гнетущее чувство безысходности, страшной, невосполнимой потери уже накатило, заполняя каждую клеточку мозга и отравляя мысли, и было оно упаковано в пасмурное тяжелое утро с кленом, ободранным дождем и ветром, шатающимся как призрак за запотевшим окном, со стремительным полетом низких грязных туч, с мутными желтыми лужами, покрытыми рябью, похожей на старческую кожу…
Я полулежал в кресле, наблюдая, как по сумрачной комнате из угла в угол ходит Анна, собирает раскиданные вещи, заталкивает их в ящики платяного шкафа, выносит рюмки, бутылки и тарелки на кухню, потом торопливо подметает веником ковер, задевая мои ноги. Я не подавал признаков жизни до тех пор, пока Анна не вышла в прихожую. Лязгнул замок – она открыла дверь.
Я успел схватить ее за руку, когда Анна была уже на пороге.
– Останься, – сказал я.
– Нет.
– Останься, – повторил я.
Она помолчала, глядя себе под ноги, потом спросила:
– Зачем я тебе нужна?
Я понял, что она останется.
Мы молча пили кофе, сидя по разные стороны стола. Оцинкованный подоконник вибрировал под натиском дождя. Молочный белый свет падал на лицо Анны, и оттого оно казалось бледным и безжизненным. Ей трудно было переносить мой пристальный взгляд. Она боялась поднять глаза, пила неестественно быстро, обжигаясь, почти не отрывая губ от края чашки.
– Ну, все, хватит, – сказал я, поднялся с табурета, подошел к ней, заставил привстать и крепко обнял.
И снова слезы. Осень – время слез.
* * *
– Может быть, она еще спит?
Я отрицательно покачал головой, прижал палец к губам и позвонил в дверь еще раз.
Дверь слегка приоткрылась, насколько позволяла цепочка. Из темноты прихожей выплыла женщина в черном. Она не сразу узнала меня, потом ее бесцветные губы дрогнули.
– Это вы? – тихо спросила вдова. – Заходите.
Мы с Анной зашли в прихожую – тесную, еще сохранившую сладковатый запах цветов и хвойных венков, заставленную коробками, чемоданами, снарядными ящиками, которые военные часто используют для перевозки домашних вещей. Вдова не стала приглашать нас в комнату, вынесла незапечатанный конверт, на котором было написано: «Вацуре К. А.», протянула его мне. – Я прочла это письмо, – сказала она. – Простите, если вы меня осуждаете. У моего мужа не было тайн от меня… Собственно, здесь нет никакой тайны. Предсмертная исповедь.
Она потянулась рукой к замку.
– Прощайте.
Я спрятал письмо в нагрудный карман и почувствовал, как сильно бьется сердце. Мы спустились в подъезд. Анна зачем-то поддерживала меня обеими руками, словно опасалась, как бы мне не стало плохо.
Моего терпения хватило только до ближайшего сквера с лавками. Анна раскрыла зонтик и держала его над нами, пока я вслух читал письмо:
«Дорогой Кирилл! Пойми меня правильно. Не хотел бы, чтобы ты расценил этот поступок как проявление моей слабости или трусости. Скорее – это самосуд над моей тенью, от которой мало было проку в этой жизни; она лишь чернила мое имя и память обо мне. Считай, что я погиб давно, в апреле восемьдесят четвертого, на южном спуске с Саланга. Ты вынес меня, раненного, с поля боя, но я скончался на твоих руках от потери крови… Как жаль, как жаль, что не случилось так!!
Нищие, одинокие и несчастные – самые сильные и смелые люди на земле. Я был таким в Афгане. Жизнь свою ценил дешево, а оказалось, что тогда она стоила намного больше, чем моя нынешняя жизнь. Я ничего не боялся не потому, что от природы храбр, а потому, что мне нечего было терять. Я взрослел, у меня появилась любимая жена и дети, но все еще по инерции рвал на груди тельняшку и, открывая ногами двери, шел туда, куда ходить уже не следовало. Жизнь еще не научила меня, что чрезмерное любопытство почти всегда наказуемо. И когда меня впервые предупредили, чтобы я не слишком интересовался грузовыми перевозками камээсовских машин по Таджикистану и не проявлял излишнего усердия, контролируя авиационные грузы, я не сумел подавить в себе чувство страха. Это было похоже на внезапную болезнь: то, что вчера не составляло для меня никакой проблемы, сегодня стало непреодолимым. Этот страх был похож на рак – он давал метастазы. Короткий испуг перешел в испорченный вечер, затем – в тяжелые сны, все сильнее и сильнее опуская меня в трясину сплошного кошмара. Они давили на психику, убирая знакомых мне людей, словно пешек вокруг короля. Помнишь, как нас обстреливали из миномета под Багланом? Мины ложатся все ближе, ближе, метр за метром приближаясь к твоему окопу. Нетрудно рассчитать, какая угодит точно в цель и станет для тебя последней. И я залег на дно, заткнулся, захлебнулся страхом. Я поднял руки, замахал белым флагом и упал перед ними на колени. Они сломали меня, заставив отречься от своей боевой молодости, от наших традиций. Я предал все свое прошлое, нашу молодость, нашу дружбу. Потом появился ты. Я смотрел на тебя, как на ископаемое, как на троянского коня, принесшего в своей утробе мину замедленного действия, и, не колеблясь, предал тебя. Я отрубил все, что было за мной. Жизнь моя превратилась в уродца, безнадежного калеку без прошлого и с туманным будущим, до звона накачанным страхом. И я решил пристрелить ее, чтобы не мучилась.
Я дописываю письмо. Передо мной лежит пистолет. Самое время говорить напутствия и советы. Но я этого делать не стану. Нет у меня на это морального права. Нет и желания. Умоляю только простить меня и не забывать своего боевого отчаянно смелого друга Володьку Локтева, который когда-то давно умер на твоих руках".
Дождь все шел и шел, и не было ему ни конца, ни края.
Глава 36
В первое мгновение мне показалось, что рядом произошла авария: дико взвизгнули автомобильные тормоза, воздух разорвали частые оглушительные хлопки, и широкое стекло продуктового магазина, брызнув осколками, с вибрирующим гулом полетело вниз, как нож гигантской гильотины, и шарахнуло об асфальт. Анна толкнула меня в первый попавшийся подъезд, но я успел заметить, как серый джип круто вырулил на встречную полосу и, стремительно набирая скорость, скрылся за поворотом.
Мы тяжело дышали, глядя то друг на друга, то на улицу, откуда доносились крики.
– Этого следовало ожидать, – произнесла Анна.
– Кажется, из машины дали очередь по витрине, – сказал я, вытирая ладонью щеку, оцарапанную, по-видимому, осколком стекла.
– Не по витрине, – мрачно усмехнулась Анна. – А по нам.
– Что ж они так плохо стреляют?
– Самое паршивое во всей этой истории то, – сказала Анна, намочив языком кончик платка и вытирая им мой лоб, – что ты разбаловался, привык к вездесущему ангелу-хранителю, и в тебе притупился инстинкт самосохранения… Не крути головой!.. А сейчас нам дали ясно понять, что уже никто не может помешать размазать нас с тобой по стенке, как дождевых червей по асфальту.
– Круто они начали охоту.
– Могу представить, с каким азартом они ее продолжат… Пойдем, что ли? Вон милиция, как всегда, приехала вовремя.
Озираясь по сторонам, мы вышли из подъезда. Анна взяла меня под руку, и мы учащенными шагами направились к ближайшей станции метро, нырнули под землю и немного расслабились только тогда, когда вошли в переполненный вагон.
– У твоей подруги нам больше нельзя появляться, – сказал я Анне на ухо. – Они к чертовой матери взорвут квартиру.
Анна кивнула и ответила:
– Едем ко мне.
Мы сошли на «Автозаводской» и в потоке людей двинулись к эскалатору. У входа на ступени образовалась толчея. Бабуся с мешком за плечами загородила мне дорогу, оттолкнула от Анны, и она первой встала на ступени. Я глянул на нее, улыбнулся и развел руками в стороны, мол, разлучили, и пока не могу подойти к тебе. Анна тоже улыбнулась, встала ко мне спиной – по ходу движения, как вдруг резко обернулась и что-то крикнула. Я не расслышал ее – в это мгновение диктор громогласно объявлял о наборе в милицию метрополитена. Анна, расталкивая людей, пыталась протиснуться ко мне. Я стал сдвигать бабушку с мешком в сторону, чтобы сделать шаг наверх, но она крепко застряла между целующейся парочкой и пузатым мужиком. Анна снова закричала; лицо ее было перекошено от ужаса:
– Ложись!! Падай!!
Я слегка присел, не понимая, откуда исходит угроза, и только в последний момент увидел на параллельном эскалаторе, идущем вниз, человека в сером плаще и черных очках, который, по мере приближения ко мне, разворачивался в мою сторону и поднимал в вытянутых руках пистолет. Я не услышал выстрела, полетел лицом на ступени, толкая и сбивая собой толстяка с газетой. Женский голос, усиленный эхом, приглашал в туристическую поездку в Анталию всех желающих, и люди, стоящие вокруг меня и надо мной, тесня друг друга, как пингвины на краю льдины, кинулись наверх, словно спешили в турагентство за путевками. Я подхватил за талию Анну, которую едва не сбила с ног любвеобильная парочка, и краем глаза увидел, как человек в сером быстро бежит по эскалатору вниз, смешиваясь с толпой.
Нас выкинуло на мраморный пол вестибюля, словно вынесло сильным течением в устье реки. Паника быстро затухала среди встречного потока людей, которые не были свидетелями стрельбы. Наверное, закончилась смена на ЗИЛе, и рабочий класс своим мощным наездом погасил страсти, раздробил группы паникеров, рассеял, растворил в себе эмоции страха.
Я все еще крепко держал Анну за руку, хотя мы были уже на улице, и нас не толкали.
– Послушай, – бормотал я, пытаясь шутить. – Кто учил их стрелять? Двоечники проклятые! Только панику наводят… Нет, милая, к тебе домой мы не пойдем. В подъезде наверняка безоткатное орудие уже на прямой наводке установлено…
Я тащил ее против потока рабочих. Анна едва поспевала за мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75