- Даме необходимо отдохнуть, а мы займемся подготовкой бала. Надо разослать уведомления, пригласить наблюдателей. Ждите нас здесь, Маргарита Валдисовна. И ни за что никуда не ходите.- Он поднялся, развевая складки черного плаща. Тотчас встала и свита.
- А полет, экселенц? - тихо, но требовательно произнесла Маргарита. Он ведь не будет обычной волшебной прогулкой?
- "Обычное волшебство" - вот до чего уже договорились, - Роланд усмехнулся. - Что же требуется - необыкновенное чудо?
- Чудо, экселенц. Чудо возмездия, чудо справедливого наказания, чудо сострадания и воздаяния. Есть много несчастных людей, незаслуженно обиженных, экселенц, и множество тех, кто не имеет права называться людьми. И те и другие должны получить по заслугам - по преступлению и по страданию своему.
- Эти давно занимаются компетентные небесные департаменты. Но вы не надеетесь на высшую справедливость и хотите осуществить ее немедля, сейчас, собственными руками, - Роланд вздохнул, обращаясь к свите: - М-м-да... в смысле смирения и терпимости человечество безнадежно.
- Да, я не сумела смириться, - согласилась Маргарита и заговорила горячо, сжав руки: - Столько раз, перед тем, как уснуть, я воображала, как несусь над Москвой на швабре. И я изобретала месть, экселенц...
Роланд изучающе смотрел на худенькую молодую женщину в цветущем платье:
- Неужели на пороге второго тысячелетия здесь для мести в самом деле необходима швабра?
- Традиция, экселенц. Ведьмы испокон веков пользовались метлами и у них должны быть длинные, развевающиеся по ветру волосы, - уточнила Маргарита.
- Ага. Мы уже заговорили об оформлении! А этим ребятам, - он кивнул на изображавших цирковых униформистов спутников. Вытянув руки по швам, члены свиты застыли в торжественном молчании. - Так этим парням, полным нежности и сострадания, показалось, что вы сильно горевали. И я застал вас здесь, как помнится, не в самом лучшем расположении духа.
- Да, я страдала, я невыносимо страдала. Но сейчас я счастлива! Ведь вы пришли на помощь, экселенц!
- Так... - скрестив на груди руки Роланд встал у буфета, который мгновенно обратился в жарко пылающий камин. - Давайте уточним наши позиции, Маргарита Валдисовна. Во-первых, я не приходил на помощь. Я пришел в принадлежащую мне квартиру. Поскольку мой особняк, как вы слышали, сгорел. Следовательно, наша встреча случайна.
- Но вы упомянули Мастера, а я называла Максима так. Значит, вам не безразлична его судьба, - глаза Маргариты вспыхнули опасной решимостью:
- И вам, экселенц, что бы вы не говорили, далеко не безразлично, что случиться сегодня в этом городе!
Роланд несколько секунд в полном молчании созерцал взбунтовавшуюся женщину, сумевшую угадать его потаенную заинтересованность. Потом взглядом погасил камин и, перебросив через плечо полу плаща, направился к двери. Звякнули серебряные шпоры высоких сапог, в руке, обтянутой перчаткой с раструбом, появился хлыст - он явно готовился к путешествию. Маргарита замерла в ожидании. В проеме бархатных портьер, как в распахе театрального занавеса, Роланд остановился:
- Ничего не могу обещать вам заранее, уважаемая леди. Внимательно ознакомьтесь с инструкцией на столе кабинета. Постарайтесь не отклоняться.
Свита молча последовала за господином, в прихожей стихли шаги, квартира погрузилась в тишину, Маргариту охватило лихорадочное беспокойство. Вдруг стало зябко, по спине побежали мурашки. Обхватив плечи руками, она поспешила в кабинет. С появлением Маргариты на столе сама по себе зажглась лампа под зеленым колпаком. Придавленный тяжелым мраморным пресс-папье на сукне лежал лист гербовой бумаги. В его центре с эффектом галографии был впечатан герб: щит и меч. Типа нашивок на мундирах стражей государственной безопасности. Но меча оказалось два - огненный и серебряный - карающий и защищающий. По овалу размещалась надпись готическим шрифтом: "Ненависть - моя обязанность. Мщение - моя добродетель".
На чистом поле листа лиловела только одна фраза, размашисто накарябанная пером: "Выпейте это и постарайтесь уснуть". "Это" в виде пузырька с чернильной жидкостью, стояло тут же. Обычный пузырек темного стекла с притертой пробкой, из породы тех, что толпились в старых аптечках с торчащими ярлыками рецептов.
У Маргариты мелькнула догадка, что не придуманный фантастический Воланд, а вполне реальные лица подсунули неугодной свидетельнице вначале нечто наркотическое, вызвавшее галлюцинации, а теперь яд. Но сомнений почему-то не было. Открыв пробку и зажмурившись, она сделала пару больших глотков, замерла, прислушиваясь к ощущениям. Открыла глаза и перевела дух. Ни смертельных конвульсий, ни даже горечи во рту. Розыгрыш! Обычная вода, чуть подкрашенная чернилами. Печально...
Маргарита нахмурилась, потом расхохоталась. Хохоча, откинулась в кресле, согревая спину клетчатой подушечкой и погружаясь в приятнейшее тепло - тепло глобального благополучия и неколебимого оптимизма. Так сидела, нежась в убаюкивающих волнах покоя, но не уснула. А почувствовала прилив деятельной энергии. Поспешила за чем-то в ванную и, распахнув дверь, не узнала комнаты. Обветшалый "сталинский" комфорт в виде обшарпанной, со сколками эмали, ванны, выщербленного кафеля и шелушащейся лишаями краски над ним, исчез вместе с круглыми, мутными рожками, вафельными полотенцами, карамельным брикетиком "Земляничного" мыла. То есть - ничего этого не было и в помине. Был просторный высокий зал, утопающий в золотистом мягком свете, с полукруглым куполом в центре. На трехступенчатом возвышении под куполом, среди молочно-зеленых ониксовых колонн, стояла чаша, размером соотносившаяся с Маргаритой, как венчик тюльпана с Дюймовочкой. В чаше несомненно хрустальной, играющей радужными гранями, как гигантский бокал, искрилась и бурлила рубиновая жидкость, источая терпкий, кружащий голову аромат. По колоннам и беломраморным ступеням метались алые отблески. "Кубанское игристое", - решила почему-то Маргарита, не знакомая с таким сортом вина. Стены зала, зеркально преломляясь, уходили в другие измерения, а прямо перед купальней в высокой арке сверкало живыми блестками темное панно. Мелодичное журчанье струй и легкий хрустальный звон деликатно заполняли тишину. Маргариту охватила балетная радость - музыка зазвучала в каждой клетке тела и неудержимо потянуло раствориться в ней. Она закружилась, вздымая необъятные туманные юбки и даже напела неизменно являющийся в таких случаях вальс про голубой Дунай. Затем, ничуть не сомневаясь, что купанье приготовлено именно для нее, скинула платье, соскользнувшее к ногам охапкой цветов, и шагнула в рубиновое бурление. Расслабилась, вытянулась, вся превратившись в наслаждение. Телесная радость совпала с внутренним ликованием, Маргарите хотелось петь, смеяться, кричать. Все великолепно! Лучшего не может быть, ничего подобного никогда и ни с кем не случалось! Это твой праздник, твоя радость, тебе одной принадлежащая Вселенной, и вся она - наслаждение!
Оглядевшись, Маргарита поняла, что вовсе не мозаика и не витраж украшали стену. Стены совсем не было - внизу сияла и переливалась огнями ночная Москва! Дождь прекратился, в воздухе не чувствовалось ни гари, ни выхлопных газов. Город окутала южная августовская ночь. Мягкий морской ветер заносил в купальню запах тубероз и магнолий. Маргарита заметила множество цветов, растущих на крыше, как в ботаническом в саду. А за кустами олеандров и камелий светился огнями зовущий ее город. Дом, словно гигантский корабль плыл в неизведанное, оставляя позади все, что мучило и пугало.
Зов дальних странствий заставил радостно биться сердце Маргариты. Она покинула ванну, шепча: пора, пора...
В зеркальной стене за колоннами отразилась юная женщина, прекрасная, словно ботичеллиевская Венера. Об этом сходстве твердил ей Макс, а она посмеивалась - как преображает реальность взгляд влюбленного! И теперь увидела в зеркалах Маргарита именно ее - покорявшую мир столетиями богиню любви. Правда, с легкой поправкой на современный эстетический канон: минус десять кило, плюс золотистый загар, который получила Маргарита, валяясь нагишом под летним солнцем. И волосы! Ни один шампунь в мире не мог бы в один миг превратить легкую шелковистую солому в тяжелую гриву, змеящуюся золотыми прядями по спине и плечам. А морской синевой мерцающие глаза в пушистых ресницах не нуждались даже в самой эффективной и стойкой косметике. Может, так оно и было всегда?
Этим волшебным летом Маргарита любовалась своим отражением в глазах Максима, в озерной глади, в темном стекле ночного окна, являвшего из потусторонней глубины оранжевую лампу, Мастера за столом и ее силуэт тонкий, вызолоченный теплыми лучами. Да, этим летом возлюбленная Максима стала воистину прекрасной, ощутила в себе таинственную привораживающую власть, порхающую легкость, летучесть. Она была половинкой возлюбленного, светясь отраженным светом. Без него свет гас.
Теперь же Маргарита ощутила присутствие иных чар: колдовская, бесовская удаль разгоралась пожаром. Она знала, кто отнял Мастера. Отнял, чтобы погубить и пылала неукротимой, испепеляющей ненавистью. Ненавистью существа, имеющего право и могущество мщения.
- Я - это ты, - сказала ей красавица в зеркале, изящно изгибая влажные коралловые губы.
- Ты - это я, - повторила Маргарита, вглядываясь в отражение и не умея разобрать, отражение ли это или улыбается ей из глубины зазеркалья другая.
- Ты стала ведьмой, Марго! Выпьем за это! - в руке синеглазой чертовки появился бокал с изумрудным напитком. Она медленно сняла с пальца проволочное обручальное кольцо, бросила в бокал, напиток заиграл радужными искрами. Бокал двинулся к стеклянной границе и с хрустальным звоном встретился с точно таким же, оказавшимся в руке Маргариты. Она выпила все до дна, швырнула чашу о мраморный пол и расхохоталась:
- Ведьма, ведьма!
В изломанных зеркалах захохотали, взмахивая кудрями и закидывая голову мириады прекрасных чертовок, и эхо разносило хор голосов:
- Ведьма, ведьма...
На их руках не было кольца с хрустальной бусиной, а в сумрачных глазах не было боли.
Отражения искривились, поблекли, растаяли, будто смытые водяным потоком. Маргарита выбежала на крышу Дома, воздела руки к небу и вытянулась, поднимаясь на цыпочки. Пальцы ног оторвались от прохладной жести, с легкостью воздушного шара она мягко поднялась и опустилась, ощущая под ложечкой холодок невесомости. Пронесся ветер с дождевой крошкой, мерно и зычно забили Куранты. Одиннадцать! Что-то должно случиться сейчас, но что? В инструкции с гербом не было никаких указаний. Подчиняясь проснувшемуся любопытству, Маргарита отправилась в обход крыши, на которой громоздились колонны, портики, темные строения, напоминавшие покинутый город.
С лязгом распахнулась железная дверь невысокого "архитектурного излишества", выпуская на волю дворницкий инвентарь, ведь здешняя крыша просторней иной площади. Ее надо чистить, избавлять от снега, подметать. Шеренга метел, лопат, ломов, копируя балерин, начала весьма ловко исполнять перед Маргаритой танец маленьких лебедей под собственное шумовое оформление. Ей сразу же приглянулась дворовая метла из прутьев лозы с мощным захватанным черенком.
- Ко мне! - поманила ее Маргарита, приседая и хлопая по коленям, словно подзывая собаку.
Метла с радостью закружила вокруг хозяйки. Прочие предметы инвентаря, толпясь и толкаясь в дверях, вернулись в кладовую, где с грохотом складировались.
Маргарита оседлала метлу, сжав руками и коленями древко. И тут же ахнула: мгновенно перенеся ее за парапет, "летательный аппарат" завис над Москвой рекой. Страшно не было - чувство высоты и падения не ведомо летучим. Так легко и беспечно соскальзывают с утеса к вздыхающему внизу морю ласточки, так невесомо порхают мотыльки над лесом луговых цветов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
- А полет, экселенц? - тихо, но требовательно произнесла Маргарита. Он ведь не будет обычной волшебной прогулкой?
- "Обычное волшебство" - вот до чего уже договорились, - Роланд усмехнулся. - Что же требуется - необыкновенное чудо?
- Чудо, экселенц. Чудо возмездия, чудо справедливого наказания, чудо сострадания и воздаяния. Есть много несчастных людей, незаслуженно обиженных, экселенц, и множество тех, кто не имеет права называться людьми. И те и другие должны получить по заслугам - по преступлению и по страданию своему.
- Эти давно занимаются компетентные небесные департаменты. Но вы не надеетесь на высшую справедливость и хотите осуществить ее немедля, сейчас, собственными руками, - Роланд вздохнул, обращаясь к свите: - М-м-да... в смысле смирения и терпимости человечество безнадежно.
- Да, я не сумела смириться, - согласилась Маргарита и заговорила горячо, сжав руки: - Столько раз, перед тем, как уснуть, я воображала, как несусь над Москвой на швабре. И я изобретала месть, экселенц...
Роланд изучающе смотрел на худенькую молодую женщину в цветущем платье:
- Неужели на пороге второго тысячелетия здесь для мести в самом деле необходима швабра?
- Традиция, экселенц. Ведьмы испокон веков пользовались метлами и у них должны быть длинные, развевающиеся по ветру волосы, - уточнила Маргарита.
- Ага. Мы уже заговорили об оформлении! А этим ребятам, - он кивнул на изображавших цирковых униформистов спутников. Вытянув руки по швам, члены свиты застыли в торжественном молчании. - Так этим парням, полным нежности и сострадания, показалось, что вы сильно горевали. И я застал вас здесь, как помнится, не в самом лучшем расположении духа.
- Да, я страдала, я невыносимо страдала. Но сейчас я счастлива! Ведь вы пришли на помощь, экселенц!
- Так... - скрестив на груди руки Роланд встал у буфета, который мгновенно обратился в жарко пылающий камин. - Давайте уточним наши позиции, Маргарита Валдисовна. Во-первых, я не приходил на помощь. Я пришел в принадлежащую мне квартиру. Поскольку мой особняк, как вы слышали, сгорел. Следовательно, наша встреча случайна.
- Но вы упомянули Мастера, а я называла Максима так. Значит, вам не безразлична его судьба, - глаза Маргариты вспыхнули опасной решимостью:
- И вам, экселенц, что бы вы не говорили, далеко не безразлично, что случиться сегодня в этом городе!
Роланд несколько секунд в полном молчании созерцал взбунтовавшуюся женщину, сумевшую угадать его потаенную заинтересованность. Потом взглядом погасил камин и, перебросив через плечо полу плаща, направился к двери. Звякнули серебряные шпоры высоких сапог, в руке, обтянутой перчаткой с раструбом, появился хлыст - он явно готовился к путешествию. Маргарита замерла в ожидании. В проеме бархатных портьер, как в распахе театрального занавеса, Роланд остановился:
- Ничего не могу обещать вам заранее, уважаемая леди. Внимательно ознакомьтесь с инструкцией на столе кабинета. Постарайтесь не отклоняться.
Свита молча последовала за господином, в прихожей стихли шаги, квартира погрузилась в тишину, Маргариту охватило лихорадочное беспокойство. Вдруг стало зябко, по спине побежали мурашки. Обхватив плечи руками, она поспешила в кабинет. С появлением Маргариты на столе сама по себе зажглась лампа под зеленым колпаком. Придавленный тяжелым мраморным пресс-папье на сукне лежал лист гербовой бумаги. В его центре с эффектом галографии был впечатан герб: щит и меч. Типа нашивок на мундирах стражей государственной безопасности. Но меча оказалось два - огненный и серебряный - карающий и защищающий. По овалу размещалась надпись готическим шрифтом: "Ненависть - моя обязанность. Мщение - моя добродетель".
На чистом поле листа лиловела только одна фраза, размашисто накарябанная пером: "Выпейте это и постарайтесь уснуть". "Это" в виде пузырька с чернильной жидкостью, стояло тут же. Обычный пузырек темного стекла с притертой пробкой, из породы тех, что толпились в старых аптечках с торчащими ярлыками рецептов.
У Маргариты мелькнула догадка, что не придуманный фантастический Воланд, а вполне реальные лица подсунули неугодной свидетельнице вначале нечто наркотическое, вызвавшее галлюцинации, а теперь яд. Но сомнений почему-то не было. Открыв пробку и зажмурившись, она сделала пару больших глотков, замерла, прислушиваясь к ощущениям. Открыла глаза и перевела дух. Ни смертельных конвульсий, ни даже горечи во рту. Розыгрыш! Обычная вода, чуть подкрашенная чернилами. Печально...
Маргарита нахмурилась, потом расхохоталась. Хохоча, откинулась в кресле, согревая спину клетчатой подушечкой и погружаясь в приятнейшее тепло - тепло глобального благополучия и неколебимого оптимизма. Так сидела, нежась в убаюкивающих волнах покоя, но не уснула. А почувствовала прилив деятельной энергии. Поспешила за чем-то в ванную и, распахнув дверь, не узнала комнаты. Обветшалый "сталинский" комфорт в виде обшарпанной, со сколками эмали, ванны, выщербленного кафеля и шелушащейся лишаями краски над ним, исчез вместе с круглыми, мутными рожками, вафельными полотенцами, карамельным брикетиком "Земляничного" мыла. То есть - ничего этого не было и в помине. Был просторный высокий зал, утопающий в золотистом мягком свете, с полукруглым куполом в центре. На трехступенчатом возвышении под куполом, среди молочно-зеленых ониксовых колонн, стояла чаша, размером соотносившаяся с Маргаритой, как венчик тюльпана с Дюймовочкой. В чаше несомненно хрустальной, играющей радужными гранями, как гигантский бокал, искрилась и бурлила рубиновая жидкость, источая терпкий, кружащий голову аромат. По колоннам и беломраморным ступеням метались алые отблески. "Кубанское игристое", - решила почему-то Маргарита, не знакомая с таким сортом вина. Стены зала, зеркально преломляясь, уходили в другие измерения, а прямо перед купальней в высокой арке сверкало живыми блестками темное панно. Мелодичное журчанье струй и легкий хрустальный звон деликатно заполняли тишину. Маргариту охватила балетная радость - музыка зазвучала в каждой клетке тела и неудержимо потянуло раствориться в ней. Она закружилась, вздымая необъятные туманные юбки и даже напела неизменно являющийся в таких случаях вальс про голубой Дунай. Затем, ничуть не сомневаясь, что купанье приготовлено именно для нее, скинула платье, соскользнувшее к ногам охапкой цветов, и шагнула в рубиновое бурление. Расслабилась, вытянулась, вся превратившись в наслаждение. Телесная радость совпала с внутренним ликованием, Маргарите хотелось петь, смеяться, кричать. Все великолепно! Лучшего не может быть, ничего подобного никогда и ни с кем не случалось! Это твой праздник, твоя радость, тебе одной принадлежащая Вселенной, и вся она - наслаждение!
Оглядевшись, Маргарита поняла, что вовсе не мозаика и не витраж украшали стену. Стены совсем не было - внизу сияла и переливалась огнями ночная Москва! Дождь прекратился, в воздухе не чувствовалось ни гари, ни выхлопных газов. Город окутала южная августовская ночь. Мягкий морской ветер заносил в купальню запах тубероз и магнолий. Маргарита заметила множество цветов, растущих на крыше, как в ботаническом в саду. А за кустами олеандров и камелий светился огнями зовущий ее город. Дом, словно гигантский корабль плыл в неизведанное, оставляя позади все, что мучило и пугало.
Зов дальних странствий заставил радостно биться сердце Маргариты. Она покинула ванну, шепча: пора, пора...
В зеркальной стене за колоннами отразилась юная женщина, прекрасная, словно ботичеллиевская Венера. Об этом сходстве твердил ей Макс, а она посмеивалась - как преображает реальность взгляд влюбленного! И теперь увидела в зеркалах Маргарита именно ее - покорявшую мир столетиями богиню любви. Правда, с легкой поправкой на современный эстетический канон: минус десять кило, плюс золотистый загар, который получила Маргарита, валяясь нагишом под летним солнцем. И волосы! Ни один шампунь в мире не мог бы в один миг превратить легкую шелковистую солому в тяжелую гриву, змеящуюся золотыми прядями по спине и плечам. А морской синевой мерцающие глаза в пушистых ресницах не нуждались даже в самой эффективной и стойкой косметике. Может, так оно и было всегда?
Этим волшебным летом Маргарита любовалась своим отражением в глазах Максима, в озерной глади, в темном стекле ночного окна, являвшего из потусторонней глубины оранжевую лампу, Мастера за столом и ее силуэт тонкий, вызолоченный теплыми лучами. Да, этим летом возлюбленная Максима стала воистину прекрасной, ощутила в себе таинственную привораживающую власть, порхающую легкость, летучесть. Она была половинкой возлюбленного, светясь отраженным светом. Без него свет гас.
Теперь же Маргарита ощутила присутствие иных чар: колдовская, бесовская удаль разгоралась пожаром. Она знала, кто отнял Мастера. Отнял, чтобы погубить и пылала неукротимой, испепеляющей ненавистью. Ненавистью существа, имеющего право и могущество мщения.
- Я - это ты, - сказала ей красавица в зеркале, изящно изгибая влажные коралловые губы.
- Ты - это я, - повторила Маргарита, вглядываясь в отражение и не умея разобрать, отражение ли это или улыбается ей из глубины зазеркалья другая.
- Ты стала ведьмой, Марго! Выпьем за это! - в руке синеглазой чертовки появился бокал с изумрудным напитком. Она медленно сняла с пальца проволочное обручальное кольцо, бросила в бокал, напиток заиграл радужными искрами. Бокал двинулся к стеклянной границе и с хрустальным звоном встретился с точно таким же, оказавшимся в руке Маргариты. Она выпила все до дна, швырнула чашу о мраморный пол и расхохоталась:
- Ведьма, ведьма!
В изломанных зеркалах захохотали, взмахивая кудрями и закидывая голову мириады прекрасных чертовок, и эхо разносило хор голосов:
- Ведьма, ведьма...
На их руках не было кольца с хрустальной бусиной, а в сумрачных глазах не было боли.
Отражения искривились, поблекли, растаяли, будто смытые водяным потоком. Маргарита выбежала на крышу Дома, воздела руки к небу и вытянулась, поднимаясь на цыпочки. Пальцы ног оторвались от прохладной жести, с легкостью воздушного шара она мягко поднялась и опустилась, ощущая под ложечкой холодок невесомости. Пронесся ветер с дождевой крошкой, мерно и зычно забили Куранты. Одиннадцать! Что-то должно случиться сейчас, но что? В инструкции с гербом не было никаких указаний. Подчиняясь проснувшемуся любопытству, Маргарита отправилась в обход крыши, на которой громоздились колонны, портики, темные строения, напоминавшие покинутый город.
С лязгом распахнулась железная дверь невысокого "архитектурного излишества", выпуская на волю дворницкий инвентарь, ведь здешняя крыша просторней иной площади. Ее надо чистить, избавлять от снега, подметать. Шеренга метел, лопат, ломов, копируя балерин, начала весьма ловко исполнять перед Маргаритой танец маленьких лебедей под собственное шумовое оформление. Ей сразу же приглянулась дворовая метла из прутьев лозы с мощным захватанным черенком.
- Ко мне! - поманила ее Маргарита, приседая и хлопая по коленям, словно подзывая собаку.
Метла с радостью закружила вокруг хозяйки. Прочие предметы инвентаря, толпясь и толкаясь в дверях, вернулись в кладовую, где с грохотом складировались.
Маргарита оседлала метлу, сжав руками и коленями древко. И тут же ахнула: мгновенно перенеся ее за парапет, "летательный аппарат" завис над Москвой рекой. Страшно не было - чувство высоты и падения не ведомо летучим. Так легко и беспечно соскальзывают с утеса к вздыхающему внизу морю ласточки, так невесомо порхают мотыльки над лесом луговых цветов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90