Это была комната средних размеров, обставленная старой мебелью. Главным ее украшением было вольтеровское кресло, приобретенное на толкучке комиссаром, который до войны не мог получить средств на замену старого кресла, пришедшего в негодность. Оно столько видело и слышало, что преемники комиссара не могли решиться выбросить его: кто-то в шутку, а кто-то из суеверия наделял кресло волшебной способностью побуждать людей на признания.
Норбер поморщился, представ перед полицейским. На нем были наручники, и Вержа не отдал приказания снять их.
- Довольны? - спросил Норбер.
- Как будто да.
- Приятно было избивать эту девицу?
- Приятней, чем дать себя застрелить.
Гангстер пожал плечами.
- Она на это не способна.
- О чем узнаешь всегда слишком поздно.
- Вы скотина!
- Употребляя научный термин - садист.
Вержа велел Норберу сесть в кресло. Тот не послушался.
- Когда-нибудь вы будете начальником полиции, - сказал он.
- Сомневаюсь, - произнес Вержа тихо.
- Тогда не стоит рисковать каждый день.
Норбер сел, вытянув перед собой руки в наручниках. Обычно Вержа нравились такие, кто не склонял перед ним голову. Они попадались редко. Ему нравилась борьба. Он терпеть не мог ничтожеств, которые раскисали от первой же пощечины и предавали всех других ничтожеств преступного мира.
- Ты прав, - сказал он, - не стоит.
Он задал свой первый вопрос: знал ли Норбер некоего Робера по прозвищу Плевок за умение энергично и далеко плеваться? Норбер, как и предвидел Вержа, ответил, что не знал. Под рукой у Вержа имелась фотография, на которой оба гангстера были сняты выходящими вместе из бара. Он заранее знал объяснение: Норбер с удивлением обнаружит, что его спутник Плевок. Но у Вержа были и другие козыри.
Он не успел ими воспользоваться. Дверь раскрылась, и в кабинет заглянул начальник полиции Сала. Он увидел Норбера и иронически поприветствовал его. Затем подал знак Вержа, что хочет поговорить с ним. Вержа оставил Норбера с инспектором, который его привел, и вышел.
- Вы были у следователя? - спросил Сала, когда они очутились в коридоре.
- Да.
- Зайдемте ко мне в кабинет.
Он был еще озабоченнее, чем накануне, и не старался даже это скрыть.
- Вы не хотите пойти в отпуск? - спросил Сала, когда они очутились в его кабинете.
- Нет, - твердо ответил Вержа.
- Я так и знал. Я сказал префекту, что вы откажетесь.
- Что бы это изменило?
- Мы бы поторговались.
- С прокуратурой?
- Вы знаете следователя?
- Нет.
- Если ему не дадут разрезать меня на куски, он раскапризничается. Для него это дело принципа.
Сала промолчал.
-Я его понимаю, - сказал Вержа. - Он жаждет чистоты. Он не подозревает, какая его ждет работа.
Начальник полиции рассеянно слушал. Он казался обескураженным.
- После меня, - сказал Вержа, - наступит черед кого-нибудь другого.
- Мы живем в эпоху кретинов.
- После меня, - продолжил Вержа, не обратив, казалось бы, внимания на замечание начальника полиции, - без сомнения, наступит черед всех тех, кто остался без гроша в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году[Год образования V республики.], а теперь не знает, куда девать деньги; наступит черед всех, кто утаивает от налоговых властей миллионные доходы, всех технократов, которые берут взятки за то, чтобы автострада прошла через пшеничное поле, а не через чьи-либо охотничьи владения, всех начальников кабинетов, которые обогатились, готовя записки, превозносящие достоинства какого-нибудь банкира или фабриканта цемента. После меня в кабинетах следователя Дельмеса и его дружков еще побывает много народу. Не сомневайтесь!
- Мне понятна ваша горечь, - сказал Сала.
- Я не говорю уже о нашем учреждении.
- Позвольте нам действовать: мы выиграем.
Вержа покачал головой.
- Нет, - сказал он.
- Они вас погубят, предупреждаю.
Вержа пожал плечами.
- Значит, им удастся сделать то, что не смогли сделать гангстеры, господин начальник полиции. Это будет высоко-моральное завершение.
Он наклонился к Сала и заговорил глухим голосом:
- Я страстно любил свое дело. Я делал его, потому что оно мне нравилось, и всегда думал, что полицейскому платят, чтобы он сражался с негодяями. Ни за что другое. У меня душа шерифа, а вы, как и я, знаете: это были ужасно наивные люди. Я ограниченный, я глупец, я идиот, господин начальник полиции. Я не понял, что сегодня, для того чтобы быть хорошим полицейским, надо не выполнять обязанности полицейского, а заниматься доносами, интересоваться не преступниками, а честными людьми, борющимися за свои права. Только так можно сделать карьеру...
Сала начинал раздражаться. Но Вержа это мало волновало.
- Я закончил, господин начальник полиции. Я не верю ни в вашу защиту, ни в покровительство префекта. Я буду заниматься своим делом, пока смогу. В день, когда мне это запретят, начну бездельничать и выжидать. И немало посмеюсь.
- Нам будет не хватать вас.
Вержа с готовностью согласился.
- Действительно, нас, настоящих бойцов, остается мало. И будет еще меньше, когда станет известно, какую мне подстроили подлость.
- Вы думаете, что все это подстроено?
Вержа дожал плечами.
- У вас есть другое объяснение? - спросил он.
- Кого вы подозреваете?
- Всех, кого я помог упрятать за решетку. Их множество.
- Ищите. Будет здорово, если вы обнаружите улику.
Сала делал вид, что воодушевлен идеей, высказанной Вержа. Но он не верил в это. В сущности, его мнение уже было составлено.
- Допустим, я возьму отпуск, - сказал Вержа. - Чего вы рассчитываете добиться от прокуратуры?
- Чтобы они отказались от всякого судебного преследования. Ваше дело будет рассматриваться в дисциплинарном порядке.
- Дельмес поднимет шум.
Сала вздохнул.
- Со старыми следователями удавалось договориться. Видя, кто приходит после них, остается лишь пожелать удачи нашим преемникам.
- Еще одни вопрос: если я предстану перед судом, я буду единственным?
Сала допытался рассердиться.
- Если против других полицейских выдвинут такое же обвинение, их достигнет та же участь.
- Люка, например.
Начальник полиции поморщился. Речь шла об инспекторе, пойманном с поличным: он брал деньги от проститутки. Дело замяли.
- Были другие времена, - сказал Сала смущенно. - Вам не повезло, Вержа. Такие типчики, как Дельмес, усердствуют, потому что воображают, что призваны выполнить важную миссию.
Он добавил, заканчивая беседу:
- Подумайте над тем, что я вам сказал.
- Я постоянно буду размышлять об этом, - пообещал Вержа.
Он оставил начальника полиции в полном недоумении, чего и добивался. Он точно знал, что будет делать. Трибуналу и дисциплинарному совету не придется из-за него беспокоиться.
* * *
Мотоцикл остановился у тротуара. Улица находилась в центре города, недалеко от большого плохо освещенного проспекта. Было около 20 часов. Прохожих было мало. На мотоцикле сидели двое парней, одетых в кожаные куртки, туго перехваченные в талии ремнями. Тот, что занимал заднее сиденье, задрал ногу, чтобы спрыгнуть на землю.
- Ни пуха ни пера! - сказал другой, оставшийся за рулем.
Первый парень пошел по аллее, ведущей к особняку. Молодая девушка прошла мимо мотоциклиста. Он улыбнулся ей:
- Прогуляемся?
- Не сегодня, - сказала она, глядя на мотоцикл "Судзуки".
- Значит, никогда.
Она засмеялась. Тем временем парень пересек аллею, открыл калитку, ведущую во двор, и оказался перед освещенными окнами служебных помещений. Через окно можно было видеть двух мужчин, сидевших, друг против друга за рабочим столом. Парень в кожаной куртке остановился на минутку в темном углу стены. Он достал из кармана пистолет калибра 11,35 мм, снабженный глушителем, и твердой рукой взвел курок. Затем вновь сунул оружие в карман, не выпуская его из руки. Под прикрытием стены неслышным шагом пересек двор.
Он подошел к двери, ведущей в коридор, осторожно повернул ручку. Дверь открылась почти бесшумно. Он вошел. С левой стороны от него была дверь служебной комнаты. Он резко открыл ее. Оба мужчины одновременно подняли головы. Один был лысый, с загорелым лицом в красивыми серыми глазами, одетый в очень элегантный костюм из черного шелка. Другой, с массивным красным лицом, выглядел лет на десять старше и казался толще. Оба раскрыли от изумления рты. Толстяк попытался сунуть руку в ящик стола. Это был его последний жест. Пуля разнесла ему голову. Лысый привстал, чтобы броситься на пол, и не успел, отлетел к стене, пораженный прямо в сердце. Парень, быстро осмотрел обе жертвы. С толстяком было покончено. Что касается лысого, у парня возникли сомнения, и он выстрелил ему в голову. Затем положил оружие в карман и не спеша проделал тот же путь в обратном направлении. Мотоциклист спокойно насвистывал рок Джона Ли Левиса. Делал он это виртуозно, чем очень гордился, как и своим искусством водить мотоцикл.
- Каждый бы день нам такие дела, - сказал, убийца, вскакивая на сиденье.
Они пересекли город и поехали по улице, которая привела их к кафе Овернца. Хозяин находился за стойкой. Пока они ехали, убийца натянул на лицо женский чулок. Как только мотоцикл остановился, он побежал к кафе, открыл дверь и почти сразу же выстрелил. Перед хозяином стояли два посетителя. Они бросились на пол, а лицо Овернца, залитое кровью, исчезло за стойкой. Убийца вышел и вновь сел на мотоцикл, мотор которого не переставал работать.
Теперь водитель пел. В своей работе он больше всего любил этот момент. Он побывал в тюрьме и ненавидел ее. В камере видел сумасшедшие сны, в которых ему слышался шум мотора, словно упрек покинутой любовницы. Выехав за город, он понесся как бешеный. Спутник похлопал его по плечу: торопиться было некуда.
Они остановились у небольшого лесочка. Здесь на другом мотоцикле их ждали две фигуры, одетые точно так же.
- О'кэй? - спросил водитель второго мотоцикла.
- О'кэй.
Оба пассажира покинули задние сиденья. На тропинке стояла красная спортивная машина с номерным знаком департамента Вар.
- Ни пуха ни пера! - бросил один из них мотоциклистам.
Те помахали рукой. На следующий день им предстояло принять участие в опаснейших гонках в Бордо.
Очутившись в машине, парни обменялись впечатлениями. У второго убийцы была только одна жертва: женщина, которая, казалось, была изумлена, что умирает подобным образом. Она была так накрашена, что убийце, когда он стрелял, пришла в голову мысль, над которой он теперь смеялся: не отскочит ли пуля от такого слоя "штукатурки". Смешной эпизод. Они веселились еще добрых пятьдесят километров. Потом им захотелось есть, и, остановившись в придорожном ресторане, они начали с того, что выпили.
ГЛАВА III
Когда муж вернулся, Моника Вержа была на своем обычном месте, в кухне. Он сел напротив.
- Ты пообедаешь со мной? - спросила она.
- Если не возражаешь.
- Я не очень голодна. Я собиралась открыть коробочку сардин.
- Я предпочитаю гусиную печенку, - сказал он.
Они получали ее из Ландов от коллеги. Полуконсервы, своего рода шедевр. Моника улыбнулась удивленно: почему вдруг такая роскошь?
- Потому что мне хочется, - сказал он.
Ему было немного грустно. Он понимал, что брак не удался по его вине. Он сожалел о том далеком прошлом, когда еще любил Монику. У них были радостные минуты, вечера наедине, когда они не скучали. Приятные воспоминания.
Он спустился в погреб и принес металлическую коробочку, которую открыл, улыбаясь, как настоящий гурман. Моника выглядела счастливой, и он подумал, что поступает неправильно: боль, которую причинит ей, будет только сильнее. Он выругался, порезавшись об острую крышку коробки. Вержа терпеть не мог неловких жестов. Это доказывало, что он не полностью владеет собой. А это было некстати.
Моника забинтовала ему палец. Потом молча прижалась к нему. Он почувствовал волнение, но мягко отстранился. По его расчетам, им едва хватит времени, чтобы съесть баночку гусиной печенки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
Норбер поморщился, представ перед полицейским. На нем были наручники, и Вержа не отдал приказания снять их.
- Довольны? - спросил Норбер.
- Как будто да.
- Приятно было избивать эту девицу?
- Приятней, чем дать себя застрелить.
Гангстер пожал плечами.
- Она на это не способна.
- О чем узнаешь всегда слишком поздно.
- Вы скотина!
- Употребляя научный термин - садист.
Вержа велел Норберу сесть в кресло. Тот не послушался.
- Когда-нибудь вы будете начальником полиции, - сказал он.
- Сомневаюсь, - произнес Вержа тихо.
- Тогда не стоит рисковать каждый день.
Норбер сел, вытянув перед собой руки в наручниках. Обычно Вержа нравились такие, кто не склонял перед ним голову. Они попадались редко. Ему нравилась борьба. Он терпеть не мог ничтожеств, которые раскисали от первой же пощечины и предавали всех других ничтожеств преступного мира.
- Ты прав, - сказал он, - не стоит.
Он задал свой первый вопрос: знал ли Норбер некоего Робера по прозвищу Плевок за умение энергично и далеко плеваться? Норбер, как и предвидел Вержа, ответил, что не знал. Под рукой у Вержа имелась фотография, на которой оба гангстера были сняты выходящими вместе из бара. Он заранее знал объяснение: Норбер с удивлением обнаружит, что его спутник Плевок. Но у Вержа были и другие козыри.
Он не успел ими воспользоваться. Дверь раскрылась, и в кабинет заглянул начальник полиции Сала. Он увидел Норбера и иронически поприветствовал его. Затем подал знак Вержа, что хочет поговорить с ним. Вержа оставил Норбера с инспектором, который его привел, и вышел.
- Вы были у следователя? - спросил Сала, когда они очутились в коридоре.
- Да.
- Зайдемте ко мне в кабинет.
Он был еще озабоченнее, чем накануне, и не старался даже это скрыть.
- Вы не хотите пойти в отпуск? - спросил Сала, когда они очутились в его кабинете.
- Нет, - твердо ответил Вержа.
- Я так и знал. Я сказал префекту, что вы откажетесь.
- Что бы это изменило?
- Мы бы поторговались.
- С прокуратурой?
- Вы знаете следователя?
- Нет.
- Если ему не дадут разрезать меня на куски, он раскапризничается. Для него это дело принципа.
Сала промолчал.
-Я его понимаю, - сказал Вержа. - Он жаждет чистоты. Он не подозревает, какая его ждет работа.
Начальник полиции рассеянно слушал. Он казался обескураженным.
- После меня, - сказал Вержа, - наступит черед кого-нибудь другого.
- Мы живем в эпоху кретинов.
- После меня, - продолжил Вержа, не обратив, казалось бы, внимания на замечание начальника полиции, - без сомнения, наступит черед всех тех, кто остался без гроша в тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году[Год образования V республики.], а теперь не знает, куда девать деньги; наступит черед всех, кто утаивает от налоговых властей миллионные доходы, всех технократов, которые берут взятки за то, чтобы автострада прошла через пшеничное поле, а не через чьи-либо охотничьи владения, всех начальников кабинетов, которые обогатились, готовя записки, превозносящие достоинства какого-нибудь банкира или фабриканта цемента. После меня в кабинетах следователя Дельмеса и его дружков еще побывает много народу. Не сомневайтесь!
- Мне понятна ваша горечь, - сказал Сала.
- Я не говорю уже о нашем учреждении.
- Позвольте нам действовать: мы выиграем.
Вержа покачал головой.
- Нет, - сказал он.
- Они вас погубят, предупреждаю.
Вержа пожал плечами.
- Значит, им удастся сделать то, что не смогли сделать гангстеры, господин начальник полиции. Это будет высоко-моральное завершение.
Он наклонился к Сала и заговорил глухим голосом:
- Я страстно любил свое дело. Я делал его, потому что оно мне нравилось, и всегда думал, что полицейскому платят, чтобы он сражался с негодяями. Ни за что другое. У меня душа шерифа, а вы, как и я, знаете: это были ужасно наивные люди. Я ограниченный, я глупец, я идиот, господин начальник полиции. Я не понял, что сегодня, для того чтобы быть хорошим полицейским, надо не выполнять обязанности полицейского, а заниматься доносами, интересоваться не преступниками, а честными людьми, борющимися за свои права. Только так можно сделать карьеру...
Сала начинал раздражаться. Но Вержа это мало волновало.
- Я закончил, господин начальник полиции. Я не верю ни в вашу защиту, ни в покровительство префекта. Я буду заниматься своим делом, пока смогу. В день, когда мне это запретят, начну бездельничать и выжидать. И немало посмеюсь.
- Нам будет не хватать вас.
Вержа с готовностью согласился.
- Действительно, нас, настоящих бойцов, остается мало. И будет еще меньше, когда станет известно, какую мне подстроили подлость.
- Вы думаете, что все это подстроено?
Вержа дожал плечами.
- У вас есть другое объяснение? - спросил он.
- Кого вы подозреваете?
- Всех, кого я помог упрятать за решетку. Их множество.
- Ищите. Будет здорово, если вы обнаружите улику.
Сала делал вид, что воодушевлен идеей, высказанной Вержа. Но он не верил в это. В сущности, его мнение уже было составлено.
- Допустим, я возьму отпуск, - сказал Вержа. - Чего вы рассчитываете добиться от прокуратуры?
- Чтобы они отказались от всякого судебного преследования. Ваше дело будет рассматриваться в дисциплинарном порядке.
- Дельмес поднимет шум.
Сала вздохнул.
- Со старыми следователями удавалось договориться. Видя, кто приходит после них, остается лишь пожелать удачи нашим преемникам.
- Еще одни вопрос: если я предстану перед судом, я буду единственным?
Сала допытался рассердиться.
- Если против других полицейских выдвинут такое же обвинение, их достигнет та же участь.
- Люка, например.
Начальник полиции поморщился. Речь шла об инспекторе, пойманном с поличным: он брал деньги от проститутки. Дело замяли.
- Были другие времена, - сказал Сала смущенно. - Вам не повезло, Вержа. Такие типчики, как Дельмес, усердствуют, потому что воображают, что призваны выполнить важную миссию.
Он добавил, заканчивая беседу:
- Подумайте над тем, что я вам сказал.
- Я постоянно буду размышлять об этом, - пообещал Вержа.
Он оставил начальника полиции в полном недоумении, чего и добивался. Он точно знал, что будет делать. Трибуналу и дисциплинарному совету не придется из-за него беспокоиться.
* * *
Мотоцикл остановился у тротуара. Улица находилась в центре города, недалеко от большого плохо освещенного проспекта. Было около 20 часов. Прохожих было мало. На мотоцикле сидели двое парней, одетых в кожаные куртки, туго перехваченные в талии ремнями. Тот, что занимал заднее сиденье, задрал ногу, чтобы спрыгнуть на землю.
- Ни пуха ни пера! - сказал другой, оставшийся за рулем.
Первый парень пошел по аллее, ведущей к особняку. Молодая девушка прошла мимо мотоциклиста. Он улыбнулся ей:
- Прогуляемся?
- Не сегодня, - сказала она, глядя на мотоцикл "Судзуки".
- Значит, никогда.
Она засмеялась. Тем временем парень пересек аллею, открыл калитку, ведущую во двор, и оказался перед освещенными окнами служебных помещений. Через окно можно было видеть двух мужчин, сидевших, друг против друга за рабочим столом. Парень в кожаной куртке остановился на минутку в темном углу стены. Он достал из кармана пистолет калибра 11,35 мм, снабженный глушителем, и твердой рукой взвел курок. Затем вновь сунул оружие в карман, не выпуская его из руки. Под прикрытием стены неслышным шагом пересек двор.
Он подошел к двери, ведущей в коридор, осторожно повернул ручку. Дверь открылась почти бесшумно. Он вошел. С левой стороны от него была дверь служебной комнаты. Он резко открыл ее. Оба мужчины одновременно подняли головы. Один был лысый, с загорелым лицом в красивыми серыми глазами, одетый в очень элегантный костюм из черного шелка. Другой, с массивным красным лицом, выглядел лет на десять старше и казался толще. Оба раскрыли от изумления рты. Толстяк попытался сунуть руку в ящик стола. Это был его последний жест. Пуля разнесла ему голову. Лысый привстал, чтобы броситься на пол, и не успел, отлетел к стене, пораженный прямо в сердце. Парень, быстро осмотрел обе жертвы. С толстяком было покончено. Что касается лысого, у парня возникли сомнения, и он выстрелил ему в голову. Затем положил оружие в карман и не спеша проделал тот же путь в обратном направлении. Мотоциклист спокойно насвистывал рок Джона Ли Левиса. Делал он это виртуозно, чем очень гордился, как и своим искусством водить мотоцикл.
- Каждый бы день нам такие дела, - сказал, убийца, вскакивая на сиденье.
Они пересекли город и поехали по улице, которая привела их к кафе Овернца. Хозяин находился за стойкой. Пока они ехали, убийца натянул на лицо женский чулок. Как только мотоцикл остановился, он побежал к кафе, открыл дверь и почти сразу же выстрелил. Перед хозяином стояли два посетителя. Они бросились на пол, а лицо Овернца, залитое кровью, исчезло за стойкой. Убийца вышел и вновь сел на мотоцикл, мотор которого не переставал работать.
Теперь водитель пел. В своей работе он больше всего любил этот момент. Он побывал в тюрьме и ненавидел ее. В камере видел сумасшедшие сны, в которых ему слышался шум мотора, словно упрек покинутой любовницы. Выехав за город, он понесся как бешеный. Спутник похлопал его по плечу: торопиться было некуда.
Они остановились у небольшого лесочка. Здесь на другом мотоцикле их ждали две фигуры, одетые точно так же.
- О'кэй? - спросил водитель второго мотоцикла.
- О'кэй.
Оба пассажира покинули задние сиденья. На тропинке стояла красная спортивная машина с номерным знаком департамента Вар.
- Ни пуха ни пера! - бросил один из них мотоциклистам.
Те помахали рукой. На следующий день им предстояло принять участие в опаснейших гонках в Бордо.
Очутившись в машине, парни обменялись впечатлениями. У второго убийцы была только одна жертва: женщина, которая, казалось, была изумлена, что умирает подобным образом. Она была так накрашена, что убийце, когда он стрелял, пришла в голову мысль, над которой он теперь смеялся: не отскочит ли пуля от такого слоя "штукатурки". Смешной эпизод. Они веселились еще добрых пятьдесят километров. Потом им захотелось есть, и, остановившись в придорожном ресторане, они начали с того, что выпили.
ГЛАВА III
Когда муж вернулся, Моника Вержа была на своем обычном месте, в кухне. Он сел напротив.
- Ты пообедаешь со мной? - спросила она.
- Если не возражаешь.
- Я не очень голодна. Я собиралась открыть коробочку сардин.
- Я предпочитаю гусиную печенку, - сказал он.
Они получали ее из Ландов от коллеги. Полуконсервы, своего рода шедевр. Моника улыбнулась удивленно: почему вдруг такая роскошь?
- Потому что мне хочется, - сказал он.
Ему было немного грустно. Он понимал, что брак не удался по его вине. Он сожалел о том далеком прошлом, когда еще любил Монику. У них были радостные минуты, вечера наедине, когда они не скучали. Приятные воспоминания.
Он спустился в погреб и принес металлическую коробочку, которую открыл, улыбаясь, как настоящий гурман. Моника выглядела счастливой, и он подумал, что поступает неправильно: боль, которую причинит ей, будет только сильнее. Он выругался, порезавшись об острую крышку коробки. Вержа терпеть не мог неловких жестов. Это доказывало, что он не полностью владеет собой. А это было некстати.
Моника забинтовала ему палец. Потом молча прижалась к нему. Он почувствовал волнение, но мягко отстранился. По его расчетам, им едва хватит времени, чтобы съесть баночку гусиной печенки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23