"Бумага терпит, - вспомнил он умное изречение, - вот только доколе?"
Вечером после работы приехала Ольга. Они вдвоем сидели под соснами и он делился своими наблюдениями.
- Здорово! - сказала она. - А что, если попробовать тебе самому написать на бумаге?
- Мне как-то это не пришло в голову.
- Попробуй. Кстати, я выяснила про убийство у пруда. Личность одного установили - некто Годик, он же Станислав Первухин, последнее время работал в фирме Елены Сергеевны Кравченко, но она пропала, её ищут. Еще в деле фигурирует одна крутая личность, авторитет Сергей Дыба. Его группировка контролирует часть "Лужников", и два района в Москве.
- Значит, это были они. Слушай, а в прокуратуре вы все куплены?
Ольга не обиделась.
- В таких делах мы ничего результативного не можем сделать, даже твое свидетельство не поможет. На таком уровне от нас ничего не зависит, куплены не мы, а чиновники в министерствах, в исполнительных структурах.
- Извини, тебе не противно работать в такой продажной системе?
- Почему - противно? Есть масса дел, не связанных с организованной преступностью, закон на этом уровне действует. Нельзя переделать весь мир или засеять всю землю пшеницей, но на своем участке я могу наводить порядок.
- Под преступным присмотром?
- Любая власть так или иначе - противник свободной личности. Ты вот не протестуешь, что есть змеи, крокодилы, болезни, землетрясения. Воспринимай криминальную власть как природное явление, имеющее различные формы и разную степень влияния на граждан. Со временем вчерашние уцелевшие бандиты станут любящими внуков дедушками и станут переживать за закон.
- Ты хладнокровный философ! Я так не могу и я протестую, что есть землетрясения, болезни и крысы! И что человеческая жизнь похожа на дикий заповедник! Какого черта нет молочных рек и манны небесной?
- Адресуй это господу богу, выйди на демонстрацию, вырази ему свое недовольство, - Ольга любила с ним говорить, и его идеалистичный задор как-то безболезненно входил в её реалистические представления о жизни, как бы орошая сухую землю теплым веселым дождем.
- "Женщина - самое красивое животное, а мужчина - это шанс", процитировал он.
- Шанс чего?
- Спроси чего-нибудь полегче.
- А вот ты и спроси - напиши, - посоветовала она. - Ну-ка, тихо!
Они сидели на скамейке в пяти метрах у забора, за которым у соседей росла малина. И оттуда послышались голоса.
- Вчера под утро соседи заехали, - прошептала Ольга.
- Писательский участок?
- Был. Теперь там новые плюские.
- Какие?
- Ну - "русский - нос плюский". Я их так называю.
- Я пойду, пошпионю.
- Только осторожней.
Афанасий подкрался к забору, заглянул в щель и увидел сначала руку, обирающую спелую малину, а потом очень близко лицо красивой женщины. Она быстрыми движениями, но как-то машинально заталкивала пальцами ягоды в рот, оставаясь при этом задумчивой, будто слушала симфоническую музыку.
Он всегда очаровывался именно таким типом женщин - с задумчивостью. Он уже знал, что это самоуглубленное выражение лица часто оказывается обманчивым, что это даже не маска, а просто плоть бывает талантливее и даровитее того, что в ней содержится. Ведь до чего бывают красивы и величественны хищные птицы, в голове у которых одна цель - найти какую-нибудь падаль. А эти киношные секс-символы, герои-любовники с породистыми головами, с волевыми и благородными выражениями лиц? Но если очень хорошенько прислушаться, то стоя рядом, можно уловить, как словно в пустом кувшине, в их головах тихонько свистит ветер, не имея никаких преград - это вселенское дыхание проносится сквозь пустые головы, не зацепившись ни за одну хотя бы мало-мальски привлекательную мысль, имеющую небанальное содержание.
"Женщина - самое красивое животное". И ему подумалось, что в этой фразе заключен призыв к спокойному отношению к женщине, без желания унизить, а наоборот - приглашение ценить и любоваться.
Он и полюбовался на незнакомку, вполне зрелую даму - в соломенной шляпе и ярком сарафане. Ему вспомнилось, как подростком в деревне он собирал со своей ровесницей лесную малину, как целовал эти пахнущие малиной губы и как трепетала каждая клеточка тела от неведомого предвкушения и как не удавалось сломить её сопротивление, чтобы добиться непонятно чего... Все это подростковое так на него нахлынуло, и эта женщина показалась ему такой чистой и невинной, как этот же угасающий летний вечер...
Она махнула кому-то рукой и крикнула "Иду!" А Афанасий так и остался в состоянии влюбленности непонятно к кому - то ли к той девочке-подростку, то ли к этой женщине в соку.
- Там какая-то роскошная дама собирала малину.
- Красивая?
- Да так себе. Но на телеге к ней не подъедешь.
- Афа, - Ольга любила называть его так. - Что-то Ирина нахохленная. Ты бы повнимательнее с ней.
- Да ну! Я с ней обо всем переговорил и предупреждал, что придется жить затворниками. Она согласилась, а теперь ей тоскливо без своей телефонной болтовни. Слава богу. что у тебя нет телефона, а то бы она не выдержала.
И он продолжил, поведав о своих планах на будущее. Спустя какое-то время на имя Ольги можно купить квартиру, детей отдать в частную школу или лучше нанять учителей на дом, жить-поживать, никуда не высовываясь. Пару лет так пройдет и никто искать не будет. Главное, нигде не светиться с документами.
- И тебе куплю новую машину, - закончил он. - Или откажешься от "грязных" денег?
- Честное слово, Афа, я не знаю, как к этим деньгам... в твоем случае...
- Ну, понятно! Я тебе обещаю, что займусь благотворительностью , и ты будешь первым адресатом. Или мне все отдать и самому бегать по Москве без штанов?
- Не заводись, давай не будем об этом.
Он махнул рукой и ушел в дом. Скоро с верхнего этажа раздался его крик:
- Я же говорил, чтобы ты их не пускала наверх!
Дети заперлись в дальней комнате, боясь его гнева.
- Ты что, не могла проследить?! - кричал он на жену. - Они залили два листа кофе!
- Да я уже их наказала! Я на кухне была. И чего ты орешь, как полоумный? Совсем чокнулся из-за этих дурацких бумаг!
- Ты сама дура! У тебя нет никакого интереса, кроме тряпок и зависти к богатым идиотам! Если бы это были деньги, ты бы проследила!
Ирина тоже завелась и заявила, что соберется и уйдет.
- Ну, правильно, тебе наплевать на детей!
- А тебе что ли не наплевать? Заварил эту кашу, что жизни никакой нет!
- А какая тебе нужна жизнь? Ты бы лучше детей хоть чему-нибудь поучила. Ну как ты хочешь жить? Ты когда последнюю книжку читала? У тебя в голове один мусор и вся эта блажь о красивой жизни! Умрем мы, понимаешь, все умрем! Ни черта с собой не возьмешь!
- А ты что возьмешь? Свое охаивание всех и вся? Что у тебя-то есть?
И Афанасий разом остыл.
- Да пошли вы все! - по инерции ругнулся он и обреченно поднялся наверх.
Следы от кофе уже просохли, листы чуть съежились и от вида бурых пятен ему стало плохо. Он чуть не заплакал. У него действительно ничего не было. А что он мог? Жизнь - как марафон - нет времени остановиться. Или как прыжок в пропасть - не за что ухватиться. И все, словно беспризорники, не знающие "зачем жить".
Он взял ручку и написал на листе:
"Кто ты? Ответь."
Подождал, но ничего не произошло.
Внизу Ольга успокаивала Ирину, потом поднялась наверх.
- Слушай, нужно купить всем велосипеды, летний бассейн, знаешь, такой надувной, и всяческие летние прибамбасы. Давай деньги.
Он дал.
- Только насколько времени это её утешит? - ухмыльнулся он.
Она не ответила.
- Завтра с утра я все куплю.
- Лучше бы ты ей купила надувного Шварцнеггера.
- Очень остроумно. А что это лист такой пятнистый?
С листами, залитыми кофе, произошли изменения. На них появился узор, напоминающий водяные денежные знаки, получилось так, будто листы равномерно распределили коричневый цвет по всей поверхности, создав из него блеклый кружевной орнамент.
- Красиво и ничего страшного. Стоило так беситься.
Он вырвал у неё лист.
- Моя запись пропала!
- А что ты написал?
- Забыл! - хлопнул он себя по лбу. - Одну фразу или две? Какой-то вопрос задавал.
- Вспомнишь. Пойду вниз.
- Да посиди.
- Пойду на улицу с девчонками, а то они там наревелись.
- Вот как с вами общаться? Тут можно сказать фантастическое таинственное явление, а ты тоже о какой-то ерунде думаешь!
- А ты о чем думал, когда увидел женщину в малине? - она понимающе усмехнулась и ушла.
В этот вечер с листами ничего не произошло. Правда, в какой-то момент ему показалось, что на одном листке проявился какой-то портрет, но он не был уверен, что это ему не почудилось из-за узорчатости пятен.
Он то складывал листы в папки, то снова вытаскивал и изучал их, потом догадался их пересчитать. И получилось 665. Вспомнилась библейская цифра 666, считающаяся дьявольским знаком. Афанасий знал о множестве учений, и в каждом находилось что-нибудь традиционно-предрассудительное - какой-нибудь пустяк, которому придавалось огромное трепетное значение. Но, к примеру, человечество пережило 666 год безо всяких особых катаклизмов, как любой другой. И почему не 888 или 111, 555. Ляпнет кто-нибудь ерунду, и поколения носятся с этой глупостью, полагая, что раз это задержалось в истории, значит, так оно и есть, значит, это важно и незыблемо. Да и кто это выдумал - одно племя из тысяч! А у других племен были свои боги, свои цифры и значения. Одни религиозные представления вытеснили зачатки или основы иных, но ни одна религия не ответила на главный вопрос: "зачем жить?" Так считал Афанасий. Он полагал, что есть нечто тайное над человеком, и некоторые религии определили это нечто, но всего лишь образно, не имея возможности увидеть это нечто наглядно. Но, в основном, все религиозные образы сродни беспредельным фантазиям древних - о черепахах, на которых покоится земля, о крае света, за которым следует пропасть. Более зрелые образы появились, когда человек начал выстраивать представление о мире, исходя из собственного "я", ставя себя в центр мироздания. И теперь каждый волен создать свою собственную религию, а не примыкать к готовенькому. Каждый волен трактовать старые образы и определять новые.
Афанасий был поглощен этими мыслями весь вечер. Давно он столько не размышлял на такие темы. Занятия торговлей убедили его, что нельзя одновременно заниматься бизнесом и поисками смысла и назначения жизни.
И вот теперь он ощущал боль в висках и затылке, будто мозги отходили от наркоза и в них с трудом начинала пульсировать мысль. Порой ему казалось, что определи он сейчас какую-то истину, и мир расколется на части, ибо незачем ему больше будет стоять. Но он и представить не мог , сколько человеческих судеб было потрачено на решение главного вопроса: Зачем? И только через несколько дней он осознал это.
Эти несколько дней были прожиты весело и активно. Ольга привезла и велосипеды, и бассейн, и качели. Погода стояла жаркая. Детвора не выходила из воды, все загорали, ели овощи и фрукты - лучшего отдыха и не придумаешь.
Глядя на эту идиллию, Афанасий думал, что самое хитроумное искушение это сама жизнь со всеми удовольствиями - наслаждениями. В этом смысле самые искусившиеся - это животные, лакомящиеся травой или друг другом и греющиеся на солнышке. Человек же имеет свободу дерзаний. "Мужчина - это шанс", - не забывал он. И до поздней ночи засиживался над текстами, поздно вставал и снова брался просматривать и изучать листы. Он перестал делиться своими наблюдениями с Ольгой и Ириной, боясь спугнуть вереницу догадок и предположений.
Он определил, что тексты появляются и исчезают с любой периодичностью: иногда через восемь часов, иногда через два. Возможно какую-то закономерность и можно было бы высчитать, но для этого потребовалось бы уйма времени. Еще он отметил, что листы делятся на как бы "серьезные" и "несерьезные". Последние содержали поток разнообразнейших бытовых тем или суждений, хозяйственно-политическо-экономическо-житейского порядка с подходящей для этого уровня лексикой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34