А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 


Конечно, я не голодала и не ходила в лохмотьях – за этим мама следила, во многом себе отказывая. Но оттого труднее было это принимать. Нелегко быть благодарным, когда от тебя благодарности ждут; это просто убивает! Даже Люси иногда отчитывала маму. «Все копишь, копишь добро, – говорила она, – лучше бы о себе подумала, Эдит, все равно в гроб всего не возьмешь». А мать, бывало, отвечала: «Придет время – все помрем, не сомневайся. Но не раньше. На то воля Божья. Марни, садись за уроки!»
Тот ящик, взломанный мной в церкви, стал первым залпом в моей личной войне.
К этому привели самые разные обстоятельства. Когда умер от рака мой отец, мама ждала второго ребенка. Мне тогда было около шести. Мама еле перенесла потрясение. Мы переехали в маленький домик в Сэнгфорде, недалеко от Лискерда. Я этого почти не помню.
Когда пришло время родов, послали было за врачом, но денег не было, а в казенную больницу не успели. Поэтому мама родила с помощью какой-то повитухи. Та что-то сделала не так, и ребенок умер. С тех пор мама и стала приволакивать ногу.
Через год мы вернулись в Плимут, но поселились на другом краю города, возле Барбакана. Там я ходила в школу до четырнадцати лет, и когда закончила, директриса написала:
«Маргарет очень способная девочка, и очень жаль, что она вынуждена так рано покинуть школу. Если бы она усердно трудилась, я уверена, она далеко пошла бы в математике и естественных науках. Я также не сомневаюсь, что её способности могут получить неверное применение, последний год явно свидетельствовал об этом. Для её пользы крайне важна хорошая компанией. Я желаю ей всего доброго в будущей жизни и надеюсь, что она не растратит свои способности попусту».
Что ж, я постаралась их не растратить.
Прием с танцами фирма устраивала в отеле «Стэйдж» на Хай-стрит. Предложение Марка Ротлэнда позволяло мне туда не ходить, но в последнюю минуту я передумала. Знаете, иногда ни от кого не хочется зависеть.
Там собрались все: печатники, наборщики, переплетчики с женами, сотрудницы с мужьями и приятелями. Старик Холбрук тоже привел жену. Мистер Ньютон-Смит был холост, Марк Ротлэнд вдовец, а Терри Холбрук разведен. Донна Уитерби заметила:
– Подумайте, девочки.
Когда ужин закончился, Холбрук-старший произнес речь, подводя итог работы за год; вечер был душным, окна пришлось открыть, а поскольку они выходили на Хай-стрит, где всегда большое движение, слышно было плохо. Он говорил:
– Дамы и господа! В четвертый раз я с удовольствием поднимаю бокал за нашим ежегодным праздничным столом и обращаюсь к вам… – Тяжелый грузовик и четыре автомобиля за окном… – в целом неплохой год. Не побоюсь признать, что в июне прошлого года нам пришлось пережить беспокойный период споров по поводу торговли, но, к счастью… – Три мотоцикла. – …и, в конечном счете, решили эти проблемы.
Он включил свою улыбку.
– Для меня, как я уже говорил, большой радостью является то, что наша фирма представляет единую семью. Она не так уж велика… – Спортивный автомобиль, обгоняющий два автобуса. – …к тому же наши показатели идут вверх, к нашему удовлетворению, хотя, естественно, ещё не к полному удовольствию. По сравнению с прошлым годом. – Улыбка его постепенно угасала, пока он сравнивал этот год с предыдущим, и опять зажглась в конце, чтобы показать, что цифры эти его радуют. – За истекший период в нашей фирме заключены три брака, и я прошу счастливые супружеские пары подняться, мы выпьем за их семейное благополучие…
Счастливые супруги встали, им похлопали.
– Шестеро служащих по той или иной причине нас покинули, но пятнадцать новых влились в нашу семью. Мы желаем им… – Несколько машин проехали в обоих направлениях. – …Поднимитесь, пожалуйста, чтобы мы могли на вас посмотреть.
Сидящий рядом мужчина сжал мой локоть. Я убрала руку, но он опять её сжал:
– Вы новенькая, миссис Тейлор. Поднимайтесь.
Я встала позже всех, неуверенно улыбнулась и, случайно поймав взгляд Марка Ротлэнда, тотчас села на место.
После ужина я ненадолго отлучилась, а как только вернулась, Терри Холбрук пригласил меня танцевать.
Танцевал он прекрасно и легко. Мне последние несколько лет танцевать приходилось нечасто, но не потому что я этого не любила. Просто не было времени, и к тому же идти с молодым человеком на танцы значило поощрять его ухаживания. Но я часто мечтала о том, как у меня будет много денег, хорошие платья, бриллиантовое колье, и я отправлюсь на бал, где все будет прекрасно, роскошно, полно красок, музыки, мягкого света – этакая романтическая мечта.
– Тебе уже говорили, какая ты красивая? – спросил Терри Холбрук.
– Не помню.
– Какая скромность! Ладно, не будем говорить о тебе, скажем о платье. Оно восхитительно!
Я купила его вчера, не устояв, потому что оно было таким простым, какими бывают только по-настоящему дорогие вещи. И я решила, что вряд ли кто это поймет. Но мой кавалер прекрасно разбирался в нарядах…
Терри сделал несколько разудалых па, и я вспомнила, как в последний раз… В последний раз был дешевый ресторанчик «Вега», и я пришла туда с девушкой, которую звали Вероника, фамилии не помню; она очень хорошо двигалась – без туфель, с летящими волосами; я никогда не могла так, разве что на миг, а потом словно отходила в сторону, глядя на себя со стороны и думала: надо быть сумасшедшей, чтобы так отдаваться танцу. Потом к Веронике присоединился парень в полосатой, как оса, рубашке и в голубых джинсах в обтяжку, со стрижкой под Марлона Брандо; от него несло потом, руки липкие…
– Ты танцуешь божественно, Мэри, – сказал Терри.
– Спасибо.
– Но словно во сне. Скажи, о чем ты все время думаешь?
– О том, какой прекрасный сегодня вечер.
– Пожалуйста, не надо! Это просто бестактно, – он заглянул мне в лицо. – Латиноамериканские танцевать умеешь?
– Немного.
– Знаешь, что джайв и рок-н-ролл – по происхождению латиноамериканские танцы?
– Нет.
– Это один танцевальный стиль. Мужчина просто стоит в центре; все делает женщина. Так ведь и должно быть, верно?
Опять то же ощущение, что он хитро посмеивается надо мной. Углы губ и глаза его хитро подрагивали.
Потом мы ещё раз пошли с ним танцевать, но тут оркестр принялся демонстрировать какие-то новые штуки, которые раззадорили Терри, и он разошелся.
– Знаешь, – сказала я, – давай лучше сядем.
– Милая, можешь сидеть, если хочешь. А я директор, и должен делать вид, что мне ужасно весело.
– А что, мистер Ротлэнд никогда не танцует?
– Спроси у него, раз тебе интересно.
– Просто ты сказал, что директора обязаны веселиться.
– Он не веселится, милая, потому его и не слишком любят.
– Его не любят?
– Спроси своих друзей.
– А раньше он тоже никогда не танцевал?
– Милая моя, это первый вечер, который он вообще почтил своим присутствием с тех пор, как стал работать в фирме.
Танец у нас не слишком ладился, так что я не удивилась, что следующие часа полтора Терри меня не приглашал. Правда, партнеров мне и без него хватало. Но около часа ночи, когда добрая половина сидевших во главе стола разъехались, Терри снова подошел ко мне.
– Тут становится невесело. Я пригласил к себе несколько человек, чтобы достойно завершить вечер. Пойдешь?
– Танцевать?
– Нет. Немного выпьем, поболтаем, послушаем музыку. Попросту, без всяких претензий.
Я решила, что пришло время незаметно сматываться. В Манчестере я старалась не заводить никаких отношений, и это себя оправдывало. Но человек не всегда поступает мудро. И я вопреки самой себе сказала:
– Спасибо, с удовольствием.
– Прекрасно. Встречаемся через десять минут на выходе. Думаю, у Макдональдов найдется место в машине для тебя.
Терри жил всего в десяти минутах езды от «Стэйджа». Макдональды были гостями фирмы; оба высоченные, словно подъемные краны, шустрые и неугомонные, но довольно милые.
Они были из Лондона, эдакие столичные остряки и пустомели, но не такие глупые и назойливые, как остряки провинциальные. Белокурая миссис Макдональд была коротко подстрижена на мальчишеский манер, который делает женщину похожей на мокрую кошку; шелковое цветастое платье слишком сильно открывало ноги и весьма смело – грудь. На муже был смокинг с атласными лацканами. Я оказалась на заднем сиденье их «ягуара» вместе с Донной Уитерби и забавным типом по фамилии Уолден.
Алистер Макдональд гнал, как сумасшедший, но Терри как-то умудрился все же приехать первым, поэтому мы все вместе ввалились в его трехкомнатную, очень современно обставленную квартиру: пурпурный ковер, оранжевые стены, неоновые светильники, в углу бар, стойка которого обтянута голубой кожей.
Нас было двенадцать человек, и все много пили и говорили. Нельзя сказать, чтобы и я тоже много пила: при той жизни, какую я веду, болтать не годится. Кто-то крикнул: «Включите музыку?» и тут же заиграла музыка, что-то из «Битлз». Две-три пары образовали круг в одном углу комнаты, но на ковре танцевать быстро неудобно, и через некоторое время Терри выдвинул стол и спросил:
– В покер играешь, Мэри?
– Нет, – ответила я. – Ты про карты?
Он рассмеялся.
– Да так, для развлечения. Я тебя быстро научу.
– Нет, спасибо. Я лучше посмотрю.
– Если ты и карты освоишь так же быстро, как бухгалтерию, то… По два шиллинга, Алистер?
– Низкие ставки портят игру, – возразил Макдональд. – Даром рисковать легко…
– Ты прав, дорогой, – согласилась жена, выразительно ему подмигнув, потом понизила голос и манерно повела головой в сторону танцующих: – Но сегодня такая разношерстная компания. Думаю, нужно быть демократичнее, – и поправила упавшую с плеча бретельку.
– Не будь занудой, милый, – сказала она мужу. – Нам сегодня придется спуститься до их уровня. – Она покосилась на меня. – Вас я не имею в виду. Такое дивное платье… это от «Эйми»? – Она прекрасно знала, что нет. – Словно с полотна раннего Модильяни. Такая нежная, теплая кожа… Конечно, мы будем играть так, как скажешь, Терри, солнышко. – Она его поцеловала.
Стол обступили со всех сторон. Я поначалу не хотела играть, но Терри настоял, что будет меня учить. Его руки все время так и норовили где-нибудь и как-нибудь меня коснуться: то рука ложилась на талию, то оказывалась на моем плече, то пальцы как бы нечаянно попадали на обнаженную кожу; то он брал меня за локоть или за запястье. Не люблю, когда меня лапают, и была рада, что Макдональды обещали отвезти меня домой.
Я сделала вид, что у меня с собой нет денег, поэтому Терри одолжил мне два фунта, но мне не везло, и когда деньги кончились, я сказала, что выхожу из игры; это дало возможность избавиться от его лап.
Но за игрой я продолжала следить. Терри был прав, ничего сложного. Любой мог освоить все правила за десять минут. Но дело этим не кончалось. Похоже, всякий, у кого есть немного времени и у кого варит котелок, сможет подсчитать, сколько шансов на победу у него появится, если он возьмет ещё одну карту, и на сколько они увеличатся, если сбросить карты. Например, если у тебя четыре карты одной масти и есть надежда вытащить пятую для… как это называется – для флэша, то у тебя примерно один из четырех шансов, поскольку существуют четыре масти. Но если у тебя три карты одного достоинства, например, три пятерки, и ты надеешься вытащить четвертую, то получается один шанс из сорока восьми, потому что в колоде она одна. Нет, один из двадцати четырех, потому что шансов два.
Пока никто не видел, я взяла сумочку, достала листок бумаги и занялась расчетами.
Около трех ночи супруги Смит, Донна и ещё одна пара ушли домой, а мы все ещё раз выпили, и я решила, что теперь разойдемся; но другие закричали, что надо продолжать, и все снова уселись за стол и на этот раз заставили меня сесть с ними. Я достала свою собственную купюру в один фунт и поклялась уйти домой сразу, как только его проиграю.
Но не проиграла, а выиграла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39