На столе перед ним ничего не стояло: возможно, поужинал у Ружены.
- Будешь пить чай? Или покушаешь? - по привычке все же спросила Наталка.
- Нет. Я уже ел.
Он не повернул голову к дочери, продолжал задумчиво смотреть на потемневший шатер неба, на котором вот-вот должны были вспыхнуть звезды.
Наталка взяла второй табурет и села рядом.
У отца был усталый вид, морщинки на лице углубились.
Щемящая боль сжала сердце девушки. Ей стало жаль его: может, это по ее вине он так плохо выглядит...
Коваль словно угадал ее мысли, положил большую грубоватую руку на пальцы дочери, погладил их.
- Дик, - проглотив комок в горле, произнесла Наталка, - нам нужно поговорить откровенно. Мы давно с тобой не поверяли друг другу...
Коваль улыбнулся.
- Кажется, так... Действительно, давненько. - Он еще раз погладил руку дочери. - Очевидно, не было необходимости... Или желания... - добавил после паузы. - Я теперь совсем не знаю, как идут твои дела, как учеба...
- Я не об этом.
Воцарилось молчание. Его нарушила Наталка:
- Ты не боялся за нее, когда она пошла навстречу тому негодяю?
Дмитрий Иванович ответил не сразу. Он понимал, почему дочь спрашивает о том вечере.
- Да, боялся.
- Я так и думала, - с легким оттенком зависти в голосе произнесла Наташа. - Она смелая, и ей посчастливилось... Ведь ты ее любишь... Так, папа?..
- Да, - чуть улыбнулся Коваль. - Ты хочешь от меня полной исповеди?
- Нет, я просто констатирую.
- Да, - повторил Коваль, и Наташа поняла, что это подтверждение относится в равной степени и к тому, что Ружена смелая, и к тому, что он ее любит.
- И она тебя?
- Кажется. - Дмитрий Иванович снова улыбнулся, радуясь этим наивным, по-детски непосредственным вопросам уже взрослой дочери.
- Ну что ж, - вздохнула Наташа и как-то странно взглянула на отца. Знаешь, я думаю... что так не годится...
- Ты имеешь в виду...
- Не годится, чтобы она по ночам ходила одна... Ведь ты не всегда можешь проводить ее домой...
Глаза Дмитрия Ивановича радостно заблестели. Он уже понял, к чему клонит разговор дочь.
- В конце концов, нужно что-нибудь придумать. Ты - тут, она - там... Разве это жизнь? И какой ты рыцарь, мужчина, если не можешь найти выход из положения? Я за такого замуж не пошла бы!
Коваль надеялся, что сейчас дочь предложит свое решение наболевшей проблемы.
Но Наталка вдруг поднялась, поцеловала его в щеку и со словами: "Доброй ночи. Я еще немного почитаю и тоже лягу", - направилась в свою комнату.
* * *
В воскресенье обедали вместе. Ружена, как всегда, когда за столом собиралась вся их небольшая семья, на правах хозяйки с удовольствием ухаживала за мужем и Наталкой, не позволяя девушке подниматься и бегать на кухню.
Воскресный стол украшала бутылка мартини и хрустальные бокалы. За награду, полученную Руженой от министра внутренних дел, уже выпили. Когда Дмитрий Иванович наполнил бокалы вторично, Наталка неожиданно сказала:
- А теперь выпьем за мое будущее новоселье!.. Я хочу поменяться с вами, Ружена, и переехать в вашу квартиру... Если, конечно, вы не против... А вы - сюда...
Коваль взглянул на жену. Теперь все зависело от нее.
Ружена молча подняла свой бокал. Дмитрий Иванович понял ее и без слов: она согласна с предложением Наташи и очень довольна, что девушка сама сказала об этом. Для всех троих такой вариант был самым приемлемым, но до сих пор никто первым не решался его предложить.
- Вот за это мы, безусловно, с удовольствием выпьем, - произнес Коваль, чокаясь с дочерью.
8
Домой Дмитрий Иванович приехал троллейбусом. От остановки идти было каких-нибудь триста - четыреста метров.
Сегодня подполковник не торопился. Медленно миновал девятиэтажный дом и через заасфальтированный двор вышел к домику, который словно улитка прятался между высокими новостройками.
Дмитрий Иванович постоял немного на улице. Почти все окна нового дома были раскрыты, свежий ветерок колыхал гардины. В одной из квартир отмечали какое-то событие, и разноголосая песня тревожила улицу.
Подполковник не захотел проходить в свой двор через калитку: хруст гравия под подошвами привлечет внимание Ружены и Наташи, а он сейчас не был готов к встрече с ними. Остановился возле забора, отгораживавшего его двор от соседнего, нащупал трухлявую от времени и непогоды доску, которая еле держалась на одном-единственном гвозде - все не находил времени прибить, - и, отодвинув ее в сторону, оглядевшись, словно вор, пролез в свой сад. Вышел на дорожку и сел на любимую скамейку. Вокруг было тихо. Пение из высокого дома доносилось, сюда приглушенным: в саду были слышны даже трели сверчков.
В окнах его небольшого домика горел свет: в кабинете и в спальне. Кто сидит в его кабинете: Ружена или Наталка? Наверное, Наталка. Дочь никогда не переступала порог спальни. Эта комната была запретной столько лет, и теперь, когда Ружена переезжает сюда, комнату придется долго проветривать, сушить, возможно, надо будет переклеить и отсыревшие обои.
Мысли его перенеслись к семье Томсон. Да, русановская трагедия не оставляет его ни на миг. Но почему в последнее время он особенно много думает о Кэтрин и ее дочери? Ведь они только свидетели, на свою беду случайно оказавшиеся на месте происшествия. Возможно, мысли о своей семье по какой-то ассоциации напоминали о другой, о сестрах Притык, которых война разбросала в разные стороны и сделала чуть ли не чужими.
Дмитрий Иванович обвел взглядом сад. От освещенных деревьев ползли крученые узловатые тени. На дорожках, там, где обрывались светлые полосы окон, господствовали лунные отблески, и Коваль засмотрелся на борьбу электрического света с золотым лунным сиянием. Когда луна пряталась за тучку, тени укорачивались, сплетались в клубки и исчезали. Но едва отступала темень, на земле, словно на проявляемой фотобумаге, появлялись снова очертания веточек, кустов, деревьев...
Деревья напоминали Ковалю почему-то людей, и ему подумалось, что он наблюдает сейчас вечную борьбу света и тени, добра и зла, которая среди людей иногда приобретает очень жесткие формы. Он всю жизнь восставал против зла и несправедливости. И не только по долгу службы. Бывало, уставал от многоликой несправедливости - только справится с ней в одном месте, как она показывается в другом, прикинется твоей благородной сестрой, да так, что не сразу поймешь, где правда, а где ложь. Но он хорошо знал, что правда, когда ищет дорогу к людям, сама становится материальной силой. И это укрепляло его веру в победу добра над злом.
Свет в спальне погас. "Вот и легла, - подумал подполковник о жене, не дождалась". Но ведь он сам просил не ждать его с работы - бывает, возвращается среди ночи, даже на рассвете. Дмитрий Иванович посмотрел на часы. И вдруг увидел - в спальне снова зажегся свет. Он поднял глаза от часов, которые показывали полдвенадцатого, и приятная теплота окутала сердце: все-таки Ружена решила дождаться.
Ружена вошла в его жизнь спокойно, тихо - так вливается одна полноводная река в другую. У нее были удлиненные, полные какого-то волшебного огня глаза, красиво очерченные губы, коричневая родинка на щеке, которая, казалось, улыбалась вместе с глазами. В последнее время, молчаливый дома - вечерние беседы с Наталкой становились все короче, - он ежедневно спешил к Ружене и скоро вошел в курс всех ее дел, кое-что из своих ежедневных хлопот и ей поверял, ценя ее тактичность: она могла сдерживать излишнее женское любопытство.
Вскоре он уже не мог обойтись без Ружены. Молодел рядом с ней, временами удивляясь, что хорошего нашла эта красивая, умная женщина в нем, старом одиноком чурбаке. Он видел в ней свой последний душевный приют, возвращался при ее помощи к настоящей жизни, не ограниченной, как это было раньше, только службой.
Но сейчас он не торопился. Все сильнее освещаемые луной деревья обступали его, словно люди, ждущие его приговора. Старая корявая липа напоминала Крапивцева, яблоньки - Таисию, ее сестру Кэтрин, единственная стройная елочка во всем саду - это Джейн. Он обращался в мыслях к ним, разговаривал с ними - искал ответы на свои вопросы. И вдруг понял, почему не идет в дом, почему хочет еще какое-то время побыть наедине с собой.
Не найдя главной ниточки, которая могла раскрутить весь клубок, не решив, кому же была выгодна смерть отставного инженера, он допускал, что убийца не ограничится одной жертвой, и был готов ко всяким неожиданностям. Это самое неприятное, когда сталкиваешься с безмотивным преступлением. Ведь безмотивность обычно потом оказывается ширмой, за которой прятались дикие страсти. Расследовать такие, казалось бы абсурдные, преступления было очень сложно... Не за что зацепиться...
Хотя...
Почему Олесь так и не поговорил с отцом в тот вечер? Если шел с целью помириться, мог не бояться посторонних. В конце концов, вызвал бы его во двор.
И тут же отбросил возникшее подозрение. Нести с собой отраву для отца? Нет, так Олесь не поступил бы... И тем более не пришел бы через несколько дней после похорон заявлять свои права на дачу.
Гм... Но ведь именно ему и только ему принадлежала она по праву наследства. Вот вам и куи продест!*
_______________
* Кому выгодно (лат.).
Впрочем, выгода может выступать не только в виде денег, имущества. Да и сколько этого имущества было у старого Залищука, если не считать дачи... Ровным счетом ничего.
Предположить, что кому-то нужно было избавиться от Бориса Сергеевича как от свидетеля... Или месть?..
А отрава, обнаруженная на даче Крапивцева?..
Но в настойке Крапивцева не оказалось сердечных лекарств наперстянки и валерьянки. Допустить, что он влил еще и валерьянку в стакан, из которого угощал Бориса Сергеевича? Чепуха!
В тот же вечер сдох и кот Таисии Григорьевны. Экспертиза установила, что в его организме произошли такие же изменения, как и в организме Залищука, что свидетельствует об идентичности отравления.
Но кому нужно было отравлять кота? Какая уж тут куи продест!
Не исключено, что кот, почувствовав валерьянку в стакане с отравой, тоже лизнул ее...
Коваль знал: пока не обнаружен убийца, нельзя быть уверенным, что трагедия не повторится и не появится новая жертва в этой семье. Коль нет мотивов для преступления, убийцей может быть только маньяк, человек психически ненормальный. Кто же из них, членов семьи или их близких, этот маньяк?
Так и не найдя ответа на свои вопросы, подполковник поднялся и, тяжело ступая, направился к двери. В высоком доме уже не пели. Гравий громко хрустел под ногами, но это теперь не имело значения.
Дмитрий Иванович открыл дверь своим ключом. Ружена услышала шорох в коридоре, вышла и включила свет, чтобы ему было видно.
Коваль обнял жену, с наслаждением вдыхая запах ее волос, который по какой-то ассоциации навеял ему невыразительные, расплывчатые, словно размазанные в вечерних сумерках легкие тучки, воспоминания из далекого детства. Может, так пахли волосы матери, а возможно, Зины? Тень первой жены до сих пор сопровождала в доме не только его, но и Ружену. Тень была слабая. Ружена закрывала, поглощала ее собой. Прошлое, считал Дмитрий Иванович, не должно довлеть над человеком.
Возможно, и Ружена предчувствовала, что в доме мужа ее долго будет преследовать тень его бывшей жены. Поэтому так колебалась, пока согласилась переехать. Да и то в первое время взяла с собой только крайне необходимое - платье и разные мелочи, словно ехала на месяц в дом отдыха.
Коваль выпустил жену из объятий, прошел в гостиную. Встретив его вопросительный взгляд, Ружена кивнула в сторону кабинета:
- Что-то читает...
У Дмитрия Ивановича была большая библиотека. Он собирал ее не систематически - время от времени покупал книги, которые его интересовали. Книги стояли на полках и в шкафах тоже без всякой системы. Вперед протискивались еще не прочитанные по истории, мемуарная литература, которой Коваль увлекался больше всего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41