Вместе с ними не зашла и не объявила об их приходе, предоставив это им самим.
Очевидно, причудливыми правилами этикета, замешанными на христианских догматах и апокалиптических пророчествах, которым следовали поклонники Спиви, соблюдение элементарной вежливости не предусматривалось.
Они очутились в комнате метров шести в длину и пяти в ширину, обставленной дешевой мебелью, которой к тому же было очень немного. Вдоль одной стены тянулись полки с картотекой. В центре стоял металлический столик с тремя складными, металлическими же, стульями, на нем — дамская сумочка да еще пепельница. Больше в комнате ничего не было: ни штор на окнах, ни шкафов или столов, никаких безделушек. От желтоватого тления единственной висевшей под потолком лампочки в сочетании с сумеречно-серым светом, проникавшим сквозь высокие окна, возникало ощущение, что находишься в палате психиатрической лечебницы.
Но больше всего поражало полное отсутствие предметов культа: ни изображений Христа, ни пластмассовых статуэток святых или ангелов, ничего, что несло бы религиозный смысл, никаких сакральных предметов или поделок, отдающих китчем — в зависимости от того, как к этому относиться, — словом, ничего из того, что рассчитываешь увидеть в среде сектантов-фанатиков. Нигде в доме не были заметны признаки, которые указывали бы на религиозность его хозяев.
Грейс Спиви стояла спиной к ним в дальнем конце комнаты и смотрела в мокрое от дождя окно.
Генри кашлянул, давая понять, что она не одна.
Она не шевелилась.
— Миссис Спиви? — промолвил Чарли.
Наконец она повернулась к ним. Сегодня на ней было все желтое: палевая блузка, канареечный шарфик в крапинку, темно-желтая юбка, желтые башмаки. На руках браслеты желтого металла и штук шесть таких же перстней с желтыми камнями. Эффект достигался совершенно нелепый. Яркость ее нарядов лишь подчеркивала нездоровую бледность рыхлого лица и дряблость покрытой старческими пятнами кожи. Создавалось впечатление, что она, по причине нередкого у людей преклонных лет маразма, вдруг возомнила себя двенадцатилетней девочкой, собирающейся на день рождения к подружке.
Седые космы зловеще торчали, но еще более зловещим был взгляд ее серых глаз, хищный и завораживающий.
Странное оцепенение сковывало ее фигуру: она стояла, вобрав голову в плечи, прижимая к бедрам сжатые в кулаки руки.
— Мое имя Чарльз Гаррисон, — представился Чарли, который никогда прежде не видел эту женщину, — а это — мой помощник, мистер Рэнкин.
Она, нетвердо держась на ногах, словно пьяная, сделала два шага от окна. Лицо подрагивало, еще больше побелев. У нее вырвался крик боли, и она, едва не упав, остановилась, раскачиваясь из стороны в сторону, как будто пол уходил из-под ног.
— Вам плохо? — спросил Чарли.
— Вам придется мне помочь, — сказала она.
Ничего подобного он не ожидал. Он рассчитывал увидеть сильную женщину, властную, магнетической силы личность, которая постаралась бы с самого начала вывести их из равновесия. А вместо этого она сама вышла из равновесия, причем в самом буквальном смысле.
Сейчас она стояла в полусогнутом положении, словно скорчившись от боли, и все в том же судорожном оцепенении со сжатыми в кулаки руками.
Чарли и Генри приблизились к ней.
— Помогите мне дойти до того стула, пока я не упала, — слабым голосом произнесла она. — Это все ноги.
Чарли посмотрел вниз и содрогнулся. На ее ступнях была кровь. Они взяли Спиви под руки и почти отнесли к стоявшему за столиком металлическому стулу. Когда они усаживали ее на стул, Чарли увидел у нее на ногах, прямо над язычком башмаков, кровавые раны, совершенно похожие между собой, нанесенные каким-то острым предметом, вроде пестика для колки льда.
— Надо вызвать врача, — предложил Чарли, внутренне смутившись оттого, что ему приходилось проявлять к ней участие.
— Нет, — сказала она. — Не надо никакого врача. Пожалуйста, садитесь.
— Но...
— Все пройдет. Все будет хорошо. Бог надзирает за мной, он милостив ко мне. Садитесь. Прошу вас.
Обескураженные, они обошли стол, чтобы занять два стула, стоявшие прямо напротив нее, но не успели сесть, как старуха, разжав кулаки, протянула к ним ладони.
— Смотрите, — вымолвила она повелительным шепотом. — Смотрите на это! Воззрите!
Так и не успев сесть, они остолбенели от чудовищного зрелища. На обеих ладонях зияли такие же кровоточащие раны, как и на ступнях. Чарли с ужасом заметил, что кровь потекла быстрее прежнего.
Невероятно — на губах старухи играла улыбка!
Он взглянул на Генри и увидел в его глазах тот же немой вопрос, который задавал сам себе: что за чертовщина здесь происходит ?
— Это для вас, — старуха явно была возбуждена. Подавшись вперед, она протянула руки через стол, обратив к ним ладони, всем видом своим побуждая их смотреть.
— Для нас? — произнес Генри в недоумении. — Что вы хотите сказать?
— Знамение, — сказала она.
— Знамение?
— Святое знамение.
Чарли уставился на обращенные к нему ладони.
— Стигмы.
Боже правый. Да ее место — в психушке. Чарли почувствовал, как по спине пробежал холодок.
— Это раны Христа, — сказала она.
"Куда мы попали?" — пытался сообразить Чарли.
— Я все-таки вызову врача, — еще раз предложил Генри.
— Нет, — сказала она мягко, но в то же время тоном, не терпящим возражений. — Да, эти раны болят, но это сладкая боль, блаженная боль, боль очищения; эти раны не вызывают заражения, они затягиваются сами. Неужели вы не понимаете? Это стигматы Христа, следы от гвоздей, которыми его прибивали к кресту.
Она безумна, подумал Чарли и с беспокойством посмотрел на дверь, прикидывая, куда могла уйти женщина с одутловатым лицом. Хочет привести сюда других ненормальных, чтобы сколотить бригаду смерти и устроить человеческое жертвоприношение? И у них хватает наглости называть себя христианами!
— Я знаю, о чем вы сейчас думаете, — голос Грейс Спиди звучал уже громче, набирая силу. — В ваших глазах я не похожа на пророка. Вам кажется, что бог не будет творить свой промысел посредством такой сумасшедшей старухи, как я. Но он творит именно так. Христос любит изгоев, привечает прокаженных, развращенных, нечистых на руку, убогих и юродивых и посылает их нести его слово миру. А знаете почему? Вы знаете почему?
Теперь голос ее разносился по всей комнате, напомнив Чарли одного телепроповедника, который своей речью гипнотизировал аудиторию, обладая к тому же даром перевоплощения под стать хорошему актеру.
— Знаете ли вы, почему господь набирает пророков своих среди самых отверженных? — не унималась она. — Да потому, что он хочет испытать вас. Любой легко поверит проповедям благообразного пастора с лицом Роберта Рэдфорда и голосом Ричарда Бертона! Но только праведники, только те, кто душой принимает его Слово.., только те, кто воистину верит, узнают и примут его Слово, независимо от того, чьи уста его изрекают!
На стол капала кровь. От звука голоса дрожали стекла.
— Господь проверяет вас. Слышите ли вы послание его вопреки всему, что вы думаете о пророке его? Чиста ли душа ваша, чтобы слышать? Или душа ваша — тлен и вы — глухи?
Они оба точно онемели. Ее тирада завораживала, лишая дара речи и приковывая внимание.
— Слушайте, слушайте, слушайте! — настойчиво повторяла она. — Внимайте тому, что я говорю вам. Эти стигмы были посланы мне богом в тот самый момент, когда вы позвонили в дверь. Он послал вам знамение, и это может означать только одно: вы еще не заложили душу дьяволу, и господь предоставляет вам шанс искупить грехи ваши и спастись. По-видимому, вы не отдаете себе отчета в том, кто эта женщина и кто такой ее ребенок. Если бы вы знали это, но по-прежнему защищали их, бог не предлагал бы вам сейчас искупления. Вы знаете, кто они такие? Знаете?
Чарли откашлялся, словно освобождаясь от охватившего его легкого смятения.
— Мне известно, кем вы их считаете, — сказал он.
— Дело не в том, что я считаю. Дело в том, что я знаю.
Бог сказал мне об этом. Мальчишка — Антихрист, а его мать — черная Мадонна.
Чарли не ожидал такой откровенности, будучи уверен, что она будет отрицать всякий интерес к Джою, как делала это, когда ее допрашивала полиция. Прямолинейность настораживала, но он пока не знал, как к этому отнестись.
— Я знаю, вы не записываете наш разговор, — сказала Грейс. — У нас имеются детекторы, которые обнаружили бы включенный магнитофон, и мне было бы известно об этом. Сейчас я могу быть откровенной с вами. Мальчишка пришел в мир, чтобы установить свое тысячелетнее царство.
— Но ведь он всего лишь ребенок, — сказал Чарли, — обыкновенный шестилетний ребенок.
— Нет, — сказала она, держа руки ладонями вверх, чтобы была видна сочившаяся из ран кровь. — Он гораздо хуже. И он должен умереть. Мы должны уничтожить его.
Такова воля божья.
— Вы действительно имеете в виду...
— Теперь, когда вам это известно, когда бог явил вам истину, вы не должны больше защищать их.
— Они мои клиенты, — сказал Чарли. — Я...
— Если вы будете упорствовать, бог проклянет вас, — с тревогой говорила старуха, убеждая их спасти свои души.
— Мы связаны обязательствами...
— Проклятье, неужели вы не понимаете? Вы будете гореть в аду. Вы лишаете себя последней надежды. Вы обрекаете себя на вечные страдания. Вы должны слушать и учиться.
Он заглянул в ее возбужденные глаза, в которых горела неистовая одержимость. К чувству жалости примешивалось чувство отвращения, и он не мог и не хотел вступать с ней в дискуссию. Он понял, что приходить сюда не имело смысла. С этой женщиной невозможно объясниться с позиций здравого смысла.
Теперь он боялся за Кристину и Джоя больше, чем прошлой ночью, когда один из соратников Грейс Спиви стрелял в них.
Она воздела вверх свои окровавленные ладони:
— Его знамение явлено вам, вам, чтобы вы убедились, что я истинный посланник божий. Вы видите? Вы верите теперь? Вы понимаете ?
— Вам не следовало делать этого, миссис Спиви. Вы зря теряете время, рассчитывая найти в нашем лице легковерных простаков.
По лицу ее пробежала тень, она вновь сжала кулаки.
— Если вы проделали это ржавым или грязным гвоздем, советую вам немедленно пойти к врачу и сделать прививку против столбняка. Это очень серьезно, — сказал Чарли.
— Вы потеряны для меня, — сказала она категорическим тоном и положила руки на стол.
— Я пришел, чтобы попытаться убедить вас, — сказал Чарли. — Теперь я вижу, что это невозможно. Поэтому мне остается только предупредить вас...
— Вы служите сатане. У вас был шанс...
— ..Если вы не отступитесь...
— ..и вы не воспользовались этим шансом...
— ..если вы не оставите семью Скавелло в покое...
— ..и теперь дорого заплатите за это!
— ..я буду копать под вас, несмотря ни на какой ад или всемирный потоп, пока вы не окажетесь на скамье подсудимых, а вашу Церковь не лишат положенных ей налоговых льгот, пока у вашей паствы не откроются глаза, пока не раздавлю вашу безумную секту. Я заявляю это со всей серьезностью. Я могу быть безжалостным и решительным не меньше вашего. Я уничтожу вас. Остановитесь, пока не поздно.
Она молча смотрела на него.
— Миссис Спиви, мы можем рассчитывать, что вы положите конец этому сумасшествию? — обратился к ней Генри.
Она не ответила. Лишь опустила глаза.
— Миссис Спиви?
Ответа не было.
— Довольно, Генри. Пойдем отсюда.
Когда они подошли к двери, она отворилась, и огромный детина, пригнув голову, чтобы не задеть за притолоку, вошел в комнату. За два метра ростом, лицо как из кошмарного сна, он казался не правдоподобным. "Такие бывают только в фильмах ужасов", — подумал Чарли. Он походил на Франкенштейна с накачанным телом Конана — героя Шварценеггера, — убогое детище плохого сценария и скудного бюджета. Гигант увидел слезы на глазах Грейс Спиви, и лицо его исказило выражение отчаяния и гнева, от которого кровь стыла в жилах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Очевидно, причудливыми правилами этикета, замешанными на христианских догматах и апокалиптических пророчествах, которым следовали поклонники Спиви, соблюдение элементарной вежливости не предусматривалось.
Они очутились в комнате метров шести в длину и пяти в ширину, обставленной дешевой мебелью, которой к тому же было очень немного. Вдоль одной стены тянулись полки с картотекой. В центре стоял металлический столик с тремя складными, металлическими же, стульями, на нем — дамская сумочка да еще пепельница. Больше в комнате ничего не было: ни штор на окнах, ни шкафов или столов, никаких безделушек. От желтоватого тления единственной висевшей под потолком лампочки в сочетании с сумеречно-серым светом, проникавшим сквозь высокие окна, возникало ощущение, что находишься в палате психиатрической лечебницы.
Но больше всего поражало полное отсутствие предметов культа: ни изображений Христа, ни пластмассовых статуэток святых или ангелов, ничего, что несло бы религиозный смысл, никаких сакральных предметов или поделок, отдающих китчем — в зависимости от того, как к этому относиться, — словом, ничего из того, что рассчитываешь увидеть в среде сектантов-фанатиков. Нигде в доме не были заметны признаки, которые указывали бы на религиозность его хозяев.
Грейс Спиви стояла спиной к ним в дальнем конце комнаты и смотрела в мокрое от дождя окно.
Генри кашлянул, давая понять, что она не одна.
Она не шевелилась.
— Миссис Спиви? — промолвил Чарли.
Наконец она повернулась к ним. Сегодня на ней было все желтое: палевая блузка, канареечный шарфик в крапинку, темно-желтая юбка, желтые башмаки. На руках браслеты желтого металла и штук шесть таких же перстней с желтыми камнями. Эффект достигался совершенно нелепый. Яркость ее нарядов лишь подчеркивала нездоровую бледность рыхлого лица и дряблость покрытой старческими пятнами кожи. Создавалось впечатление, что она, по причине нередкого у людей преклонных лет маразма, вдруг возомнила себя двенадцатилетней девочкой, собирающейся на день рождения к подружке.
Седые космы зловеще торчали, но еще более зловещим был взгляд ее серых глаз, хищный и завораживающий.
Странное оцепенение сковывало ее фигуру: она стояла, вобрав голову в плечи, прижимая к бедрам сжатые в кулаки руки.
— Мое имя Чарльз Гаррисон, — представился Чарли, который никогда прежде не видел эту женщину, — а это — мой помощник, мистер Рэнкин.
Она, нетвердо держась на ногах, словно пьяная, сделала два шага от окна. Лицо подрагивало, еще больше побелев. У нее вырвался крик боли, и она, едва не упав, остановилась, раскачиваясь из стороны в сторону, как будто пол уходил из-под ног.
— Вам плохо? — спросил Чарли.
— Вам придется мне помочь, — сказала она.
Ничего подобного он не ожидал. Он рассчитывал увидеть сильную женщину, властную, магнетической силы личность, которая постаралась бы с самого начала вывести их из равновесия. А вместо этого она сама вышла из равновесия, причем в самом буквальном смысле.
Сейчас она стояла в полусогнутом положении, словно скорчившись от боли, и все в том же судорожном оцепенении со сжатыми в кулаки руками.
Чарли и Генри приблизились к ней.
— Помогите мне дойти до того стула, пока я не упала, — слабым голосом произнесла она. — Это все ноги.
Чарли посмотрел вниз и содрогнулся. На ее ступнях была кровь. Они взяли Спиви под руки и почти отнесли к стоявшему за столиком металлическому стулу. Когда они усаживали ее на стул, Чарли увидел у нее на ногах, прямо над язычком башмаков, кровавые раны, совершенно похожие между собой, нанесенные каким-то острым предметом, вроде пестика для колки льда.
— Надо вызвать врача, — предложил Чарли, внутренне смутившись оттого, что ему приходилось проявлять к ней участие.
— Нет, — сказала она. — Не надо никакого врача. Пожалуйста, садитесь.
— Но...
— Все пройдет. Все будет хорошо. Бог надзирает за мной, он милостив ко мне. Садитесь. Прошу вас.
Обескураженные, они обошли стол, чтобы занять два стула, стоявшие прямо напротив нее, но не успели сесть, как старуха, разжав кулаки, протянула к ним ладони.
— Смотрите, — вымолвила она повелительным шепотом. — Смотрите на это! Воззрите!
Так и не успев сесть, они остолбенели от чудовищного зрелища. На обеих ладонях зияли такие же кровоточащие раны, как и на ступнях. Чарли с ужасом заметил, что кровь потекла быстрее прежнего.
Невероятно — на губах старухи играла улыбка!
Он взглянул на Генри и увидел в его глазах тот же немой вопрос, который задавал сам себе: что за чертовщина здесь происходит ?
— Это для вас, — старуха явно была возбуждена. Подавшись вперед, она протянула руки через стол, обратив к ним ладони, всем видом своим побуждая их смотреть.
— Для нас? — произнес Генри в недоумении. — Что вы хотите сказать?
— Знамение, — сказала она.
— Знамение?
— Святое знамение.
Чарли уставился на обращенные к нему ладони.
— Стигмы.
Боже правый. Да ее место — в психушке. Чарли почувствовал, как по спине пробежал холодок.
— Это раны Христа, — сказала она.
"Куда мы попали?" — пытался сообразить Чарли.
— Я все-таки вызову врача, — еще раз предложил Генри.
— Нет, — сказала она мягко, но в то же время тоном, не терпящим возражений. — Да, эти раны болят, но это сладкая боль, блаженная боль, боль очищения; эти раны не вызывают заражения, они затягиваются сами. Неужели вы не понимаете? Это стигматы Христа, следы от гвоздей, которыми его прибивали к кресту.
Она безумна, подумал Чарли и с беспокойством посмотрел на дверь, прикидывая, куда могла уйти женщина с одутловатым лицом. Хочет привести сюда других ненормальных, чтобы сколотить бригаду смерти и устроить человеческое жертвоприношение? И у них хватает наглости называть себя христианами!
— Я знаю, о чем вы сейчас думаете, — голос Грейс Спиди звучал уже громче, набирая силу. — В ваших глазах я не похожа на пророка. Вам кажется, что бог не будет творить свой промысел посредством такой сумасшедшей старухи, как я. Но он творит именно так. Христос любит изгоев, привечает прокаженных, развращенных, нечистых на руку, убогих и юродивых и посылает их нести его слово миру. А знаете почему? Вы знаете почему?
Теперь голос ее разносился по всей комнате, напомнив Чарли одного телепроповедника, который своей речью гипнотизировал аудиторию, обладая к тому же даром перевоплощения под стать хорошему актеру.
— Знаете ли вы, почему господь набирает пророков своих среди самых отверженных? — не унималась она. — Да потому, что он хочет испытать вас. Любой легко поверит проповедям благообразного пастора с лицом Роберта Рэдфорда и голосом Ричарда Бертона! Но только праведники, только те, кто душой принимает его Слово.., только те, кто воистину верит, узнают и примут его Слово, независимо от того, чьи уста его изрекают!
На стол капала кровь. От звука голоса дрожали стекла.
— Господь проверяет вас. Слышите ли вы послание его вопреки всему, что вы думаете о пророке его? Чиста ли душа ваша, чтобы слышать? Или душа ваша — тлен и вы — глухи?
Они оба точно онемели. Ее тирада завораживала, лишая дара речи и приковывая внимание.
— Слушайте, слушайте, слушайте! — настойчиво повторяла она. — Внимайте тому, что я говорю вам. Эти стигмы были посланы мне богом в тот самый момент, когда вы позвонили в дверь. Он послал вам знамение, и это может означать только одно: вы еще не заложили душу дьяволу, и господь предоставляет вам шанс искупить грехи ваши и спастись. По-видимому, вы не отдаете себе отчета в том, кто эта женщина и кто такой ее ребенок. Если бы вы знали это, но по-прежнему защищали их, бог не предлагал бы вам сейчас искупления. Вы знаете, кто они такие? Знаете?
Чарли откашлялся, словно освобождаясь от охватившего его легкого смятения.
— Мне известно, кем вы их считаете, — сказал он.
— Дело не в том, что я считаю. Дело в том, что я знаю.
Бог сказал мне об этом. Мальчишка — Антихрист, а его мать — черная Мадонна.
Чарли не ожидал такой откровенности, будучи уверен, что она будет отрицать всякий интерес к Джою, как делала это, когда ее допрашивала полиция. Прямолинейность настораживала, но он пока не знал, как к этому отнестись.
— Я знаю, вы не записываете наш разговор, — сказала Грейс. — У нас имеются детекторы, которые обнаружили бы включенный магнитофон, и мне было бы известно об этом. Сейчас я могу быть откровенной с вами. Мальчишка пришел в мир, чтобы установить свое тысячелетнее царство.
— Но ведь он всего лишь ребенок, — сказал Чарли, — обыкновенный шестилетний ребенок.
— Нет, — сказала она, держа руки ладонями вверх, чтобы была видна сочившаяся из ран кровь. — Он гораздо хуже. И он должен умереть. Мы должны уничтожить его.
Такова воля божья.
— Вы действительно имеете в виду...
— Теперь, когда вам это известно, когда бог явил вам истину, вы не должны больше защищать их.
— Они мои клиенты, — сказал Чарли. — Я...
— Если вы будете упорствовать, бог проклянет вас, — с тревогой говорила старуха, убеждая их спасти свои души.
— Мы связаны обязательствами...
— Проклятье, неужели вы не понимаете? Вы будете гореть в аду. Вы лишаете себя последней надежды. Вы обрекаете себя на вечные страдания. Вы должны слушать и учиться.
Он заглянул в ее возбужденные глаза, в которых горела неистовая одержимость. К чувству жалости примешивалось чувство отвращения, и он не мог и не хотел вступать с ней в дискуссию. Он понял, что приходить сюда не имело смысла. С этой женщиной невозможно объясниться с позиций здравого смысла.
Теперь он боялся за Кристину и Джоя больше, чем прошлой ночью, когда один из соратников Грейс Спиви стрелял в них.
Она воздела вверх свои окровавленные ладони:
— Его знамение явлено вам, вам, чтобы вы убедились, что я истинный посланник божий. Вы видите? Вы верите теперь? Вы понимаете ?
— Вам не следовало делать этого, миссис Спиви. Вы зря теряете время, рассчитывая найти в нашем лице легковерных простаков.
По лицу ее пробежала тень, она вновь сжала кулаки.
— Если вы проделали это ржавым или грязным гвоздем, советую вам немедленно пойти к врачу и сделать прививку против столбняка. Это очень серьезно, — сказал Чарли.
— Вы потеряны для меня, — сказала она категорическим тоном и положила руки на стол.
— Я пришел, чтобы попытаться убедить вас, — сказал Чарли. — Теперь я вижу, что это невозможно. Поэтому мне остается только предупредить вас...
— Вы служите сатане. У вас был шанс...
— ..Если вы не отступитесь...
— ..и вы не воспользовались этим шансом...
— ..если вы не оставите семью Скавелло в покое...
— ..и теперь дорого заплатите за это!
— ..я буду копать под вас, несмотря ни на какой ад или всемирный потоп, пока вы не окажетесь на скамье подсудимых, а вашу Церковь не лишат положенных ей налоговых льгот, пока у вашей паствы не откроются глаза, пока не раздавлю вашу безумную секту. Я заявляю это со всей серьезностью. Я могу быть безжалостным и решительным не меньше вашего. Я уничтожу вас. Остановитесь, пока не поздно.
Она молча смотрела на него.
— Миссис Спиви, мы можем рассчитывать, что вы положите конец этому сумасшествию? — обратился к ней Генри.
Она не ответила. Лишь опустила глаза.
— Миссис Спиви?
Ответа не было.
— Довольно, Генри. Пойдем отсюда.
Когда они подошли к двери, она отворилась, и огромный детина, пригнув голову, чтобы не задеть за притолоку, вошел в комнату. За два метра ростом, лицо как из кошмарного сна, он казался не правдоподобным. "Такие бывают только в фильмах ужасов", — подумал Чарли. Он походил на Франкенштейна с накачанным телом Конана — героя Шварценеггера, — убогое детище плохого сценария и скудного бюджета. Гигант увидел слезы на глазах Грейс Спиви, и лицо его исказило выражение отчаяния и гнева, от которого кровь стыла в жилах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66