– не поняв, переспросил я.
– Да Лукаш же! – недовольно ответил он. – Вы нездешний, что ли, а?
– Нет. Из Праги приехал.
– А где ваша машина? – подозрительно спросил он.
– Там оставил – недалеко отсюда, – неопределенно махнул я рукой.
– В такой-то дождь? – насмешливо спросил он. Подозрение в его голубых глазах усилилось.
Дождь лил не переставая, вдобавок ко всему мне лило на голову с навеса. Поднявшись на две ступеньки, я уселся на третьей. Мальчик немного отодвинулся. Сквозь мокрую газету за его спиной просачивались розовые пятна. Потянуло запахом рыбы.
– Хороший улов? – улыбнулся я. – Мне когда-то тоже доводилось рыбачить. Ты где удишь, в пруду?
Он пытливо изучал меня взглядом. Я улыбался так, что челюсти свело. И вдруг заметил в маленьком его кулачке судорожно зажатый перочинный ножик. Я громко расхохотался.
– Ты что, решил, что я сюда явился из-за твоих рыбешек? Ну, ты даешь! В таком случае у меня был бы с тобой разговор короткий. Об этом ты не подумал?
Мальчик заколебался.
– Может, и так. – Наконец-то он улыбнулся. – Тогда что вам нужно?
– Когда придут ваши?
– Бабушка в сумасшедшем доме, – серьезно заявил он.
Я смерил его недоверчивым взглядом, но решил все-таки, что он меня не разыгрывает.
– А родители? Мне бы хотелось их кое о чем расспросить.
– О чем?
– О том, что тут случилось вчера.
Он усмехнулся.
– Это будет нелегко. Мама в Мангейме.
– А папа?
– Вы про герра Беккера? Или про мистера Поллака? – В его голосе прозвучала странная горечь. Я оглядел его повнимательней. Он изо всех сил старался напустить на свою худенькую треугольную мордашку взрослое выражение. Под веснушками проступил румянец.
– Ты не мог бы говорить понятнее? – миролюбиво спросил я. – Я не знаю твою маму и никого из этих господ тоже.
– Да ведь это же так просто! – истерически рассмеялся он. – Мистер Поллак – это мой папа. Живет в Штатах. Мама развелась с ним и теперь живет с герром Беккером в Мангейме. Ну а я тут – у бабушки.
– Ты ведь говорил, что бабушка…
– Она туда поехала навестить Фрэнка, – нетерпеливо прервал он меня, словно его перестала забавлять моя непонятливость. – Завтра вернется.
– А кто это – Фрэнк?
– Ее муж.
– Твой дедушка?
– Нет. Мой деда умер. Это Фрэнк Куба из Калифорнии.
– Господи боже! – непроизвольно вырвалось у меня. Мальчик довольно ухмыльнулся.
– Так бабушка оставила тебя одного?
– А что такого? Я могу сам о себе позаботиться. – Он задиристо посмотрел на меня.
– Не сомневаюсь. – Показав на рыбешек, я спросил: – А это ужин?
– Ага, – небрежно ответил он. – Для Амиго. А у меня есть консервы – ветчина, франкфуртские сосиски и ананас. Хотите есть?
Я покачал головой. Сунул руку в карман и вытащил совершенно размокшие сигареты. Раздраженно бросил их на землю.
– Подождите, – заторопился Люк. Вскочил и скрылся в доме. Вернулся с пачкой американских сигарет. – Вот, возьмите. Можете все взять, – великодушно предложил он. – Я не курю.
– Спасибо. – Я закурил. В открытую дверь заметил в маленькой прихожей удочку. Показал на нее мальчику. – Этой ты удишь?
– Ну да. Только катушка сломалась. Вы не можете посмотреть? – Не дожидаясь ответа, он кинулся за удочкой.
Протянув ее мне, внезапно заколебался.
– Я вам не надоедаю? – спросил он тревожно, и рука его опустилась.
– Вовсе нет, – улыбнулся я, но сердце у меня, не знаю отчего, сжалось. – Одолжи мне свой нож.
Я копался в катушке. Лукаш сидел возле меня и, как нетерпеливый щенок, теплым дыханием обдавал мое плечо. После десяти минут усиленного труда единственным результатом был мой до крови пораненный палец. Лукаш без единого слова принес перекись, пластырь и обработал мне рану.
– Бросьте лучше, – деликатно предложил он.
Я поглядел на разобранную катушку.
– И не подумаю! – свирепо заявил я, снова берясь за работу.
Лукаш опять сел рядом со мной, молча наблюдая, как я усердствую.
– У вас есть дети? – спросил он немного погодя.
– Нет.
Мне наконец-то удалось кое-как собрать воедино кучу всяких колец.
– Но вы ведь женаты?
– Нет, – сказал я. – На, бери. – Я подал ему удочку.
– О'кей, – ответил он. – Спасибо и извините за хлопоты.
– О'кей, – ответил я тем же.
Лукаш неуверенно посмотрел на меня, потом расплылся до ушей.
– А почему ты спрашивал, есть ли у меня дети? – спросил я. – Ты, наверное, подумал, что, если у меня есть сын, вы можете подружиться?
Улыбка мгновенно улетучилась.
– Не нужен мне никакой друг, – со злостью отрезал он. – Мне одному лучше всего!
– Ясно, – согласился я. – Мне тоже.
Мы обменялись суровыми взглядами настоящих мужчин.
– А вообще… чем вы занимаетесь? – с запинкой спросил он. – Я имею в виду, какая у вас профессия. Мой папа – капитан, – быстро добавил он, словно своей откровенностью хотел придать мне уверенности.
– И я тоже, – сказал я.
Пораженный, он впился в меня испытующим взглядом.
– А какой вы капитан? Из полиции?
– Да что ты! Армейский. Собственно говоря, сейчас уже не капитан. Был когда-то, – объяснил я, не понимая, как мог так запутаться во времени.
– Вы серьезно не полицейский?
– Нет. С чего ты взял?
– Ну, из-за этого убийства, – объяснил Лукаш. – А вы об этом не слышали?
– Слышал кое-что, – осторожно ответил я, – только многого не знаю. Ты этого старика знал?
– Еще бы! Он ведь жил у нас. Жалко, что умер, – с сожалением вздохнул мальчик. – Он был лучше, чем Фрэнк. – Лукаш, несомненно, имел в виду мистера Фрэнка Кубу из Калифорнии.
– А бабушку допрашивали?
– Бабушки ведь тут не было. Меня допрашивали, – гордо заявил он.
– Тебя?
– Само собой. Из-за Ганки, была она тут вчера или нет, когда я вернулся с рыбалки. Я им сказал, что она как раз уходила. Ганка, она…
– Я знаю, – сказал я. Так, значит, она не лгала. Лучшего свидетеля, чем ребенок, ей было трудно найти.
– А что бабушка? – спросил я для полноты картины.
– Ее ведь уже не было. Она уехала вчера рано утром, – уточнил мальчик. – А вы откуда знаете Ганку?
У меня не было причин делать из этого тайну.
– Я тоже был здесь вчера. Ждал пани Дроздову возле их виллы.
Лукаш пристально посмотрел на меня. На его треугольной мордашке появилось хитрое выражение.
– Так вы… – Он умолк.
Я выжидал, чем он меня огорошит. В детской психике я полный профан. Возможно, он спокойненько спросит, не я ли укокошил пана Эзехиаша. Но его интересовало совершенно иное.
– А денег у вас много? – испытующе изучал он меня.
– Денег? Нет. – Мне даже смешно стало. – С чего ты взял?
– Так зачем вы приехали? – Чистые голубые глаза со светлыми ресницами смотрели на меня открыто и прямо. В них не было ничего, кроме детского любопытства.
– Я ведь… только привез Ганку, – уклончиво ответил я. Продажа виллы была делом Дроздовых. Как правило, люди не извещают соседей о своих планах по поводу продажи недвижимости. Мне подумалось, что, будь здесь вместо Лукаша его бабушка, я не сказал бы и того, что из меня вытянул Лукаш. У меня не было сомнений, что он сделал это совершенно бесхитростно, но я не сомневался и в том, что он повторит весь наш разговор старой пани.
Будь я в ту минуту искренен, впоследствии мне удалось бы избавиться от массы неприятностей, а две жизни не оборвались бы напрасно. Лукаш, заметив мои колебания, инстинктом, присущим детям и собакам, учуял, что я что-то скрываю от него. И едва заметно от меня отодвинулся. Любознательная мальчишечья рожица, которая меня здесь встретила, снова исчезла под вызывающе презрительной маской повидавшего виды скитальца.
– Что сказала тебе Ганка, когда вы встретились? – снова начал я. Но было уже поздно. Атмосфера доверия между двумя мужчинами, большим и маленьким, испарилась, а я снова превратился лишь в надоедливого взрослого.
– А вам-то что? – отбрил он меня. – Если вас это интересует, спросите у нее. – Он поднялся. – Я есть хочу. Пойду готовить ужин.
Я тоже встал. Продолжать не имело смысла. В конце концов, то, что мне было нужно, я узнал. Ганка действительно могла провести эти критические минуты в ожидании кого-нибудь из их семьи. Например, своего дядюшки, хотя казалось странным, почему она не знала, что он тут живет. И все же, когда я шел по блестящим, дождем вымытым плитам к калитке, меня не оставляло ощущение, что какой-то шанс я упустил.
* * *
Грозовые тучи унесло на север, но следом явилась серая, как дым, завеса, из которой непрерывно сеял мелкий дождик. В канавке, между шоссе и оградами, бежал ручеек, унося траву и сорванную листву. Когда я шел мимо в первый раз, его тут еще не было. Шагая по шоссе, я старался обходить самые большие лужи. В ботинках у меня чавкало, я промок, проголодался и озяб. Как всегда бывает после бури, быстро похолодало, начинались ранние сумерки. Пока дойду до машины – стемнеет. В спине отозвалась старая колющая боль.
Лес дохнул на меня холодной сыростью. Под кронами сосен тянулись клочья тумана, придавая возникшей перед глазами вилле вид замка с привидениями. Окраска ее в этом освещении напоминала засохшую кровь.
Мне не хотелось спотыкаться на скользких корнях и продираться через мокрые кусты. Я выбрал дорогу подлиннее, но более удобную и потащился дальше по шоссе, огибая виллу, благо она пустая. Скорее всего, я могу рассчитывать лишь на «теплое приветствие» верного стража дома.
В этом я не ошибся. Стоило приблизиться к забору, раздалось глухое ворчание. Между планками появилась большая голова, а затем туловище собаки, промокшей до последней шерстинки. Теперь было видно, что это очень старое животное, невероятно худое – кожа да кости. Вид у пса был отталкивающий, почти неприличный, словно я смотрел на голого старика. Амиго коротко гавкнул, как мне показалось, охрипшим голосом.
– Замолчи! – сказал я ему. – Мы ведь знакомы.
Над барьерчиком, окаймляющим въезд в гараж, появились плечи мужчины в черном свитере. Он повернулся ко мне, глядя с такой же злобой, как Амиго. Точно так же он смотрел сегодня утром на Пепу Каминека. Это был инженер Дрозд, супруг женщины, которая хотела провести со мной прошлую ночь. Он смотрел на меня так, будто знал об этом. Испачканная маслом рука поигрывала куском резинового шланга. На барьерчике лежала раскрытая сумка с инструментами.
– Добрый вечер, – сказал я.
Он открыл рот, но слова его утонули в злобном собачьем лае. Инженер Дрозд сделал несколько шагов мне навстречу и предстал во всей своей красе. Тяжелая голова почти без шеи сидела на коренастом, свидетельствующем о большой силе туловище. Я был выше его на полюловы. Он, вероятно, был ниже жены и, должно быть, рядом с ней выглядел как шимпанзе рядом с газелью.
– На место, скотина! – рявкнул он на собаку и тем же самым тоном обратился ко мне: – Что вам тут нужно?
– Ничего, – оторопел я. – Случайно шел мимо и…
– Вот и идите своей дорогой! – оборвал он меня. Его голубые глаза были холодны, как брюхо мертвой рыбы. – Только собаку зря дразните. – Он повернулся, собираясь исчезнуть.
– Постойте! – крикнул я. – Мы ведь уже встречались сегодня утром, не припоминаете?
– Нет, – грубо отрезал он.
– Жаль, что вы так торопились, – продолжал я. – Йозеф хотел с вами поговорить.
Сверкнув на меня глазами, он высокомерно изрек:
– В свободное время я служебными делами не занимаюсь. Он напрасно прислал вас ко мне.
Инженер Дрозд разговаривал со мной, как генеральный директор с машинисткой. Но по брошенному в мою сторону проницательному взгляду можно было понять, что он знает, о чем я хочу с ним говорить, и своим нелепым поведением пытается уйти от этого разговора. Опершись о калитку, я вытащил сигареты, которыми одарил меня Лукаш.
– Курите? – приветливо спросил я.
Инженер Дрозд прикинулся усталым и недовольным.
– Вы что, не поняли?…
– Бросьте, пан инженер, – невозмутимо прервал я его. – Небось прекрасно знаете, о чем я хочу поговорить. Думаю, вы хотя бы знаете имя человека, который вчера был тут с вашей супругой, да и сегодня утром тоже слышали мое имя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
– Да Лукаш же! – недовольно ответил он. – Вы нездешний, что ли, а?
– Нет. Из Праги приехал.
– А где ваша машина? – подозрительно спросил он.
– Там оставил – недалеко отсюда, – неопределенно махнул я рукой.
– В такой-то дождь? – насмешливо спросил он. Подозрение в его голубых глазах усилилось.
Дождь лил не переставая, вдобавок ко всему мне лило на голову с навеса. Поднявшись на две ступеньки, я уселся на третьей. Мальчик немного отодвинулся. Сквозь мокрую газету за его спиной просачивались розовые пятна. Потянуло запахом рыбы.
– Хороший улов? – улыбнулся я. – Мне когда-то тоже доводилось рыбачить. Ты где удишь, в пруду?
Он пытливо изучал меня взглядом. Я улыбался так, что челюсти свело. И вдруг заметил в маленьком его кулачке судорожно зажатый перочинный ножик. Я громко расхохотался.
– Ты что, решил, что я сюда явился из-за твоих рыбешек? Ну, ты даешь! В таком случае у меня был бы с тобой разговор короткий. Об этом ты не подумал?
Мальчик заколебался.
– Может, и так. – Наконец-то он улыбнулся. – Тогда что вам нужно?
– Когда придут ваши?
– Бабушка в сумасшедшем доме, – серьезно заявил он.
Я смерил его недоверчивым взглядом, но решил все-таки, что он меня не разыгрывает.
– А родители? Мне бы хотелось их кое о чем расспросить.
– О чем?
– О том, что тут случилось вчера.
Он усмехнулся.
– Это будет нелегко. Мама в Мангейме.
– А папа?
– Вы про герра Беккера? Или про мистера Поллака? – В его голосе прозвучала странная горечь. Я оглядел его повнимательней. Он изо всех сил старался напустить на свою худенькую треугольную мордашку взрослое выражение. Под веснушками проступил румянец.
– Ты не мог бы говорить понятнее? – миролюбиво спросил я. – Я не знаю твою маму и никого из этих господ тоже.
– Да ведь это же так просто! – истерически рассмеялся он. – Мистер Поллак – это мой папа. Живет в Штатах. Мама развелась с ним и теперь живет с герром Беккером в Мангейме. Ну а я тут – у бабушки.
– Ты ведь говорил, что бабушка…
– Она туда поехала навестить Фрэнка, – нетерпеливо прервал он меня, словно его перестала забавлять моя непонятливость. – Завтра вернется.
– А кто это – Фрэнк?
– Ее муж.
– Твой дедушка?
– Нет. Мой деда умер. Это Фрэнк Куба из Калифорнии.
– Господи боже! – непроизвольно вырвалось у меня. Мальчик довольно ухмыльнулся.
– Так бабушка оставила тебя одного?
– А что такого? Я могу сам о себе позаботиться. – Он задиристо посмотрел на меня.
– Не сомневаюсь. – Показав на рыбешек, я спросил: – А это ужин?
– Ага, – небрежно ответил он. – Для Амиго. А у меня есть консервы – ветчина, франкфуртские сосиски и ананас. Хотите есть?
Я покачал головой. Сунул руку в карман и вытащил совершенно размокшие сигареты. Раздраженно бросил их на землю.
– Подождите, – заторопился Люк. Вскочил и скрылся в доме. Вернулся с пачкой американских сигарет. – Вот, возьмите. Можете все взять, – великодушно предложил он. – Я не курю.
– Спасибо. – Я закурил. В открытую дверь заметил в маленькой прихожей удочку. Показал на нее мальчику. – Этой ты удишь?
– Ну да. Только катушка сломалась. Вы не можете посмотреть? – Не дожидаясь ответа, он кинулся за удочкой.
Протянув ее мне, внезапно заколебался.
– Я вам не надоедаю? – спросил он тревожно, и рука его опустилась.
– Вовсе нет, – улыбнулся я, но сердце у меня, не знаю отчего, сжалось. – Одолжи мне свой нож.
Я копался в катушке. Лукаш сидел возле меня и, как нетерпеливый щенок, теплым дыханием обдавал мое плечо. После десяти минут усиленного труда единственным результатом был мой до крови пораненный палец. Лукаш без единого слова принес перекись, пластырь и обработал мне рану.
– Бросьте лучше, – деликатно предложил он.
Я поглядел на разобранную катушку.
– И не подумаю! – свирепо заявил я, снова берясь за работу.
Лукаш опять сел рядом со мной, молча наблюдая, как я усердствую.
– У вас есть дети? – спросил он немного погодя.
– Нет.
Мне наконец-то удалось кое-как собрать воедино кучу всяких колец.
– Но вы ведь женаты?
– Нет, – сказал я. – На, бери. – Я подал ему удочку.
– О'кей, – ответил он. – Спасибо и извините за хлопоты.
– О'кей, – ответил я тем же.
Лукаш неуверенно посмотрел на меня, потом расплылся до ушей.
– А почему ты спрашивал, есть ли у меня дети? – спросил я. – Ты, наверное, подумал, что, если у меня есть сын, вы можете подружиться?
Улыбка мгновенно улетучилась.
– Не нужен мне никакой друг, – со злостью отрезал он. – Мне одному лучше всего!
– Ясно, – согласился я. – Мне тоже.
Мы обменялись суровыми взглядами настоящих мужчин.
– А вообще… чем вы занимаетесь? – с запинкой спросил он. – Я имею в виду, какая у вас профессия. Мой папа – капитан, – быстро добавил он, словно своей откровенностью хотел придать мне уверенности.
– И я тоже, – сказал я.
Пораженный, он впился в меня испытующим взглядом.
– А какой вы капитан? Из полиции?
– Да что ты! Армейский. Собственно говоря, сейчас уже не капитан. Был когда-то, – объяснил я, не понимая, как мог так запутаться во времени.
– Вы серьезно не полицейский?
– Нет. С чего ты взял?
– Ну, из-за этого убийства, – объяснил Лукаш. – А вы об этом не слышали?
– Слышал кое-что, – осторожно ответил я, – только многого не знаю. Ты этого старика знал?
– Еще бы! Он ведь жил у нас. Жалко, что умер, – с сожалением вздохнул мальчик. – Он был лучше, чем Фрэнк. – Лукаш, несомненно, имел в виду мистера Фрэнка Кубу из Калифорнии.
– А бабушку допрашивали?
– Бабушки ведь тут не было. Меня допрашивали, – гордо заявил он.
– Тебя?
– Само собой. Из-за Ганки, была она тут вчера или нет, когда я вернулся с рыбалки. Я им сказал, что она как раз уходила. Ганка, она…
– Я знаю, – сказал я. Так, значит, она не лгала. Лучшего свидетеля, чем ребенок, ей было трудно найти.
– А что бабушка? – спросил я для полноты картины.
– Ее ведь уже не было. Она уехала вчера рано утром, – уточнил мальчик. – А вы откуда знаете Ганку?
У меня не было причин делать из этого тайну.
– Я тоже был здесь вчера. Ждал пани Дроздову возле их виллы.
Лукаш пристально посмотрел на меня. На его треугольной мордашке появилось хитрое выражение.
– Так вы… – Он умолк.
Я выжидал, чем он меня огорошит. В детской психике я полный профан. Возможно, он спокойненько спросит, не я ли укокошил пана Эзехиаша. Но его интересовало совершенно иное.
– А денег у вас много? – испытующе изучал он меня.
– Денег? Нет. – Мне даже смешно стало. – С чего ты взял?
– Так зачем вы приехали? – Чистые голубые глаза со светлыми ресницами смотрели на меня открыто и прямо. В них не было ничего, кроме детского любопытства.
– Я ведь… только привез Ганку, – уклончиво ответил я. Продажа виллы была делом Дроздовых. Как правило, люди не извещают соседей о своих планах по поводу продажи недвижимости. Мне подумалось, что, будь здесь вместо Лукаша его бабушка, я не сказал бы и того, что из меня вытянул Лукаш. У меня не было сомнений, что он сделал это совершенно бесхитростно, но я не сомневался и в том, что он повторит весь наш разговор старой пани.
Будь я в ту минуту искренен, впоследствии мне удалось бы избавиться от массы неприятностей, а две жизни не оборвались бы напрасно. Лукаш, заметив мои колебания, инстинктом, присущим детям и собакам, учуял, что я что-то скрываю от него. И едва заметно от меня отодвинулся. Любознательная мальчишечья рожица, которая меня здесь встретила, снова исчезла под вызывающе презрительной маской повидавшего виды скитальца.
– Что сказала тебе Ганка, когда вы встретились? – снова начал я. Но было уже поздно. Атмосфера доверия между двумя мужчинами, большим и маленьким, испарилась, а я снова превратился лишь в надоедливого взрослого.
– А вам-то что? – отбрил он меня. – Если вас это интересует, спросите у нее. – Он поднялся. – Я есть хочу. Пойду готовить ужин.
Я тоже встал. Продолжать не имело смысла. В конце концов, то, что мне было нужно, я узнал. Ганка действительно могла провести эти критические минуты в ожидании кого-нибудь из их семьи. Например, своего дядюшки, хотя казалось странным, почему она не знала, что он тут живет. И все же, когда я шел по блестящим, дождем вымытым плитам к калитке, меня не оставляло ощущение, что какой-то шанс я упустил.
* * *
Грозовые тучи унесло на север, но следом явилась серая, как дым, завеса, из которой непрерывно сеял мелкий дождик. В канавке, между шоссе и оградами, бежал ручеек, унося траву и сорванную листву. Когда я шел мимо в первый раз, его тут еще не было. Шагая по шоссе, я старался обходить самые большие лужи. В ботинках у меня чавкало, я промок, проголодался и озяб. Как всегда бывает после бури, быстро похолодало, начинались ранние сумерки. Пока дойду до машины – стемнеет. В спине отозвалась старая колющая боль.
Лес дохнул на меня холодной сыростью. Под кронами сосен тянулись клочья тумана, придавая возникшей перед глазами вилле вид замка с привидениями. Окраска ее в этом освещении напоминала засохшую кровь.
Мне не хотелось спотыкаться на скользких корнях и продираться через мокрые кусты. Я выбрал дорогу подлиннее, но более удобную и потащился дальше по шоссе, огибая виллу, благо она пустая. Скорее всего, я могу рассчитывать лишь на «теплое приветствие» верного стража дома.
В этом я не ошибся. Стоило приблизиться к забору, раздалось глухое ворчание. Между планками появилась большая голова, а затем туловище собаки, промокшей до последней шерстинки. Теперь было видно, что это очень старое животное, невероятно худое – кожа да кости. Вид у пса был отталкивающий, почти неприличный, словно я смотрел на голого старика. Амиго коротко гавкнул, как мне показалось, охрипшим голосом.
– Замолчи! – сказал я ему. – Мы ведь знакомы.
Над барьерчиком, окаймляющим въезд в гараж, появились плечи мужчины в черном свитере. Он повернулся ко мне, глядя с такой же злобой, как Амиго. Точно так же он смотрел сегодня утром на Пепу Каминека. Это был инженер Дрозд, супруг женщины, которая хотела провести со мной прошлую ночь. Он смотрел на меня так, будто знал об этом. Испачканная маслом рука поигрывала куском резинового шланга. На барьерчике лежала раскрытая сумка с инструментами.
– Добрый вечер, – сказал я.
Он открыл рот, но слова его утонули в злобном собачьем лае. Инженер Дрозд сделал несколько шагов мне навстречу и предстал во всей своей красе. Тяжелая голова почти без шеи сидела на коренастом, свидетельствующем о большой силе туловище. Я был выше его на полюловы. Он, вероятно, был ниже жены и, должно быть, рядом с ней выглядел как шимпанзе рядом с газелью.
– На место, скотина! – рявкнул он на собаку и тем же самым тоном обратился ко мне: – Что вам тут нужно?
– Ничего, – оторопел я. – Случайно шел мимо и…
– Вот и идите своей дорогой! – оборвал он меня. Его голубые глаза были холодны, как брюхо мертвой рыбы. – Только собаку зря дразните. – Он повернулся, собираясь исчезнуть.
– Постойте! – крикнул я. – Мы ведь уже встречались сегодня утром, не припоминаете?
– Нет, – грубо отрезал он.
– Жаль, что вы так торопились, – продолжал я. – Йозеф хотел с вами поговорить.
Сверкнув на меня глазами, он высокомерно изрек:
– В свободное время я служебными делами не занимаюсь. Он напрасно прислал вас ко мне.
Инженер Дрозд разговаривал со мной, как генеральный директор с машинисткой. Но по брошенному в мою сторону проницательному взгляду можно было понять, что он знает, о чем я хочу с ним говорить, и своим нелепым поведением пытается уйти от этого разговора. Опершись о калитку, я вытащил сигареты, которыми одарил меня Лукаш.
– Курите? – приветливо спросил я.
Инженер Дрозд прикинулся усталым и недовольным.
– Вы что, не поняли?…
– Бросьте, пан инженер, – невозмутимо прервал я его. – Небось прекрасно знаете, о чем я хочу поговорить. Думаю, вы хотя бы знаете имя человека, который вчера был тут с вашей супругой, да и сегодня утром тоже слышали мое имя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25