А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

После полуденного оживления суматоха стихала, и миссис Свэнскаф все больше страдала от скуки. Уже пять лет она сидела, заставленная книгами, с девяти утра до шести вечера шесть дней в неделю. Прежде она старалась следить за новыми книгами, чтобы иметь о них авторитетное мнение, но за последние несколько месяцев она стала замечать: что-то меняется в ее отношении к книгам. Подчас ей приходилось буквально заставлять себя открыть первую страницу новой книги и прочесть одно предложение. Все больше и больше она полагалась на издательские рецензии и краткие обзоры журнала «Ритейл букселлер». Она становилась похожа на сластену, которая получила работу в магазине сладостей и испортила себе желудок.
Было забавно, как миссис Свэнскаф шла на любые ухищрения, лишь бы не читать книг. Сразу после полудня в библиотеке не было посетителей, они появлялись только вечером. В тот вторник она привела в порядок свой ящик, подсчитала мелочь, поманикюрила ногти левой руки (вечером Фрэнк поманикюрил ей ногти правой руки), вырезала несколько сотен закладок для книг из красной и голубой бумаги, подготовила регистрационные карточки для шести новых книг, которые поступили утром, позвонила миссис Вионовски и сказала ей, что та сможет получить нужную ей книгу, если зайдет сегодня. Когда неотложные дела кончились и она испугалась, что от скуки придется заглянуть в одну из новых книг, принесли дневную газету; это выручило ее еще на целый час.
Она просмотрела газету с первой до последней страницы и прочитала все: передовицу, отчеты об убийствах на третьей странице, рекламу фильмов, спортивную страничку, подписи к юмористическим картинкам, сообщения о местных новостях, светскую хронику, редакционную статью, страничку для женщин, информацию о смертях и разводах, а также разделы, посвященные бизнесу и финансам. Затем перешла к разбитым по тематике объявлениям. Этот раздел газеты ей нравился больше всего, и, понятно, она оставила его напоследок.
В этих рассортированных объявлениях чувствовался настоящий драматизм, гораздо более реальный и интригующий, чем в любой книге, и такой бесконечно разнообразный. Так много бездомных людей ищут жилье. Молодая парочка, которая просто никак не может обойтись без холодильника из-за ребенка. Врачи, специализирующиеся на мужских или женских болезнях. Частные сыщики, которые готовы отправиться куда угодно и найти все, что хотите, за умеренную плату. Но самыми интересными были объявления личного характера, эти сокровенные клочки жизни, которые могут на несколько минут унести вас в мир романтических грез. «Эди, вернись домой. Мама охотно прощает тебя» (что натворил Эди?), «Джек и Сим, сделка остается в силе, если вы свяжетесь со мной до четверга. Чарли». (Ограбление банка? Черный рынок? Разве узнаешь?)
Последнее объявление в этой колонке грубо развеяло отвлеченные грезы госпожи Свэнскаф и заставило лихорадочно забиться ее сердце. Там говорилось: «Брет Тейлор, позвоните: Глэдстоун — 37-416. П.В.»
Это судьба, подумала госпожа Свэнскаф. Вот, я читала эти объявления годами, подглядывала, как живут другие люди, а теперь судьба вернула меня в мой собственный мирок.
Потом привычная будничность ее жизни возобладали, и она подумала, что такого с ней случиться не может: Не может быть, чтобы это был ее Брет; такого просто не бывает. Во всяким случае с ней. Вместе с тем сочетание «Брет Тейлор» встретишь не часто. Она бы не выбрала имя Брет, если бы оно было распространенным. Ну что ж, можно ведь и проверить. Она может позвонить по этому номеру, если отважится.
После некоторых нервных колебаний она набрала трясущимся пальцем нужные цифры.
Женский голос ответил:
— Это квартира мисс Вест.
— Алло, — взволнованно произнесла госпожа Свэнскаф. — Эта вы... это вы поместили объявление в личной колонке? Я хочу сказать...
— Минуточку, пожалуйста, — отозвался женский голос. — Я позову к телефону мисс Вест.
Слуги, подумала госпожа Свэнскаф. Видимо, Брет на дружеской ноге с очень хорошими людьми, если это мой Брет. Но конечно, совершенно невозможно, чтобы...
— Да? — произнесла другая женщина, по голосу моложе, чем первая. — Паула Вест слушает.
Паула Вест, П.В. Пока что все сходится.
— Помещали вы объявление в личной колонке относительно Брета Тейлора?
— Скажите, пожалуйста, с кем я разговариваю? — В голосе звучала осторожность.
Вполне приятный голос, подумала она. Голос дамы.
— Меня зовут Теодора Свэнскаф. — Она нервно хихикнула. — Прежняя фамилия Тейлор. Брет Тейлор — мой сын.
— Вы, видимо, ошибаетесь, госпожа Свэнскаф. Мать Брета давным-давно умерла. Вы, видно, говорите о другом Брете Тейлоре. К тому же я уже виделась с ним. Так что все в порядке.
— Понятно, — уныло произнесла госпожа Свэнскаф. — Ну что ж, очень рада, что вы нашли его. Схожесть имен ввела меня в заблуждение. Простите, что побеспокоила вас...
— Минуточку, — прервала Паула. — Боюсь, что я говорю чересчур резко. Не назовете ли вы мне имя вашего мужа?
— Почему же, назову. Фрэнклин Л. Свэнскаф.
— Нет, я имею в виду первого мужа. Отца вашего сына.
— Джордж, — ответила госпожа Свэнскаф. Молодая женщина разговаривала бесцеремонно, на грани грубости, но, в конце концов, она ведь сама позвонила ей, стало быть, надо потерпеть. — Джордж Уатт Тейлор. Он был профессором философии, — добавила она не без гордости.
— Тогда вы не ошиблись. Так звали его отца. Но я ничего не могу понять. Брет сказал, что его мать умерла.
— Умерла? Конечно, я не видела его двадцать пять лет. Скажите, он сейчас у вас? Не могу ли я с ним поговорить?
— Нет. К сожалению, его здесь нет. Но я бы очень хотела увидеться с вами, приходите ко мне. Я его невеста. Не могли бы вы прийти на чай?
Госпожа Свэнскаф ответила, что прийти может, и Паула объяснила, как найти ее дом. И тогда госпожа Свэнскаф, отбросив всякую осторожность, закрыла библиотеку в этот день раньше обычного. Она не позвонила даже Фрэнку и не сказала ему, что уезжает. Вряд ли отдавая себе в этом отчет, она почувствовала некоторое удовлетворение оттого, что ничего ему не сказала. Пусть он придет в библиотеку и обнаружит, что она ушла, пусть погадает! Она почувствовала себя беззаботной и веселой, как не чувствовала уже много лет.
Паула ждала ее в состоянии неопределенности и страха, как будто ей предстояло встретиться с привидением. Прошлое вдруг оживало в неожиданных формах. Ушедшие годы возвращались, как люди из ссылки, как птицы на старый насест под карнизом. У нее закружилась голова от замешательства и волнения, но в глубине ее сознания скрывалось более глубокое чувство — ужас. Брет сказал ей, что мать умерла, и не после того, как он надломился, а значительно раньше, при их первой встрече. Видимо, он пребывал в этом заблуждении много лет. Его безумие — впервые она позволила себе рассматривать его болезнь как безумие — проявилось уже давно, в их первые совместно проведенные недели. И сколько еще это будет продолжаться? С момента смерти Лоррейн она утешала себя мыслью, что его недомогание временное, результат потрясения, которое пройдет со временем. Но теперь она не была в этом уверена.
Звонок госпожи Свэнскаф выкристаллизовал нараставший в ее сознании страх того, что сумасшествие Брета неизлечимо и, несмотря на все ее усилия, спасти его невозможно. Она страшилась за него и боялась за себя. Два коктейля «Дайкири» и шесть сигарет не смогли притупить ее страха. Она все делала неправильно, принимала неверные решения, и это являлось вернейшей гарантией того, что она и дальше будет поступать так же, вплоть до окончательной катастрофы, в чем бы она ни выразилась. Сознание того, что она заслуживает любого наказания, которое выпадает на ее долю, только усиливало чувство страха. Всякий раз, когда она что-то предпринимала, то допускала ошибку. Всякий раз, когда звонил телефон, она думала, что произошло что-то ужасное. Голова кружилась, как обезумевшая белка в колесе, совершенно не давая ей покоя. Она направилась на кухню поговорить с госпожой Робертс насчет ужина, а на самом деле, чтобы услышать человеческий голос. Домработница спокойно и весело говорила о грудинке, которую ей удалось приобрести, и спрашивала, готовить ли йоркширский пудинг. Но Паула плохо ее слышала.
— Приготовьте, что вам хочется. Кстати, сама я не голодна. Грудинку, наверное, можно и не жарить.
— Но она уже в духовке, — решительно заявила госпожа Робертс. — Если я теперь ее выну, то она засохнет.
— Ну и что? Пусть сохнет!
— Вам надо что-то есть, мисс Вест. Мне не нравится, как вы в последнее время кушаете. Пусть вы и нервничаете, но если регулярно не есть, то становишься еще более нервозным.
— Да, я знаю. Ладно, продолжайте жарить. Между прочим, к чаю ко мне придет знакомая. Не знаю, во сколько точно, но должна скоро прийти. Уверена, что вы знаете, как подготовиться к этому.
— Для чая сейчас несколько поздновато, по-моему.
— Это не важно.
Послеобеденный чай превратился у Паулы в привычку, которую она позаимствовала у английских сценаристов на киностудии. Это был не ритуал, а просто возможность занять себя и свои руки чем-то кроме коктейлей, если в это время не тянет на выпивку.
— Хорошо, мисс Вест.
Паула поскорее ушла от ее дружественного, но критического взгляда и возвратилась в гостиную. Попробовала читать журнал — смехотворная попытка. Не смогла и слушать пластинку. Даже не хотелось смотреть на картину известного итальянского художника, которая висела на стене. На ней изображено дурацкое кукольное лицо. В данный момент ей больше подошли бы работы Эль Греко, но они ей не по карману. Если она выпутается из этой истории целой и невредимой, то можно будет считать, что ей повезло больше, чем она заслуживает. Странно, думала она, некоторое время я пыталась отговорить Брета бороться за справедливость, а теперь сама думаю так же, как он. Но единственная альтернатива справедливости — слепая судьба, что-то такое, чего долго не вытерпишь, если, конечно, ты не влюблен. А ведь она сравнительно недавно считала, что может переломить любую слепую судьбу и перестроить ее себе на потребу. Теперь же судьба (или, может быть, это справедливость?) оказалась сильнее ее желаний. Если в мире нет учреждения по исправлению судеб, то не должно быть и сценаристов. Во всяком случае, среди людей.
Она услышала шум мотора, когда машина миновала перекресток и стала подъезжать к дому. Паула подошла к входной двери раньше, чем женщина вылезла из машины. Желтое такси, которое она приметила, когда выглянула в окно примерно час назад, все еще было припарковано на другой стороне улицы. Ей сначала пришла в голову неспокойная мысль о том, что кто-то следит за ее домом, но она отмахнулась от этого предположения. В такси она никого не увидела, кроме водителя, который спал за рулем. Возможно, решил ухватить пару часиков отдыха после тяжелого дня.
Паула вышла на крыльцо встретить госпожу Свэнскаф, которая не совсем уверенно поднималась по ступенькам. Чем-то она напоминала призрак, а чем-то птицу, смирную птицу, которая опасливо прислушивается. Неуверенный, непрошеный призрак, который ищет дом, чтобы поселиться там, но не уверен, что когда-нибудь его найдет. Но на самом деле так воспринимать ее было неправильно. В женщине было что-то привлекательное, несмотря на ее нервозность, худобу и старомодность одежды. Ей могло быть около пятидесяти — конечно, ей должно быть столько, если это мать Брета, — но на болезненном лице все еще можно было различить черты былой красоты. Паула вглядывалась в это лицо, стараясь отыскать сходство с Бретом, и увидела тот же нос с горбинкой и голубые глаза. В них не было его силы, но эти глаза как бы излучали нежное очарование. Морщинки вокруг рта и глаз показывали, что ей пришлось немало страдать.
Женщина вызвала у Паулы чувство симпатии и жалости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32