.. все они отразились в стекле по обратной
стороне.
Смутный голос отозвался после двенадцатого гудка. "Пэт Ривис не живет
и никогда не жил в Грэхэм-Корте, спокойной ночи".
Мужчина за прилавком подтолкнул ко мне тонкий сандвич и чашку
слабенького кофе, которые благополучно проскользили по гладкой черной
поверхности стойки. Розовые уши бармена напоминали крылья бабочки, все
остальное на нем находилось еще в личиночном состоянии.
- К сожалению, не смог вам помочь, - кисло протянул он. - Вы ищите
контакты? Я знаю один стоящий номер, по которому можно позвонить.
- Запиши его кровью на листе бумаге и... съешь за завтраком.
- А? Кровью? - не понял он.
- С чего ты взял, что секс - самая важная штука в жизни?
Он хмыкнул:
- Назови другую.
- Деньги.
- Бог ты мой, но для чего иного парень лезет из кожи вон, чтобы
достать их? Ответь-ка мне.
- С деньгами он сможет, уйдя от дел, дожить свой век в ламаистском
монастыре в Тибете, - я показал бармену значок специального представителя
(сохранил еще со времен войны) по борьбе, имел отношение к случаю в доках
Педро. - Учти: сводничество может обойтись тебе, по закону, по меньшей
мере в пару лет.
- Бог ты мой! - Лицо бармена изменилось мгновенно: казалось, cама
старость схватила его скрюченными пальцами. - Да я лишь разыгрывал вас, и
не знаю никакого телефона.
Этот скулеж преследовал меня до двери. Ее стук заглушил его.
У меня было прескверное настроение.
Ларедо-лейн затерялась между двумя бульварами. Вдоль улицы тянулись
деревянные, плохо оштукатуренные дома. Уличные фонари, по одному на
квартал, выхватывали из мрака полосы тротуара. Изредка мне попадались и
освещенные окна, за которыми продолжалась послеполуночная жизнь: я
улавливал, когда медленно проезжал мимо, обрывки музыки и смеха, замечал
танцующие пары - и черные, и белые лица, а у некоторых были коречневатые
лица индейцев. В большинстве угловых домов оконные ставни плотно закрыты.
А вот еще: целый квартал пустой, здесь у иных растерзанных домов
фундаменты оголились, был, видно, пожар на весь квартал, отстраивать
бросили почему-то.
Я почувствовал себя одиноким старым котом, которого ведет куда-то
слепая ярость, поиски приключений на свою голову. Нет, надо отбросить эту
дурацкую мысль! Ночные улицы - моя епархия, так было и останется до тех
пор, пока я не скачусь в последнюю канаву.
"ГРЭХЭМ-КОРТ"... Название вырезано на лицевой стороне прямоугольного
металлического ящика, буквы освещались изнутри электрической лампочкой. К
столбу, что поддерживает вывеску, прибита выкрашенная в белую краску
дощечка, на ней неуверенной рукой вывели: "Не сдается внаем", но "не"
закрывает измочаленный непогодой клочок картона.
Я остановил машину, не выключив мотора. Выхлопная труба пустила в
холодный воздух маленькое голубое колечко дыма. "Словно трубка Шерлока
Холмса", - подумал я.
Оглядел место, куда меня занесло. Грэхэм-Корт представлял собой
выстроившиеся в один ряд полусгнившие лачуги, а вдоль ряда - полоски
завялой травки да запущенные дорожки из старого гравия, что вели к
разбитым ступенькам, обозначавшим входы в эти халупы. Иные из них сейчас
испускали свет сквозь щели в криво сколоченных своих стенах. Темное
строение, на котором было написано "Офис", ближе других расположенное к
улице, выглядело совсем заброшенным, - владелец, видно, давно
разочаровался в этом "учреждении".
Я вышел из машины. На мягком ночном ветру покачивались усыпанные
красными цветами ветви эвкалиптов, сбрасывая с себя тоненькие крошечные
лепестки. Без всякой причины я поднял лепесток с тротуара и растер его
между пальцами в красный порошок.
Пока я раздумывал, направиться ли мне к домам или посидеть в машине,
терпеливо ожидая каких-нибудь событий, дверь одного халупного коттеджа
приоткрылась. Оттуда вытекла желтая полоска света, мазнула траву.
Качнулась мужская тень. Потом свет исчез. Я пошел прочь от своей машины,
и, как ожидал, вскоре за спиной услышал быстро приближающиеся шаги.
Я резко свернул на тропинку к какому-то неосвещенному дому, будто
горел страстным желанием попасть именно в это неприветливое здание. Мою
тень поглащала тень от кустов, и я понимал, что спешивший за мной человек
не мог различить больше, чем только мой силуэт. К тому же за домом сбоку
стояла машина, и я зашел за нее.
Шаги на тротуаре простучали мимо меня.
На углу квартала мужчина пересек освещенное пространство. Это был
Ривис, вышагивавший с озабоченным видом, подняв подбородок и развернув
плечи, - таким он в какой-нибудь бурлящий полдень завлекал девушек. Я
кинулся назад, к машине, как только увидел, что он переходит перекресток у
соседнего квартала, быстро выключил фары, запер дверцы и тогда со
спокойной душой начал пешее преследование.
У меня не было иного выбора. Он знал мою машину.
Я шел за ним, держа дистанцию примерно в квартал, используя любое
попадавшееся по пути укрытие: деревья, заборы, автомобили. Ривис ни разу
не обернулся; он шел как человек, у которого совесть либо абсолютно чиста,
либо полностью отсутствует. Вскоре он свернул налево. Я пересек бульвар и
сократил дистанцию между нами. На Ривисе был щегольской костюм, где
боролись черный и рыжевато-коричневый цвета; через разделявший нас широкий
и пустынный проспект я даже мог расслышать, как он потрескивает в
движении, этот его новый костюм.
Ривис направился к стоянке такси, вдоль обочины бульвара стояло
несколько машин. Я думал, что он возьмет одну из них, и сам собирался уже
сесть в другую, чтобы ехать следом. Но он вдруг, не дойдя до машин, уселся
на скамейку автобусной остановки, закинул ногу на ногу, закурил сигарету.
Я остановился в тени углового здания. Слева от меня мерцал красными огнями
высоко на фоне неба отель, распространяя вокруг себя свет, вроде того, что
вы видите сквозь закрытые веки, если повернете лицо к солнцу. Тем не менее
я не терял Ривиса из виду.
Между нами неторопливо проехал запоздалый автомобиль. За ним внезапно
вылетела из мглы длинная черная машина и остановилась у бульварного
красного ограждения, там, где сидел Ривис. Тот встал, выбросил сигарету.
Мужчина в темно-серой ливрее открыл перед ним заднюю дверцу. Я уже почти
пересек улицу, когда лимузин сорвался с места. Я распахнул дверцу первого
же такси.
- Вперед, за ним, не отставая!
- За двойную плату? - поинтересовался шофер сквозь нарастающее
рычание мотора.
- Будь спокоен. И еще сверх, коли разглядишь их номер.
Меня отбросило к спинке сиденья (не меньше пятидесяти миль в час,
сообразил я). Мы быстро вынеслись из пустынной части бульвара туда, где
шло уже множество машин. Пришлось лавировать.
- Не приближайся к ним слишком быстро. Когда увидишь номер, немного
отпусти.
Таксист сбавил cкорость, но расстояние между автомобилями все равно
сокращалось.
- 23П708. Ты хочешь сесть парню на хвост? А в чем дело?
- Играю в одну игру.
- Ну ладно. Можешь темнить. Но я только задал естественный вопрос,
разве не так?
- Я не темню. Я пока сам не знаю ответа.
Записал номер лимузина на внутренней стороне спичечного коробка,
опустил коробок в карман.
К моему удивлению, черный автомобиль вскоре остановился у края пешей
дорожки, высадил Ривиса и исчез. Ривис прошествовал через тротуар, нырнул
под вывеску, которая извещала, что тут "Хант-Клаб". Обитая кожей дверь
захлопнулась.
- Я тоже выйду здесь, - сказал я таксисту. - Припаркуйся как можно
ближе и подожди меня.
Он оторвался от руля, приподнялся, щелкнул пальцами.
- Покажи-ка мне сначала зелененькую бумажку.
Я протянул пятерку.
Он посмотрел на счетчик, обернулся ко мне, поизучал меня с полминуты,
глядя поверх спинки своего сиденья. У него было лицо сицилийца, черные
глаза, как бы заостренный, с горбинкой нос.
- Что, игра серьезная?
Я сказал ему:
- Я частный полицейский. Никаких неприятностей не будет.
Я надеялся, что не будет.
И тоже вошел в великосветский "Хант-Клаб".
"Хант-Клаб" Денниса был мрачным, прохладным и переполненным
заведением.
Зал клуба - полированное дерево, благородные медные и бронзовые
завитушки. На фотографиях, вытянувшихся в линию по одной из обшитых
панелями стен, запечатлелись портреты выдающихся, или тех, кто когда-то
считался выдающимися, деятелей.
Было около двух часов ночи. Перед сигналом к тушению огней тут бывал
настоящий час пик. Я не без труда отыскал за стойкой свободное местечко,
которое и занял с завидной быстротой.
Где тут мой преследуемый?
Черно-коричневый костюм вызывающе поскрипывал в самом центре зала.
Ривис сидел ко мне спиной, за его столиком были еще двое - женщина и
мужчина. Мужчина наклонил голову к Ривису, слушал. Синий смокинг обтягивал
его массивный торс. Рыхлое жующее лицо, вырастающая из мягкого белого
воротничка широкая шея поддерживала огромную голову, почти гладкую и
по-младенчески розовокожую.
Он слушал внимательно; в полуприкрытых глазах-щелках просвечивал ум.
Чего нельзя было сказать о молодой женщине с пепельными волосами и в
платье из белого плиссированного шифона. Нарядная! Однако красота самой
хозяйки затмевала великолепие платья. Она отрешенно склонилась над
столиком, коротко стриженные волосы обрамляли ее лицо строго и сдержанно,
будто монашеский плат. У нее были удивительно правильные черты лица.
Вдруг она поднялась и направилась к бару. В зале к ней оборачивались
- и не только мужчины. Она присела на стул около стойки рядом со мной, и
ей тут же, раньше, чем мне, подвинули бокал. Бармен назвал ее: "Миссис
Килборн". Рука его сделала приглашающе-ласковое движение, легкое, как бы
поправляя отсутствующую у него челку, но мной замеченное. Ее тут знали.
Знали, что она любит: в бокале плескался крепкий бурбон.
Наконец и мне бармен принес то, что я заказал: портер, пенившийся в
медной кружке.
- Вы последний, кого я обслуживаю, сэр.
- Хорошо.
Я взглянул на женщину. Чистый, спасительный кислород! Но поглубже
вдохните его, и у вас возникнет сладкое головокружение. И даже опасное.
Меланхоличный взгляд из-под густых ресниц, слегка, совсем слегка впалые
щеки, кожа и фигура, как говорится, экстра-класса.
Ее пальцы расстегнули ридикюль из золотистой материи, украшенный
мелкими бриллиантами.
- Ах, чтоб тебе пусто было. - Ее голос звучал ровно и тихо.
- Что-нибудь случилось? - я произнес эти слова, не тешась надеждой
обратить на себя внимание.
Миссис Килборн не обернулась, не посмотрела на меня. Я подумал, что
мне дали от ворот поворот, и не стал особенно настаивать на ином варианте.
Но тут она сказала, все тем же ровным, тихим голосом:
- Ночь за ночью, ночь за ночью, и так без конца. Если бы у меня было,
чем заплатить за такси, я бы ушла от него.
- Буду рад помочь.
Теперь она повернулась ко мне. Ах как мне захотелось быть сейчас
помоложе и покрасивее и чтоб в моем кармане гремела бы мелочь, по крайней
мере миллион!
- Кто вы?
- Ваш неизвестный поклонник. Уже пять последних минут. За них
ручаюсь.
- Благодарю вас, неизвестный поклонник, - она улыбнулась, подняв
брови, и ее улыбка разила, как стрела. - Вы уверены, что я имею честь
разговаривать не с отцом пятерых детей?
- Общественное мнение, старые предрассудки... В моем распоряжении
целая эскадра такси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
стороне.
Смутный голос отозвался после двенадцатого гудка. "Пэт Ривис не живет
и никогда не жил в Грэхэм-Корте, спокойной ночи".
Мужчина за прилавком подтолкнул ко мне тонкий сандвич и чашку
слабенького кофе, которые благополучно проскользили по гладкой черной
поверхности стойки. Розовые уши бармена напоминали крылья бабочки, все
остальное на нем находилось еще в личиночном состоянии.
- К сожалению, не смог вам помочь, - кисло протянул он. - Вы ищите
контакты? Я знаю один стоящий номер, по которому можно позвонить.
- Запиши его кровью на листе бумаге и... съешь за завтраком.
- А? Кровью? - не понял он.
- С чего ты взял, что секс - самая важная штука в жизни?
Он хмыкнул:
- Назови другую.
- Деньги.
- Бог ты мой, но для чего иного парень лезет из кожи вон, чтобы
достать их? Ответь-ка мне.
- С деньгами он сможет, уйдя от дел, дожить свой век в ламаистском
монастыре в Тибете, - я показал бармену значок специального представителя
(сохранил еще со времен войны) по борьбе, имел отношение к случаю в доках
Педро. - Учти: сводничество может обойтись тебе, по закону, по меньшей
мере в пару лет.
- Бог ты мой! - Лицо бармена изменилось мгновенно: казалось, cама
старость схватила его скрюченными пальцами. - Да я лишь разыгрывал вас, и
не знаю никакого телефона.
Этот скулеж преследовал меня до двери. Ее стук заглушил его.
У меня было прескверное настроение.
Ларедо-лейн затерялась между двумя бульварами. Вдоль улицы тянулись
деревянные, плохо оштукатуренные дома. Уличные фонари, по одному на
квартал, выхватывали из мрака полосы тротуара. Изредка мне попадались и
освещенные окна, за которыми продолжалась послеполуночная жизнь: я
улавливал, когда медленно проезжал мимо, обрывки музыки и смеха, замечал
танцующие пары - и черные, и белые лица, а у некоторых были коречневатые
лица индейцев. В большинстве угловых домов оконные ставни плотно закрыты.
А вот еще: целый квартал пустой, здесь у иных растерзанных домов
фундаменты оголились, был, видно, пожар на весь квартал, отстраивать
бросили почему-то.
Я почувствовал себя одиноким старым котом, которого ведет куда-то
слепая ярость, поиски приключений на свою голову. Нет, надо отбросить эту
дурацкую мысль! Ночные улицы - моя епархия, так было и останется до тех
пор, пока я не скачусь в последнюю канаву.
"ГРЭХЭМ-КОРТ"... Название вырезано на лицевой стороне прямоугольного
металлического ящика, буквы освещались изнутри электрической лампочкой. К
столбу, что поддерживает вывеску, прибита выкрашенная в белую краску
дощечка, на ней неуверенной рукой вывели: "Не сдается внаем", но "не"
закрывает измочаленный непогодой клочок картона.
Я остановил машину, не выключив мотора. Выхлопная труба пустила в
холодный воздух маленькое голубое колечко дыма. "Словно трубка Шерлока
Холмса", - подумал я.
Оглядел место, куда меня занесло. Грэхэм-Корт представлял собой
выстроившиеся в один ряд полусгнившие лачуги, а вдоль ряда - полоски
завялой травки да запущенные дорожки из старого гравия, что вели к
разбитым ступенькам, обозначавшим входы в эти халупы. Иные из них сейчас
испускали свет сквозь щели в криво сколоченных своих стенах. Темное
строение, на котором было написано "Офис", ближе других расположенное к
улице, выглядело совсем заброшенным, - владелец, видно, давно
разочаровался в этом "учреждении".
Я вышел из машины. На мягком ночном ветру покачивались усыпанные
красными цветами ветви эвкалиптов, сбрасывая с себя тоненькие крошечные
лепестки. Без всякой причины я поднял лепесток с тротуара и растер его
между пальцами в красный порошок.
Пока я раздумывал, направиться ли мне к домам или посидеть в машине,
терпеливо ожидая каких-нибудь событий, дверь одного халупного коттеджа
приоткрылась. Оттуда вытекла желтая полоска света, мазнула траву.
Качнулась мужская тень. Потом свет исчез. Я пошел прочь от своей машины,
и, как ожидал, вскоре за спиной услышал быстро приближающиеся шаги.
Я резко свернул на тропинку к какому-то неосвещенному дому, будто
горел страстным желанием попасть именно в это неприветливое здание. Мою
тень поглащала тень от кустов, и я понимал, что спешивший за мной человек
не мог различить больше, чем только мой силуэт. К тому же за домом сбоку
стояла машина, и я зашел за нее.
Шаги на тротуаре простучали мимо меня.
На углу квартала мужчина пересек освещенное пространство. Это был
Ривис, вышагивавший с озабоченным видом, подняв подбородок и развернув
плечи, - таким он в какой-нибудь бурлящий полдень завлекал девушек. Я
кинулся назад, к машине, как только увидел, что он переходит перекресток у
соседнего квартала, быстро выключил фары, запер дверцы и тогда со
спокойной душой начал пешее преследование.
У меня не было иного выбора. Он знал мою машину.
Я шел за ним, держа дистанцию примерно в квартал, используя любое
попадавшееся по пути укрытие: деревья, заборы, автомобили. Ривис ни разу
не обернулся; он шел как человек, у которого совесть либо абсолютно чиста,
либо полностью отсутствует. Вскоре он свернул налево. Я пересек бульвар и
сократил дистанцию между нами. На Ривисе был щегольской костюм, где
боролись черный и рыжевато-коричневый цвета; через разделявший нас широкий
и пустынный проспект я даже мог расслышать, как он потрескивает в
движении, этот его новый костюм.
Ривис направился к стоянке такси, вдоль обочины бульвара стояло
несколько машин. Я думал, что он возьмет одну из них, и сам собирался уже
сесть в другую, чтобы ехать следом. Но он вдруг, не дойдя до машин, уселся
на скамейку автобусной остановки, закинул ногу на ногу, закурил сигарету.
Я остановился в тени углового здания. Слева от меня мерцал красными огнями
высоко на фоне неба отель, распространяя вокруг себя свет, вроде того, что
вы видите сквозь закрытые веки, если повернете лицо к солнцу. Тем не менее
я не терял Ривиса из виду.
Между нами неторопливо проехал запоздалый автомобиль. За ним внезапно
вылетела из мглы длинная черная машина и остановилась у бульварного
красного ограждения, там, где сидел Ривис. Тот встал, выбросил сигарету.
Мужчина в темно-серой ливрее открыл перед ним заднюю дверцу. Я уже почти
пересек улицу, когда лимузин сорвался с места. Я распахнул дверцу первого
же такси.
- Вперед, за ним, не отставая!
- За двойную плату? - поинтересовался шофер сквозь нарастающее
рычание мотора.
- Будь спокоен. И еще сверх, коли разглядишь их номер.
Меня отбросило к спинке сиденья (не меньше пятидесяти миль в час,
сообразил я). Мы быстро вынеслись из пустынной части бульвара туда, где
шло уже множество машин. Пришлось лавировать.
- Не приближайся к ним слишком быстро. Когда увидишь номер, немного
отпусти.
Таксист сбавил cкорость, но расстояние между автомобилями все равно
сокращалось.
- 23П708. Ты хочешь сесть парню на хвост? А в чем дело?
- Играю в одну игру.
- Ну ладно. Можешь темнить. Но я только задал естественный вопрос,
разве не так?
- Я не темню. Я пока сам не знаю ответа.
Записал номер лимузина на внутренней стороне спичечного коробка,
опустил коробок в карман.
К моему удивлению, черный автомобиль вскоре остановился у края пешей
дорожки, высадил Ривиса и исчез. Ривис прошествовал через тротуар, нырнул
под вывеску, которая извещала, что тут "Хант-Клаб". Обитая кожей дверь
захлопнулась.
- Я тоже выйду здесь, - сказал я таксисту. - Припаркуйся как можно
ближе и подожди меня.
Он оторвался от руля, приподнялся, щелкнул пальцами.
- Покажи-ка мне сначала зелененькую бумажку.
Я протянул пятерку.
Он посмотрел на счетчик, обернулся ко мне, поизучал меня с полминуты,
глядя поверх спинки своего сиденья. У него было лицо сицилийца, черные
глаза, как бы заостренный, с горбинкой нос.
- Что, игра серьезная?
Я сказал ему:
- Я частный полицейский. Никаких неприятностей не будет.
Я надеялся, что не будет.
И тоже вошел в великосветский "Хант-Клаб".
"Хант-Клаб" Денниса был мрачным, прохладным и переполненным
заведением.
Зал клуба - полированное дерево, благородные медные и бронзовые
завитушки. На фотографиях, вытянувшихся в линию по одной из обшитых
панелями стен, запечатлелись портреты выдающихся, или тех, кто когда-то
считался выдающимися, деятелей.
Было около двух часов ночи. Перед сигналом к тушению огней тут бывал
настоящий час пик. Я не без труда отыскал за стойкой свободное местечко,
которое и занял с завидной быстротой.
Где тут мой преследуемый?
Черно-коричневый костюм вызывающе поскрипывал в самом центре зала.
Ривис сидел ко мне спиной, за его столиком были еще двое - женщина и
мужчина. Мужчина наклонил голову к Ривису, слушал. Синий смокинг обтягивал
его массивный торс. Рыхлое жующее лицо, вырастающая из мягкого белого
воротничка широкая шея поддерживала огромную голову, почти гладкую и
по-младенчески розовокожую.
Он слушал внимательно; в полуприкрытых глазах-щелках просвечивал ум.
Чего нельзя было сказать о молодой женщине с пепельными волосами и в
платье из белого плиссированного шифона. Нарядная! Однако красота самой
хозяйки затмевала великолепие платья. Она отрешенно склонилась над
столиком, коротко стриженные волосы обрамляли ее лицо строго и сдержанно,
будто монашеский плат. У нее были удивительно правильные черты лица.
Вдруг она поднялась и направилась к бару. В зале к ней оборачивались
- и не только мужчины. Она присела на стул около стойки рядом со мной, и
ей тут же, раньше, чем мне, подвинули бокал. Бармен назвал ее: "Миссис
Килборн". Рука его сделала приглашающе-ласковое движение, легкое, как бы
поправляя отсутствующую у него челку, но мной замеченное. Ее тут знали.
Знали, что она любит: в бокале плескался крепкий бурбон.
Наконец и мне бармен принес то, что я заказал: портер, пенившийся в
медной кружке.
- Вы последний, кого я обслуживаю, сэр.
- Хорошо.
Я взглянул на женщину. Чистый, спасительный кислород! Но поглубже
вдохните его, и у вас возникнет сладкое головокружение. И даже опасное.
Меланхоличный взгляд из-под густых ресниц, слегка, совсем слегка впалые
щеки, кожа и фигура, как говорится, экстра-класса.
Ее пальцы расстегнули ридикюль из золотистой материи, украшенный
мелкими бриллиантами.
- Ах, чтоб тебе пусто было. - Ее голос звучал ровно и тихо.
- Что-нибудь случилось? - я произнес эти слова, не тешась надеждой
обратить на себя внимание.
Миссис Килборн не обернулась, не посмотрела на меня. Я подумал, что
мне дали от ворот поворот, и не стал особенно настаивать на ином варианте.
Но тут она сказала, все тем же ровным, тихим голосом:
- Ночь за ночью, ночь за ночью, и так без конца. Если бы у меня было,
чем заплатить за такси, я бы ушла от него.
- Буду рад помочь.
Теперь она повернулась ко мне. Ах как мне захотелось быть сейчас
помоложе и покрасивее и чтоб в моем кармане гремела бы мелочь, по крайней
мере миллион!
- Кто вы?
- Ваш неизвестный поклонник. Уже пять последних минут. За них
ручаюсь.
- Благодарю вас, неизвестный поклонник, - она улыбнулась, подняв
брови, и ее улыбка разила, как стрела. - Вы уверены, что я имею честь
разговаривать не с отцом пятерых детей?
- Общественное мнение, старые предрассудки... В моем распоряжении
целая эскадра такси.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35