– А вы не думаете, что русские изобретали эти сферы, чтобы воздействовать на собственный народ. Вы сказали, они ставили опыты на заключенных еще до 1958 года. Цветного телевещания тогда не было в помине.
– Но были уже его опытные модели – русские добыли их. Они сажали заключенных перед цветным телевизором и регистрировали их мозговые волны после воздействия частот. – Роджер в нетерпении встал на ноги.
– Ага. Но позвольте спросить: я думал, никотин и протеиновая диета помогают выводить цветные вспышки из организма. Зачем еще сферы?
– ТВЧ. Телевидение высокой четкости, «новая волна» технологии. Цветовая вспышка более насыщенная, более интенсивная и в итоге – более разрушительная. Они переходят на новый уровень. На сегодня они довольствуются подсознательным господством. А ТВЧ подавит самостоятельное мышление окончательно, полностью. Гарт, вы должны отдать нам белку. Мы рассчитываем скоро испытать сферы во время ТВЧ-телетрансляции в прайм-тайм, и чтобы произвести верный тон, нам нужна последняя сфера. Блокировать цветную вспышку.
– А как вы передадите сигнал?
Роджер Элк вздохнул, пошел к выходу и стукнул в дверь.
– Давай, Мортимер. – Повернулся ко мне и подтянул свой галстук-шнурок. На губах промелькнула усмешка. – Я могу вам сказать, но, э-э, тогда нам придется вас убить.
Мистер Амбал показался в дверях и нехорошо прищурился на меня. И только что не зарычал. Адвокат махнул мне в сторону выхода:
– Мортимер, мистер Карсон не прочь проехаться.
Я вышел за порог, и Мистер Амбал, он же Мортимер, поймал меня за воротник и крепко ткнул в бок чем-то твердым, по ощущению (довольно болезненному) – стволом. Мне хотелось оставить Мортимеру преимущество неуверенности, и я не удосужился подтвердить тычок ни словом, ни знаком.
Мы прошли через обшитые панелями коридоры и затопали по лестнице в гараж. У меня уже не было сил относиться ко всему этому благоразумно. В общем, мне до чертиков надоело, что меня пихают и толкают, и я устал бояться. Возмущение росло и подымало во мне волну ненависти к этим идиотам, которые носятся со своим мировым заговором, за все, что они со мной вытворяют. И не дай им бог хоть пальцем тронуть Энджи.
Моя вера в добрые намерения Букермана приближалась к нулю. Может, я чего-то не понимаю, но парень, который так походя приказывает утопить человека в грязи или содержит шайку головорезов, не получит от меня нимба филантропа. Скорее наоборот.
Мы сели в «линкольн», и Роджер Элк открыл лифт. Я старался держать себя в руках. Главное – выбраться из здания. Только так я смогу вырваться – ни в коем случае не хотелось бы мне вновь пережить разочарование, какое я ощутил, когда шмякнулся об те стеклянные двери. Но теперь мне придется еще потягаться с Мортимером.
Против дуэта Бинга и боулера у меня было гораздо больше шансов.
Как и раньше, тот, что с пистолетом, сел позади, а Роджер Элк, открыв нам лифт и подняв машину наверх, сел рядом со мной. Когда раскрылись ворота гаража, я увидел, что на улице темно.
– Сейчас тот же день, в который меня сюда привезли, или нет? Который час?
– Тот же день, восемь часов. Итак, где наша белочка?
Вообще-то я подумывал отдать Пискуна и потом сообщить обо всем полиции, но такую возможность похерила парочка обстоятельств. Во-первых, я не хотел тащить их к себе домой и подвергать опасности Энджи. И во-вторых, если не можешь доверять собственному адвокату, стоит ли доверять полиции? Где начинается и где кончается этот культ/заговор? В-третьих, когда все сферы будут у них, они вряд ли возьмут и отпустят меня. В-четвертых, если в дикой истории Элка была хоть капля истины, то я вручу ему потенциальное оружие массового уничтожения общества. Элк только что спросил меня, на что я готов пойти, чтобы предотвратить такой поворот, и теперь я задавал себе тот же самый вопрос.
Нужно было придумать место, удобное для побега. Может, стоило попробовать привести их к Николасу – он такой человек, который мог бы выручить меня из этой беды. Но что, если его нет дома? Кроме того, нужно такое место, где много возможностей для бегства, что для меня значило – место, напичканное людьми и дверями, но при том такое, куда я мог бы увезти Пискуна на хранение. Или попросить Отто сделать это…
Маленький дьявол в последнее время стал необыкновенно полезен.
– Вокзал Гранд-Сентрал.
– И где?
– Парень, который работает на меня, сидит там по вторникам вечером в киоске с хот-догами. Он был у меня утром, когда пришел Слоун. Я замотал белку в пакет и велел ему увезти ее в безопасное место. Если нам чуточку повезет, мы застанем его там, прежде чем он свернется.
Роджер Элк поглядел на меня секунду и сказал:
– Поехали.
Вынул мобильник и набрал номер.
– Это я, Роджер Элк. Пошли кого-нибудь из парней на Гранд-Сентрал… Да, эти подойдут. Пусть ждут нас у входа на 42-й улице. Нельзя, чтобы наша птичка упорхнула из клетки.
Глава 22
«Народу – как на вокзале Гранд-Сентрал» – устаревшее сравнение. После ремонта здания и переименования его в 1988 году надо говорить: «Народу, как на терминале Гранд-Сентрал». В этом затасканном выражении поминается Главный терминал – высокий облицованный камнем зал, от вида которого у Микеланджело открылся бы фресочный зуд. У подножия утесистых стен по двум сторонам тянется аккуратный ряд старорежимных касс и выходов к поездам, а по всем четырем стенам открываются широкие сводчатые тоннели. В середине – справочный киоск с окошками на все стороны, массивными позолоченными часами с четырьмя циферблатами на крыше – чтобы ты всегда видел, на сколько опоздал. Каждый день пригородные пассажиры гордо несут через Главный терминал свою манхэттенскую продвинутость – поток целеустремленных векторов с брифкейсами, который только за счет силы воли и стальных нервов никогда не сталкивается ни сам с собой, ни даже с путающимися под ногами туристами.
Большую часть станции теперь занимают переходы, которые ведут от Главного терминала к метро, магазинам, платформам и на улицу. Наложенные друг на друга матрицы низких сводчатых и нередко покатых тоннелей придают внутреннему устройству станции вид пересохшей парижской канализации.
Я подумал, что киоск Отто скорее всего находится в одной из ниш, где аренда не так велика и много народу. Но где именно, я не знал, и у вокзального подъезда на 42-й улице объяснил похитителям свою неуверенность.
Роджер Элк сощурился и жестом велел мне выходить из машины – в объятия принимающей делегации, состоявшей из четверых высоких худых джентльменов с бобриками. На них были смокинги, у некоторых – клетчатые, и я заметил по крайней мере одного в кушаке. Пахло от них лавровишневой водой. Ясное дело, Николасовы мумии распеленались.
«Четверка парней» отрядила за руль чувака с локоном на лбу и в шляпе-пирожке. Поблизости я засек копа – он двигался к нам, не иначе, возмущенный «линкольном» на автобусной остановке.
– Езжай к выходу Вандербильта. Жди нас там, – сказал чуваку Роджер Элк. Пирожок, газанув, укатил под эстакаду. Коп остановился, и на него тут же напали заблудившиеся туристы. Он так и не дошел до нас, не дал мне проверить выдержку. У копа за спиной моя охрана провела меня в здание.
Роджер Элк впереди всех шагал к Главному терминалу и прямо к справочному киоску. Банда мумий с Мортимером во главе без труда расклинивала толпу. Час пик уже миновал, но народ еще толкался.
Отстояв двадцать секунд в короткой очереди, Роджер Элк изложил свой вопрос.
– Где тут продают горячие сосиски? – проговорил он в окошко.
Женщина в справочном рассеянно жевала резинку. У нее на жилетке вяло болтался большой бэдж с именем «Хейди Моос».
– Наверное, там, где есть булочки, милашка. Ха! – Роджер Элк сурово поглядел на нее, и Хейди вдруг увяла. – Да не переживайте так! Господи! Около выхода Вандербильта стоит тележка. – Она показала карандашом через плечо.
Роджер Элк махнул нам, и я нащупал в кармане карточку «Дадко™». Времени уже не оставалась, и если я быстро не найду случая сбежать, у меня его не будет больше никогда. Едва мы подойдем к тележке с хот-догами и Роджер Элк спросит про белочку, Отто растеряется или, того хуже, не врубится, и тогда я поеду обратно заниматься подводным плаванием в грязи.
Мы пересекли терминал, и я начал отставать, чтобы оказаться в хвосте нашего клина, и оглядываться на мумию, которую я оглушу первой. Я задумал выйти из клина через заднюю дверь, чтобы передним пришлось обруливать свалившегося товарища, которого я шарахну из «Дадко™».
Пока мы шли по переходу, мумия подталкивала меня вперед, очевидно, заметив, что я норовлю отстать. Впереди через головы толпы я уже разглядел красно-белую вывеску «Короля сосисок».
Толпа расступилась, и сердце у меня оборвалось при виде сосисочной тележки, полосатой куртки и красной фески продавца. Он стоял к нам спиной – протирал тряпкой гриль.
Роджер Элк постучал по прилавку; в ушах у меня звенело от страха – я медленно тянул из кармана карточку «Дадко».
Продавец обернулся, и Отто оказался не Отто. Отто был Николасом и подмигивал мне из-под черной кисточки на феске. Я так старался не выказать удивления, что, наверное, было слышно, как мои пальцы захрустели в туфлях цвета бычьей крови.
– По горяченькой, парни? – Николас облокотился о прилавок. – Так, поглядим… Шесть?
– Отто? – спросил Роджер Элк Николаса, с полузажившими побоями все-таки похожего на дядю Фестера.
– Эй, – начала одна из мумий.
– Что за… – добавила вторая.
– Это тот парень… – недовольно вступила третья.
Я почувствовал, как моя правая рука проводит картой между пальцами левой.
– Раз…
Николас вытаращился на стриженую компанию, понимая, что его подставили. Его рука метнулась в сторону Роджера Элка; я увидел вспышку и почувствовал, как от статики затрещали мои пломбы. Николас оглушил адвоката из шокера, спрятанного в тряпке.
– Два…
В пломбах у меня снова зажужжало, и справа я услышал, как Мортимер сказал:
– ВУУФ! – когда из него вышибли дух.
– «Пизьдьетс»! – произнес Отто где-то у меня за спиной. Обернуться я не успел, потому что заметил Энджи, которая, выскочив из толпы пешеходов, ткнула свернутой газетой в бок сначала одну, затем другую мумию. Взвизгнув, те повалились на пол – окостенелые, глаза в кучу. Со стороны Отто я услышал еще один щелчок. Я крутанулся волчком и ткнул картой последнюю из мумий, которая еще стояла на ногах, кривя детское лицо в досадливой гримасе.
– Три.
Карта пыхнула голубым. Ничего не произошло.
Громила одной рукой сгреб меня за грудки, а второй полез за пушкой. Я посмотрел на карту, мерцавшую голубым у меня в руке, и ткнул ее в клетчатый живот.
Рука на моем лацкане судорожно разжалась – бесшумная голубая вспышка толкнула мумию в бегущую толпу и навзничь швырнула на пол.
– Пошли!
Николас подхватил меня под руку, проталкиваясь через сгусток зевак. В десяти ярдах впереди Энджи и Отто уже спешили к выходу на Вандербильт-авеню.
Свобода – и «линкольн» у бровки. Я распахнул пассажирскую дверцу. Пирожок оглянулся, высматривая приятелей.
– Эй, что за дела? Где…
Николас прыгнул на заднее сиденье и приставил оружие к шее Пирожка.
– Полегче, красавец, а то прихлопну, как майского жука.
Замыкали шествие китайского цирка Энджи и Отто. Не успев захлопнуть двери, мы покатили прочь: Пирожок – надув губы, остальные – шумно дыша.
– Налево по 42-й – выдохнул я.
– Там запрещено, – возразил Пирожок.
– Давай-давай. – Николас ткнул его шокером, потом нахлобучил на Энджи свою феску. – А потом направо на Вторую.
– Йа-хуу! – Энджи с Отто ударили в ладони.
– Но конечно! – прогудел гном.
Я глянул настороженным глазом в зеркало на моих друзей, улыбавшихся друг другу на заднем сиденье.
– Что вы все делали здесь? Как вы, черт возьми…
Николас выдернул ручку из моего кармана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32