А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Я не мог бы высказать словами, что за мелодию тогда затренькали струны моего сердца, нет. Что-то о том, как люди меняются, и остаются всегда такими же, а то и это равно нужно, чтобы снискать прощение.
В стекло водительской двери застучал ручкой фонарика полицейский – не иначе, поинтересоваться, почему мы загораживаем проезд. Я выпустил ворот потного и задыхающегося Букермана, и его голова опустилась на спинку сиденья. Для кукольника пошел последний отсчет. У моего окна возник силуэт второго копа, и я спустил стекло.
– Что за… – Голос безликого копа напрягся – полисмен пытался врубиться в сцену на переднем сиденье. Луч фонарика задержался на змее. – Сэр, я должен просить вас…
– Этого человека надо в больницу.
Я поморгал в полицейский фонарик и широко улыбнулся.
Глава 32
Нет, меня не забрали в полицию.
Николас влетел в двери приемного покоя с торбой за плечом, за ним по пятам – Энджи и Отто. Но Энджи, едва завидев меня, рванула вперед, добежала первой и своим горячим объятием уронила обратно на кушетку.
– Эй! – возмутился я.
– Что случилось? – Она начала осматривать меня, выискивая раны и превращая мою прическу в бетховенские кудри. – Ты цел? Что…
– Боже, Гарт! – Николас – он быстро смекает – понял, что со мной все путем. – Когда ты сказал, что в больнице, я всполошился! Отыскал Энджи в фойе, и Отто доставил нас сюда, нарушив все мыслимые правила – и русские, и американские.
– Если бы ты дал мне объяснить, – простонал я. – Но ты повесил трубку.
Николас помахал мне маленьким мобильным телефоном:
– Это называется потеря сети, нет сигнала.
– Так в чем дело?
– Что надела? – вставил слово и Отто.
Я встал и застенчиво улыбнулся Энджи.
– У меня кое-что есть для тебя, Николас.
– У тебя есть кое-что для меня? – У него загорелись глаза, и лицо засветилось улыбкой, будто он законтачил третий рельс. – Это у меня для тебя кое-что есть. – Иллюминация его лица местами поугасла от смущения, а может, и подозрительности. – У тебя для меня кое-что есть? Здесь? – Он рассеянно протянул мне торбу. – Не томография?
– Пойдем.
Мы подошли к дверям реанимации и за стеклом увидели врачей, склонившихся над жертвой змеиного укуса.
– Видишь того парня?
– Какого? Того, что…
– Старика с седым хвостом.
– Ну?
– Букерман. – Я приобнял Энджи.
– М-м?
– Это Букерман. Он прикидывался адвокатом.
– Боже мой! – Энджи ткнула меня в ребра. – Роджер Элк! Он и есть Букерман! И все это время… Он был там в Нью-Джерси, и везде. Он был тут все это время.
Я понял, что она грызет себя за то, что не вычислила его.
– Роджер Элк? – Николас повел глазами и задумался. – Элк? По-русски Букермана звали Лось.
– Лось? Э? Как ты ска?… – Отто приставил к голове ладонь с растопыренными пальцами.
Николас потрепал Отто по щеке:
– В переводе на английский – Элк. А как он оказался здесь? Как ты его…
– Это тебе знать уже необязательно. К тому же Энджи станет дурно. В общем, я его сюда доставил – немного не в форме, но он очухается.
Как в любой хорошей больнице, тут держали наготове немного сыворотки от Micrurus fulvlus . В любом случае, змеиные укусы редко бывают смертельными.
– Штука в том, что если бы он сразу попал в руки Мортимера, ты никогда бы не увидел гонорара от своих страховщиков. Я думаю, у тебя сейчас будет несколько часов, чтобы составить необходимые бумаги, может, сделать фотографии.
Николас тупо взглянул на меня. Упало молчание. Совершенно безучастно он повернулся и быстро вышел за дверь.
Я двинулся было следом, но Энджи поймала меня за ремень:
– Пусть идет, – сказала она.
Отто снял шапку и глубокомысленно покивал:
– Я дума, мож, Николай, он чувства слишком многие.
В полной растерянности я плюхнулся на кушетку. Расстроился ли он? Рассердился? Или растроган? Я чувствовал себя так, будто это меня укусила змея. Энджи села рядом со мной.
Отто двинулся к выходу с сигаретой в зубах, тихонько напевая строки Мясного Хлебца:
– И вырвьемся из зада, как гадский нетопырь…
Энджи обвила меня рукой:
– Что в сумке?
Я понял, что она уже знает ответ.
– А? О…
Я и забыл, что у меня в руках торба. Вдвоем мы туда заглянули, потом вытряхнули содержимое на пол.
Из сумки вывалились Пискун, Вой и Боягуз – швы на затылках распороты, часть набивки вывалилась, но ничего непоправимого. Придурочная троица радостно пялилась в дырчатый звукоизолирующий потолок.
Энджи стиснула мой локоть:
– Он вернулся в «Савой» и сумел их забрать, несмотря на всю полицию! – восхищенно сказала она.
Я почувствовал, что нёбо у меня занемело, глазам стало горячо, а зрение затуманилось.
– Черт побери! – Вот какова была единственная моя мысль – если то, что я делал в ту минуту, можно было назвать мышлением.
Двери приемного покоя распахнулись, и Николас промчался через него с одноразовым фотоаппаратом в руке и газетой в другой. Не взглянув на нас, он вломился в палату, откуда тотчас донеслись звуки спора с медсестрой.
Обнимая Энджи, я фыркнул и рассмеялся.
– Мой брат – криминальный тип.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32