– Режиссера? – автоматически уточнил Беркас.
– Нет, писателя, того, что наш гимн сочинил, – уверенно возразил мальчик. – От церкви пойдете налево – эта дорога ведет на шоссе. Там точно машины будут.
– И куда я попаду?
– А на Можайское шоссе и попадете.
– Спасибо! – поблагодарил Беркас и вдруг в очередной раз ощутил прилив неосознанного страха. Он увидел, а скорее даже почувствовал, что мальчик с интересом смотрит куда-то ему за спину. Беркас резко обернулся и увидел в двадцати шагах позади себя Дибаева в компании двух крепких парней.
– Добрый день, Беркас Сергеевич! – кривя свою знаменитую ухмылку, поздоровался Дибаев. – Замучились мы за вами бегать. А ты давай поезжай домой, – обратился Дибаев к мальчику. – Видишь, нашли мы своего друга. Теперь он не заблудится. – И повторил уже жестко: – Давай, пацан!
Первый порыв Каленина был крикнуть что-нибудь мальчишке: мол, это плохие дяди, – или что-нибудь такое, чтобы тот понял, что Беркасу угрожает серьезная опасность. Но в ту же секунду он сообразил, что тогда мальчишке тоже не поздоровится. Поэтому он ободряюще улыбнулся и сказал:
– Спасибо тебе! Я все понял и теперь точно доберусь до шоссе. Будь здоров! Поезжай к маме с папой.
– А у меня папы нет, – буднично ответил мальчик. – Он на войне погиб. А это взаправду ваши друзья? – настырно уточнил пацан.
– Ну конечно! Спасибо тебе! – Беркас повернулся к мальчику спиной и решительно двинулся на Дибаева и его спутников.
Он услышал, как заскрипела велосипедная цепь, и понял, что остался на дороге один против компании Дибаева.
– Поговорить нам надо, Каленин, – пристально разглядывая Беркаса, процедил Дибаев, и в его интонации Беркас почувствовал плохо скрываемую угрозу. – Да, и сразу одна просьба: дайте-ка мне ваш мобильник.
– Зачем? – спросил Каленин, осознавая всю нелепость своего вопроса.
– А затем, что мы его здесь выбросим, в кустах. Он свою роль радиомаяка выполнил. А как, вы думаете, я вас нашел? – ответил Дибаев на недоуменный взгляд Каленина. – Да-да, Беркас Сергеевич! По сигналам вашего телефона мы вас и нашли. У меня столько хороших знакомых в наших спецслужбах, что они оказали мне эту маленькую услугу. Вам не помогло даже то, что телефон зарегистрирован на другую фамилию. Его сначала запеленговали, пока вы впереди нас на своем серебристом коне мчались, а потом повели по радиосигналу. И это даже здорово, что телефон за чужой фамилией числится. Иначе станет ясно, что я именно вас преследовал. А так расскажу, что хотел поймать хулигана, который зацепил мою машину и попытался скрыться. Как вам этот вариантик?
– Давайте к делу, Дибаев! – ответил Беркас, но голос выдал его нарастающий страх и предательски дрогнул. Это не прошло незамеченным. Дибаев опять скривил свою фирменную презрительную гримасу и решительно указал по направлению к лесу:
– Придется прогуляться к моей машине. Тут недалеко. Если через лес, то мы сократим путь минут на десять... – И, увидев, что Каленин не двигается, добавил: – Вам помочь или сами пойдете?
Дибаев сделал знак своим парням, которые выглядели на удивление мирно и даже мило: никаких бычьих шей, угрюмых взоров и низколобости. Симпатичные молодые парни с открытыми жизнерадостными лицами.
По знаку Дибаева оба двинулись на Беркаса, разворачивая свободный коридор для него в сторону леса. Беркас, с трудом переставляя непокорные ноги, двинулся за Дибаевым.
Молча шли по едва различимой лесной тропинке минут десять.
– Ну вот и пришли. – Дибаев показал на стоявшую на проселке «Волгу», за которой угадывался его служебный «БМВ». – Видите, Каленин, как мы жаждали этой встречи. Машину мою – не узнать. Помяли бок во время гонки. Лобовое стекло треснуло, – Дибаев тяжело вздохнул, – теперь придется ремонтировать.
Присядем... – Он показал на приоткрытую заднюю дверь, за которой угадывалось просторное сиденье, разделенное подлокотником так, что сидеть могли только двое, зато удобно отрегулировав кресло, каждый – под себя. – Сделай прохладнее и иди погуляй, – приказал Дибаев одному из своих спутников.
Тот отрегулировал климатконтроль и без дополнительных распоряжений встал метрах в пяти со стороны двери, в которую нырнул Каленин.
– Скажите, Каленин, – начал разговор Дибаев, – что вам нужно от меня? Вот вы собирались пойти к Президенту и представить ему меня как заговорщика, карбонария, так сказать, подготавливающего убийство главы государства. Так?
– Не совсем! Я не знаю, какова ваша роль во всем, что сегодня происходит в Москве.
– Тогда зачем же вы хотели опорочить меня перед Президентом?
– Я намеревался рассказать только то, что мне известно относительно вашего партнера...
– Это Удачника, что ли?
– Да! Так вот, решение принимал бы Президент. Ему вы и должны были бы объяснить, о чем шла речь тогда, на даче Удачника, кто шантажировал Асю и угрожал расправой ее детям, кто, в конце концов, хотел сжечь меня и погубил ни в чем не повинного парня...
– Послушайте! Человек с именем папуаса! – Дибаев едва сдерживался, и его лицо напряглось так, что на висках вздулись огромные синие бугры от пульсирующих вен. – Кто дал вам право ломать мою жизнь? Ну подумайте, вы же не идиот!!! Зачем мне этот переворот? Зачем??? Я же успешный человек. У меня все есть. Я богат! У меня есть власть, бабы, уважение сильных мира сего. Кто не уважает, тот боится! Я не вру, Каленин! У меня нет мотива, чтобы становиться заговорщиком. Ну нет! Я только выслушал Удачника. Он, кстати, скоро будет здесь, и вам представится возможность с ним побеседовать. Повторяю: только выслушал! Я знаю про пленку. Мы ее раздобыли. Ну, сболтнул, что не прочь стать премьером. Так я и Президенту могу это сказать. Чем я хуже Зуева?! Я лучше! У меня больше опыта! Если бы не вы, Каленин, с вашей прокуроршей, то ничего бы не было! Слышите? Ничего бы не было!!! Вы хоть понимаете это, идиот несчастный?!
Дибаев пошел красными пятнами. Было похоже, что он близок к истерике.
– Игнатова вашего сегодня повязали в Ново-Огарево! – почти кричал он. – Один террорист убит, других ищут и, будьте уверены, найдут! Все!!! Чего вам еще надо??? Зачем вы заставляете меня идти на крайние меры? Ведь я убью вас, Каленин! Вы же не оставляете мне выбора! Вы же попретесь к прессе, к Президенту с вашей, так сказать, правдой. Вместе с этой вашей облезлой прокуроршей!
На «облезлую прокуроршу» Беркас обиделся и не удержался.
– Вы меня уже один раз убивали, – неожиданно возразил он, – и у вас ничего не вышло. Поймают вас, все равно поймают! Меня помощник премьера видел, и постовой видел, к тому же я кое-кому позвонить успел, пока вы мой телефон не заблокировали, – соврал он. – Их всех тоже убивать станете? Не многовато будет? – Каленин победоносно взглянул на Дибаева и в ту же секунду пожалел о своей смелости.
– А почему вы решили, что это сделал я? – зловещим шепотом произнес Дибаев и вплотную приблизил лицо к Каленину. – В смысле покушения на вас и прочее. Почему я? Где связь? А если вы ошибаетесь и теперь в угоду вашим заблуждениям ломаете мне жизнь? За что? А? – Дибаев еще ближе подполз к Каленину и неожиданно согласился: – Ну хорошо! Допустим, это был я. Только допустим! Но ведь это вы вынудили меня или кого-то другого поступать так, а не иначе! До той секунды, пока вы не появились в моей жизни, у меня не было никакой вины ни перед Президентом, ни перед страной. Я выслушал Удачника – и все. И даже собирался его сдать. Спросите у него! Спросите! – Дибаев почти перебрался на кресло Каленина и при каждой сказанной фразе тряс его за плечи и горячо дышал прямо в лицо, причем Каленин уловил запах алкоголя. Как бы в подтверждение этому, Дибаев откинулся на свое сиденье, вытащил откуда-то фляжку и сделал пару больших глотков. В салоне запахло дорогим коньяком.
Дибаев несколько мгновений прислушивался к собственным ощущениям после принятой дозы, а потом вновь развернулся к Каленину, причем смотрел на него пристально и гневно.
– Вы, значит, правдолюбец? Так? Ну и сдавали бы истинного заговорщика. Вон он, кстати, подъехал. – Дибаев показал пальцем на плывущий по лесному проселку внедорожник, цвет которого только угадывался как красный, а от пыли был серовато-розовый. – Издалека пылит! Плутал по проселкам, видать, пока условленное место нашел. Мент поганый! – Дибаев разразился длинной матерной тирадой.
– А теперь смотрите внимательно. – Он достал носовой платок, сунул руку куда-то в область заднего кармана брюк и осторожно, чтобы не коснуться голой рукой, вытащил маленький изящный пистолетик иностранного производства. Передернул затвор, причем так же манипулируя носовым платком. – Я покажу вам интересное кино. Пульки в этой машинке маленькие, но с трех шагов человека прошивают насквозь. Как думаете, чей это пистолетик? – Дибаев злорадно рассмеялся. – Не догадываетесь? Ну не мой же, конечно. Он извлечен из домашнего сейфа Петра Анатольевича Удачника. Хозяин, правда, еще не знает, что он у него пропал. Вот удивится, когда узнает! Но еще большим будет его удивление, когда я ему расскажу, как ко мне попало его оружие. Вы будете иметь возможность присутствовать при этом. Вместе посмеемся... Окно чуть-чуть приоткройте, чтобы было слышно, и сидите тихо. Он вас не видит, зато перед вами вся сцена как на ладони.
Дибаев хлопнул дверью и пошел навстречу Удачнику, который также покинул автомобиль и остановился в двух шагах перед его капотом.

Разведчик Фадин, Президент Шарпей, кандидат Бутин

Впервые за время Президентства Шарпей надел свой генеральский мундир, увешанный многочисленными орденами и медалями, большая часть которых была боевыми. Китель стал маловат, тянул на спине и топорщился на том месте, где у Президента некогда была талия.
«Иконостас», то есть выставленный на груди полный набор наград, впечатлял: два – ордена Ленина, два – Боевого Красного Знамени, три – Красной Звезды, куча медалей и высших наград других стран. «А звезды Героя нет!» – неожиданно поймал себя на крамольной мысли Президент. Он вспомнил свой давний разговор с Брежневым. «Точно, он ведь мне тогда Героя посулил!»
Шарпей вздохнул и воспроизвел в памяти весьма скромную обстановку брежневского кабинета, называвшегося аппаратчиками «высотой»[19]. Это было вскоре после того, как Брежнев уже окончательно перебрался в Кремль и в здании ЦК КПСС на Старой площади практически не появлялся.
С его переездом в Кремль после избрания Председателем Президиума Верховного Совета СССР была связана очень смешная история, которую, давясь от хохота, рассказывали охранники Генсека и работники его секретариата.
Несмотря на то что кабинет на пятом этаже в здании ЦК КПСС на Старой Площади пустовал, в приемной, как положено, работали секретари Генсека: отвечали на звонки, принимали почту, вели текущую секретарскую работу. И когда один из них серьезно заболел, его поменяли на инструктора Общего отдела, который проработал в аппарате партии пару десятков лет и заслужил повышение за свою добросовестную аппаратную службу.
Брежневу, разумеется, об этом сообщили, так как без его одобрения в секретариат Генсека никого взять не могли. Он мельком взглянул на объективку и, не вдаваясь в детали, согласился.
Вскоре выдалась какая-то оказия, и Генсек потребовал отвезти его в свой партийный кабинет. И вот заходит он в приемную и вдруг видит, что за стойкой стоит отправленный им же на почетную пенсию... Николай Дмитриевич Подгорный, бывший Председатель Верховного Совета СССР. Брежнев пару минут, вытаращив глаза, смотрел на это чудо, потом сильно смутился, так как с момента выдворения Подгорного на пенсию не общался с ним. А тут он в приемной, да еще в роли секретаря.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49