Я показываю ее документы.
Коловрат устроился за письменным столом посередине комнаты. Он начинает заполнять список. Один за другим мы сообщаем ему свои имена, национальность и предъявляем удостоверения личности. Нас просят либо присесть, либо постоять вдоль стен гостиной. Снаружи то и дело свистят снаряды, все здание сотрясается, время от времени на пол сыплются осколки разбитого стекла. Опрос сопровождается позвякиванием подвесок люстры у него над головой. До наших ушей доносятся частые выстрелы, раздающиеся совсем рядом: я догадываюсь что это наша собственная артиллерия обстреливает другой берег реки. Определив источник этого грохота, Коловрат поднимает глаза. Мне не удается истолковать выражение на его маленькой опухшей физиономии. Наконец нас отпускают. Фрау Шметтерлинг просит меня, Клару и Диану пойти за ней на кухню. Когда очередной снаряд разрывается совсем рядом, она вздрагивает от неожиданности и поворачивается к своему задребезжавшему посудному шкафу, где хранится ее чудесная коллекция. Пока ей не причинен никакой ущерб. «Я очень волнуюсь за свою дочь, — говорит она. — С тех пор, как «месье» покинул нас, у Эльвиры есть только я…» Она садится за длинный стол. В глубине комнаты улыбающаяся Труди готовит нам какое-то питье. Обстрел несколько утих, и мы слышим во дворе голос господина Ульрика, мясника-повара. Его сильный голос звучит то громче, то тише. Он спорит с молодым солдатом: «Эта лошадь ни на что больше не годится. Она подыхает с голоду!» Солдат взволнованно кричит: «Мы умрем вместе!» Мясник миролюбиво уговаривает его: «Иди-ка да переспи с одной из девок. Пока ты будешь возиться с ней, я займусь лошадью».
«Мне противно слушать вас!»
Мясник говорит тише, и юный кавалерист тоже снижает тон. Мы больше не слышим их, опять грохочут снаряды. Здание сотрясается от их взрывов. Можно подумать, что происходит землетрясение. Фрау Шметтерлинг обращается к леди Кромах: «Я полагаю, у вас есть связи в Англии. Не могли бы вы там записать Эльвиру в школу? Если вдруг со мной что-нибудь случится».
«С вами ничего не произойдет, фрау Шметтерлинг, но, разумеется, я сделаю все, что в моих силах. Вы хотите, чтобы я порекомендовала вам несколько школ и учебных заведений, куда бы Эльвира могла поступить?»
«Да, — отвечает фрау Шметтерлинг, — что-нибудь в этом роде. — Она достает записную книжку. — Имена, адреса».
Леди Диана делает неловкий ласковый жест. Она хмурит брови, вспоминая, затем называет по буквам английские слова. Закончив, она добавляет: «Если мне что-нибудь еще придет в голову, я вам скажу. Вы бы хотели, чтобы ваша дочь уехала в ближайшее время?»
«О да, как можно скорее. — Внушительная грудь фрау Шметтерлинг в волнении опускается и поднимается. — Я должна оставаться с девушками. Эльвира…»
«Мы позаботимся о ней, — говорит Диана. — Я вам это обещаю». Голос ее звучит мягко и успокаивающе, из него совсем исчезли так свойственные ей саркастические интонации. Диана обнимает фрау Шметтерлинг за плечи. Хозяйка вздыхает. «Благодарю вас, леди Кромах…»
В гостиной снова играет оркестр. Несомненно, капитан Коловрат решил, что музыка поднимет настроение. Но она звучит назойливо, когда мы, сидя за столом на кухне, молча пьем пряный грог, от которого у нас немного кружится голова. Кажется, приятнее слышать нескончаемый грохот канонады и завывание снарядов, чем эту музыку. Наконец фрау Шметтерлинг поднимается и заявляет, что ей надо поговорить с Ульриком по поводу обеда. Она звонит повару. Тот появляется с улыбкой на лице. Его кожаный фартук испачкан в крови. Он кланяется нам. Я завидую его беззаботности, так же как завидую его сильным рукам, крепким мышцам, на которых выступают вены. Когда мы все трое выходим из кухни и поднимаемся к себе наверх, Диана замечает, что у меня исключительно хорошее настроение. Мы доходим до двери в мою комнату. Сидя в кресле, Алиса читает иллюстрированный журнал. Она по очереди целует нас. У Алисы немного возбужденный вид, который всех нас, даже Клару, забавляет. «Болезнь улетучилась так же быстро, как наступила…» — говорит моя дорогая Роза.
«Вероятно, это заложено в самой природе такого рода болезней, особенно у молодых», — отвечает леди Диана, нежно гладя Алису по голове. Алиса касается губами ее запястья. Мы решаем идти вместе обедать так, чтобы Алиса смогла встретиться с новым капитаном. «Замечательно», — восклицает она. За столом молча едят граф Белозерский и Раканаспиа, вероятно, из уважения к памяти ван Гееста. Каролина Вакареску цепляется за руку графа Стефаника и в то же время озаряет лучезарной улыбкой и капитана Коловрата, и капитана Менкена, которые обедают вместе с нами. Труди помогает подавать на стол молодой военный с красноватой физиономией, дежурный по кухне. Он весь в поту, и от него несет почти так же, как и от поданного на обед мяса. У Эгона Вилке, сидящего рядом с фрау Шметтерлинг, несколько смущенный вид. Он явно чувствует себя неловко, сидя за одним столом с таким количеством представителей власти. Коловрат пытается шутить, бросая Менкену, сидящему напротив него: «Ну, вот, представители двух самых древних профессий сидят за одним столом и делят трапезу. А кем бы вы предпочли быть, фрау Шметтерлинг, проституткой или солдатом?»
«По правде говоря, месье, — говорит она по-французски, — я не то и не другое. Но думаю, что предпочла бы быть проституткой. Я полагаю, что это более приятно».
Коловрат делает вид, что его забавляет такой ответ. Он пытается встретиться взглядом с Менкеном, приходя во все большее замешательство, наталкиваясь на ничего не отражающие темные стекла очков. «Вот как? И почему же, мадам?»
«Я думаю, что существует значительное различие, — продолжает она, — если говорить без обиняков, между теми, кто зарабатывает на жизнь, убивая других, и теми, кто зарабатывает на жизнь, продавая свое тело».
Никогда прежде мы не слышали, чтобы фрау Шметтерлинг произносила в обществе подобные слова. Однако Коловрат, без сомнения, считает, что хозяйка борделя способна допускать вольности в своей речи.
«Прежде всего мы не по своей воле, — говорит он, — убиваем других. Мы защищаем жителей Майренбурга. А потом то, что продается здесь, не является, разумеется, честным блудом. Я не вижу в этом, — он размахивает вилкой, — я не вижу в этом ничего, кроме смерти. Кроме разврата. Кроме уничтожения любого настоящего чувства. Что это имеет общего с любовью? Все эти женщины больны. Они убивают моих подчиненных, не правда ли? И для начала они доводят их до сумасшествия, ведь так? Мадам, я бы предпочел штык в живот. Это более достойная смерть, чем та, которую можно найти в доме свиданий!»
Фрау Шметтерлинг возражает: «Если что и умирает здесь, так только некоторые сентиментальные иллюзии. И даже это…»
«Там, наверху, еще лежит труп, который надо вывезти! — Он громко хохочет и дожевывает последнее изобретение нашего мясника. — Вот о какой смерти я хотел сказать. И еще раз скажу вам: по мне, так лучше удар штыком в живот».
На губах фрау Шметтерлинг появляется сладкая улыбка. Я никогда не видел ее такой воинственной и такой непримиримой. Но Вилке, очевидно, знакомо ее подобное состояние. Это веселит его. Он украдкой посмеивается. «Месье, — говорит она, — возможностей для этого множество. Не обязательно болеть, и не всегда нужно вспарывать живот кому-нибудь или позволять вспарывать себе. Солдат рискует жизнью. Мы — тоже. Но наша цель — не убивать кого-то или подчинять своей воле. Я считаю, что наша профессия наиболее почтенная, ее легче оправдать с точки зрения морали. Я нисколько не покушаюсь на вашу жизнь, месье. Если бы я была проституткой, то моим единственным стремлением было бы удовлетворить ваши желания взамен на одну или две монеты». Она смотрит прямо в маленькие глазки Коловрата, который снова вскидывает взгляд на Менкена и хмурится. Алиса фыркает, прикрыв рот рукой. Леди Кромах улыбается и пытается заставить ее замолчать. Сегодня они выглядят как две сестры, младшая и старшая, внезапно меня охватывает сожаление, что этот период нашей совместной жизни заканчивается. Дианы мне будет недоставать, так же как и моей дорогой Розы. Когда обед подходит к концу, журналист газеты «Уикли газет» Альберт Йиричек берет короткое интервью у капитана Коловрата. Тот высказывается расплывчато-пространными округлыми формулировками. Он признает, что Хольцхаммер занял моравский квартал, но отрицает, что он прежде совершал неоднократные налеты. «Наши войска пригвоздили его к месту, и вполне вероятно, что он обратится в бегство, начиная с завтрашнего дня». Когда Коловрат заговаривает, Йиричек открывает блокнот и принимается быстро записывать. Капитана Менкена это забавляет. «Разве вы не знаете, господин Йиричек, что помещение редакции вашей газеты разрушено сегодня утром? Я очень сомневаюсь, что ваше издание появится в ближайшие дни». Ясно, что он нисколько не ценит эту газетку, которая ориентируется на умеренных левых. Йиричек не в курсе событий. Он закрывает, свой блокнот, подняв руку в прощальном жесте, молча уходит. Его уход сопровождается взрывом смеха. Я успокоился и не тороплюсь покинуть эту компанию. Я знаю, что никогда больше не смогу ощутить подобное выражение приятельских отношений. Завтра мы с Алисой будем уже далеко от театра военных действий. На следующий день нам предстоит пересечь саксонскую границу. Там мы легко сможем сесть на поезд, который увезет нас в Париж. И менее чем через три дня в нашем распоряжении будет новый гардероб, комфортабельный отель и (самая лучшая перспектива!) самая изысканная в мире еда. А Алиса говорит, что вот-вот упадет в обморок. Она с Дианой решает подняться в комнату. Я достаточно великодушен, чтобы позволить им провести оставшееся время вместе. Я уговариваю себя, что проявлять ревность было бы с моей стороны мелочно и недостойно. Я остаюсь за столом с Кларой. Мы пьем бренди. Капитан Коловрат смотрит вслед Алисе, он явно хочет ее. Я испытываю внезапную ненависть к нему. Он провожает ее взглядом и обращается к нам: «Вчера у нас был тяжелый день. Обстреляна тюрьма во Влодинии. В суматохе половина заключенных сбежала. Мы пытались окружить их. Вели их словно стадо диких коров. Но в этой толпе оказалось и несколько честных граждан. Мое назначение сюда — большое облегчение. Не понимаю, почему они хотели убежать! Ведь этим негодяям там было намного лучше!» Он так доволен своей шуткой, что повторяет ее еще раз.
По-прежнему воинственно настроенная фрау Шметтерлинг наклоняется к нему: «А вам когда-нибудь приходилось сидеть в тюрьме, капитан Коловрат?»
«Разумеется, нет, мадам».
«Есть ли здесь кто-нибудь, кто сидел в тюрьме?» Один Вилке опускает глаза. Все остальные отрицательно качают головами.
«Тюрьма губит личность, — заявляет она. — Единственный способ выжить там — это стать главарем, то есть смириться со всеми жестокими законами тюремной жизни. Но за это платят большую цену, потому что вскоре вы превращаетесь в свирепую скотину. Однако, если тюрьма не ожесточила вас, вы верите больше в самого себя, когда возвращаетесь на волю. Тюрьмы не очень полезны обществу, капитан Коловрат, разве что они на некоторое время лишают преступника возможности причинять вред. Их основная задача — сделать нас пассивными, поддающимися влиянию существами; сидящие в тюрьмах насылают на нас своих дружков, живущих, как правило, не соблюдая законов, и они чрезвычайно довольны, когда подсказывают нам некоторые способы легкого обогащения… Разрушать душу человека не только аморально. Это антисоциально!»
Я никогда не слышал, чтобы она говорила с такой страстью. Раканаспиа слушает ее с большим вниманием. Он спрашивает у нее почтительным тоном, почему она так хорошо осведомлена по вопросу пребывания в тюрьме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Коловрат устроился за письменным столом посередине комнаты. Он начинает заполнять список. Один за другим мы сообщаем ему свои имена, национальность и предъявляем удостоверения личности. Нас просят либо присесть, либо постоять вдоль стен гостиной. Снаружи то и дело свистят снаряды, все здание сотрясается, время от времени на пол сыплются осколки разбитого стекла. Опрос сопровождается позвякиванием подвесок люстры у него над головой. До наших ушей доносятся частые выстрелы, раздающиеся совсем рядом: я догадываюсь что это наша собственная артиллерия обстреливает другой берег реки. Определив источник этого грохота, Коловрат поднимает глаза. Мне не удается истолковать выражение на его маленькой опухшей физиономии. Наконец нас отпускают. Фрау Шметтерлинг просит меня, Клару и Диану пойти за ней на кухню. Когда очередной снаряд разрывается совсем рядом, она вздрагивает от неожиданности и поворачивается к своему задребезжавшему посудному шкафу, где хранится ее чудесная коллекция. Пока ей не причинен никакой ущерб. «Я очень волнуюсь за свою дочь, — говорит она. — С тех пор, как «месье» покинул нас, у Эльвиры есть только я…» Она садится за длинный стол. В глубине комнаты улыбающаяся Труди готовит нам какое-то питье. Обстрел несколько утих, и мы слышим во дворе голос господина Ульрика, мясника-повара. Его сильный голос звучит то громче, то тише. Он спорит с молодым солдатом: «Эта лошадь ни на что больше не годится. Она подыхает с голоду!» Солдат взволнованно кричит: «Мы умрем вместе!» Мясник миролюбиво уговаривает его: «Иди-ка да переспи с одной из девок. Пока ты будешь возиться с ней, я займусь лошадью».
«Мне противно слушать вас!»
Мясник говорит тише, и юный кавалерист тоже снижает тон. Мы больше не слышим их, опять грохочут снаряды. Здание сотрясается от их взрывов. Можно подумать, что происходит землетрясение. Фрау Шметтерлинг обращается к леди Кромах: «Я полагаю, у вас есть связи в Англии. Не могли бы вы там записать Эльвиру в школу? Если вдруг со мной что-нибудь случится».
«С вами ничего не произойдет, фрау Шметтерлинг, но, разумеется, я сделаю все, что в моих силах. Вы хотите, чтобы я порекомендовала вам несколько школ и учебных заведений, куда бы Эльвира могла поступить?»
«Да, — отвечает фрау Шметтерлинг, — что-нибудь в этом роде. — Она достает записную книжку. — Имена, адреса».
Леди Диана делает неловкий ласковый жест. Она хмурит брови, вспоминая, затем называет по буквам английские слова. Закончив, она добавляет: «Если мне что-нибудь еще придет в голову, я вам скажу. Вы бы хотели, чтобы ваша дочь уехала в ближайшее время?»
«О да, как можно скорее. — Внушительная грудь фрау Шметтерлинг в волнении опускается и поднимается. — Я должна оставаться с девушками. Эльвира…»
«Мы позаботимся о ней, — говорит Диана. — Я вам это обещаю». Голос ее звучит мягко и успокаивающе, из него совсем исчезли так свойственные ей саркастические интонации. Диана обнимает фрау Шметтерлинг за плечи. Хозяйка вздыхает. «Благодарю вас, леди Кромах…»
В гостиной снова играет оркестр. Несомненно, капитан Коловрат решил, что музыка поднимет настроение. Но она звучит назойливо, когда мы, сидя за столом на кухне, молча пьем пряный грог, от которого у нас немного кружится голова. Кажется, приятнее слышать нескончаемый грохот канонады и завывание снарядов, чем эту музыку. Наконец фрау Шметтерлинг поднимается и заявляет, что ей надо поговорить с Ульриком по поводу обеда. Она звонит повару. Тот появляется с улыбкой на лице. Его кожаный фартук испачкан в крови. Он кланяется нам. Я завидую его беззаботности, так же как завидую его сильным рукам, крепким мышцам, на которых выступают вены. Когда мы все трое выходим из кухни и поднимаемся к себе наверх, Диана замечает, что у меня исключительно хорошее настроение. Мы доходим до двери в мою комнату. Сидя в кресле, Алиса читает иллюстрированный журнал. Она по очереди целует нас. У Алисы немного возбужденный вид, который всех нас, даже Клару, забавляет. «Болезнь улетучилась так же быстро, как наступила…» — говорит моя дорогая Роза.
«Вероятно, это заложено в самой природе такого рода болезней, особенно у молодых», — отвечает леди Диана, нежно гладя Алису по голове. Алиса касается губами ее запястья. Мы решаем идти вместе обедать так, чтобы Алиса смогла встретиться с новым капитаном. «Замечательно», — восклицает она. За столом молча едят граф Белозерский и Раканаспиа, вероятно, из уважения к памяти ван Гееста. Каролина Вакареску цепляется за руку графа Стефаника и в то же время озаряет лучезарной улыбкой и капитана Коловрата, и капитана Менкена, которые обедают вместе с нами. Труди помогает подавать на стол молодой военный с красноватой физиономией, дежурный по кухне. Он весь в поту, и от него несет почти так же, как и от поданного на обед мяса. У Эгона Вилке, сидящего рядом с фрау Шметтерлинг, несколько смущенный вид. Он явно чувствует себя неловко, сидя за одним столом с таким количеством представителей власти. Коловрат пытается шутить, бросая Менкену, сидящему напротив него: «Ну, вот, представители двух самых древних профессий сидят за одним столом и делят трапезу. А кем бы вы предпочли быть, фрау Шметтерлинг, проституткой или солдатом?»
«По правде говоря, месье, — говорит она по-французски, — я не то и не другое. Но думаю, что предпочла бы быть проституткой. Я полагаю, что это более приятно».
Коловрат делает вид, что его забавляет такой ответ. Он пытается встретиться взглядом с Менкеном, приходя во все большее замешательство, наталкиваясь на ничего не отражающие темные стекла очков. «Вот как? И почему же, мадам?»
«Я думаю, что существует значительное различие, — продолжает она, — если говорить без обиняков, между теми, кто зарабатывает на жизнь, убивая других, и теми, кто зарабатывает на жизнь, продавая свое тело».
Никогда прежде мы не слышали, чтобы фрау Шметтерлинг произносила в обществе подобные слова. Однако Коловрат, без сомнения, считает, что хозяйка борделя способна допускать вольности в своей речи.
«Прежде всего мы не по своей воле, — говорит он, — убиваем других. Мы защищаем жителей Майренбурга. А потом то, что продается здесь, не является, разумеется, честным блудом. Я не вижу в этом, — он размахивает вилкой, — я не вижу в этом ничего, кроме смерти. Кроме разврата. Кроме уничтожения любого настоящего чувства. Что это имеет общего с любовью? Все эти женщины больны. Они убивают моих подчиненных, не правда ли? И для начала они доводят их до сумасшествия, ведь так? Мадам, я бы предпочел штык в живот. Это более достойная смерть, чем та, которую можно найти в доме свиданий!»
Фрау Шметтерлинг возражает: «Если что и умирает здесь, так только некоторые сентиментальные иллюзии. И даже это…»
«Там, наверху, еще лежит труп, который надо вывезти! — Он громко хохочет и дожевывает последнее изобретение нашего мясника. — Вот о какой смерти я хотел сказать. И еще раз скажу вам: по мне, так лучше удар штыком в живот».
На губах фрау Шметтерлинг появляется сладкая улыбка. Я никогда не видел ее такой воинственной и такой непримиримой. Но Вилке, очевидно, знакомо ее подобное состояние. Это веселит его. Он украдкой посмеивается. «Месье, — говорит она, — возможностей для этого множество. Не обязательно болеть, и не всегда нужно вспарывать живот кому-нибудь или позволять вспарывать себе. Солдат рискует жизнью. Мы — тоже. Но наша цель — не убивать кого-то или подчинять своей воле. Я считаю, что наша профессия наиболее почтенная, ее легче оправдать с точки зрения морали. Я нисколько не покушаюсь на вашу жизнь, месье. Если бы я была проституткой, то моим единственным стремлением было бы удовлетворить ваши желания взамен на одну или две монеты». Она смотрит прямо в маленькие глазки Коловрата, который снова вскидывает взгляд на Менкена и хмурится. Алиса фыркает, прикрыв рот рукой. Леди Кромах улыбается и пытается заставить ее замолчать. Сегодня они выглядят как две сестры, младшая и старшая, внезапно меня охватывает сожаление, что этот период нашей совместной жизни заканчивается. Дианы мне будет недоставать, так же как и моей дорогой Розы. Когда обед подходит к концу, журналист газеты «Уикли газет» Альберт Йиричек берет короткое интервью у капитана Коловрата. Тот высказывается расплывчато-пространными округлыми формулировками. Он признает, что Хольцхаммер занял моравский квартал, но отрицает, что он прежде совершал неоднократные налеты. «Наши войска пригвоздили его к месту, и вполне вероятно, что он обратится в бегство, начиная с завтрашнего дня». Когда Коловрат заговаривает, Йиричек открывает блокнот и принимается быстро записывать. Капитана Менкена это забавляет. «Разве вы не знаете, господин Йиричек, что помещение редакции вашей газеты разрушено сегодня утром? Я очень сомневаюсь, что ваше издание появится в ближайшие дни». Ясно, что он нисколько не ценит эту газетку, которая ориентируется на умеренных левых. Йиричек не в курсе событий. Он закрывает, свой блокнот, подняв руку в прощальном жесте, молча уходит. Его уход сопровождается взрывом смеха. Я успокоился и не тороплюсь покинуть эту компанию. Я знаю, что никогда больше не смогу ощутить подобное выражение приятельских отношений. Завтра мы с Алисой будем уже далеко от театра военных действий. На следующий день нам предстоит пересечь саксонскую границу. Там мы легко сможем сесть на поезд, который увезет нас в Париж. И менее чем через три дня в нашем распоряжении будет новый гардероб, комфортабельный отель и (самая лучшая перспектива!) самая изысканная в мире еда. А Алиса говорит, что вот-вот упадет в обморок. Она с Дианой решает подняться в комнату. Я достаточно великодушен, чтобы позволить им провести оставшееся время вместе. Я уговариваю себя, что проявлять ревность было бы с моей стороны мелочно и недостойно. Я остаюсь за столом с Кларой. Мы пьем бренди. Капитан Коловрат смотрит вслед Алисе, он явно хочет ее. Я испытываю внезапную ненависть к нему. Он провожает ее взглядом и обращается к нам: «Вчера у нас был тяжелый день. Обстреляна тюрьма во Влодинии. В суматохе половина заключенных сбежала. Мы пытались окружить их. Вели их словно стадо диких коров. Но в этой толпе оказалось и несколько честных граждан. Мое назначение сюда — большое облегчение. Не понимаю, почему они хотели убежать! Ведь этим негодяям там было намного лучше!» Он так доволен своей шуткой, что повторяет ее еще раз.
По-прежнему воинственно настроенная фрау Шметтерлинг наклоняется к нему: «А вам когда-нибудь приходилось сидеть в тюрьме, капитан Коловрат?»
«Разумеется, нет, мадам».
«Есть ли здесь кто-нибудь, кто сидел в тюрьме?» Один Вилке опускает глаза. Все остальные отрицательно качают головами.
«Тюрьма губит личность, — заявляет она. — Единственный способ выжить там — это стать главарем, то есть смириться со всеми жестокими законами тюремной жизни. Но за это платят большую цену, потому что вскоре вы превращаетесь в свирепую скотину. Однако, если тюрьма не ожесточила вас, вы верите больше в самого себя, когда возвращаетесь на волю. Тюрьмы не очень полезны обществу, капитан Коловрат, разве что они на некоторое время лишают преступника возможности причинять вред. Их основная задача — сделать нас пассивными, поддающимися влиянию существами; сидящие в тюрьмах насылают на нас своих дружков, живущих, как правило, не соблюдая законов, и они чрезвычайно довольны, когда подсказывают нам некоторые способы легкого обогащения… Разрушать душу человека не только аморально. Это антисоциально!»
Я никогда не слышал, чтобы она говорила с такой страстью. Раканаспиа слушает ее с большим вниманием. Он спрашивает у нее почтительным тоном, почему она так хорошо осведомлена по вопросу пребывания в тюрьме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36