Затем Сабби вернулась к трубам и снова принялась качать, медленно и ритмично. При каждом нажиме раздавалось мягкое шипение. Воздух, проталкиваясь, начинал резонировать в трубах. Гил вернулся к насущной задаче.
Он надавил на клавиши в той последовательности, какая была изображена на шпалере. И стал ждать, не зная, что должно случиться, но очень надеясь, что что-нибудь как-нибудь где-нибудь произойдет. Ничего не произошло.
Он стал смещаться по клавиатуре, каждый раз используя в качестве начальной следующую клавишу. Поначалу замирая после каждой попытки, словно перед уже сработавшим банкоматом в ожидании еще одного непонятного выброса денег. Но время шло, и он перестал делать паузы.
Сабби улавливала каждый новый подбор и прилагала массу усилий, стараясь, чтобы аккорд звучал поотчетливей. Потом рассердилась.
– При твоей игре, даже если ты что-то сделаешь правильно, мы никогда этого не узнаем. Все превращается в какую-то непрерывную мешанину из нот.
Гил постарался сконцентрироваться. Время истекало. У них оставалось чуть больше часа, а все, чего они добились, это посадили фонарики, а заодно с ними нервы. Хотя Сабби и бодрилась, было видно, что она очень устала. Воздуха теперь едва хватало, чтобы поддержать звучание трех-четырех нот. Он мог бы помочь ей, но онемение ушло из свободной руки, теперь она горела огнем.
Гил снова усилием воли заставил себя сосредоточиться. Но стал только в два раза чаще сбиваться, начиная набирать ноты. Подобно путнику, заблудившемуся в пустыне, ему казалось, что он ходит кругами. Возможно, все это было без толку. Он действовал по наитию, в лучшем случае инстинктивно, и, может быть, шел вообще не в ту сторону.
Он первым услышал это… какой-то рокочущий звук. И отчаянно попытался повторить только что набранную комбинацию.
– Постой! – сказала Сабби. – Шшш.
Гил не обратил на нее внимания. Ему нужно было удостовериться, что он не сбился.
– Постой! – прошипела она.
Звук усилился. Но он превратился в рокот мотора машины, которая приближалась к монастырю.
– Выключи фонарик и не двигайся, – прошептала Сабби.
Она исчезла во мраке. Он увидел, как дверь часовни сначала открылась, а затем быстро закрылась.
Гил соскользнул на пол и замер, прижавшись спиной к скамье. За стеной открыли дверцу машины. Потом раздались приближающиеся шаги, гравий шуршал все громче. К этим звукам добавился тихий стон. И тут же все смолкло. Ощупывая стену, Гил выбрался из часовни и двинулся в темноте к боковой двери, выходу из монастыря. На фоне предрассветного неба явственно виднелся силуэт Сабби. Она склонилась к нижним ступеням, а у ее ног распласталась человеческая фигура, дверца машины все еще была открыта. Гил медленно приблизился.
– Принеси мне пластырь, – приказала Сабби. – И армейский нож. Но сначала потуши фары!
– Быстрее, пока он не пришел в себя. Поторопись! – снова рявкнула она.
Гил колебался. Ему хотелось знать, кто лежит без сознания у их ног. Ему хотелось знать, что с ним собираются сделать. Однако вдруг оказалось, что больше всего ему хочется, чтобы лежащего на земле человека связали, прежде чем он начнет шевелиться. Поэтому Гил побежал в часовню и тотчас вернулся с пластырем и ножом.
– Теперь дай мне что-нибудь, чтобы заткнуть ему рот, – приказала она.
Гил посмотрел на свои ботинки, затем на кулаки. Ничего из этого не подходило. Он полез в карман, вытащил бумажник, немного подумал и снова неуклюже засунул его обратно.
– Ничего нет? Принеси одеяло, – велела Сабби.
Гил вернулся через мгновение.
– Черт побери, кто это?
– Сейчас не время для болтовни.
Она отхватила полосу от одеяла, засунула ее в рот незнакомцу и закрепила кляп куском пластыря. Потом подхватила мужчину под мышки.
– Возьми его за ноги.
Гил скрестил на груди руки и покачал головой. Горячая боль вдруг пронзила раненую ладонь. Он вздрогнул, но выпрямился и с твердостью произнес:
– Я не собираюсь в этом участвовать.
– Ты уже в этом участвуешь. Что скажешь о проникновении со взломом в чужие владения?
– Да, но все-таки взлом не убийство, – ответил он.
Луна выглянула из-за облаков и осветила кошмарную сцену неестественно призрачным светом.
– Не будь ребенком. Он что, выглядит мертвым? – спросила она, указывая на мокрое пятно, которое расползалось между ног незнакомца по его брюкам.
Тошнота волной подкатила к горлу Гила. Беспомощную фигуру, лежащую у его ног, было слишком жутко воспринимать и как случайную жертву, и как врага. Еще хуже было очевидное равнодушие Сабби.
«Она много практиковалась».
Тошнота усилилась.
– Кто он? – спросил Гил.
– Просто работник. Приводит тут все в порядок, подготавливает монастырь для экскурсий, – объяснила Сабби. – Предполагалось, что он не появится в ближайшие полчаса.
– Ты знала, что он приедет? – с недоверием спросил Гил.
– Леди-экскурсовод упоминала о нем, когда мы бродили по саду. Он ее зять.
– Ужасно.
Сабби говорила таким тоном, которым обычно сообщают, почему обед задерживается на десять минут.
Я так понимаю, приняв в расчет показания парня из магазина, который любопытствовал, зачем нам так много всего, твой приступ диабета во время экскурсии, а также вот это, – она показала на неподвижную фигуру у своих ног, – полиция легко вычислит, кто виновен во взломе. А одеяло – прекрасная улика вместе с отпечатками наших пальцев на пластыре.
– Так сотри их! – воскликнул Гил.
– С клейкой стороны тоже? – спросила Сабби. – У нас чуть больше часа. Ты хочешь продолжить болтовню или заняться делом, чтобы отыскать свиток?
Она повернулась и снова двинулась в часовню. Гил в три шага догнал ее.
– А как же быть с ним? И с машиной?
– Я хотела устроить его поудобней на заднем сиденье, но ты же не захотел участвовать в этом, поэтому, полагаю, он полежит на гравии, пока здесь не появится дневная экскурсия. К тому времени мы уже уберемся отсюда. Со свитком или без него.
– Дневная? И никто не хватится его раньше?
– Нет, он алкаш, – отрубила Сабби.
И, несмотря на темноту, деловито поменяла батарейки в фонариках, так сноровисто, словно видела ночью, как днем.
– Знаешь, в чем проблема? – спросила она.
«Проклятая прямолинейность!»
– Нет, не во мне, – заметила Сабби, словно подслушав его мысли. – В тебе.
– Во мне? – спросил Гил с недоверием.
– Да. Ты сказал, что работа в критических обстоятельствах дается тебе лучше всего, но уже час провел за органом, действуя весьма методично. В рамках логики ты сыграл все, что мог. И все впустую.
Она была права. Как только он разглядел облака на шпалере, то пошел тем же путем, какой выбрал бы любой идиот. А Элиас адресовался не к идиотам.
Гил вдруг четко понял, что делать. Светало, но он сознавал, что время у них еще есть.
– Вот, возьми эту банкноту и снова прочти мне последнюю часть послания, – сказал Гил. – Начни с абзаца про небеса.
– «Затем небеса распахнутся, и пение ангелов отомкнет сердце праведника…»
– Да, хорошо. Мы уже это сделали, теперь остальное, – поторопил ее Гил.
– «…потому что они пропоют ему те же слова, какие пели другим до него. Да будут живы они во веки веков…»
– Вот оно! – воскликнул Гил. – «…Те же слова, какие пели другим до него».
– Тем, кто жил раньше?
– Дневник может и написан на латыни, но свиток-то создавали во времена Иисуса, он должен быть составлен на древнееврейском!
– Или на арамейском. Справа налево… – тихо добавила Сабби.
– Точно. Мы подбирали ноты не в той последовательности.
Гил уселся на скамью и подождал Сабби, пока та занимала свое место у труб.
– Качай! – велел он.
Его ум был ясен и сосредоточен. Он припомнил всю комбинацию нот, чтобы чего-нибудь не упустить при перестановке, после чего повторил затверженное, но уже в перевернутом виде. Справа налево – как пишут евреи, сохранив верность манере письма тех, кто жил много раньше Элиаса.
Ничего не происходило, пока он не добрался до шестой ноты комбинации. В тишине раздался резкий скрежещущий звук, затем он сменился громким лязгом, который наполнил часовню. Колеса, приспособления, противовесы, пребывавшие в неподвижности почти десять веков, со скрипом пришли в движение.
Алтарь зашатался. Библия поползла к его краю, как и большой крест, лежавший с ней рядом. Гил вскочил с органной скамьи и, светя себе фонариком, привязанным к голове, подхватил одной рукой крест, покрытый изумительной гравировкой, а другой Библию. Боль пронзила раненую ладонь и метнулась к плечу. Покров алтаря соскользнул ему под ноги, он подхватил его здоровой рукой, и как раз вовремя, чтобы успеть отскочить от надвигавшейся на него тяжелой плиты.
Сабби шагнула к нему и осветила своим фонариком пол у него под ногами. Большое темное прямоугольное отверстие зияло там, где мгновение назад располагалась каменная плита. Она наклонилась, чтобы вглядеться. Свет ее фонарика выхватил из тьмы каменную лестницу, уходящую в подземелье. Они стояли рядом, пытаясь раздвинуть взорами тьму за пределами световых пятен. Плита резко остановилась.
Гил медленно положил на снова обретший недвижность алтарь Библию и крест, потом снял с головы фонарик. Осторожно направляя его луч раненой рукой и сжимая здоровой руку Сабби, он начал спускаться в темный провал, который почти тысячу лет ожидал этого мига.
ГЛАВА 34
Несколькими минутами позже
Алтарь часовни
Гил двинулся вниз, в подземелье. В ноздри вошел запах плесени. Луч его фонарика моргнул и начал тускнеть. Теперь он едва освещал пару футов пространства. Основная часть лестницы оставалась во тьме. На восьмой ступени он добрался до пола, выпрямился и внезапно стукнулся головой о потолок. Удар был неожиданным, сильным. Грубый влажный камень рассек кожу макушки, резкая боль отдалась в шею и плечи. Гил инстинктивно повернулся и пригнул Сабби вниз, чтобы ее не постигла та же участь, однако, вспомнив, что она на целый фут ниже его, тут же отпустил ее руку и позволил себе рухнуть на пол, ибо болевой шок был силен.
– Не залеживайся, – сказала она. – У нас не так много времени, чтобы столь бездарно его терять. Лучше встань и наклонись, но так, чтобы голова находилась выше сердца. Это не даст шишке набухнуть.
– Армейские навыки, а? – бросил Гил.
Здоровой рукой он обследовал шишку, выросшую на его голове, и сел, мокрый и грязный. Знакомый запах крови уже не давал повода гадать, что его порождает.
На этот раз Сабби воздержалась как от острот, так и от дальнейших инструкций. Полная тишина позволяла представить, что похожий на склеп погреб поглотил ее.
«Мы здесь нежеланные гости. Я чувствую это. Как тех парней, которые обнаружили гробницу Тутанхамона, нас с ней убьют…»
– Нечего заводить ту же песнь, – сказала Сабби, словно прочитав его мысли. – Элиас хотел, чтобы ты здесь оказался. Все, что ты делаешь, это идешь по хлебным крошкам, которые он рассыпал за собой.
Неожиданное, необъяснимое умиротворение снизошло вдруг на Гила. С ним теперь было все в порядке. Даже более чем в порядке. Нет, они не являлись тут незваными гостями, наоборот. Монах, который так долго ждал, чтобы они завершили то, что он начал, выражал им свое одобрение.
Гил медленно поднялся на ноги и принялся водить фонариком по сторонам, стараясь рассмотреть погреб полностью. И скорее ощутил, чем увидел, что он пуст. Его сердце упало.
– Не понимаю. Если здесь ничего нет, зачем тогда Элиас выкопал эту яму? – спросил он.
В его голосе слышались нотки отчаяния.
– Не будь идиотом, – ответила ему Сабби. – Элиас не стал бы рыть такую громадную яму для одного свитка. Даже если бы он по какой-то причине замыслил нечто подобное, то не смог бы исполнить свой замысел незаметно для остальной братии. Без вариантов, это один из десятков схронов, которые уже были вырыты до него. Эти старые монастыри кто только не грабил. Французы, испанцы, даже пираты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47