– Тогда мы погибнем, объятые пламенем. Вместе. Романтично, правда? Я тебе даже сказать не могу, сколько индейских мальчиков и девочек так погибло. Нам пора бы уже научиться на их печальном примере.
Она ответила на поцелуй, прижалась к его теплому телу, расслабилась в его возбуждающих объятиях.
– Никак не могу понять, когда ты меня дурачишь, – признался он. – Особенно когда говоришь о всяких вещах, связанных с индейцами.
– Я бы на твоем месте решила, что всю дорогу морочу тебе голову.
Он положил ей руку на грудь и страстно поцеловал в губы. Она оторопела от неожиданности.
– Здесь? – спросила она. – Но тут ведь не настолько тепло.
– Ты так считаешь? – Он отстранился от нее и стал снимать куртку, свитер и рубашку, как будто поддразнивая ее, приглашая сделать то же самое. – Давай разогреемся сами.
– Раньше я за тобой таких банальностей не замечала.
– Сегодня, Люси, не жди от меня жалости. У нас есть машина и две свечи. Мне плевать на холод за окнами.
Люси с улыбкой опустила руки и стала стягивать с себя рубашку. Ей всегда нравилась эта часть игры – тот ее миг, за которым пути назад уже нет.
– Только тебе надо кое-что иметь в виду, – предупредила она, оставшись без рубашки.
Она влезла на него, обхватила его тело ногами, склонилась и стала целовать, потянувшись руками назад, чтобы расстегнуть застежку лифчика.
– Сегодня я тоже буду беспощадна.
* * *
На окраине городка Массена в штате Нью-Йорк у служебного входа в торговый центр стоял грузовик с двумя ведущими осями и раздельной кабиной, задняя часть которой настолько возвышалась над передней, что достаточно высокий мужчина мог дотянуться до потолка, только встав на цыпочки. Машина, как обычно, ехала из Огденсбурга, загруженная сигаретами для северных общин штата. В Массене в грузовике еще оставалось процентов девяносто груза.
Проблема заключалась в том, что Люк Сегин не знал, насколько опытным был водитель. В том районе, где он обычно угонял грузовики, ничего необычного для шоферов в этом не было. Если они перевозили курево или выпивку, им специально платили за риск, и когда машины тормозили, им хватало ума отдать ключи, когда их вежливо об этом просил бандит с автоматом наперевес, а его приятель с большой дороги целился из ружейного гранатомета в дверцу грузовика. Оружие действовало на жертву успокаивающе, и прибегать к насилию, как правило, не было нужды. Но в мирном штате Нью-Йорк лохи-водилы могли с ходу не врубаться – опыта у них, пожалуй, было маловато. Им ничего не стоило психануть или, чего доброго, заявить, что им не по нутру, что их грабят. А еще, спаси Господи, могли взбрыкнуть и дать отпор. По плану Люка операцию следовало провести быстро, внезапно и решительно. Водителю грузовика нельзя было давать на размышление ни секунды.
Шофер вышел из кабины именно в тот момент, когда Люк направлялся к ней от задней части грузовика. Они встретились где-то на уровне середины кузова.
– Иди, пожалуйста, обратно в кабину, – приказным тоном сказал ему Люк и распахнул на секунду полу пальто.
– Прости? – не понял водитель.
Да, не так он себя повел, как было надо.
– Пожалуйста, вернись в кабину. – Люк снова распахнул пальто.
– Что-то я тебя не понял, – сказал мужчина.
– Тебе не понимать надо, а в кабину вернуться!
Опрятно одетый водитель был явно озадачен, он пальцем почесывал себе шею.
– Прости, французик, я никак в толк не возьму, о чем ты тут толкуешь.
Люк напряженно соображал, почему все идет наперекосяк. Когда он волновался, у него возникали проблемы с английским. Должно быть, зря он этому малому сказал «пожалуйста» – тот его неправильно понял. А может, этот парень просто не заметил его пушку, потому что он сразу же запахивал полу пальто.
Люк распахнул его в третий раз, но закрывать не торопился. Он вынул пистолет и упер его в живот водителя.
– Пошел обратно в кабину.
До водилы что-то вроде стало доходить. Он смотрел на оружие, не отводя взгляда. Пушка такого размера, нацеленная ему в брюхо, заставила шофера оцепенеть от страха.
– Ладно, ладно, спокойно… – сказал он, поднимая руки.
– Опусти руки! Лезь обратно в кабину!
Водитель был среднего телосложения, но тем не менее весил фунтов на пятьдесят больше Люка. Ему было лет сорок, на безымянном пальце у него поблескивало обручальное кольцо. Люк понял, что малый уже не в себе, а ему надо было, чтобы тот держал себя в руках. Он довел шофера до кабины, подождал, пока тот влезет внутрь, и захлопнул за ним дверцу. Потом быстро обошел спереди грузовик и хотел уже было залезть на пассажирское место, но дверца оказалась запертой. Люк кивнул водителю, сделав ему знак открыть дверь.
Мужчина недолго подумал, наклонился и открыл дверцу.
– Правильное решение, – сказал ему Люк.
– Что тебе надо?
Он оглядывался по сторонам в поисках помощи, но поблизости никого не оказалось. Шофер даже хотел заложить руки за голову, но потом вспомнил, что ему велели опустить руки.
– Поехали, – приказал ему Люк. – Езжай туда, куда я тебе скажу. Ни о чем не беспокойся. Не думай о смерти. Если сделаешь все, как я тебе скажу, сегодня ты не умрешь.
– Тебе нужны сигареты, – дошло до водителя. Он повернул ключ в замке зажигания, движок взревел.
– Мне и курево твое нужно, – согласился Люк, – и тачка тоже. Сам ты мне без надобности. И неприятности мне ни к чему. Усек?
Неприятностей ему водитель не доставлял. Они уже выезжали из города, потом, сделав пару поворотов, свернули на безлюдную сельскую дорогу. Люк не хотел высаживать его около какого-нибудь сельского дома и продумал маршрут заранее. Он сказал, чтобы шофер ехал в лесистый район, откуда до ближайшего телефона нужно было идти пешком мили четыре, да и то если выбрать правильное направление, противоположное тому, в котором они ехали. Водитель остановил грузовик у перекрестка и взглянул на Люка, все еще опасаясь, что тот его застрелит.
– У тебя теплая куртка есть? – спросил его Люк.
– Да, за моим сиденьем.
Люк пошарил рукой за сиденьем, вынул куртку и передал ее водителю.
– Тут еще теплые ботинки. Они тебе нужны?
– Да, конечно. – Люк сбросил их из машины. – Спасибо.
– Тебе здесь еще что-нибудь надо?
– Там еще перчатки мои между сиденьями.
Люк передал их высаженному на снег шоферу.
– Мне бы еще ключи от дома хотелось получить. Они на том же брелке, что и ключи от машины.
Не вынимая связку из замка зажигания, Люк снял ненужные ему ключи и бросил их хозяину.
– Там еще в кармашке за козырьком фотографии моих детей.
Люк аккуратно передал ему в руки снимки, чтобы не уронить их в придорожный снег.
– Спасибо.
– Не за что. Ну что, все? – Мужчина пожал плечами. – С тобой все в порядке?
Мужчина снова пожал плечами, но то ли от страха, то ли от того, что у него спало напряжение, то ли от снимков детей у него на глаза навернулись слезы.
– Застегни куртку, – сказал ему Люк. – Не простудись.
Машина тронулась с места. Проехав около мили, он увидел, как впереди на дорогу выехала его собственная машина, за рулем которой сидел Эндрю Стетлер, а на заднем сиденье – Люси Габриель. Она обернулась и увидела грузовик. Обе машины продолжали ехать по сельской дороге друг за другом в сторону резервации.
Люк был рад, что на индейской земле не было пролито крови, что все прошло без сучка и задоринки. Он понятия не имел, сколько ему еще в этой жизни отмерено совершить преступлений. Время обретало для него все большую ценность.
Глава 4
Отчий дом
В тот же день, понедельник, 20 декабря 1998 г.
Сержант-детектив Эмиль Санк-Марс вел машину по внутренним районам провинции, проезжая знакомые ему с детства маленькие городки, холмы, поля и леса его юности. Он ехал к своему родовому гнезду, где жил его отец, где оба они родились, – в село Сен-Жак-ле-Мажор-де-Вольфстаун. Если дороги расчищены от снега, такое путешествие к северо-западу от Монреаля может занять меньше двух часов. На сердце у него кошки скребли. Эта поездка в родительский дом была печальной, он знал, что она могла стать последней, когда он застанет отца в живых. Его отец умирал. Старший Санк-Марс – Альберт хотел с достоинством окончить дни в собственном доме, в своей постели, и настоял на том, чтобы его выписали из больницы. Представляя себе, Как это происходило, его сын чуть заметно с грустью улыбнулся. Ему почему-то стало жаль врачей и сотрудников больницы, которые не могли не попытаться урезонить отца, но он, конечно, грубовато их отшил, не особенно стесняясь в выражениях. Альберт Санк-Марс не питал никаких иллюзий относительно своего состояния – он должен был скоро умереть, но из-за стремления воздать дань собственной жизни, из-за храбрости и чувства собственного достоинства он сам настоял на том, чтобы избрать место для этого важнейшего события. Продолжая путь, сын подумал о том – на этот раз без намека на улыбку, – что отец хотел превратить свою кончину в памятное событие.
Альберт позвонил сыну и сказал, что если тот хочет поговорить с ним еще раз, сделать это можно теперь или никогда. Если им еще было что обсудить, настало время это сделать.
– Эмиль, дай своим ворам возможность спокойно подсчитать награбленное. Пусть хоть одну ночь убийцы смогут выспаться – может быть, потом на свежую голову они поймут, что творят. Всем бывает нужен хоть день передышки. Приезжай домой, детектив, навести своего старика.
– Что стряслось, папа? Ты же знаешь, какие у меня дела. Именно теперь я сильно занят.
– Я тоже занят, детектив. Уже собрал чемоданы. И в паспорт мне поставили печать. Я принял приглашение постучать в ворота Святого Петра, и теперь из всех времен у меня осталось только настоящее. Знаешь, сынок, под Рождество всегда много суеты. Даже для тех из нас, кто уже стоит у порога смерти. Приезжай до праздника. Я не могу рисковать.
– Папа… – На него вдруг пудовой тяжестью навалилась боль неизбежной утраты, ему стало стыдно за глупый предлог, под которым он хотел увильнуть от встречи с отцом.
– Месяц. Мне остался один месяц. Еще на один я могу только поспорить. Но если я проиграю, как получит свой выигрыш победитель? Проще говоря, этот спор я проиграть просто не могу. А пока, Эмиль, я дома.
– Ты дома? Тебя выписали из больницы?
– Я сам настоял на этом. У меня здесь сиделка. Мне хочется умереть в доме, где я родился. Ты же меня знаешь – я люблю гармонию.
Гармонию. Отец, должно быть, по привычке все еще цеплялся за какие-то образы и представления, хоть время его вышло.
Подъезжая к Сен-Жак-ле-Мажор-де-Вольфстауну, Эмиль Санк-Марс старался совладать с охватившим его волнением. Еще не пришло время горевать, утешал он сам себя, горе ждет его впереди. Ясно было, что, пока отец в здравом уме и твердой памяти, он такой же находчивый и рассудительный, каким был всегда. Слезы будут позже. Теперь – последние слова. Слова, идущие от сердца.
Эмиль Санк-Марс оставил машину у обочины перед отцовским домом. Дорожку, которая вела вдоль здания к обветшавшему гаражу, расположенному в глубине участка, покрывал снег. Его давно не убирали, и, скорее всего, теперь он так и будет лежать здесь до весны. Ехать старику было больше некуда. А дорожку до крыльца и само крыльцо, наверное, будет чистить сосед. Типично квебекская архитектура – ступеньки начинались почти на обочине, потому что в таком климате никому не доставляет особого удовольствия чистить снежные заносы. Детектив поднялся по ступенькам в дом своего детства, наполненный тенями былых времен, память причудливо будила в сознании воспоминания о молодом отце, об их взаимной любви – терпеливого папы и неугомонного сынишки; гордого отца и уставшего от мирской суеты взрослого сына, – блики прошлого сутулили ему плечи, били по нервам, наполняя сердце печалью.
Детектив вошел в дом без стука.
Первое, что его поразило – хоть он мог бы это предвидеть, – была отцовская кровать, перенесенная сверху в гостиную, на тот ее пятачок, куда падало солнце, совсем рядом с прихожей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74