«Я мог бы и лучше выступить. Да и она – не подарок, есть и посмазливее». На следующий день он позвонил ей, потому что снова захотел с ней встретиться. Еще тогда, во время второго их свидания, она стала над ним насмехаться. С тех пор ее насмешки не прекращались, а он все звонил ей и звонил.
Перед тем как войти в здание, Камилла обернулась. Хонигвакс подумал, что она помашет ему на прощание рукой, но женщина, казалось, смотрит сквозь него, как будто ни он сам, ни его «мерседес» ни в коей мере ее не волновали. Вместо прощального жеста она распахнула дверь, придержав ее задницей, повернулась и исчезла за ней.
«Вот чем она меня достала, – мелькнула у него мысль, – есть в ней какая-то мрачная загадочность».
Хонигвакс помнил, что Камилла была из тех женщин, которые могут обращаться с умирающими, к чьей гибели они сами приложили руку. А как она смотрела на него, когда он ботинком удерживал голову Стетлера под водой, при этом не выражая почти никаких чувств, разве что кроме злости на Энди за то, что он попытался их обойти, и на него самого за то, что он промазал. Такое поведение было для него загадочным, он не мог ее понять. И в постели у нее раз на раз не приходился – то она с ним вытворяла черт знает что, то требовала от него того же, причем с начала их связи он так и не мог понять, нравится она ему или нет. Но он всегда ей потом звонил и через некоторое время пристрастился к ней как к вредной привычке, позволяя ей собой помыкать, а теперь ему казалось, что она ему нравится и нравилась все то время, что они проводили вместе. Он отдавал себе отчет, что ему самому нужно было то, что она с ним вытворяет, нужна была ее ненасытность, необузданность, чувство опасности, жестокость поцелуев, но мысль о том, что ему этого хочется, посещала его очень редко. Теперь и опыт отношений, и прочно связавшие их последние события ясно давали понять, что выпутаться ему из этой связи не удастся уже никогда. Время, когда это еще можно было сделать, уже упущено. Он никогда не сможет от нее освободиться, никогда не избавится от этой ее мрачной таинственности.
Он уехал, так толком и не уяснив, нравится это ему или нет.
Позже в тот же день, понедельник, 14 февраля 1999 г.
Санк-Марс чувствовал себя гораздо лучше. Он хорошо поужинал и уехал обратно в город, в северный его район, где уже давно не бывал.
Там мало что изменилось, и почему-то ему это было приятно. Часть северного Монреаля издавна заселяли итальянцы, их язык здесь слышался повсюду – на улицах, в ресторанах, в магазинах. В дни разгула мафии, когда мафиози в кафе-мороженом решали, кому жить, а кому умирать, и планировали международные операции по контрабанде наркотиков, он служил здесь участковым полицейским. Санк-Марс – в форме – заходил, бывало, жарким летним днем прямо в это кафе, и оживленные разговоры тут же стихали. Шум доносился только от подвешенного под потолком вентилятора и скрипучих от старости холодильников. Игроки в карты снимали нарочито медленно. Зеркала, покрывавшие стены, множили следившие за ним глаза, когда он заказывал себе двойной пломбир в вафельном стаканчике. Он усаживался в тени под большим вентилятором и не торопясь лакомился мороженым, пока сам Франк Ванелли – мороженщик, грузный, заспанный и угрюмый, стоял, оперевшись на дверной косяк в своей обычной позе.
Ванелли считался здесь номером один, Санк-Марсу это было доподлинно известно, хотя многие тогда так не думали. Когда главарь живет с размахом, на широкую ногу среди богачей, полицейским трудно поверить, что «номер два» всю жизнь трется с простыми людьми и кормит их мороженым. Санк-Марс намекнул в отделе борьбы с организованной преступностью на единственную слабость мафии. Мороженщик Ванелли был дешевым малым. Проворачивая сделки на сотни миллионов долларов, он на всем пытался сэкономить, и холодильные установки в его заведении, казалось, работали целый век. Несколько раз в год, обычно в самые жаркие летние дни, он вызывал техников для ремонта то и дело выходивших из строя холодильников. В один из таких визитов мастера поставили там прослушку, и в течение пяти следующих лет благодаря этим прослушивающим устройствам власти получали основную информацию о мафии. Когда через некоторое время Санк-Марса повысили по службе и перевели в другой район, с газетной полосы ему как-то бросилась в глаза физиономия мороженщика Ванелли, который в ожидании судебного процесса прислонился к тому же дверному косяку своего кафе, но на этот раз в необычной для него позе – мордой вниз, пробитый пулей в жаркий августовский день. Он поплатился за то, что на всю жизнь так и остался дешевкой – лучше бы ему было раскошелиться на новые холодильники в своем заведении.
Санк-Марс с удовольствием вспоминал время, когда служил в этом районе. Летом тут проводили фестивали, было шумно и людно, старики катали шары, играя в бочче, дети бесились от радости просто потому, что были детьми. Он не говорил на языке этих людей, недавно приехавших в его страну, не знал их культуры, но, как и они, был католиком, а потому отдавал должное отношению итальянцев к религии, неукоснительному соблюдению ими празднеств и ритуалов, знакомых ему с раннего детства. Он знал, что мафия стремится насадить в жизнерадостном и трудолюбивом народе дух непримиримой вражды, и по наивности молодости считал себя защитником веры и традиционных ценностей в их среде. Отчасти поэтому Санк-Марс видел свою главную задачу в том, чтобы оградить как можно больше беспокойных детей улицы от цепких когтей мафии.
С тех пор власть мафии сильно поубавилась. Само по себе это было совсем неплохо, но свято место пусто не бывает – вместо нее возникли новые преступные банды, которые имели больше средств, были лучше организованы и действовали злее и жестче. И все равно, он был рад, что снова вернулся сюда к тем же домам и витринам, в этот район, где обычно бурлила жизнь, хотя в этот зимний вечер он, казалось, погрузился в спячку. Детектив ехал к дому Эндрю Стетлера.
Поставив машину у дома, он поднялся по лестнице. Ключ, как сказал ему Чарльз Пеншо, полицейские из Сюрте дю Кебек оставили на небольшом выступе над дверью с правой стороны. Санк-Марс без труда его нашел.
Он вошел в дом, ни на что особенное не рассчитывая. Полиция здесь уже все обыскала, и если те, кто побывал здесь до него, нашли что-то интересное, они наверняка забрали это с собой для дальнейшего изучения. Он сказал Пеншо, что не собирается проверять работу своих коллег, ему надо лишь почувствовать атмосферу, получить представление об этом умершем человеке, понять, кем он был, чем занимался и почему его убили.
Квартира была совершенно ничем не примечательная, хотя, роясь в ящиках комодов и в кладовках, он обнаружил, что там странным образом сочеталась одежда простого работяги и вполне преуспевающего человека. Например, он нашел теннисные ракетки и дорогую одежду для игры в теннис, несколько хороших костюмов, галстуки известных фирм, полдюжины пар черных выходных туфель и несколько пар зимней обуви, которой могли бы позавидовать на любом лыжном курорте. Мебель тоже была существенно лучше той, которую мог себе представить здесь Санк-Марс. Хоть Эндрю Стетлер и объявился в «Хиллер-Ларджент Глобал» в качестве нищего подопытного кролика и жил в довольно скромном районе, было ясно, что нужды он ни в чем не испытывал уже давно.
Ход его мысли был прерван легким стуком в дверь, больше похожим на какой-то тайный сигнал. Два еле слышных удара, пауза, еще два, а потом – заключительный стук посильнее.
Заинтригованный, Санк-Марс решил открыть дверь.
За ней стояла пожилая женщина в крикливом цветастом балахоне, расшитом бисером, и плотно облегавшем голову чепчике под стать балахону. Поначалу она чем-то напомнила ему монашенку, причем это впечатление усиливали выбивавшиеся из-под чепца нечесаные седые патлы.
– Вы кто? – спросил Санк-Марс.
– Я – это я, – ответила старуха, – а вы-то кем будете?
– Что, простите?
– Что вы делаете в квартире моего сына? – спросила она. – Вы здесь с ним?
Возникшее перед детективом из ниоткуда создание представило ситуацию в несколько ином свете. Сначала он решил, что женщина была просто взбалмошной соседкой. Теперь стало ясно, что он оказался в достаточно неловком положении.
– Вы – мать Эндрю? – переспросил он ее.
– Да.
– Эндрю Стетлера?
– Правильно.
– И вам никто ничего еще не говорил?
– О чем?
– Заходите. – Миссис Стетлер зашла в квартиру, Санк-Марс притворил за ней дверь. – Вам говорил кто-нибудь о том, что произошло с Эндрю, миссис Стетлер?
Женщина прошлась по квартире, заглянула в комнаты, кухню и ванную. Закончив осмотр, она вернулась к незнакомцу. Глаза у нее были красные, как будто она недавно плакала.
– Я знаю, что Эндрю перешел в мир иной. Мне сказали об этом.
Теперь настала очередь смутиться Санк-Марсу.
– Но мне показалось, вы спросили меня, нет ли здесь Эндрю?
– А вы его не видели?
– Нет, – настороженно ответил Санк-Марс.
– Я пыталась с ним связаться, – пояснила женщина. – Душа его еще не успокоилась. Он пока не устроился на той стороне. Его душе очень нужно войти со мной в контакт. Смерть оказалась для него потрясением. Я уверена, он скоро со мной свяжется.
Она что, собиралась с ним связаться по телефону? Или – Боже упаси! – по электронной почте?
– Как вы хотите связаться с ним, миссис Стетлер?
– Я регулярно общаюсь с усопшими. Спиритические сеансы. Для меня это то же самое, что снять трубку и позвонить в Манитобу.
– Ясно, – произнес детектив. Теперь до него начало доходить, в чем здесь было дело. Он улыбнулся, пытаясь показать, что не держит камень за пазухой. – Сколько времени здесь жил Эндрю перед тем, как перейти в мир иной?
– Кто вы?
– Сержант-детектив Эмиль Санк-Марс, миссис Стетлер. Я из полиции.
Она кивнула.
– Вас интересует его смерть?
– Да.
– Меня тоже. Я бы хотела знать, что с ним случилось. Собираюсь спросить у него, кто же с ним такой кошмар сотворил. Если вы оставите мне ваш номер телефона, я сообщу вам, что он мне скажет.
– Спасибо. Буду вам за это весьма признателен. Вопросы о его смерти я оставлю вам и Эндрю. Я бы попросил вас о другом – не могли бы вы рассказать мне о его жизни? Я хотел бы побольше о нем узнать.
Она сказала, что знает о нем немного и рассказать ей особенно нечего, но было понятно, что она лукавит. Миссис Стетлер без умолку болтала о сыне больше часа, рассказывала о том, как однажды у него возникли проблемы с законом, когда его «несправедливо обвинили», «забрали в полицию» и «запихнули в кутузку как какого-то хулигана-отморозка». Ее сын был хорошим мальчиком, сказала она, подчеркнув при этом, что с ней он обращался лучше некуда.
– У него была чокнутая мамочка, и в жизни ему не везло, – честно и откровенно призналась она. – Он мог бы меня бросить, и никто его этим не попрекнул бы, включая меня.
Вместо этого Эндрю обеспечивал ее всем необходимым, каждый месяц давал денег, заботился о том, чтобы дом ее был полной чашей, и жил прямо над ней, чтобы она не боялась, «когда злые духи слишком уж безобразничают по ночам».
Ее голос вибрировал и срывался по мере того, как она все больше входила в раж, и в том же ритме покачивалась старушечья голова. Чем ее сын зарабатывал на жизнь, она не знала, но точно была уверена, что у него полно друзей, а уж приятелей она и сосчитать не могла. Летом они иногда даже на мотоциклах к нему приезжали.
– А чтобы вы не думали, что я совсем уже выжила из ума, я вам кое-что об этих его дружках расскажу! У них все тело в наколках! Все цацками какими-то увешены, а что на головах, так просто срам! А на куртках-то что у них понаписано – «Ангелы ада»! Спаси, Господи, мою душу грешную! Это же надо такое выдумать! Всю жизнь свою я общаюсь с ангелами на небесах! Для слуг дьявола двери мои всегда на запоре!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Перед тем как войти в здание, Камилла обернулась. Хонигвакс подумал, что она помашет ему на прощание рукой, но женщина, казалось, смотрит сквозь него, как будто ни он сам, ни его «мерседес» ни в коей мере ее не волновали. Вместо прощального жеста она распахнула дверь, придержав ее задницей, повернулась и исчезла за ней.
«Вот чем она меня достала, – мелькнула у него мысль, – есть в ней какая-то мрачная загадочность».
Хонигвакс помнил, что Камилла была из тех женщин, которые могут обращаться с умирающими, к чьей гибели они сами приложили руку. А как она смотрела на него, когда он ботинком удерживал голову Стетлера под водой, при этом не выражая почти никаких чувств, разве что кроме злости на Энди за то, что он попытался их обойти, и на него самого за то, что он промазал. Такое поведение было для него загадочным, он не мог ее понять. И в постели у нее раз на раз не приходился – то она с ним вытворяла черт знает что, то требовала от него того же, причем с начала их связи он так и не мог понять, нравится она ему или нет. Но он всегда ей потом звонил и через некоторое время пристрастился к ней как к вредной привычке, позволяя ей собой помыкать, а теперь ему казалось, что она ему нравится и нравилась все то время, что они проводили вместе. Он отдавал себе отчет, что ему самому нужно было то, что она с ним вытворяет, нужна была ее ненасытность, необузданность, чувство опасности, жестокость поцелуев, но мысль о том, что ему этого хочется, посещала его очень редко. Теперь и опыт отношений, и прочно связавшие их последние события ясно давали понять, что выпутаться ему из этой связи не удастся уже никогда. Время, когда это еще можно было сделать, уже упущено. Он никогда не сможет от нее освободиться, никогда не избавится от этой ее мрачной таинственности.
Он уехал, так толком и не уяснив, нравится это ему или нет.
Позже в тот же день, понедельник, 14 февраля 1999 г.
Санк-Марс чувствовал себя гораздо лучше. Он хорошо поужинал и уехал обратно в город, в северный его район, где уже давно не бывал.
Там мало что изменилось, и почему-то ему это было приятно. Часть северного Монреаля издавна заселяли итальянцы, их язык здесь слышался повсюду – на улицах, в ресторанах, в магазинах. В дни разгула мафии, когда мафиози в кафе-мороженом решали, кому жить, а кому умирать, и планировали международные операции по контрабанде наркотиков, он служил здесь участковым полицейским. Санк-Марс – в форме – заходил, бывало, жарким летним днем прямо в это кафе, и оживленные разговоры тут же стихали. Шум доносился только от подвешенного под потолком вентилятора и скрипучих от старости холодильников. Игроки в карты снимали нарочито медленно. Зеркала, покрывавшие стены, множили следившие за ним глаза, когда он заказывал себе двойной пломбир в вафельном стаканчике. Он усаживался в тени под большим вентилятором и не торопясь лакомился мороженым, пока сам Франк Ванелли – мороженщик, грузный, заспанный и угрюмый, стоял, оперевшись на дверной косяк в своей обычной позе.
Ванелли считался здесь номером один, Санк-Марсу это было доподлинно известно, хотя многие тогда так не думали. Когда главарь живет с размахом, на широкую ногу среди богачей, полицейским трудно поверить, что «номер два» всю жизнь трется с простыми людьми и кормит их мороженым. Санк-Марс намекнул в отделе борьбы с организованной преступностью на единственную слабость мафии. Мороженщик Ванелли был дешевым малым. Проворачивая сделки на сотни миллионов долларов, он на всем пытался сэкономить, и холодильные установки в его заведении, казалось, работали целый век. Несколько раз в год, обычно в самые жаркие летние дни, он вызывал техников для ремонта то и дело выходивших из строя холодильников. В один из таких визитов мастера поставили там прослушку, и в течение пяти следующих лет благодаря этим прослушивающим устройствам власти получали основную информацию о мафии. Когда через некоторое время Санк-Марса повысили по службе и перевели в другой район, с газетной полосы ему как-то бросилась в глаза физиономия мороженщика Ванелли, который в ожидании судебного процесса прислонился к тому же дверному косяку своего кафе, но на этот раз в необычной для него позе – мордой вниз, пробитый пулей в жаркий августовский день. Он поплатился за то, что на всю жизнь так и остался дешевкой – лучше бы ему было раскошелиться на новые холодильники в своем заведении.
Санк-Марс с удовольствием вспоминал время, когда служил в этом районе. Летом тут проводили фестивали, было шумно и людно, старики катали шары, играя в бочче, дети бесились от радости просто потому, что были детьми. Он не говорил на языке этих людей, недавно приехавших в его страну, не знал их культуры, но, как и они, был католиком, а потому отдавал должное отношению итальянцев к религии, неукоснительному соблюдению ими празднеств и ритуалов, знакомых ему с раннего детства. Он знал, что мафия стремится насадить в жизнерадостном и трудолюбивом народе дух непримиримой вражды, и по наивности молодости считал себя защитником веры и традиционных ценностей в их среде. Отчасти поэтому Санк-Марс видел свою главную задачу в том, чтобы оградить как можно больше беспокойных детей улицы от цепких когтей мафии.
С тех пор власть мафии сильно поубавилась. Само по себе это было совсем неплохо, но свято место пусто не бывает – вместо нее возникли новые преступные банды, которые имели больше средств, были лучше организованы и действовали злее и жестче. И все равно, он был рад, что снова вернулся сюда к тем же домам и витринам, в этот район, где обычно бурлила жизнь, хотя в этот зимний вечер он, казалось, погрузился в спячку. Детектив ехал к дому Эндрю Стетлера.
Поставив машину у дома, он поднялся по лестнице. Ключ, как сказал ему Чарльз Пеншо, полицейские из Сюрте дю Кебек оставили на небольшом выступе над дверью с правой стороны. Санк-Марс без труда его нашел.
Он вошел в дом, ни на что особенное не рассчитывая. Полиция здесь уже все обыскала, и если те, кто побывал здесь до него, нашли что-то интересное, они наверняка забрали это с собой для дальнейшего изучения. Он сказал Пеншо, что не собирается проверять работу своих коллег, ему надо лишь почувствовать атмосферу, получить представление об этом умершем человеке, понять, кем он был, чем занимался и почему его убили.
Квартира была совершенно ничем не примечательная, хотя, роясь в ящиках комодов и в кладовках, он обнаружил, что там странным образом сочеталась одежда простого работяги и вполне преуспевающего человека. Например, он нашел теннисные ракетки и дорогую одежду для игры в теннис, несколько хороших костюмов, галстуки известных фирм, полдюжины пар черных выходных туфель и несколько пар зимней обуви, которой могли бы позавидовать на любом лыжном курорте. Мебель тоже была существенно лучше той, которую мог себе представить здесь Санк-Марс. Хоть Эндрю Стетлер и объявился в «Хиллер-Ларджент Глобал» в качестве нищего подопытного кролика и жил в довольно скромном районе, было ясно, что нужды он ни в чем не испытывал уже давно.
Ход его мысли был прерван легким стуком в дверь, больше похожим на какой-то тайный сигнал. Два еле слышных удара, пауза, еще два, а потом – заключительный стук посильнее.
Заинтригованный, Санк-Марс решил открыть дверь.
За ней стояла пожилая женщина в крикливом цветастом балахоне, расшитом бисером, и плотно облегавшем голову чепчике под стать балахону. Поначалу она чем-то напомнила ему монашенку, причем это впечатление усиливали выбивавшиеся из-под чепца нечесаные седые патлы.
– Вы кто? – спросил Санк-Марс.
– Я – это я, – ответила старуха, – а вы-то кем будете?
– Что, простите?
– Что вы делаете в квартире моего сына? – спросила она. – Вы здесь с ним?
Возникшее перед детективом из ниоткуда создание представило ситуацию в несколько ином свете. Сначала он решил, что женщина была просто взбалмошной соседкой. Теперь стало ясно, что он оказался в достаточно неловком положении.
– Вы – мать Эндрю? – переспросил он ее.
– Да.
– Эндрю Стетлера?
– Правильно.
– И вам никто ничего еще не говорил?
– О чем?
– Заходите. – Миссис Стетлер зашла в квартиру, Санк-Марс притворил за ней дверь. – Вам говорил кто-нибудь о том, что произошло с Эндрю, миссис Стетлер?
Женщина прошлась по квартире, заглянула в комнаты, кухню и ванную. Закончив осмотр, она вернулась к незнакомцу. Глаза у нее были красные, как будто она недавно плакала.
– Я знаю, что Эндрю перешел в мир иной. Мне сказали об этом.
Теперь настала очередь смутиться Санк-Марсу.
– Но мне показалось, вы спросили меня, нет ли здесь Эндрю?
– А вы его не видели?
– Нет, – настороженно ответил Санк-Марс.
– Я пыталась с ним связаться, – пояснила женщина. – Душа его еще не успокоилась. Он пока не устроился на той стороне. Его душе очень нужно войти со мной в контакт. Смерть оказалась для него потрясением. Я уверена, он скоро со мной свяжется.
Она что, собиралась с ним связаться по телефону? Или – Боже упаси! – по электронной почте?
– Как вы хотите связаться с ним, миссис Стетлер?
– Я регулярно общаюсь с усопшими. Спиритические сеансы. Для меня это то же самое, что снять трубку и позвонить в Манитобу.
– Ясно, – произнес детектив. Теперь до него начало доходить, в чем здесь было дело. Он улыбнулся, пытаясь показать, что не держит камень за пазухой. – Сколько времени здесь жил Эндрю перед тем, как перейти в мир иной?
– Кто вы?
– Сержант-детектив Эмиль Санк-Марс, миссис Стетлер. Я из полиции.
Она кивнула.
– Вас интересует его смерть?
– Да.
– Меня тоже. Я бы хотела знать, что с ним случилось. Собираюсь спросить у него, кто же с ним такой кошмар сотворил. Если вы оставите мне ваш номер телефона, я сообщу вам, что он мне скажет.
– Спасибо. Буду вам за это весьма признателен. Вопросы о его смерти я оставлю вам и Эндрю. Я бы попросил вас о другом – не могли бы вы рассказать мне о его жизни? Я хотел бы побольше о нем узнать.
Она сказала, что знает о нем немного и рассказать ей особенно нечего, но было понятно, что она лукавит. Миссис Стетлер без умолку болтала о сыне больше часа, рассказывала о том, как однажды у него возникли проблемы с законом, когда его «несправедливо обвинили», «забрали в полицию» и «запихнули в кутузку как какого-то хулигана-отморозка». Ее сын был хорошим мальчиком, сказала она, подчеркнув при этом, что с ней он обращался лучше некуда.
– У него была чокнутая мамочка, и в жизни ему не везло, – честно и откровенно призналась она. – Он мог бы меня бросить, и никто его этим не попрекнул бы, включая меня.
Вместо этого Эндрю обеспечивал ее всем необходимым, каждый месяц давал денег, заботился о том, чтобы дом ее был полной чашей, и жил прямо над ней, чтобы она не боялась, «когда злые духи слишком уж безобразничают по ночам».
Ее голос вибрировал и срывался по мере того, как она все больше входила в раж, и в том же ритме покачивалась старушечья голова. Чем ее сын зарабатывал на жизнь, она не знала, но точно была уверена, что у него полно друзей, а уж приятелей она и сосчитать не могла. Летом они иногда даже на мотоциклах к нему приезжали.
– А чтобы вы не думали, что я совсем уже выжила из ума, я вам кое-что об этих его дружках расскажу! У них все тело в наколках! Все цацками какими-то увешены, а что на головах, так просто срам! А на куртках-то что у них понаписано – «Ангелы ада»! Спаси, Господи, мою душу грешную! Это же надо такое выдумать! Всю жизнь свою я общаюсь с ангелами на небесах! Для слуг дьявола двери мои всегда на запоре!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74