Родитель умел добиваться своей цели, сохраняя при этом незыблемой суровую «правильность», как называла ее Катя. Он безусловно заслуживал почтения, но так жить было нельзя. И само собой, в девятнадцать лет она начала жить не так.
«Не так» заключалось в переводе на заочное отделение и вступлении на тернистый путь бизнеса по-русски. Первым спутником-поводырем был Виктор или Витюля, как его звали еще в детском саду и, наверное, напишут на гробовой доске. Они учились на одном курсе, но Витюля, отслуживший в армии, как тогда казалось Кате, был гораздо опытнее. Витюлин папаша подвизался на должности зампреда райисполкома и был вовсе не из породы большевиков-ленинцев с кристальной совестью и пустыми карманами. С легкой руки папаши и начался их с Витюлей совместный бизнес. Занялись торговлей компьютерами. Почему выбор пал именно на компьютеры, для Кати осталось загадкой. Но папаша сказал: именно это сегодня самое актуальное – и уладил в лучшем виде все формальные и неформальные нюансы. Он же обеспечил первые заказы. Дело сдвинулось с мертвой точки.
Кате, как любимой женщине генерального директора Витюли, отводилась в этом деле двойная роль: лица фирмы и офицера для особо важных поручений. С лицом проблем не возникало с самого начала. Зато возникали с отцом. Катин родитель к тому моменту работал в Бауманском районном суде, имел безупречную репутацию, и ему прочили блестящую карьеру, по меньшей мере не последнее место в Верховном суде. Он считал, что посредническая деятельность, на деле являющаяся обыкновенной спекуляцией, – неудачный выбор для молодой неглупой девушки.
Тогда в знак протеста они с Витюлей сняли квартиру.
Рамки первой леди фирмы она переросла примерно за год. В универмаге «Московский», рядом с отделом компьютерных игр, открытым их конторой, арендовала уже сама некоторое количество квадратных метров для торговли мягкими детскими игрушками. Средства теперь позволяли. Вскоре они позволили обзавестись торговыми точками в Конькове и еще одним – в универмаге. Потом еще, еще и еще. И открыть свою фирму. И наконец, купить собственную квартиру. И кстати, вовремя: ее верный партнер стал тяготиться моногамией.
В это время в поле зрения появился ресторан. Он стяжал более чем дурную славу. За год потерял двух владельцев убитыми, третьего – осужденным за незаконное хранение оружия и нанесение телесных повреждений средней тяжести. Историю ресторана Кате назидательно поведал отец, пытаясь отговорить ее от рискованного шага.
В это время последний хозяин злачного заведения был так оскорблен нелестным отзывом арбатско-уличного скрипача, по ошибке заглянувшего перекусить, о достоинствах ресторанного оркестра, что, желая восстановить поруганную честь, немедленно достал пистолет (на который, надо отдать ему должное, имел-таки разрешение) и прицельно ранил недоброжелателя в мягкие ткани. Прибывший через два часа усиленный наряд милиции с удивлением обнаружил только упившегося в стельку владельца заведения, пострадавший же мистическим образом исчез. Арбатские сплетники утверждали, что у музыканта усохло простреленное причинное место и скрипач вынужден был прибегнуть к услугам пластического хирурга, пересадившего соответствующие ткани с живота туда, где они оказались нужнее.
Завсегдатаи утратили интерес к ресторану и переехали в другой, лучше отвечающий их высоким требованиям к солидности и отсутствию «атаса». Персонал бесследно исчез. Катя сообразила: момент ковать железо наступил. Но в одиночку ей не поднять ресторан с нуля. Пришлось преодолеть прогрессирующую неприязнь к давешнему любимому. Он согласился вложить сорок процентов, но утруждать себя проникновением в детали отказался, его это больше не интересовало – не тот масштаб. От него это и не требовалось. Через восемь месяцев Катя, к обоюдному удовольствию, выкупила его долю. С тех пор они не виделись. Опять-таки к общему удовлетворению. Ресторан – целиком ее заслуга. Без соавторов. Конечно, с помощниками, но главная – она, и только она, безоговорочно.
Дела шли неплохо, дурная репутация этого местечка постепенно забылась. Однажды и отец пришел сюда, сел за столик в уголке и заказал скромную чашку кофе. Сидел, потягивал горячую ароматную жидкость, осматривался, а потом заглянул к Кате в кабинет.
– Знаешь, а мне нравится. Хорошо у тебя.
…Кредит ей понадобился для расширения. За стенкой прозябал магазинчик, выходивший в проулок. Катя давно положила на него глаз, и существовал даже принципиальный договор о его покупке в середине следующего года. Но накануне последнего аккорда народных гуляний, посвященных 850-летию столицы, владелец вожделенной площади вечером зашел к Кате. Она распоряжалась на кухне, зал был переполнен, официанты валились с ног от усталости. Сосед схватил ее за руку и заорал на ухо, пытаясь перекричать шум на кухне: «Или завтра, или никогда! Ни дня я здесь больше не останусь». Видимо, что-то сильно обидело человека. Или кто-то. Или просто надоела ему эта страна.
Из никогда и завтра она, разумеется, выбрала завтра.
Но необходимых двухсот тысяч наличными у нее не было. Недостающие восемьдесят сроком на три месяца под двадцать пять процентов предоставил Катин знакомый, Яков Бенедиктович, семидесятилетний крепыш славянской наружности, но исключительно национальной предприимчивости и хода мыслей. Всю жизнь он искал занятие, к которому лежала бы душа, но удавалось пристроить только тело. Учитывая последнее увлечение, привлекшее его деятельную натуру – оптовую торговлю итальянскими винами, Яков Бенедиктович нашел в Катином предложении свой интерес. В счет частичного погашения долга они договорились в октябре провести в ее ресторане шикарную презентацию. Она предполагала три дня дегустации «Cianti», «Barolo» и «Pino Grigio del Veneto», а потом шикарный банкет для иностранных партнеров. Все вместе тянуло на сорок тысяч долларов. Условия кредита Катя сочла не благотворительными, но льготными. В частности, при взаимном согласии сторон она имела право на месячную отсрочку с минимальным увеличением процента.
Яков Бенедиктович скончался от инфаркта через три недели после заключения сделки в своем рабочем кабинете. Сгорел на работе. После ряда хитроумных превращений его фирма со всеми потрохами, и Катиным долгом среди них, отошла к АОО «Юность». Соглашение о проведении презентации было расторгнуто, и Катя оказалась в чрезвычайно сложной ситуации.
Двое громил по стойке «смирно» с битами наперевес встали по обе стороны двери в спальню, а третий отправился осматривать квартиру. Все делалось молча, медленно и со значением. Катя посильнее запахнула халатик и так и осталась сидеть на постели. Эльдар медленно поднялся.
– Ну, привет, пацаны. У вас проблемы? Трудности? Плановая облава? Кто-то хочет пригласить меня спеть для своей крутой тусовки?
«Пацаны» не реагировали.
– Может, вы квартиру перепутали? – Он направился к двери, но блондинистый парень с расплющенным носом и чрезвычайно близко посаженными васильковыми глазами жестом остановил его.
В этот момент в спальню легкой уверенной походкой вошел худощавый, довольно высокий мужчина. Не торопясь снял пальто и аккуратно уложил его на стул. Черный костюм элегантного покроя сидел на нем безукоризненно, правда, слева под мышкой бросалась в глаза небольшая выпуклость, причиной которой являлась наплечная кобура. Его туалет не содержал цепей и перстней – неотъемлемой части имиджа определенной части «новых русских», но золотые запонки и золотая же булавка, удерживающая умопомрачительный, ручной работы галстук, свидетельствовали о высоком и постоянном доходе. В длинных тонких пальцах с холеными ногтями пришелец держал сигарету. Лицо его изобиловало морщинами (хотя лет ему было не более сорока) и выражало полное превосходство над окружающими.
Он слегка, как давней знакомой, кивнул Кате, а Эльдара не удостоил и взглядом. Делавший обход прыщавый «пацан» без печати интеллекта на лице почтительно доложился:
– Все чисто, шеф. Мы одни.
– Спасибо, Иван. – Шеф жестом позволил своим людям расслабиться, и двое у двери приняли стойку «вольно», то есть позволили себе опереться о косяк и опустить биты.
– Послушайте, кто вы такой и что вам здесь нужно? Кто дал вам право вламываться в мою квартиру?
– Позвольте представиться. Кротков, директор небезызвестной вам фирмы «Юность». Причем, знаете, что интересно – это мое настоящее имя. Ехал мимо, дай, думаю, загляну, поинтересуюсь, как там мои финансы себя чувствуют. – Он поискал глазами пепельницу и, не найдя, сбросил пепел прямо на запыленную крышку пианино. – Если не ошибаюсь, сегодня истекает срок нашего договора, и, чтобы избавить вас от необходимости лично тащиться через всю Москву с такими деньгами (неспокойно нынче на Москве, знаете ли), вот заехал лично.
– Но мы же договорились о недельной отсрочке… – начала Катя. Она действительно разговаривала с человеком, который занял место Якова Бенедиктовича, и он согласился на ее условия.
– Договариваться надо было со мной. Лично. Я, Екатерина Ивановна, предпочитаю очные беседы, лицом к лицу, так сказать. И поскольку договор у вас состоялся неизвестно с кем, считаю себя вправе считать его недействительным.
– У меня нет сейчас таких денег…
– Вы это серьезно? – Кротков язвительно усмехнулся. – Что, вообще ни капельки?
– Я смогу вернуть вам деньги только через неделю. – Катя чувствовала себя неловко полуодетой в присутствии посторонних мужчин.
– Разве я когда-нибудь где-нибудь говорил, что занимаюсь благотворительностью? – Кротков обернулся к «пацанам» у двери, те синхронно покачали головами из стороны в сторону. – Я не меценат, госпожа Масленникова, поэтому я готов обсуждать отсрочку, только имея в виду тройную процентную ставку за каждый лишний день. Впрочем, возможно, часть этой дополнительной суммы я соглашусь взять натурой…
Эльдар рванулся вперед. Скользящим ударом правой он сбил с ног прыщавого и безынтеллектуального Ивана, а левой схватил за волосы Кроткова и рванул назад.
– Будь скромней! – И, прежде чем «пацаны» у двери успели среагировать, он нанес пару коротких точных ударов в нос непрошеного гостя. Но уже через несколько секунд Эльдар был плотно зажат в цепких стальных объятиях громил. Причем «пацаны» сохраняли удивительное хладнокровие. Они не бросились избивать обидчика своего шефа, просто стояли с бесстрастными лицами и спокойно ждали дальнейших указаний. Эльдар тихо ругался. Кротков, запрокинув голову, вытер с подбородка струйки крови и осторожно пощупал переносицу. Провинившийся Иван слетал на кухню и, судя по звукам, разгромив половину холодильника, притащил тарелку колотого льда.
– Успокойте этого Шаляпина. – Кротков выбрал льдинку побольше и приложил к переносице. Профессиональным движением заклеив Эльдару рот, парни скотчем припеленали его к стулу и стали по обе стороны, поигрывая дубинками.
– Вы, Екатерина Ивановна, наверняка наслышаны, как поступают наши банкиры, когда им не возвращают кредит? Ждут день-два и зовут мафию. А мы вот никого звать не будем. – Голос Кроткова звучал до отвращения проникновенно. – Я и есть мафия.
Ему удалось, наконец, остановить кровотечение.
– Сеня, объясни девушке популярно, что с ней будет, если кто-то посмеет прикарманить мои кровно заработанные денежки, которые я по доброте душевной от чистого, можно сказать, сердца оторвал от себя, радея о ее благе.
– А что… – Парень с расплющенным носом и васильковыми глазами улыбнулся и даже порозовел от гордости за то, что ему дали слово. – Засадим маслину в башку, и все дела.
– Если вдруг вы не в курсе, рассказываю: маслина в башке – это смертельно. Сеня, развлеки пока нашего неуравновешенного друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
«Не так» заключалось в переводе на заочное отделение и вступлении на тернистый путь бизнеса по-русски. Первым спутником-поводырем был Виктор или Витюля, как его звали еще в детском саду и, наверное, напишут на гробовой доске. Они учились на одном курсе, но Витюля, отслуживший в армии, как тогда казалось Кате, был гораздо опытнее. Витюлин папаша подвизался на должности зампреда райисполкома и был вовсе не из породы большевиков-ленинцев с кристальной совестью и пустыми карманами. С легкой руки папаши и начался их с Витюлей совместный бизнес. Занялись торговлей компьютерами. Почему выбор пал именно на компьютеры, для Кати осталось загадкой. Но папаша сказал: именно это сегодня самое актуальное – и уладил в лучшем виде все формальные и неформальные нюансы. Он же обеспечил первые заказы. Дело сдвинулось с мертвой точки.
Кате, как любимой женщине генерального директора Витюли, отводилась в этом деле двойная роль: лица фирмы и офицера для особо важных поручений. С лицом проблем не возникало с самого начала. Зато возникали с отцом. Катин родитель к тому моменту работал в Бауманском районном суде, имел безупречную репутацию, и ему прочили блестящую карьеру, по меньшей мере не последнее место в Верховном суде. Он считал, что посредническая деятельность, на деле являющаяся обыкновенной спекуляцией, – неудачный выбор для молодой неглупой девушки.
Тогда в знак протеста они с Витюлей сняли квартиру.
Рамки первой леди фирмы она переросла примерно за год. В универмаге «Московский», рядом с отделом компьютерных игр, открытым их конторой, арендовала уже сама некоторое количество квадратных метров для торговли мягкими детскими игрушками. Средства теперь позволяли. Вскоре они позволили обзавестись торговыми точками в Конькове и еще одним – в универмаге. Потом еще, еще и еще. И открыть свою фирму. И наконец, купить собственную квартиру. И кстати, вовремя: ее верный партнер стал тяготиться моногамией.
В это время в поле зрения появился ресторан. Он стяжал более чем дурную славу. За год потерял двух владельцев убитыми, третьего – осужденным за незаконное хранение оружия и нанесение телесных повреждений средней тяжести. Историю ресторана Кате назидательно поведал отец, пытаясь отговорить ее от рискованного шага.
В это время последний хозяин злачного заведения был так оскорблен нелестным отзывом арбатско-уличного скрипача, по ошибке заглянувшего перекусить, о достоинствах ресторанного оркестра, что, желая восстановить поруганную честь, немедленно достал пистолет (на который, надо отдать ему должное, имел-таки разрешение) и прицельно ранил недоброжелателя в мягкие ткани. Прибывший через два часа усиленный наряд милиции с удивлением обнаружил только упившегося в стельку владельца заведения, пострадавший же мистическим образом исчез. Арбатские сплетники утверждали, что у музыканта усохло простреленное причинное место и скрипач вынужден был прибегнуть к услугам пластического хирурга, пересадившего соответствующие ткани с живота туда, где они оказались нужнее.
Завсегдатаи утратили интерес к ресторану и переехали в другой, лучше отвечающий их высоким требованиям к солидности и отсутствию «атаса». Персонал бесследно исчез. Катя сообразила: момент ковать железо наступил. Но в одиночку ей не поднять ресторан с нуля. Пришлось преодолеть прогрессирующую неприязнь к давешнему любимому. Он согласился вложить сорок процентов, но утруждать себя проникновением в детали отказался, его это больше не интересовало – не тот масштаб. От него это и не требовалось. Через восемь месяцев Катя, к обоюдному удовольствию, выкупила его долю. С тех пор они не виделись. Опять-таки к общему удовлетворению. Ресторан – целиком ее заслуга. Без соавторов. Конечно, с помощниками, но главная – она, и только она, безоговорочно.
Дела шли неплохо, дурная репутация этого местечка постепенно забылась. Однажды и отец пришел сюда, сел за столик в уголке и заказал скромную чашку кофе. Сидел, потягивал горячую ароматную жидкость, осматривался, а потом заглянул к Кате в кабинет.
– Знаешь, а мне нравится. Хорошо у тебя.
…Кредит ей понадобился для расширения. За стенкой прозябал магазинчик, выходивший в проулок. Катя давно положила на него глаз, и существовал даже принципиальный договор о его покупке в середине следующего года. Но накануне последнего аккорда народных гуляний, посвященных 850-летию столицы, владелец вожделенной площади вечером зашел к Кате. Она распоряжалась на кухне, зал был переполнен, официанты валились с ног от усталости. Сосед схватил ее за руку и заорал на ухо, пытаясь перекричать шум на кухне: «Или завтра, или никогда! Ни дня я здесь больше не останусь». Видимо, что-то сильно обидело человека. Или кто-то. Или просто надоела ему эта страна.
Из никогда и завтра она, разумеется, выбрала завтра.
Но необходимых двухсот тысяч наличными у нее не было. Недостающие восемьдесят сроком на три месяца под двадцать пять процентов предоставил Катин знакомый, Яков Бенедиктович, семидесятилетний крепыш славянской наружности, но исключительно национальной предприимчивости и хода мыслей. Всю жизнь он искал занятие, к которому лежала бы душа, но удавалось пристроить только тело. Учитывая последнее увлечение, привлекшее его деятельную натуру – оптовую торговлю итальянскими винами, Яков Бенедиктович нашел в Катином предложении свой интерес. В счет частичного погашения долга они договорились в октябре провести в ее ресторане шикарную презентацию. Она предполагала три дня дегустации «Cianti», «Barolo» и «Pino Grigio del Veneto», а потом шикарный банкет для иностранных партнеров. Все вместе тянуло на сорок тысяч долларов. Условия кредита Катя сочла не благотворительными, но льготными. В частности, при взаимном согласии сторон она имела право на месячную отсрочку с минимальным увеличением процента.
Яков Бенедиктович скончался от инфаркта через три недели после заключения сделки в своем рабочем кабинете. Сгорел на работе. После ряда хитроумных превращений его фирма со всеми потрохами, и Катиным долгом среди них, отошла к АОО «Юность». Соглашение о проведении презентации было расторгнуто, и Катя оказалась в чрезвычайно сложной ситуации.
Двое громил по стойке «смирно» с битами наперевес встали по обе стороны двери в спальню, а третий отправился осматривать квартиру. Все делалось молча, медленно и со значением. Катя посильнее запахнула халатик и так и осталась сидеть на постели. Эльдар медленно поднялся.
– Ну, привет, пацаны. У вас проблемы? Трудности? Плановая облава? Кто-то хочет пригласить меня спеть для своей крутой тусовки?
«Пацаны» не реагировали.
– Может, вы квартиру перепутали? – Он направился к двери, но блондинистый парень с расплющенным носом и чрезвычайно близко посаженными васильковыми глазами жестом остановил его.
В этот момент в спальню легкой уверенной походкой вошел худощавый, довольно высокий мужчина. Не торопясь снял пальто и аккуратно уложил его на стул. Черный костюм элегантного покроя сидел на нем безукоризненно, правда, слева под мышкой бросалась в глаза небольшая выпуклость, причиной которой являлась наплечная кобура. Его туалет не содержал цепей и перстней – неотъемлемой части имиджа определенной части «новых русских», но золотые запонки и золотая же булавка, удерживающая умопомрачительный, ручной работы галстук, свидетельствовали о высоком и постоянном доходе. В длинных тонких пальцах с холеными ногтями пришелец держал сигарету. Лицо его изобиловало морщинами (хотя лет ему было не более сорока) и выражало полное превосходство над окружающими.
Он слегка, как давней знакомой, кивнул Кате, а Эльдара не удостоил и взглядом. Делавший обход прыщавый «пацан» без печати интеллекта на лице почтительно доложился:
– Все чисто, шеф. Мы одни.
– Спасибо, Иван. – Шеф жестом позволил своим людям расслабиться, и двое у двери приняли стойку «вольно», то есть позволили себе опереться о косяк и опустить биты.
– Послушайте, кто вы такой и что вам здесь нужно? Кто дал вам право вламываться в мою квартиру?
– Позвольте представиться. Кротков, директор небезызвестной вам фирмы «Юность». Причем, знаете, что интересно – это мое настоящее имя. Ехал мимо, дай, думаю, загляну, поинтересуюсь, как там мои финансы себя чувствуют. – Он поискал глазами пепельницу и, не найдя, сбросил пепел прямо на запыленную крышку пианино. – Если не ошибаюсь, сегодня истекает срок нашего договора, и, чтобы избавить вас от необходимости лично тащиться через всю Москву с такими деньгами (неспокойно нынче на Москве, знаете ли), вот заехал лично.
– Но мы же договорились о недельной отсрочке… – начала Катя. Она действительно разговаривала с человеком, который занял место Якова Бенедиктовича, и он согласился на ее условия.
– Договариваться надо было со мной. Лично. Я, Екатерина Ивановна, предпочитаю очные беседы, лицом к лицу, так сказать. И поскольку договор у вас состоялся неизвестно с кем, считаю себя вправе считать его недействительным.
– У меня нет сейчас таких денег…
– Вы это серьезно? – Кротков язвительно усмехнулся. – Что, вообще ни капельки?
– Я смогу вернуть вам деньги только через неделю. – Катя чувствовала себя неловко полуодетой в присутствии посторонних мужчин.
– Разве я когда-нибудь где-нибудь говорил, что занимаюсь благотворительностью? – Кротков обернулся к «пацанам» у двери, те синхронно покачали головами из стороны в сторону. – Я не меценат, госпожа Масленникова, поэтому я готов обсуждать отсрочку, только имея в виду тройную процентную ставку за каждый лишний день. Впрочем, возможно, часть этой дополнительной суммы я соглашусь взять натурой…
Эльдар рванулся вперед. Скользящим ударом правой он сбил с ног прыщавого и безынтеллектуального Ивана, а левой схватил за волосы Кроткова и рванул назад.
– Будь скромней! – И, прежде чем «пацаны» у двери успели среагировать, он нанес пару коротких точных ударов в нос непрошеного гостя. Но уже через несколько секунд Эльдар был плотно зажат в цепких стальных объятиях громил. Причем «пацаны» сохраняли удивительное хладнокровие. Они не бросились избивать обидчика своего шефа, просто стояли с бесстрастными лицами и спокойно ждали дальнейших указаний. Эльдар тихо ругался. Кротков, запрокинув голову, вытер с подбородка струйки крови и осторожно пощупал переносицу. Провинившийся Иван слетал на кухню и, судя по звукам, разгромив половину холодильника, притащил тарелку колотого льда.
– Успокойте этого Шаляпина. – Кротков выбрал льдинку побольше и приложил к переносице. Профессиональным движением заклеив Эльдару рот, парни скотчем припеленали его к стулу и стали по обе стороны, поигрывая дубинками.
– Вы, Екатерина Ивановна, наверняка наслышаны, как поступают наши банкиры, когда им не возвращают кредит? Ждут день-два и зовут мафию. А мы вот никого звать не будем. – Голос Кроткова звучал до отвращения проникновенно. – Я и есть мафия.
Ему удалось, наконец, остановить кровотечение.
– Сеня, объясни девушке популярно, что с ней будет, если кто-то посмеет прикарманить мои кровно заработанные денежки, которые я по доброте душевной от чистого, можно сказать, сердца оторвал от себя, радея о ее благе.
– А что… – Парень с расплющенным носом и васильковыми глазами улыбнулся и даже порозовел от гордости за то, что ему дали слово. – Засадим маслину в башку, и все дела.
– Если вдруг вы не в курсе, рассказываю: маслина в башке – это смертельно. Сеня, развлеки пока нашего неуравновешенного друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59