.. Хотя, с другой стороны, как говорится, третьего не дано — либо Юм, либо его сумасшедшая баба.
— А что говорят свидетели?
— Сами знаете, Наталья Михайловна... Сколько людей, столько и мнений...
— И много людей?
— Пятеро. Прятались от ливня в подворотне, и вроде все происходило на их глазах.
— Я подъеду?
— А для чего я вам звоню?
Гуляева суетилась, как курочка-наседка, хлопотала у электрического чайника, пыталась завести с Наташей пространный, ничего не значащий разговор и глядела на нее с сочувствием... Будто видела в последний раз перед вечным расставанием.
— Я тут печеньица купила... Вам с сахаром или без? — хотя прекрасно знала, что с сахаром.
— Скажите... — тихо произнесла Наташа, и хлопоты сами собой оборвались. — Меня что, похоронили уже?
— Вы о чем? — отвела взгляд Гуляева.
— Вы прекрасно знаете о чем... Может, еще тотализатор откроете, ставки будете делать? Кто кого?
— Какие ставки? — не понимала Гуляева. Или притворялась, что не понимала. — Милая, да что с вами?
— Я жива! — взорвалась Наташа. — И нечего на меня смотреть, как на покойницу! Я возьму его! Сама! Собственными руками! Десять к одному! Нет, сто к одному, ставите?
Нина Петровна подавленно молчала, лишь нервно покусывала нижнюю губу.
— Это выгодно, — увещевала ее Наташа. — Ставите рубль на Юма — после моей смерти получаете сто, а?
— Прекратите, Наталья Михайловна! — взмолилась Гуляева.
— Вы подумайте. Разве это деньги — рубль?
Нина Петровна вышла из кабинета. И Наташа
тут же успокоилась, вся злость схлынула. А ее место занял стыд... Что это на нее вдруг нашло? Сорвалась на ни в чем не повинной женщине... Надо будет извиниться.
И Наташа открыла папку со свидетельскими показаниями.
«Кацул Виолета Ивановна, 57 лет. — Я обернулась, когда услыхала какие-то хлопки. Их было пять или шесть. Громкие такие. Смотрю, баба с мужиком в луже барахтаются. Я подумала, что пьяные. Или молодожены... Машина какая? Я в них не разбираюсь».
Так, ерунда, ничего ценного.
«Фунтиков Борис Леонидович, 64 года. — Улица была совершенно пустая, а этот мужчина шлепал по лужам и смеялся. Около него машина остановилась, вышла женщина. Нет, лица ее я не разглядел. Она в чулках была и в плаще — значит, женщина... Кажется, «Жигули» шестой модели... Темно-синие...»
Ничего это не значит.
«Буцаев Мирджалол Касымович, 64 года. — Они целовались. А потом он поднял ее на руки и начал кружить. А женщина эта что-то кричала, но я не разобрал. Да и не прислушивался... Не пристало мне в личные отношения посторонних людей вмешиваться, воспитали меня так. Приметы женщины? Ну, высокая такая, ноги стройные, с зонтиком... И номера не запомнил, машина так быстро уехала. Какая? Иномарка коричневая».
«Фатеева Людмила Сергеевна, 67 лет. — Она росточку-то небольшого была. Черненькая. Мне показалось, что татарочка. Волосы длинные, намокли и свисали шваброй. Зонтик? Не было у ней никакого зонтика».
«Кривошеев Юрий Александрович, 81 год».
Всегородской слет пенсионеров в этой подворотне проходил, что ли?
«Я очень плохо вижу... Выстрелы слышал, а вот что там происходило... Вы уж извините, я за гуманитарной помощью шел, а тут дождь...»
Вот и вся информация необычайной ценности. Мужчина или женщина приехал(а) на иномарке («Жигули») сине-коричневого цвета. Склифосовский с ней (или с ним) целовался, а она (или он) кричал (а). Кто же кричит при поцелуе? Психушка какая-то... Тем более что за поцелуем последовали девять выстрелов.
И все же Наташа на девяносто девять процентов была уверена, что это дело рук не Юма и не нанятого убийцы-инкогнито. Юм, скорее всего, сидел за рулем автомобиля. А вот стреляла — Евгения...
Наташа узнала ее по стилю. Да-да, у бывшей учительницы музыки в последнее время начал просматриваться свой фирменный стиль...
Мент с Грузином подробно описали в своих показаниях, как Евгения убила молоденького солдатика в «воронке». Очень похоже на убийство Склифосовского. По тональности, по ритму, по виртуозности исполнения...
Сначала ларго — она очень медленно выходит из машины, медленно направляется в сторону своей жертвы. Затем анданте — короткий разговор, несколько реплик, за которыми следует престо — кульминация. Импульс, поступающий из мозга в указательный палец правой руки... Спускается курок — и снова ларго. Разрядка, фонтан энергии иссяк, становится скучно и неинтересно. Занавес...
Это она.
Она где-то рядом.
Наташа закрыла папку, окинула взглядом пустой кабинет. Казалось бы, Гуляевой нет, но ее присутствие все равно чувствуется. По слабому аромату духов, по неуклюже лежащим под вешалкой осенним сапогам, по свернувшемуся в пепельнице окурку... Мелочи, на которые совсем не обращаешь внимания. Но стоит лишь обратить, и эти крошечные детали могут рассказать о своем хозяине очень много...
Опись имущества, сделанная во время обыска!..
— Пойдите возьмите, кто запрещает? — Дробышев закрыл телефонную трубку ладонью.
Судя по всему, разговор был важный, с каким-то крупным начальником. Наташа нутром чувствовала, как она мешает Дмитрию Семеновичу...
— Нет, мне нужно посмотреть вещи.
— Какие вещи?
— Конфискованные...
— Это еще зачем?
— Нужно...
Веский аргумент. Но Дробышев не стал спорить, подмахнул какую-то бумаженцию беспрекословно. В последние дни он начал преклоняться перед Наташиным чутьем.
У каждого человека есть свое убежище, нора, берлога, где можно отсидеться, отлежаться, переждать. Наташа это знала по собственному детскому опыту. У нее такое место тоже было — за околицей деревеньки, в которой жила ее двоюродная бабушка. Старая заброшенная голубятня, окруженная со всех сторон осинником.
Когда на душе было тоскливо и одиноко, Наташа могла часами сидеть в этой голубятне. Ни друзья, ни родители, ни даже бабушка об этом убежище не знали и никогда не узнают. Потому что это тайна, маленький личный секретик...
И у Евгении обязательно есть свой секретик. И, быть может, не один... Но как его выведать? Нужно искать зацепочки, детали, которые могли бы рассказать не о привычках, образе жизни, а именно о характере...
Оказалось, что большая часть личных вещей уже была распродана. Из мебели не осталось ничего. Из одежды — ветхие, никому не нужные тряпки — то, что надеть уже просто невозможно.
Зато остались книги. Много книг. Они были свалены в большую кучу у стены. Видимо, очередь до них еще не дошла... Пропыленные, старые, с широкими шершавыми капталами... Впрочем, среди них попадались и новые издания: сборники анекдотов, учебники начальных классов по физике, химии, геометрии (странно, у Евгении не было детей), энциклопедии, всевозможные справочники, целая коллекция альбомов — от Ватто и Боттичелли до Глазунова и Шилова...
Так, что еще имеется в наличии? Стопка виниловых дисков. Самый верхний — Джо Дассен, тридцать три оборота, фирма «Мелодия», три рубля тридцать копеек. Наташа перебрала остальные пластинки — ничего интересного, а главное, ничего такого, ради чего она сюда пришла.
А вот и ноты. Ну, конечно, как же без них? Счастливая молодость, разучивание гамм, попытка поступить в Гнесинку... Это уже ближе. Ближе...
Наташа пролистывала нотные сборники в надежде отыскать на полях какую-нибудь пометочку, которая бы намекнула, подсказала, направила в нужном направлении. Но Евгения оказалась опрятной хозяйкой — страницы были девственно чисты.
«Школа игры на фортепьяно» Т. Николаевой, «Детский альбом» Чайковского, «Хорошо темперированный клавир» Баха, «Песни Владимира Шаин-ского»... Не то! Не то! «Русский народный фольклор», «Партия рояля в опере Римского-Корсакова «Снегурочка», «Партия рояля в опере...» Сколько ж этих партий? Уйма... Неужели Евгения все это играла?
«Партия рояля в музыкальной драме Рихарда Вагнера...»
Ах да, наш любимый Вагнер... Самое сокровенное... Горячей, горячей...
Наташа быстро перебирала в руках глянцевые книжицы.
«Гибель богов», «Летучий голландец», «Зигфрид», «Лоэнгрин», «Нюрнбергские мейстерзингеры»... О последнем произведении Наташа никогда не слышала, вообще не знала о его существовании. Век живи — век учись. Хоть какая-то польза от этой поездки...
В тот момент она даже не обратила внимания на чернильный, выцветший от времени штампик, который скромно притулился в нижнем углу семнадцатой страницы. А когда обратила, из ее груди непроизвольно вырвалось:
— Есть такая партия!!!
Штампик лаконично сообщал: «Библиотека текстильного комбината им. Урицкого г. Коломна Моск. обл.»...
ОСТРОВ
Дежкина не поверила, что это может быть так просто.
— Погоди, Наташенька, не торопись. Еще раз по порядку.
— Значит, так, Клавдия Васильевна. Помните эпизод в деле, когда банда после убийства милиционеров три месяца пряталась. Кто где. У каждого была своя нора. Про убежища Юма и Полоки мы не знали ничего. А они прятались именно вместе,' это все подтверждают. Вы же перекопали все — родственников у Евгении никаких нет. Обошли всех подруг, так?
— Да. Пусто, — кивнула Клавдия.
— У Юма — старенькая мать, почти слепая, к сожалению, уже мало что понимающая.
— Да он ее с ума и свел. Но и там они не были. Это точно.
— А ведь где-то прятались? Мы с Виктором, когда началось все это, тоже договорились: в крайнем случае встречаемся на острове.
— Кстати, как у тебя с ним?
-т Это долгий разговор... Непросто...
— Ты его прости, Наташа, он испугался. Я и не таких крепких мужиков видела. А в тяжелых ситуациях — ломались...
— Не будем об этом, Клавдия Васильевна, ладно?
— Хорошо.
— Так вот, я подумала, эти двое тоже имели какой-то свой остров. Ну, вы понимаете...
— Да-да...
— Знаете, такое местечко, где можно не просто спрятаться.
— Ну, Наташа, ты и сравнила. У тебя это от души идет, а у них...
— Это неважно... Я говорила, что Юм теперь раненый зверь. Он должен был ползти в нору.
— Хорошо, согласна.
— Вы всех подруг проверили, которые рядом здесь, в Подмосковье. Но тех, кто переехал, вы не проверили...
— Проверила, Наташа, обижаешь...
— Вот и нет. Я имею в виду — их квартиры, дома, жилье.
— То есть?
— Ну, короче, у Полоки есть подруга, которая уехала в Нижневартовск. Преподает там в музыкальной школе.
— Да, знаю, мы к ней посылали людей.
— Но дом-то ее в Коломне остался пустым. Дом этот вы проверяли?
Клавдия уставилась в пол.
— Нет, дом только наружно осмотрели... Да я сама там была. Где-то около ткацкой фабрики, что ли.
— Текстильный комбинат имени Урицкого.
— Они там?
— Они — там, — в тон Клавдии ответила Наташа. — Это же остров, понимаете. Они там не просто прятались. Они там жили. Помните, в эпизоде с биржевиком Полока взяла у него компакт-диски. Там был Вагнер. Мрачноватая музыка, но она ее любит. Я среди вещей в ее доме нашла ноты. Как раз из библиотеки этого текстильного комбината.
— Все просто. — Дежкина виновато улыбнулась. — Все слишком просто, чтобы не быть правдой.
— Ну да, Клавдия Васильевна, они же на мелочах сыплются. Обыкновенные библиотечные воришки.
— Надо туда людей посылать.
— Надо, Клавдия Васильевна. Я тоже с вами поеду.
— Даже и думать не смей.
Наташа кротко улыбнулась:
— Ну уж нет. Это мое личное дело теперь. Это даже по закону жанра, если хотите.
— Ну и что? Неужели ты думаешь, я тебя подпущу близко?
— Я сама подойду. Я же знаю, где это.
— Слушай, Наталья! — развела руками Клавдия. — Что за пионерские игры «Зарница»? — Дежкина уже собиралась. — Это же серьезная операция. Это не с пацанами на пустыре. Он четырех милиционеров положил у Склифосовского.
— Меня он боится, — твердо сказала Наташа.
— Почему это?
— Да потому, что это, — сделала широкий жест руками Наташа, — моя территория.
— Где?
— Да везде. Моя, ваша, наша, не их...
— Я сейчас позвоню Дробышеву, — пригрозила Клавдия.
— Не позвоните, Клавдия Васильевна. Вы ведь знаете, что я права. Вы ведь женщина. ,
— Это-то здесь при чем? — Клавдия уже набирала номер дежурного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48