А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Четыре офицера поставили по пять долларов каждый. Моска метнул кубики на стол. Выпало семь очков.
— Удваиваю, — сказал он.
Теперь он был уверен в победе и не мог скрыть торжества. Все те же четыре офицера поставили сорок долларов. Эдди Кэссин добавил:
— И я десять.
Полковник сказал:
— Я тоже ставлю десять.
Все выложили деньги на стол.
Моска с силой метнул кости. Кубики отскочили от борта и покатились по зеленому сукну, завертевшись, словно два волчка. Потом они замерли. Еще семь.
— Ставлю восемьдесят «зеленых», — сказал Моска.
— И двадцать — я, — Эдди Кэссин выложил деньги.
Полковник добавил свои.
На сей раз Моска метнул кости мягким движением кисти, словно выпускал на волю прирученное животное. Кости отскочили от бортика, покатились обратно и остановились посреди зеленого поля. Снова выпало семь, и кто-то из офицеров сказал:
— Потрясите эти кости! — Он произнес это без всякого злого умысла, просто как заклинание против везения Моски.
Моска взглянул на него, усмехнулся и сказал:
— Ставлю сто шестьдесят!
Адъютант, сжимая свой стакан, смотрел на Моску и кости. Эдди Кэссин сказал тихо:
— И десять мои. — И взял выигранные им тридцать долларов.
Полковник сказал:
— Ставлю двадцать!
Эдди нехотя выложил десятидолларовую банкноту и, поймав взгляд Моски, передернул плечами.
Моска взял кости, подул на них и метнул в противоположный бортик. Два красных кубика показали четыре белые точки.
Один из офицеров сказал:
— Ставлю десять против пяти, что он не выиграет.
Моска принял это и еще несколько других пари. Он не стал брать кости с сукна и, бессознательно уверенный в своем успехе, вытащил пачку долларов, намереваясь заключить пари с кем угодно.
Он был возбужден, его переполнял азарт игрока, редко ему выпадало такое везение в игре.
— Ставлю сто против пятидесяти, — объявил он и, не услышав больше никаких предложений, взял кости.
Перед тем как он метнул их на стол, полковник сказал:
— Ставлю двадцать, что вам не выиграть.
Моска вытащил десятку и бросил ее на стол со словами:
— Принимаю.
— Но вы положили только десять, — сказал полковник.
Моска перестал трясти кости и склонился над столом. Он не мог поверить, что полковник, старый армейский служака, не знает правил игры в кости.
— При четырех очках, полковник, вы должны ставить два против одного, — сказал он, с трудом сдерживая гнев.
Полковник повернулся к одному из стоящих рядом младших офицеров:
— Это так, лейтенант?
— Так, сэр, — сказал тот смущенно.
Полковник бросил на стол двадцать долларов.
— Ладно, мечите!
Два красных кубика ударились о борта стола, быстро перекатились по зеленому полю и неожиданно остановились — оба двумя белыми точками вверх. Моска долго смотрел на кубики, прежде чем взять деньги, и громко произнес:
— Никогда не видел картины чудеснее.
«Нет смысла больше рисковать своей удачей», — подумал он. Он бросил на стол еще несколько банкнот и после нескольких бросков снизил ставки. Он играл с переменным успехом. Когда кости взял полковник, Моска перекрыл его ставку. Полковник бросил — неудачно. Во второй раз — та же картина. Моска взял деньги. Полковник сказал беззлобно:
— С вами бессмысленно играть — вам сегодня везет. — И, улыбнувшись, вышел из зала.
Моска понял, что не прав, что полковник и впрямь не силен в правилах игры в кости и вовсе не пытался воспользоваться своим чином, чтобы утереть ему нос.
Атмосфера вокруг стола немного разрядилась, офицеры перестали испытывать неловкость, и беседа оживилась. Официант трудился не покладая рук, едва успевая выполнять заказы. Адъютант подошел к бару, сел на табурет, подождал, пока официант наполнит его стакан, отпил и окликнул:
— Моска, подойди на минутку.
Моска взглянул через плечо. Метал Эдди Кэссин, и после него должен был метать он.
— Сейчас, только метну, — сказал он.
Эдди метнул удачно, но Моска перебил его кости и подошел к терпеливо дожидавшемуся адъютанту.
Адъютант внимательно посмотрел прямо ему в глаза и сказал:
— Какого хрена ты учил полковника, как надо делать ставки?
Моска немного смутился.
— Черт, — сказал он, — он же хотел заключить со мной пари. Кто же делает ставку на равных на четыре очка?
Адъютант продолжал тихим вкрадчивым голосом, словно разговаривал с непонятливым мальчишкой:
— У стола было десять офицеров. Они же не стали объяснять ему, как делать ставки, и если бы они объяснили, то сделали бы это в куда более вежливой манере. Как ты думаешь, почему ему никто слова не сказал?
Моска почувствовал, как его лицо заливается краской. И вдруг заметил, что игроки замолчали, перестав метать кости, — все слушали их разговор.
Ему стало ужасно неловко — так бывало в первые месяцы в армии. Он передернул плечами.
— Я думал, он не знает, — вот я и сказал ему.
Адъютант поднялся.
— Ты думаешь, раз ты гражданский, тебе это сойдет с рук. Но ты дал понять, что полковник якобы пытается использовать свое положение, чтобы надуть тебя на десять долларов. Запомни одну вещь, приятель: мы можем тебя в момент отправить обратно в Штаты, если захотим, и, насколько я понимаю, у тебя есть некие причины очень этого не хотеть. Так что полегче. Если полковник чего-то не знает, его сослуживцы придут ему на помощь. Ты оскорбил командира и всех офицеров в этом клубе. Смотри, чтобы это больше не повторялось.
Против воли Моска уронил голову, в душе его клокотал стыд и гнев. Он видел, как за ним наблюдает Эдди Кэссин и на губах у Эдди играет легкая довольная улыбочка. Моска услышал, как адъютант говорит презрительно:
— Моя бы воля, я бы вас, гражданских, на пушечный выстрел не подпускал к офицерскому клубу. Что вы можете знать об армии!
Машинально Моска поднял глаза. Он отчетливо увидел перед собой лицо адъютанта, его серые честные глаза и бесстрастное открытое лицо, приобретшее теперь строгое выражение.
— Капитан, а сколько у тебя боевых звезд? — спросил Моска. — В скольких десантных операциях ты участвовал?
Адъютант уже сидел на табурете и попивал из стакана. Моска чуть не замахнулся на него, когда он заговорил:
— Я не это имею в виду. Многие из офицеров, здесь находящихся, возможно, совершили куда больше подвигов на войне, чем тебе может даже присниться, но никто из них не позволит себе ничего подобного. — Голос адъютанта был мертвенно-спокойным, холодным, рассудительным, но не примирительным.
Моска поборол в себе гнев и, подобно своему собеседнику, заговорил с холодным спокойствием, словно подражая его манере.
— Ладно, — сказал он. — Я был не прав, я прошу прощения. Но только не тебе вешать мне эту туфту про гражданских.
Адъютант улыбнулся, не чувствуя себя оскорбленным, — у него был вид священника, отягченного заботами своего долга.
— Но ты должен понять то, о чем я говорю.
Моска ответил:
— О'кей, я понимаю. — И, невзирая на все его самообладание, эти слова прозвучали с покорным смирением, и, вернувшись к столу, он почувствовал, что сгорает от стыда. Он увидел, как Эдди Кэссин старается спрятать свою улыбочку и ободряюще подмигивает ему. Офицер, чья очередь была метать кости, здоровенный южанин, сказал с характерным протяжным выговором настолько громко, чтобы адъютант мог его услышать:
— Слава богу, что ты не выиграл у полковника еще десятку, а не то нам бы пришлось вывести тебя на двор и расстрелять.
Все, кроме Моски, засмеялись. Он слышал, как за его спиной адъютант весело болтал с кем-то, смеялся и пил, словно ничего не случилось.
Глава 10
Моска и Гордон Миддлтон оставили свои дела и начали подслушивать: из-за чуть приоткрытой двери в кабинет Эдди до них доносился голос девушки.
— Эдди, я только на минутку. Это очень важно. — Ее голос слегка дрожал.
Эдди холодно и вежливо ответил:
— Да-да, пожалуйста, я слушаю.
Девушка сказала неуверенно:
— Я знаю, ты меня предупреждал, чтобы я не приходила к тебе в кабинет, но ты сам уже давно у меня не бываешь.
Моска и Гордон с усмешкой переглянулись и внимательно прислушались.
Девушка продолжала:
— Мне нужен блок сигарет.
Наступило молчание. Потом Эдди ехидно спросил:
— Да, и какой же сорт?
Но девушка не уловила саркастического тона, предполагавшего отказ.
— О, да это не имеет значения! — сказала она. — Мне нужны сигареты для врача. Это его цена.
В голосе Эдди по-прежнему звучала холодная вежливость:
— Ты нездорова?
Девушка кокетливо хихикнула:
— Ох, Эдди, да ведь ты сам знаешь. У меня будет ребенок. — И добавила успокаивающим тоном, словно беспокойство за ее благополучие могло заставить его отклонить ее просьбу:
— Но это не опасно.
Моска и Гордон понимающе кивнули друг Другу и беззвучно рассмеялись — не над девушкой, а над Эдди, над его, как они решили, смущением и над тем, что его связь обойдется ему в блок сигарет. Но после следующей реплики Эдди улыбки сползли с их губ. Он был так же вежлив и бесстрастен, но в его голосе теперь появилась нотка веселого злорадства:
— Пусть тебе поможет твой немецкий дружок.
От меня ты не получишь ни одной сигареты. И, если ты еще раз зайдешь в этот кабинет, тебя тут же уволят с базы. А теперь марш работать.
Девушка заплакала и сказала дрожащим голосом:
— У меня нет друга. Это твой ребенок. Я уже на третьем месяце, Эдди.
— Я сказал, — отрезал Эдди Кэссин.
Девушка взяла себя в руки. Его грубость ее разозлила:
— Ты не появлялся целый месяц. Я не знала, придешь ли ты снова. Тот парень просто приглашал меня на танцы. Клянусь. Ты же знаешь, что ребенок от тебя. Что тебе стоит достать блок сигарет?
Моска и Гордон услышали, как Эдди снял телефонную трубку, попросил телефонистку соединить его с начальником охраны военно-воздушной базы. Затем девушка с ужасом сказала:
— Помогите мне, мистер Кэссин, пожалуйста!
Потом они услышали, как открылась дверь в коридор и как она захлопнулась, и Эдди сказал телефонистке:
— Спасибо, уже не надо.
Эдди Кэссин вошел к ним в комнату, и на его тонком приятном лице играла довольная улыбка.
— Как вам понравилась эта сценка? — спросил он.
Моска откинулся на спинку стула и презрительно сказал:
— Ну и гад же ты, Эдди!
Гордон Миддлтон сказал:
— Я дам тебе для нее сигарет, Эдди.
Он произнес это без всякого презрения, а просто довел это до сведения Эдди, словно единственная причина, по которой Эдди отказал девушке, состояла в том, что он не хотел тратиться.
Эдди взглянул на них насмешливо и ухмыльнулся:
— О боже! Какие мы отзывчивые! Как мы хотим помочь бедной девушке! Слушайте. Эта маленькая сучка постоянно имела мужика на стороне. Он выкуривал все сигареты, которые я ей давал, жрал шоколад и консервы, которые, я-то думал, доставал для нее. — И он рассмеялся с искренней веселостью. — К тому же у меня с ней давно все кончено. И я знаю, что на черном рынке плата за аборт составляет полблока.
Дверь распахнулась, и вошел Вольф. Он их поприветствовал:
— Здорово, ребята! — Поставил свой портфель на письменный стол и сел, тяжко вздохнув. — Ну, и чему вы тут веселитесь? — Он улыбнулся им, и его мучное белое лицо осветилось неподдельной радостью. — Поймал двух фрицев, воровавших кофе. Знаете, что им разрешают уносить домой суп в чайниках? Так вот, эти суки клали кофе на дно чайника, посыпали песком, а сверху наливали суп. Только не спрашивайте, как они потом выгребали оттуда песок.
Этот рассказ почему-то разозлил Эдди. Он мрачно сказал:
— От Вольфа Трейси* никому не уйти. Поведай нам, Вольф, как тебе это удалось!
* Намек на персонаж комиксов 30-х годов — детектива Дика Трейси.
Вольф хмыкнул:
— Ха, кто бы мог догадаться!? Просто, как все гениальное. Подпустил к ним в курятник своего петушка.
Миддлтон поднялся.
— Пожалуй, я сегодня пораньше отправлюсь, ладно, Эдди?
— Ради бога! — ответил Эдди.
Вольф поднял руку:
— Погоди, Гордон. — Гордон остановился у двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43