..
- Как зовут вашего брата?
- Филипп... Филипп де Лансье... Он на восемь лет младше меня...
- Если не ошибаюсь, он подростком провел какое-то время в санатории в горах?
- Нет, не подростком... Ему было всего пять лет, когда у него обнаружили туберкулез. Врачи отправили его в Верхнюю Савойю, он жил там до двенадцати лет.
- Мать уже умерла?
- Она умерла через несколько дней после его рождения... Это многое объясняет... Вероятно, то, что я сейчас вам расскажу, завтра появится во всех газетах?
- Обещаю вам, что нет. Что объясняет смерть вашей матери?
- Отношение отца к Филиппу и вообще его отношение к жизни все оставшееся время... После смерти матери отец стал другим человеком, и я уверена в том, что пусть невольно, но он всегда считал Филиппа виновником ее смерти... К тому же он стал пить... Он вскоре подал в отставку, хотя у него не было никаких сбережений, и мы были очень стеснены в средствах...
- Пока ваш брат находился в горах, вы вместе с отцом жили на улице Даро?
- С нами до последних дней жила старая служанка, она уже умерла...
- А когда вернулся Филипп?
- Отец поместил его в закрытое религиозное учебное заведение в Монмаранси, и он приезжал к нам только на каникулы... В четырнадцать лет он сбежал оттуда, и через два дня его задержали в Гавре, куда он добрался автостопом. Он говорил всем, что торопится в Гавр, потому что его мать при смерти... У него вошло в привычку рассказывать всякие небылицы...
Он придумывал какие-то несусветные истории, ему верили, и в конце концов он сам начинал в них верить...
Поскольку его не согласились принять обратно в Монмаранси, отец отдал его в другой коллеж, неподалеку от Версаля. Филипп учился там, когда я познакомилась с Рене Жосленом. Мне было двадцать два года...
Теперь носовой платок походил на веревку, и она дергала его за концы, а у Мегрэ погасла трубка, но он этого даже не заметил.
- Тогда-то я и совершила ошибку, за которую не перестаю себя корить. Я думала только о себе...
- Вы колебались, выходить ли вам замуж?
Она смотрела на него, не зная, что сказать.
- Я впервые произношу вслух то, о чем до сих пор только думала... Жизнь с отцом становилась все тягостнее, он уже был болен, хотя мы этого еще не знали... Я, правда, понимала, что долго он не проживет и что очень скоро я стану необходима Филиппу. Видите ли, я не должна была выходить замуж... Я говорила об этом Рене.
- Вы работали?
- Отец запрещал мне работать, поскольку считал, что девушке не место в конторе... Однако я намеревалась пойти работать, когда буду жить с братом... Но Рене настаивал... Ему было тридцать пять лет... Он был уже сложившимся человеком, и я в него верила...
Он сказал мне, что, если, что случится, он будет заботиться о Филиппе, будет относиться к нему, как к сыну, и я в конце концов согласилась. Мне не следовало этого делать... Это было уступкой... Но мне так хотелось вырваться из тягостной домашней обстановки, освободиться от ответственности... У меня было предчувствие...
- Вы любили мужа?
Она посмотрела Мегрэ прямо в глаза и ответила с вызовом в голосе:
- Да, господин комиссар... Я любила его до последнего дня... Это был человек... - У нее впервые задрожал голос, и она отвернулась. - И все равно, всю свою жизнь я считала, что должна была принести это в жертву... Когда через два месяца после свадьбы врач сообщил мне, что у отца неоперабельный рак, я сочла, что это возмездие.
- Вы сказали об этом мужу?
- Нет. Я впервые говорю с вами обо всем этом, и только потому, что если это действительно сделал мой брат, то мой рассказ - единственный способ как-то оправдать его... Если будет нужно, я повторю это на суде. Вопреки тому, что вы думаете, мне безразлично, что скажут люди...
Она оживилась, а ее руки были в беспрестанном движении. Она снова открыла сумочку и достала небольшую металлическую коробочку.
- У вас нет стакана воды? Мне лучше принять лекарство, которое прописал доктор Ларю.
Мегрэ открыл стенной шкаф, в котором хранились графин с водой, стакан и даже бутылка коньяку, который иной раз бывал весьма кстати.
- Благодарю вас... Я стараюсь оставаться спокойной... Все считают меня очень выдержанной, даже не догадываясь, как дорого мне все это дается... Так о чем я говорила?
- О вашем замужестве... Брат был тогда в Версале...
Отец...
- Да... Брат учился в Версале всего год, потом его оттуда выгнали.
- Он снова сбежал?
- Нет. Но он был недисциплинированный, и учителя ничего не могли с ним поделать... Понимаете, я ни разу не жила с ним длительное время, чтобы узнать его поближе. Я уверена, что по натуре он не плохой. Его подводит воображение. Может быть, виной тому детство в санатории, когда он почти все время был прикован к постели и чувствовал себя покинутым? Помню, однажды он исчез, и я обнаружила его лежащим на полу чердака. "Что ты здесь делаешь, Филипп?" - "Рассказываю себе разные истории..." Увы, он их рассказывал не только себе. Я сказала отцу, что мы заберем его к себе домой. Рене не возражал. Он первый мне это предложил. Отец не захотел и отдал его в другой пансион, на сей раз в Париже. Филипп навещал нас на улице Нотр-Дам-де-Шан каждую неделю. Мы уже жили там. Муж действительно относился к нему, как к сыну... Но скоро родилась Вероника...
Тихая, красивая улица, удобная квартирка, в окружении монастырей, в двух шагах от тенистых аллей Люксембургского сада. Порядочные люди. Процветающее дело. Счастливая семья...
- Как вы знаете, мой отец...
- Где это случилось?
- На улице Даро. В кресле. Он надел мундир и поставил перед собой только мамину и мою фотографии.
- А что стало с Филиппом?
- Он кое-как учился. Два года жил у нас. Было ясно, что ему не получить степени бакалавра, и Рене хотел взять его к себе в дело.
- Какие отношения установились между вашим братом и мужем?
- Рене проявлял бесконечное терпение... Он скрывал от меня как мог выходки Филиппа, а тот этим пользовался... Он не терпел никакого принуждения, никакой дисциплины... Часто он не приходил к обеду, являлся домой в любое время ночи, и всегда у него была наготове очередная история... Началась война...
Филиппа исключили из новой школы, и мы с мужем, хотя и не говорили между собой на эту тему, были очень обеспокоены его судьбой... Думаю, что и у Рене были своего рода угрызения совести... Возможно, останься я на улице Даро...
- Я так не считаю, - серьезно сказал Мегрэ. - Согласитесь, что ваше замужество никак не повлияло на развитие событий...
- Вы так думаете?
- За годы моей службы мне доводилось видеть десятки судеб, схожих с судьбой вашего брата, хотя тем людям не было таких оправданий, как Филиппу.
Ей очень хотелось ему поверить, но она еще не могла решиться.
- А что было во время войны?
- Филипп пошел на фронт добровольцем. Ему едва исполнилось восемнадцать, но он так настаивал, что мы в конце концов уступили. В мае 1940-го его взяли в плен в Арденнах, и мы долго не имели от него никаких известий. Всю войну он провел в Германии, сначала в лагере, потом на ферме возле Мюнхена. Мы надеялись, что он вернется другим человеком.
- Но остался тем же?
- Внешне он действительно изменился, стал настоящим мужчиной, я едва его узнала. Жизнь на воздухе пошла ему на пользу, он стал крепким, сильным. Но после первых же рассказов мы поняли, что в душе он все равно остался мальчишкой, который убегал из школы и выдумывал всякие небылицы. По его словам, с ним произошли самые невероятные приключения. Он три или четыре раза бежал из плена при самых немыслимых обстоятельствах. Потом он жил, что, впрочем, вполне вероятно, как с женой, с хозяйкой фермы, у которой работал, и утверждал, что у них родилось двое детей. У нее был еще один от мужа... Муж, по словам Филиппа, был убит на Восточном фронте. Брат поговаривал о том, чтобы вернуться туда, жениться на фермерше и остаться в Германии... Потом, через месяц, у него возникли другие планы... Его манила Америка, и он утверждал, что завязал знакомство с агентами секретной службы, которые ждали его с распростертыми объятиями.
- Он не работал?
- Муж, как и обещал, дал ему место на улице Сен-Готар.
- Он жил у вас?
- Всего три недели, а потом переехал к какой-то официантке из ресторана, недалеко от Сен-Жермен-де-Пре... Снова говорил о женитьбе... Всякий раз, когда у него появлялось новое увлечение, он строил планы насчет женитьбы. "Понимаешь, она ждет ребенка, и если я не женюсь, то буду подлецом..." Я уже не говорю о детях, которые, если ему верить, росли по всему свету.
- Это было ложью?
- Муж пытался проверить. И ни разу не получил неопровержимых доказательств. Всякий раз это был повод, чтобы снова вытянуть деньги. Очень скоро я догадалась, что он ведет двойную игру. Он поверял мне свои тайны, умолял помочь ему. Всякий раз он просил небольшие суммы, чтобы выпутаться, а потом, по его словам, все должно было уладиться.
- Вы давали ему эти суммы?
- Почти всегда уступала. Он знал, что у меня нет в наличии крупных денег. Но муж мне ни в чем не отказывал. Он давал мне на расходы и не требовал отчета.
Тем не менее я не могла без его ведома брать слишком большие суммы. Тогда хитрый Филипп тайком шел к Рене. Он рассказывал ему ту же историю или другую, заклиная не говорить мне...
- Как ваш брат ушел с фабрики на улице Сен-Готар?
- Обнаружилось, что он мошенничает. Самое ужасное, что он обращался к крупным клиентам, требуя у них денег от имени мужа.
- И тот в конце концов не выдержал?
- У них был долгий разговор. Вместо того чтобы дать ему некоторую сумму - отступные - муж ежемесячно переводил ему через банк пособие на жизнь...
Полагаю, вы догадались, чем это кончилось?
- Он снова пришел к вам за деньгами?
- И всякий раз мы его прощали. Всякий раз он искренне обещал начать новую жизнь. И мы снова открывали перед ним дверь... Потом, совершив очередной бесчестный поступок, он исчезал... Он жил в Бордо.
Клялся, что женился, что у него родилась дочь, но, даже если это была правда, у нас нет никаких доказательств, кроме фотографии его жены, впрочем, это могла быть фотография кого угодно. Так вот, даже если это и была правда, он скоро бросил жену и дочь и уехал в Брюссель... По его словам, разумеется, там ему угрожали тюрьмой, и муж послал ему деньги. Не знаю, поймете ли вы меня... Это трудно, когда его не знаешь... Он всегда казался таким искренним, а может быть, и правда был таким... По натуре он не плохой.
- И все-таки это он убил вашего мужа.
- Пока у меня не будет доказательств и пока он в этом не признается, я не могу поверить... Я всегда буду сомневаться... всегда буду думать, что в этом есть и моя вина.
- С какого времени он не показывался на улице Нотр-Дам-де-Шан?
- Вы имеете в виду у нас дома?
- А в чем разница?
- Потому что в нашем доме он не был по меньшей мере семь лет. После Брюсселя, перед тем как уехать в Марсель, Вероника еще не была замужем. До тех пор он всегда выглядел весьма импозантно - был элегантно одет, холеный... А вернулся бродяга бродягой, было ясно, что последнее время он жил впроголодь. Мы ни разу не видели его таким жалким, раскаявшимся. Несколько дней он жил у нас, так как уверял, что где-то в Габоне ему приготовлено место. Муж снова помог ему встать на ноги. Около двух лет мы ничего о нем не слышали, но однажды утром, когда я шла за покупками, я увидела, что он ждет меня на углу улицы. Не стану пересказывать его новые измышления... Я дала ему несколько купюр... Так повторялось много раз за последние годы. Он клялся, что не встречается с Рене, что больше ничего у него не просит.
- Ив тот же день подкарауливал его?
- Да. Как я уже говорила, он продолжал вести двойную игру. Я знаю это точно со вчерашнего дня.
- Каким образом?
- У меня было предчувствие... Я боялась, что в один прекрасный день вы узнаете о существовании Филиппа и станете задавать мне конкретные вопросы...
- Вы надеялись, что это произойдет позднее, чтобы дать ему время уехать за границу?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16