Лорд Крейз выхватил бинокль и побледнел.
— Это невозможно, — прошептал он. Голос его задрожал, он стремглав сбежал с лестницы и выбежал на дорогу в то же мгновение, когда всадники подъехали к отелю.
Изумленный Уэллинг увидел, как арабская женщина соскочила с лошади и бросилась в объятия лорда.
Лорд, поздоровавшись с нею, приветливо поздоровался и с ее спутником.
— Если это не Джемс Морлек, то я — негр, — сказал, обращаясь к самому себе, Уэллинг.
И он спустился вниз поздороваться с вновь прибывшими.
Появление всадников привлекло внимание арабов, и они неодобрительно взирали на странное поведение девушки в арабском костюме.
— Я не обращаю на них внимания, — сказала весело Джоан. — Я так счастлива…
Час спустя оживленная и радостная компания сидела за столом и обедала. После обеда Уэллинг удалился и вскоре вернулся с известием, что паша по доносу Сади Гафиза выслал отряд солдат арестовать Гамона.
— Это значит, что Сади пытается реабилитировать себя, — пояснил Джемс. — Все-таки я рад, что не убил его. — И, обращаясь к лорду Крейзу, добавил: — Лучше всего было бы, если бы вы увезли леди Джоан из Марокко.
— Мы отплывем сегодня вечером, — ответил лорд, — и если бы даже в Бискайском заливе был шторм, то и это не остановило бы нас. Мы плывем прямо в Соутгемптон. Вы поедете с нами, Морлек?
Джемс покачал головой.
— Нет, мне придется побыть здесь, — спокойно ответил, он. — Я прибыл сюда для того, чтобы решить две задачи. Одна из них решена, но вторая еще подлежит решению.
— Вы имеете в виду Гамона?
Джемс кивнул головой.
— Но я не могу вас оставить здесь одного, — выразительно сказала Джоан. — Теперь я вправе просить вас вернуться с нами.
Но Джемс был непреклонен. На следующий день после отплытия яхты он получил сообщение о смерти Сади Гафиза и бегстве убийцы. Проклиная себя за то, что остался в Марокко, он вылетел на самолете в Кадикс, рассчитывая нагнать яхту. Но, увы, в Кадикс он прилетел после ухода яхты. Джемс с первым же поездом выехал в Мадрид, а затем в Соутгемптон, рассчитывая там встретить Джоан.
Глава 33. БЕННОКУАЙТ ЯВЛЯЕТСЯ ЗА ГОНОРАРОМ
Джемс сидел у себя в кабинете и, покуривая трубку, просматривал вечернюю газету. У ног его лежал, вытянув лапы, терьер.
Словно приняв какое-то решение, Джемс поднялся с места и, подойдя к книжному шкафу, вынул большой атлас. Отыскав карту Марокко, он начертал на ней карандашом путь, по которому мог бежать Гамон.
За этим занятием его застал Уэллинг.
— Вы разрабатываете маршрут свадебной поездки? — спросил он.
Джемс покраснел.
— Нет, об этом я и не помышляю, — ответил он недовольным тоном.
— В таком случае вы напрасно портите атлас, — сказал Уэллинг. — Интересующий вас человек жив и дал о себе знать.
— Вы имеете в виду Гамона? — спросил Джемс.
— Совершенно верно. Он предъявил в Танжере два чека на весьма крупные суммы. Они были выписаны на подложное имя. У Гамона в ряде банков имеются текущие счета. Нелегко было установить, какие именно счета принадлежат Гамону, но в конце концов удалось и это сделать. Разумеется, по этим чекам были выплачены соответствующие суммы, и чеки были пересланы в Англию.
— В таком случае он снова возвратился в Танжер?
— Это сомнительно. Я думаю, что вы правы, предполагая, что он скрылся через испанские владения. От Танжера до Тетуана всего лишь шаг. Насколько мне известно, оба города поддерживают пароходное сообщение с Гибралтаром.
— Если у него есть хоть капля рассудка, то он останется в испанских владениях.
— Нет, этого я не ожидаю от него. Пребывание в Танжере сопряжено для него с большой опасностью, потому что, помимо всего, ему грозит обвинение в убийстве Сади Гафиза. Он позаботился получить деньги, и это подсказывает мне, что он собирается при первой возможности покинуть Танжер. И, очевидно, в настоящее время его уже нет в городе. Сегодня утром я делал примерно то же самое, что вы делаете сейчас — мой атлас также исчерчен, но я наметил все мыслимые пути бегства.
— И куда он, по-вашему, бежал?
— По-моему, его путь: Гибралтар, Генуя или Неаполь, Оттуда в Нью-Йорк или в Новый Орлеан. Далее в Лондон или в Кадикс. И затем из Кадикса сюда.
— Неужели вы думаете, что он осмелится приехать в Англию? — изумился Джемс.
— Несомненно, — ответил Уэллинг. — Он приедет, и мы не сможем поймать его.
Джемс отложил атлас в сторону и откинулся на спинку кресла.
— Вы хотите сказать, что нам не удастся его поймать?
— Нет, поймать его нам удастся, но у нас нет достаточно веских улик против него. Если мы не получим о нем дополнительные сведения, то не суждено и послать его на виселицу. Он безумен, Морлек. Я получил протокол врачебного осмотра трупа Сади Гафиза и как специалист по судебной медицине смею утверждать, что Ральф Гамон не в своем уме. Он третий по счету душевнобольной в этом деле.
Джемс закурил.
— Надо полагать, что один из трех это я?
— Нет, вас я не причисляю к ним. Первым безумцем был Фаррингтоном, вторым Беннокуайт, без всякого сомнения ненормальный субъект, и третьим — Гамон.
— Мне кажется, ваше утверждение наиболее справедливо в отношении Беннокуайта, — заметил Джемс.
— Его сейчас нет в Танжере, — продолжал Уэллинг. — Английский посол предъявил ему требование в течение двадцати четырех часов покинуть город. Чем было вызвано это требование, мне точно неизвестно, но очень возможно, что решающую роль в этом сыграли ваши донесения о нем. Он направился в Алжезирас, но испанцы тоже выслали его. Он уехал в Париж, а затем в Лондон.
— Откуда вам это известно? — спросил изумленный Джемс.
— Я не выпускал его из виду. Он остановился в скромной гостинице на Стемфорд-стрит. Это совершенно исключительная личность. На свои средства он выстроил три церкви, основал сиротский дом и свел с пути истины большее количество людей, чем кто бы то ни было.
— Почему вы не поселились в Старом Доме? — спросил Уэллинг помолчав.
— Я предпочитаю жить в городе. В пригороде еще слишком холодно, — ответил Джемс, но его возражение прозвучало очень неубедительно.
— А кого вы боитесь? — осведомился Уэллинг. — Молодой и красивой девушки?
— Я никого не боюсь, — ответил покраснев Джемс.
— Кроме Джоан Карстон, мой милый!
И Уэллинг был прав.
Джемс проводил его до двери и снова занялся атласом. Но весь его интерес к этому занятию пропал и, вздохнув, он поставил атлас на место.
Да, он боялся Джоан, так как не понимал ее отношения к происшедшему. Он опасался, что теперь, когда все треволнения и страхи миновали, она решит, что он прибег к переодеванию для того, чтобы обмануть ее. Он боялся, что это венчание не будет иметь законной силы; впрочем, в не меньшей степени его беспокоила и мысль о том, что венчание может оказаться действительным.
Он мог бы последовать приглашению Джоан и явиться к ним в Крейз, но пока не осмелился этого сделать.
Снова прозвучал звонок, и вошедший Бинджер доложил:
— С вами желает говорить неизвестный мне господин.
— Кто?
— Если не ошибаюсь, то он пьян.
— Кто он?
— Если не ошибаюсь, он образец алкоголика.
Джемс удивленно взглянул на него.
— Он вам не назвал своего имени?
— Нет, он назвался Беннокуайтом, — выразительно сказал Бинджер, — но я почти уверен, что это вымышленное имя. Следует ли мне сказать, что вас нет дома?
— Впустите его. Его действительно зовут Беннокуайт.
Джемс увидел, что Беннокуайт изменился в очень слабой степени. Он несколько приоделся, надел воротничок и повязался галстуком, но и то и другое было далеко не первой свежести.
— Добрый вечер, Морлек, — обратился он к Джемсу. — Мне кажется, что мы уже встречались.
— Не угодно ли вам присесть? — серьезно сказал Джемс. — Вы можете идти, — добавил он, обращаясь к Бинджеру.
— Я получил ваш адрес от нашего общего друга, — продолжал пьяница.
— Вы, очевидно, имеете в виду телефонную книгу. Я полагаю, что наши общие знакомые ограничиваются Абдуллой — портным в Танжере, кстати сказать, очень толковым человеком.
Беннокуайт достал из жилетного кармана монокль и вставил его в глаз. Затем, самодовольно оглядев Джемса, продолжал:
— Этот араб очень милый, хотя и ограниченный человек. Я всегда удивлялся его прилежанию.
И разгладив рыжую бороду, он оглядел убранство комнаты.
— Здесь очень мило. Напоминает Марокко. Особенно хорош потолок.
Джемс с нетерпением ожидал выяснения причины, побудившей Беннокуайта прийти к нему.
— Я выполнил для вас обряд венчания, мистер Морлек, — продолжал Беннокуайт, — это, разумеется, мелочь, но в настоящее время я нахожусь в таких обстоятельствах, когда вынужден считаться даже с мелочами. Нужда не знает преград. Хоть я в момент венчания и не подозревал, кто является женихом, но потом узнал, что жених был не нищим, а, если мне позволено будет так выразиться, во всех отношениях достойным и привлекательным джентльменом. Мне очень неприятно, что я должен просить вас об оплате этого обряда, рассчитывая на некоторое количество звонкой монеты. Человек вашего положения в обществе не будет возражать, если я положу плату за совершение обряда в размере пять фунтов. Я мог бы заработать и большую сумму, если бы вздумал написать небольшую юмористическую статейку — одну из тех, что так удавались мне в годы моего пребывания в Оксфорде. И я убежден, что в «Мегафоне» эта статья…
— Одним словом, вы хотите предать гласности все происшедшее, если я вам не уплачу пять фунтов?
— Нет, нет! Так нельзя ставить вопрос — это было бы вымогательством, — любезно возразил Беннокуайт. — Я откровенно признаюсь вам, что стал слишком ленив для того, чтобы написать статью. Голубчик, я буду очень рад, если вы дадите мне немного денег… У меня нет намерения писать об этом. — И снова он отвесил вежливый поклон.
Джемс вынул из бумажника банкноту и протянул ее Беннокуайту:
— Мистер Беннокуайт, порой я задаю себе вопрос — в порядке ли ваши мыслительные способности?
— Что вы сказали? — переспросил Беннокуайт, сделав вид, что не расслышал слов Джемса. — Не утратил ли я способность мыслить? Разумеется, нет. Но я живу мгновением, сегодняшним днем, и когда мне хорошо — я счастлив, когда мне скверно — я грущу. И так я прожил всю свою жизнь.
— У вас никогда не было угрызений совести?
Беннокуайт спрятал в жилетный карман деньги и улыбнулся.
— Я еще встречусь с вами, — сказал он и поднялся с места.
— Если вы вздумаете вторично явиться ко мне, то я вас выкину вон, — спокойно сказал ему Джемс. — Я очень сожалею, что мне приходится говорить это человеку, некогда занимавшему высокое положение, но вы просто невыносимы.
Гость, закинув голову, весело расхохотался и направился к двери… Бинджер, распахнувший перед ним дверь, остолбенел, не понимая причины его веселья.
После ухода Беннокуайта, Джемс вызвал Бинджера и велел ему проветрить комнату.
Взглянув на часы, он увидел, что уже восемь часов вечера. Бинджер был неважным поваром, а Ахмед еще не возвратился из Касабланки. Поэтому у Джемса появилась привычка ужинать в маленьком ресторане в Сохо. Но сегодня у него не было никакого желания пойти в ресторан. Он истосковался по домашнему столу, ему захотелось поесть в хорошо обставленной столовой, посидеть у весело трещащего камина.
Поэтому он сказал Бинджеру:
— Позвоните по телефону Кливеру и сообщите ему, что я приеду сегодня вечером. Пусть он приготовит хорошо поджаренный бифштекс, паштет и пудинг. И пусть он позаботится о пиве.
— Вы хотите уехать сегодня? — не веря своим ушам переспросил Бинджер. — Но уже восемь часов вечера!
— Мне это совершенно безразлично. Я поехал бы, даже если бы сейчас было восемьдесят часов вечера!
И Джемс выехал к себе в имение. Холодный ветер обвевал его лицо. Его прикосновение было Джемсу отраднее раскаленного дыхания пустыни, приятнее теплого дуновения южного зефира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25