Памела решительно спросила:
– Вы зачем вступили в этот отряд, майор Кейн?
– Надоело сидеть за столом, – сказал он, – это, пожалуй, лучшее объяснение. По-моему, я бы пошел на все, чтобы избавиться от канцелярии, – что и сделал.
– Значит, вы еще не принимали участия в рейдах?
– Нет, мэм.
– Тогда, я думаю, вам надо дважды подумать, прежде чем так легко отзываться о действиях храброго человека, особенно с командной высоты письменного стола.
Кейн съехал на обочину, остановил машину и повернулся к ней, весело улыбаясь:
– Эй, это мне нравится. Можно, я запишу ваши слова, чтобы употребить их в великом романе, который мы, журналисты, вечно собираемся написать?
– Черт вас побери, Гарри Кейн.
Памела шутливо замахнулась на него, а он вытащил из кармана пачку «Кэмел» и вытряхнул сигарету:
– Лучше закурите. Успокаивает нервы.
Она взяла сигарету, он поднес огонь, и она глубоко затянулась, глядя поверх соленого болота на море.
– Простите, я, возможно, реагирую слишком сильно, но война стала для меня очень личным делом.
– Ваш брат?
– Не только. Моя работа. Когда я дежурила вчера днем, то услышала позывные пилота-истребителя. Сильно подбитого в боях над Северным морем. Самолет горел, а пилота заклинило в кабине. Он кричал все время, пока падал.
– Вначале казалось, что день такой хороший! А сейчас вдруг все изменилось, – сказал Кейн.
Он взялся за руль, и Памела импульсивно положила свою руку на его руку:
– Простите, правда, простите.
– Ничего.
На лице ее выразилось удивление:
– Что у вас с пальцами? Несколько пальцев скрючены. Ваши ногти... Господи, Гарри, что с вашими ногтями?
– А, это... – бросил он. – Кто-то их сорвал.
Памела смотрела на него с ужасом.
– Это... это немцы, Гарри? – прошептала она.
– Нет. – Кейн включил мотор. – Это были французы, работавшие, конечно, по ту сторону. Одно из самых удручающих открытий, по моим наблюдениям, – это то, что мир состоит из самых разных людей.
Он криво улыбнулся, и они поехали.
* * *
Вечером того же дня в отдельной палате частной лечебницы в Астоне Вену Гарвальду стало значительно хуже. В шесть часов он потерял сознание. Только через час это заметили. Было уже восемь, когда приехал доктор Дас в ответ на настойчивые звонки сестры, и больше десяти, когда пришел Рубен и увидел состояние брата.
По поручению Бена Рубен находился в гараже, куда привез катафалк и гроб, взятые в похоронном бюро, которое также было одним из многочисленных предприятий братьев Гарвальд. Несчастного Джонсона сожгли в частном крематории, в котором у них тоже был интерес – ведь не впервой им было избавляться таким образом от неудобного трупа.
Лицо Бена было в поту, он стонал и метался. В палате стоял неприятный запах гниющего мяса. Когда Дас разбинтовал колено, Рубен, взглянув, отвернулся. Страх подкатил к его горлу как желчь.
– Бен, – прошептал он.
Гарвальд открыл глаза. Казалось, в первое мгновение он не узнал брата. Потом, слабо улыбнувшись, спросил:
– Сделал, Рубен, малыш? Избавился от него?
– Пепел к пеплу, Бен.
Гарвальд закрыл глаза. Рубен повернулся к Дасу:
– Очень плохо?
– Очень. Похоже на гангрену. Я предупреждал его.
– О, господи, – сказал Рубен. – Я знал, что его надо было отправить в госпиталь.
Глаза Бена открылись и лихорадочно заблестели. Он схватил брата за руку:
– Никакого госпиталя, слышишь? Ты что хочешь сделать? Дать этим чертовым полицейским щелку, которую они безуспешно ищут годы?
Он откинулся на подушки, закрыв глаза. Дас сказал:
– Есть один шанс. Лекарство пенициллин. Слышали о нем?
– Конечно. Говорят, оно творит чудеса. На черном рынке стоит целое состояние.
– Да, в подобных случаях оно действительно творит чудеса. Вы можете достать? Сегодня, сейчас?
– Если оно есть в Бирмингеме, вы его получите в течение часа. – Рубен подошел к двери. – Но если он умрет, вы последуете за ним. Я обещаю.
Он вышел, и дверь за ним захлопнулась.
* * *
В этот момент в Ландсвоорте «дакота» оторвалась от взлетной полосы и повернула к морю. Герике времени зря не терял. Он поднял самолет до тысячи футов, заложил правый вираж и полетел к берегу, теряя высоту. Штайнер и его команда приготовились к прыжку. Они были в полном боевом облачении британских парашютных войск, оружие и снаряжение сложены в подвесные мешки на английский манер.
– Внимание! – приказал Штайнер.
Команда стояла в затылок, зацепив карабин парашюта за фал вытяжного парашюта, проверяя, хорошо ли подтянуты ремни у впереди стоящего. Штайнер присматривал за Гарви Престоном, последним в цепочке. Англичанин дрожал. Штайнер чувствовал это, когда подтягивал его ремни.
– Пятнадцать секунд, – сказал он. – Времени у вас немного, понятно? И зарубите себе на носу: если вы собираетесь ломать ноги, то только здесь, а не в Норфолке.
Все рассмеялись. Штайнер подошел к началу цепочки, и Риттер Нойманн проверил его ремни. Как только над головой замигала красная лампочка, Штайнер открыл люк. Все услышали неожиданный рев ветра.
Герике сбавил газ и пошел на снижение. Был отлив, и широкие мокрые песчаные отмели светлели при лунном свете, простираясь до бесконечности. Сидящий рядом с Герике Бомлер напряженно следил за альтметром.
– Пора! – закричал Герике.
Над головой Штайнера вспыхнул зеленый свет, и он похлопал Риттера по плечу. Молодой старший лейтенант, а за ним и вся команда быстро прыгали вниз. Но Престон стоял, приоткрыв рот и уставившись в ночь.
– Пошел! – крикнул Штайнер и схватил его за плечо.
Престон вырвался, держась за стальную стойку. Он покачал головой, беззвучно шевеля губами.
– Не могу! – наконец, выдавил он. – Не могу!
Штайнер дал ему пощечину, схватил за правую руку и швырнул к открытому люку. Престон уцепился обеими руками. Штайнер пнул его ногой в зад и выбросил в люк. Затем прыгнул сам.
Когда прыгаешь с высоты четырехсот футов, не успеваешь испугаться. Престон почувствовал, что перекувыркнулся, затем ощутил внезапный рывок, щелчок парашюта – и повис, раскачиваясь, под зонтиком цвета темного хаки.
Картина была фантастической. Бледная луна на горизонте, плоский мокрый пляж; кремовая линия прибоя. Престон ясно видел у пирса торпедный катер, людей, наблюдавших за парашютистами, и дальше на песке ряд смятых парашютов, которые собирали приземлившиеся. Он посмотрел вверх, увидел над собой слева Штайнера, и ему показалось, что тот спускается очень быстро.
Вещевой мешок, болтавшийся на фале, прикрепленном к поясу, ударился с громким звуком о песок, предупреждая Престона приготовиться. Он опустился жестко, слишком жестко, перевернулся и – о, чудо! – оказался на ногах, а парашют вздымался в лунном свете, как таинственный бледный цветок.
Престон сделал движение, чтобы, как его учили, свернуть парашют, и вдруг замер на четвереньках, объятый огромной радостью, чувством могущества, подобного которому он никогда в жизни не испытывал.
– Я прыгнул! – громко крикнул он. – Я утер нос этим ублюдкам. Я прыгнул! Прыгнул! Прыгнул!
* * *
В лечебнице в Астоне Бен Гарвальд неподвижно лежал на кровати. Рядом с ним стоял Рубен и наблюдал, как доктор Дас проверяет стетоскопом, бьется ли сердце Бена.
– Ну как? – требовательно спросил Рубен.
– Еще жив, но это уже конец.
Приняв решение, Рубен схватил Даса за плечо и швырнул к двери:
– Немедленно вызовите скорую помощь. Я отвезу его в госпиталь.
– Но это значит, что придет полиция, мистер Гарвальд, – сказал Дас.
– А мне все равно, – прохрипел Рубен. – Я хочу, чтобы он жил, понятно? Это ведь мой брат! А ну, двигайся!
Он открыл дверь и вытолкнул Даса. Когда вернулся к кровати, на глазах у него были слезы.
– Обещаю тебе одно, – запинаясь, сказал он, – я заставлю этого коротышку, ирландского ублюдка, поплатиться за все, даже если это будет последнее, что я сделаю.
Глава 13
Из своих сорока пяти лет Джек Роган прослужил в полиции почти четверть века, достаточно долгий срок, когда работаешь в три смены и чувствуешь нелюбовь соседей. Но такова участь полицейского, что и следовало ожидать, как он часто говорил жене.
Было девять тридцать во вторник, второго ноября, когда Роган вошел в свой кабинет в Скотланд-Ярде. По правилам ему не надо было приходить. Проведя долгую ночь в Масуэлл Хилле, где он допрашивал членов ирландского клуба, он имел право поспать несколько часов, но сегодня надо было немного разобраться с бумагами.
Не успел Роган сесть за стол, как раздался стук в дверь, и вошел его помощник, детектив-инспектор Фергус Грант. Грант был младшим сыном вышедшего в отставку полковника индийской армии. Закончил Уинчестер и Гендонский полицейский колледж, представитель нового поколения, призванного революционизировать полицию. Несмотря на это, они с Роганом хорошо сработались.
Роган сделал предупредительный жест:
– Фергус, я хочу только подписать несколько писем, выпить чашку чая и уехать домой спать. Ночь была адская.
– Знаю, сэр, – сказал Грант. – Но дело в том, что мы получили довольно необычное донесение от полиции города Бирмингема. Я подумал, что оно может вас заинтересовать.
– Именно меня или ирландскую секцию?
– И вас и секцию.
– Ладно. – Роган откинулся на стуле и начал набивать трубку табаком, беря его из потертого кожаного кисета. – Читать мне не хочется, поэтому перескажите.
– Слышали ли вы, сэр, о человеке по имени Гарвальд?
Роган помолчал.
– Вы имеете в виду Бена Гарвальда? Он многие годы доставлял нам неприятности. Самый крупный мошенник в центральных графствах Англии.
– Он умер сегодня рано утром. Гангрена от пистолетной раны. В госпиталь попал слишком поздно.
Роган зажег спичку:
– Есть у меня знакомые, которые могли бы сказать, что это лучшая новость за многие годы, но каким боком это касается нас?
– Правую коленную чашечку ему прострелил ирландец.
Роган уставился на него:
– Это уже интересно. Обычное наказание, применяемое ИРА, когда кто-нибудь пытается обмануть. – Он выругался, когда спичка в левой руке прогорела до пальцев, и бросил ее. – Как звали ирландца?
– Мерфи, сэр.
– Возможно. Что-нибудь еще?
– У Гарвальда есть брат, который так убит его смертью, что раскололся совсем. Он хочет, чтобы друга Мерфи взяли под ноготь.
Роган кивнул:
– Придется посмотреть, можем ли мы ему сослужить эту службу. А в чем дело?
Грант рассказал ему подробности. Роган нахмурился:
– Армейский грузовик, «джип», краска цвета хаки? Для чего ему все это нужно?
– Может, сэр, собираются напасть на армейский лагерь, чтобы захватить оружие?
Роган подошел к окну:
– Нет, этого я не принимаю без убедительных доказательств. Они не способны осуществить такой план, и вы это знаете. – Он вернулся к столу. – Мы перебили хребет ИРА здесь, в Англии, и в Ирландии. Люди де Валера интернировали большинство из них в лагеря. – Он покачал головой. – Подобная операция в нынешней обстановке бессмысленна. А что говорит об этом брат Гарвальда?
– Он считает, что Мерфи подготавливает налет на воинский склад или что-то в этом роде. Вы ведь знаете такие дела? Въезжают переодетые солдатами на армейском грузовике...
– И выезжают с виски и сигаретами на пятьдесят тысяч фунтов. Это уже было, – сказал Роган.
– Значит, Мерфи еще один вор такого рода, сэр? Что подсказывает вам интуиция?
– Я бы согласился с этим предположением, если бы не пуля в коленной чашечке. Чистая ИРА, и в то же время нутром чувствую, что здесь что-то другое, Фергус. Думаю, мы можем выйти на что-то.
– Хорошо, сэр, что будем делать?
Роган подошел к окну, обдумывая план. За окном стояла обычная осенняя погода: по крышам ползли клочья тумана с Темзы, с плафонов падали капли дождя. Он обернулся:
– Я знаю одно. Этим должен заниматься не Бирмингем. Вы лично займитесь этим делом. Возьмите машину и поезжайте туда сегодня. Захватите с собой картотеки, фотографии – все.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55