А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Вот и пришла сюда за своими ботинками, ведь в этой комнате, до приезда Вандзюни, Царство ей Небесное, жили мы с Дороткой, и свои вещи я тоже тут держала. Сунула ногу в ботинок, а там этот мешочек! Я ещё Меланью позвала, она посмотрела — он самый, говорит, ну я и положила его на кровать, а о ботинках как-то забыла. Из головы вылетели, опять представила себе это богатство. Видите же, как блестят!
Бежан невольно подумал — пожалуй, у него из головы тоже вылетела бы лестница, да и все они должны заниматься только вот этими драгоценностями, а вздорные бабы ссорятся из-за лестницы и балконной двери. Нет, все-таки они какие-то ненормальные…
— Здесь все? Ничего не пропало? — суровым голосом поинтересовался полицейский.
— Откуда нам знать? Мы ведь не считали эти вещи, не знаем, сколько их должно быть. Да куда им деться. Вы собираетесь их изъять, пан полицейский?
Бежан подумал.
— Нет, не считаю целесообразным, только, ради Бога, спрячьте их в безопасном месте.
— Я возьму их к себе! — решила Фелиция.
Меланья и Сильвия вскричали в один голос:
— О, нет, только не забирай! Тогда они обязательно затеряются!
— Лежали до сих пор в ботинках Сильвии, пусть и лежат там, — предложила Меланья. — Потом подумаем. А что вас ещё интересует, пан комиссар?
— Многое, — осмотрелся Бежан. — Где находился молоток? Меня интересует, в каком месте он находился? Как можно точнее.
— Не знаю. Фелиция…
Фелиция неохотно пробралась сквозь загромождённую комнату и показала место пальцем, куда уж точнее:
— Вот здесь лежал, у самой кровати. Вернее, не лежал, а стоял. Сам молоток на полу, а палка, рукоятка опиралась о постель. Я на цыпочках подошла, чтобы не разбудить Вандзю, ведь сколько мечтала отобрать у неё проклятый молоток, а она, бедняжка, уже…
— Все-таки уточните, стоял он в головах или в ногах?
— Да вот точнёхонько здесь, где я пану показываю. А что? А, поняла, если бы она просто выронила его из рук, он бы упал, и в другом месте. Выходит, некто вырвал его у бедняжки из рук и огрел её… Да нет, ведь голову же ей не проломили! Мы бы заметили.
И опять подумал комиссар Бежан: все-таки непредсказуемые создания эти бабы. Вроде бы и глупые, и склочные, и вздорные, но не дуры. Вон, сразу поняла, почему он именно об этом спрашивает, и выводы делаются правильные и быстрые. И ведь ни одна из них не пытается скрыть, что думает, только подумала — и сразу выбалтывает, так птичкой изо рта мысли и выпархивают, одна за другой. Если они и преступницы, то нетипичные какие-то. Ведь не мог же он случайно наткнуться на скопище таких неподражаемо талантливых артисток! Нет, они не играют, не притворяются, искренни в каждом своём слове, каждом побуждении.
Комиссар представил, как происходило убийство старушки: стукнула молотком в пол, а преступник вырвал у неё из рук молоток. Возможно, женщина собралась крикнуть, вот он и поспешил её легонечко стукнуть, чтобы не поднимала шум. Стукнул легонько, возможно, помешала подушка, ведь скорее всего, старушка лежала, не успела сесть. А потом преступник вытащил подушку из-под её головы, набросил на лицо и прижал. Немного подержал…
Все происходящее могло быть экспромтом, но вот дальнейшее уже представляло действия продуманные. Преступник опять засунул подушку под голову женщины, осторожно уложил на ней голову своей жертвы, чтобы не сразу бросалось в глаза. Возможно, разыскивал драгоценности, но заглянуть в ботинки Сильвии не догадался. Времени у злоумышленника было в обрез, ведь в доме полно народу, причём все перемещаются в самых разных направлениях, преступник очень рисковал и задерживаться побоялся. Наверху Меланья оставалась одна, Дронжкевич спустился в столовую раньше. А до того находились оба наверху, фотографии рассматривали… Кто может поручиться, что занимались именно этим?
Прежде всего необходимо сделать лабораторный анализ оставленных на крокетном молотке микроследов.
Бросив взгляд на разваленный фрахт, комиссар решил поручить заняться им сотрудникам, а пока спустился вниз. За ним цепочкой последовала процессия.
Опытный следователь уже понял — дело ему досталось нелёгкое.
* * *
Уже совсем стемнело, когда Доротку погнали в магазин. У Сильвии, видите ли, кончились лимоны. Столько всего запасли, а вот с лимонами промахнулись. Доротка даже с удовольствием отправилась в магазин, хотелось немного отдохнуть от тёток, от их вечного брюзжания, от Мартинека, сонливо околачивающегося вокруг несчастной мойки. Девушка удивлялась, почему Мартинек не отправляется домой, ведь уже вечер. Ей и невдомёк было, что тот твёрдо решил присутствовать при жеребьёвке. Дело в том, что тётки задумали сегодня вечером непременно поделить Вандзины драгоценности и сделать это путём жеребьёвки, вот Мартинек и дожидался захватывающего события. А бедной Доротке совсем негде было приткнуться: чулан по-прежнему оставался недоступной мечтой, оккупированный Сильвией, в свою же комнату пробраться не было никакой возможности не только из-за проклятого фрахта, но и из-за запрета полицейского. Можно, конечно, было сидеть в гостиной, но ведь там и минуты не дадут спокойно посидеть, уж тётки найдут, чем ей заняться.
Предаваясь таким невесёлым мыслям, девушка неторопливо тащилась по улице, старательно обходя выбоины, полные воды и спотыкаясь на неровностях мостовой. Тротуары по обеим сторонам их улочки были в ещё худшем состоянии, и в темноте по ним ходить было невозможно. Услышав, что сзади едет машина, Доротка подумала — надо бы пропустить. Машина вдруг взревела мотором, набирая скорость, Доротка увидела перед особенно глубокую лужу, подумала — если посторониться, её непременно обдаст целым фонтаном грязных брызг, и шмыгнула вбок, под прикрытие чахлых кустиков у чьего-то забора. В тот же момент машина резко свернула в лужу, перед которой только что стояла Доротка, повторила за девушкой рывок в сторону, смяла чахлые кустики буквально в двадцати сантиметрах у неё перед носом, и, взревев мотором, умчалась.
Оглушённая Доротка даже испугаться не успела. Оцепенев, стояла она у чужой калитки, не понимая, с чего этот кретин шофёр вдруг выписал такую петлю и зачем ему пришлось заскакивать на тротуарчик? Вон как трещали кусты, небось весь лак с бока ободрал. Она сама недавно в темноте сильно поцарапалась именно о колючки этих кустов, барбарис, наверное, или ещё какая зериба африканская, тоже колючая вещь. Если бы, например, в машине сидел преступник, машину запросто можно было бы разыскать по этим царапинам. Да нет, небось, просто пьяный.
Наконец Доротка сбросила оцепенение, отвалилась от чужой калитки и, пожав плечами, продолжила путь к магазину. Наверняка у пьяного шофёра все расплывалось перед глазами, вот и дал кривуля, хорошо ещё в забор не врезался. Или в неё, как пить дать, ещё несколько сантиметров — и пригвоздил бы её к калитке. Ну да что о нем думать, все обошлось.
Доротка собиралась рассказать о неприятном происшествии родным по возвращении из магазина, однако, когда вернулась, в доме уже бушевал очередной тайфун. Тётки делили драгоценности. На робкое упоминание Доротки, что её чуть не задавила машина, никто и внимания не обратил. До того ли?
Фелиция разыскала в своих закромах много маленьких целлофановых пакетиков. Меланья принесла сверху бумагу и клейкую ленту, которую всегда закупала для своих нужд в неимоверных количествах, Сильвия разрезала бумагу на малюсенькие кусочки, на них Меланья фломастером проставляла номера, почему-то двойные: две единицы, две двойки и так далее. Вернувшейся Доротке велели немедленно уже готовый один набор номеров прикрепить клейкой лентой к целлофановому пакету. Мартинек, изнемогая от избытка энтузиазма и желания помочь, крутился у всех под ногами и только мешал, время от времени выполняя мелкие поручения дам.
— Мы сосчитали, оказалось всего сорок две штуки, — конфиденциальным шёпотом информировал он Доротку. — Клипсы сошли за один номер, потому как комплект.
— Клипсы? — удивилась Доротка. — Разве не серьги?
— Клипсы, клипсы, — подтвердила Сильвия. — Наверное, у Вандзи не были проколоты уши, вот она и завела клипсы. Странно, в её время всем девочкам прокалывали уши.
— А мне не прокалывали, — тут же возразила Фелиция.
— Наконец-то признала себя ровесницей Вандзи, — фыркнула Меланья. — К тому же ты вечно выступала против всего и всех.
— О, а ты наконец признала себя моей ровесницей, — не осталась в долгу Фелиция. — Знаешь меня с рождения, не правда ли?
— Да нет, познакомилась с тобой немного позже, но зато уж и наслушалась вдоволь.
— Не смейте ссориться! — с несвойственной ей решительностью заявила Сильвия. — А главное, ни слова больше о возрасте. Вот я, может, в этих алмазах намерена встретить своё шестидесятилетие!
— Скажите пожалуйста! Непременно в алмазах? Сапфиры тебя не устроят?
— Я, конечно, голоса не имею, — робко начала Доротка, прилепив уже шестой номер. — Но из того, что мне запомнилось, у крёстной бабули все было подобрано по камням. Если уж, скажем, сапфиры, то и колье, и кольца, и браслет.
— Гарнитур! — мечтательно произнесла Сильвия. — Это раньше называлось гарнитуром.
— Мы же все перемешаем, — продолжала Доротка, — и целого гарнитура ни у одной из нас не получится. Я бы уж так гарнитурами и разыгрывала.
— Скажите, какая умная!
— Рассчитываешь, что тебе так и посыпятся гарнитуры?
Доротка вдруг рассердилась. Видимо, ещё не совсем улёгся шок после глупой истории с машиной. Девушка огрызнулась:
— А почему я не могу рассчитывать? Я тоже человек! И если вдруг меня пригласят на какой большой приём с иностранцами, где надо будет переводить сразу на несколько языков, так уж непременно меня пригласят, почему мне не надеть выигранный гарнитур и не притвориться миллионершей?
— Тебе нет необходимости притворяться, — прошипела Фелиция, и ей не удалось скрыть переполнявшую её зависть.
Сильвия задумалась.
— А ведь Доротка дело говорит. Может, и в самом деле…
— Без всяких «может»! Ничего менять не станем, пусть идёт все вперемежку, зато как смешно получится! В крайнем случае, ведь мы же никуда не денемся, одолжим друг дружке недостающие предметы из гарнитура. Я лично одолжу, не знаю, как вы.
— Мы тоже одолжим, — захихикала Фелиция, — только вот скажи, что будет, если мы все захотим алмазы? Драться станем или как?
— Нет, опять жребий бросим. Или вот как сделаем: решает та, у которой самая крупная драгоценность из набора. Ожерелье или диадема.
— Здорово получится, если одной достанутся все ожерелья! Или диадемы! — обрадовалась Меланья.
Доротка махнула рукой на тёток. Ну разве с ними можно договориться о чем-то разумном? В конце концов, и в самом деле станут одалживать друг другу нужные предметы, не так уж часто им приходится наряжаться. Вот ей, сколько себя помнит, всего раз и пришлось, и оказалось, самым дорогим её украшением явилось не колечко, а знание греческого.
Ладно, пусть поступают, как хотят, их не переспоришь.
Тут Мартинек вдруг проявил необычайную сметливость и сам по себе высказал мысль, что пригодился бы какой-нибудь большой сосуд. Отправился в кухню и вернулся с большой супницей, единственным предметом обеденного сервиза, которая никогда не находила практического применения. Теперь нашла. Сел на стул, на колени поставил супницу, и, чрезвычайно взволнованный — а как же, на глазах росло благосостояние финансирующих его дам, — принялся терпеливо ждать.
Вот Меланья бросила в супницу бумажные квадратики с заполненными номерами. Доротка уже кончала прилеплять номера к пакетикам с драгоценностями. Сильвия аккуратно раскладывала их на столе.
— По старшинству! — вырвалось у Мартинека.
— Нет! — возопила вдруг Меланья.
— Что «нет»? — прикрикнула на неё старшая из сестёр. — Ты против старшинства или считаешь себя старшей из нас?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58