Посему я просто выслушала очередную порцию просьб о помиловании, попрощалась и села в машину.
— Чего он тараторил, этот экспансивный болван? — спросила Баська с беспокойством. — И вообще, кто такой?
— Дружок Гавела. По заграничным гешефтам. Ты все сама слышала.
— Я кое-как уразумела польские и французские обрывки, а остальное? Расскажи, меня здорово заинтересовали эти масштабные финансовые операции на расстоянии. Гавела сейчас не выпускают, это я уразумела.
— А деньги он все равно берет, когда надо, с разных своих счётов.
— За границей? И как это делается?
— Да просто. У него свои люди по всему свету, наверно, с его чеками in blanco, и, когда надо, банк предоставляет им суммы отдельными выплатами. Вероятно, в каком-нибудь банке Гавел сделал вклад на пароль и сообщил им. Там тоже деньги можно получить.
— А его не надувают?
— Не думаю. Ведь люди доверенные. Положим, как секретарь у миллионера или, например, главбух в какой-нибудь организации. Уж он подстраховался, не сомневайся.
Баська помолчала, достала из сумочки и закурила сигарету.
— Да поезжай быстрей, господи боже! — простонала она отчаянно. — То есть я хотела сказать… А что он говорил о каком-то деле ехсеllent?
Я удивилась, но машинально прибавила скорость.
— Так и сказала бы, что спешишь. Не очень поняла: Гавел якобы состряпал великолепное дельце, не уточнил какое. Фелюсю надоело летать туда-сюда, и, по-моему, Гавел смотается по фальшивым документам. По ним же и вернётся. Любую слежку обведёт вокруг пальца.
— Боже! — У Баськи даже голос изменился. — Какую слежку?
Я не сочла нужным скрывать от подруги свои домыслы.
— А ты даже и не заметила, что мы все под колпаком? — ядовито улыбнулась я. — Забыла о покойнике Дуткевиче, да? Мы обе на подозрений и оказываем милиции большую услугу, разъезжая вместе.
— И Гавел тоже?
— Ну а как же? Был у Дуткевича его телефон или нет?
— Не знаю. Плевать на его телефон. Скорей домой. Час назад, неделю назад мне надо было домой.
— Час назад ты сидела дома. Кран не закрыла или чайник на газу оставила? Баська, слушай, мне надо с тобой серьёзно поговорить.
— Только не сейчас. — Баська как угорелая выскочила из машины. — То есть, прости, конечно, я вспомнила одно ужасное дело. Склероз, что ли, у меня? Завтра, послезавтра, когда хочешь, только не сегодня!
После этой скороговорки она рысью бросилась в подворотню; я повернула обратно.
Сопоставления напрашивались сами собой…
Вечером неожиданно явился Мартин. Смотрела я на него, смотрела, думаю, пусть сам сначала заговорит. Ситуация недвусмысленно созревала для взаимных объяснений.
Мартин сел, получил чай, закурил, замкнулся, ушёл в себя. Молчал долго-долго, и терпение моё лопнуло.
— Послушай, а ты не хочешь занять денег — видок у тебя такой… — выступила я поощрительно.
— Напротив, — вздёрнулся он. — Я скорее готов тебе дать взаймы.
Этого я никак не ожидала, даже растерялась:
— Ты, может… чуть-чуть того?
— Нет. Пожалуй, нет. То есть пока нет.
— Ну так в чем дело? Хочешь поберечь деньги, отдав мне?
— Наоборот, изобретаю способ от них избавиться.
Я внимательно посмотрела на него и осторожно сказала:
— Избавиться от денег, вручив их мне? Мысль, бесспорно, замечательная. Мне ничего не стоит взять любую сумму и… фыоть… Одна только заминочка: спущу все деньги, а потом возвращай тебе. Может, все-таки объяснишься определённее?
Мартин пустил колечко дыма и понаблюдал, как оно расплывается на пути к потолку.
— У тебя сохранился счёт в Ландсмандсбанке? — спросил он после довольно долгой паузы.
— Ага.
— А снять деньги со счета можешь?
— Да там не осталось никаких денег. Кабы были, то почему бы не снять. У Алиции два моих чека, подписанные на пароль. Сомнительно только, чтобы она потащилась в банк взять восемь крон с мелочью, по-моему, именно столько там осталось.
Мартин снова погрузился в длительное молчание. Заботы весьма ощутимо подавляли его.
— Дай номер своего счета, — вдруг воспрянул он. — Возможно, я перешлю туда кое-какую сумму, а после сниму. Пока ничего определённого, но вдруг понадобится! Конечно, в подходящее время я тебе об этом сообщу. Надеюсь, ты не против?
— Нет. Раз уж я числюсь у тебя особой, достойной доверия… А ты не считаешь, что подходящее время наступило?
— Извини, ты о чем?
— Да насчёт подходящего времени.
— Какого времени?
— Ну, кое-что объяснить друг другу. И не строй, бога ради, дурацкой физиономии, не спрашивай, о чем это я, не притворяйся удивлённым. Ты прекрасно знаешь, в чем дело.
— За физиономию я не отвечаю. А насчёт дела… — Мартин помолчал и как-то странно на меня посмотрел. — Твоя любовь к разным официальным организациям малость тормозит мою откровенность, — начал он брюзгливо. — Уж наверняка тебя потянет им исповедаться. А у меня ещё не испарились большие надежды, и я не намерен делиться ими с официальными организациями. Знать ничего не знаю и не понимаю, о чем ты. Хочешь облегчить мне жизнь — хорошо, нет — не надо.
Я отыскала в кипе бумаг старый календарик и назвала Мартину номер счета в Ландсмандсбанке. Все равно он ничего больше прямо не скажет, а я и так вообще и в частности сама догадывалась, на чем зиждется его великая надежда. Такая же великая надежда расцвела и во мне, наказывая терпеливо ждать. Мартин прав, что-либо конкретное мне знать ни к чему, ибо со всеми конкретностями помчусь к майору. А уж дедуцировать вполне могу про себя.
— Как поживает пожилой пан, о котором мы давненько не разговаривали? — спросила я как можно небрежнее. — Ведь он был в больнице…
— Жив, — холодно ответствовал Мартин.
— Как у него со здоровьем? Ему сделали операцию или ещё нет?
— Да. Пока жив.
— Буду крайне признательна, если ты время от времени будешь оповещать меня о его самочувствии.
— Ещё жив. Случится что — сообщу. Если представится возможность.
Когда Мартин уходил, меня осенило сверхвдохновение.
— Знаешь, возьми у меня взаймы, — попросила я задумчиво. — Хоть пятьсот злотых.
Мартин повернулся уже в дверях.
— Зачем?
— Тебе видней. Хочешь, поставь на скачках. Или истрать на тотализатор. Или сходи в гости на покер. Выбирай любое.
— Покер, говоришь… Нет уж, предпочитаю скачки. Ладно, давай пятьсот злотых. Думаю, не стоит упоминать — при ближайшей оказии верну эти деньги. Насчёт фаворитов, на которых поставлю, не скажу, а то, не дай бог, удачу спугну. Ты уверена, что…
Я только скорбно кивнула и вручила ему пятьсот злотых. Разумеется, Мартин понял меня. Сотрудники майора присматривали за нами усердно, в чем я не сомневалась, и, если меня спросят про Мартинов визит и темы наших разговоров, надо же что-то отвечать. Лучше всего сказать правду. Закрывая за Мартином дверь, вдруг подумала: вот и я сознательно и деятельно ввязалась в таинственное, клубящееся вокруг меня преступление, уже не на шутку беспокоившее меня.
В течение трех дней я пыталась изловить Баську — безрезультатно. На четвёртый день майор, как и следовало предположить, вызвал меня на очередной разговор. Он не кружил вокруг да около, не обвязывал факты розовой ленточкой, а поставил вопрос в лоб и не слишком доброжелательно:
— В конце концов, хотите вы нам помочь или нет?
— Хочу! — Я не колебалась, но и не стала уточнять, что хочу помочь по-своему и не на всех участках фронта.
— В таком случае прошу говорить правду. Четырнадцатого вы встретились с пани Маковецкой. На Вильчей к вам пристал какой-то тип. Вечером пан Тарчинский нанёс вам визит. Прошу изложить подробно: цели всех визитов и встреч, что, кто и кому говорил, в какой очерёдности и что из этого следовало. И давайте по-деловому, чтобы я не тянул из вас подробности клещами.
Не очень представляя себе, что успела нагородить Баська, я в деталях рассказала и про стаканы, закупленные на Сверчевского, и про чистку, и про Фелюся. Подробно объяснила, почему Фелюсь кается передо мной уже седьмой год. Что касается Мартина, я честно призналась, что зашёл он ко мне занять пятьсот злотых — собирается на скачки. Старательно опустила все насчёт Гавелова гешефта, внезапную Баськину спешку и всю первую часть разговора с Мартином. Совесть моя была спокойна — истинную правду выложу майору в своё время.
— И что? — заинтересовался вежливо майор, когда я закончила. — Пан Тарчинский выиграл на скачках?
— Не знаю. Я с тех пор его не встречала.
— Пан Тарчинский вовсе не пошёл на скачки. Не бывал на бегах уже много недель. Ваше мнение?
— Не знаю. Действительно, не бывает на бегах. Видно, просто сболтнул про этих фаворитов, благо программы читает регулярно. А вдруг неожиданно отказался от скачек или поставил на Праге, совсем не ездив на бега? Словом, я не в курсе.
— Он что, раздобыл список фаворитов?
— Если бы раздобыл, сказал бы мне. Сам прикинул.
— О поездке не упоминал?
— О какой поездке?
— Вообще о поездке. Не говорил о намерении уехать на пару дней?
Я забеспокоилась. Ни о какой поездке и речи не было. Надеюсь, Мартин в раже не перешёл нелегально границу?
— Ничего не знаю. О поездке не упоминал. А что? Разве он уехал?
Майор качался на стуле, задумчиво меня разглядывая.
— Итак, вы назначаете свидание пани Маковецкой впервые после убийства Дуткевича. Вместе с пани Маковецкой встречаете этого… Фелюся. Партнёра пана Ракевича. Пани Маковецкая тотчас возвращается домой, вызывает пана Тарчинского, пан Тарчинский мчится прямёхонько к вам, занимает у вас пятьсот злотых и уезжает в Свиноустье. Как объяснить такой пассаж?
У меня мелькнуло — тут какая-то ерунда, все получается шиворот-навыворот: майор объясняет мне больше, чем я ему, — чистый бред, в милиции такого ещё не бывало! Подловить меня старается?.. Да уж, подзапуталась я в своих хитросплетениях.
— А при чем здесь пан Ракевич? — невольно вырвалось у меня. — Да и Фелюсь — абсолютная случайность. И зачем Баська вызвала Мартина?
— Починить вилку у торшера. Так пани Маковецкая объяснила пану Тарчинскому по телефону своё приглашение.
Я буквально онемела. Мартин полный профан насчёт вилок и вообще электроприборов, тут мы с ним друзья по несчастью. Для меня и для майора было очевидно: вилка — просто предлог. Видать, какие-то слова Фелюся мощно потрясли Баську, Баська, вне всяких сомнений, заодно с Мартином, только на кой черт Мартин поехал в Свиноустье? Не собирается же он в самом деле переть через границу?..
— И он все ещё там? — забеспокоилась я. — В этом Свиноустье?..
— Нет, уже вернулся. Как вы думаете, зачем он туда ездил?
— Понятия не имею. А по-вашему, зачем?
— Прошу отвечать на мои вопросы. Как вы объясните эту свистопляску — все с вас начинается и на вас замыкается?
— И в самом деле, — признала я правоту майора. — Опять все я: извлекла Баську из дома на встречу с сообщником Гавела, велела послать ко мне Мартина, сунула ему пятьсот злотых и отправила в Свиноустье. И разумеется, с какой-то целью. Пан майор, я, честное слово, вам искренне сочувствую — вы столько времени на меня убиваете… Будь я на вашем месте, а вы на моем, я бы вас непременно посадила для собственного спокойствия. Ну а свистопляску объяснить не могу. Фелюсь этот все карты путает, явился как чёртик из табакерки, нагородил чего-то ни к селу ни к городу, и теперь ничего не понять. Даже предположи мы, что Баська его знает и условилась с ним, почему он ждал на Вильчей? Ведь в чистку я попала случайно, об этом свитере вспомнила на обратном пути. Нет, Фелюся придётся исключить, даже если вся акция была организована заранее.
— Значит, вы полагаете, что пани Маковецкая его не знает?
— Совершенно верно, полагаю, она в жизни его не видела и никогда о нем не слышала.
Майор перестал качаться на стуле и упёрся локтями в стол.
— Хотел бы я знать, когда они вас доведут наконец настолько, что вы откажетесь от своей… лояльности, — сказал он раздражённо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44