Он внимательно рассмотрел узор на ковре.
Наконец он щелкнул челюстями. Решил задачу и выпрямился снова.
– Вместо выходного пособия, – сухо сказал он. – Окончательный и бесповоротный финал их романа. С миссис Уэст, как говорят, было довольно.
Кроме этого, вчера Митчелл сопровождал новую девушку, с темно-рыжими волосами. Каштаново-рыжими, не огненно-рыжими. Их отношения показались мне несколько странными. Они были чем-то озабочены.
– Стал бы Митчелл шантажировать женщину? Он хихикнул.
– Он стал бы шантажировать и младенца в колыбели. Человек, который живет за счет женщин, всегда шантажирует их, хотя это слово, может быть и не идет в ход. Он также крадет у них, если может добраться до их денег. Митчелл подделал два чека Марго Уэст. Этим и закончился их роман. Несомненно, она сохранила чеки. Но она не пустит их в ход, только сохранит на память.
– Мистер Кларендон, при всем моем уважении, как вы могли это узнать?
– Она рассказала мне. Она плакала на моем плече. – Он посмотрел в сторону этой красивой темноволосой женщины. – Сейчас, глядя на нее, в это трудно поверить. Тем не менее это правда.
– Почему вы это рассказываете мне?
Он улыбнулся довольно-таки жуткой улыбкой:
– Я не деликатен. Я сам хотел жениться на Марго Уэст. Это могло изменить ее участь. Любые мелочи забавляют человека в моем возрасте. Поющая пташка, открывающийся бутон орхидеи. Почему в определенный момент бутон раскрывается настежь? Почему он так постепенно раскрывает свои лепестки?
Почему цветы всегда появляются в определенном порядке, так, что острый конец бутона выглядит как клюв птицы, а голубые и оранжевые лепестки превращают его в райскую птичку? Какое странное божество создало такой сложный мир, когда оно могло, видимо, сделать мир и попроще? Всесилен ли Он? Как Он может быть всесильным? Слишком много страданий, и почти всегда страдают невинные.
Почему крольчиха, когда ласка настигнет ее в норе, прячет своих крольчат за спиной и позволяет, чтоб ей перегрызли глотку? Почему? Через неделю она даже и не узнала бы их. Вы верите в Бога, молодой человек?
Это казалось околесицей, но выхода не было – мне приходилось слушать его.
– Если вы имеете в виду всемогущего и всеведущего Господа, который создал мир таким, каким он хотел его увидеть, – нет.
– Верьте, мистер Марлоу. Это великое утешение. Мы все в конце концов приходим к этому, потому что мы обречены на смерть и обратимся в прах. Для личности это занавес, а может, лишь смена декораций. Загробная жизнь вызывает ряд затруднений. Не думаю, что я был бы в восторге в раю, рядом с пигмеем из Конго, или китайским кули, или левантинским торговцем коврами, или даже с голливудским продюсером. Я сноб, я полагаю, и это замечание – дурного вкуса. Не могу я себе представить небес, в которых председательствует благожелательный старикан с белоснежной длинной бородой, по кличке Бог. Это дурацкие представления незрелых умов. Но не след обсуждать религиозные воззрения других, сколь идиотскими они бы ни казались.
Конечно, нет оснований полагать, что я наверняка попаду на небо. Звучит скучновато, надо признаться. С другой стороны, как я могу представить себе ад, в котором дитя, умершее до крещения, рядом с наемным убийцей, комендантом нацистского лагеря смерти или с членом Политбюро. Как странно, что лучшие устремления человека, этой грязной мелкой твари, его лучшие деяния, его великий самозабвенный героизм, его каждодневное мужество в суровом мире, – как странно, что все это должно быть куда более благородным, чем его земная доля. Это необходимо объяснить. И не говорите мне, что честь – это просто химическая реакция или что человек, который жертвует жизнью во имя другого, просто следует установленной схеме поведения в обществе.
Доволен ли Господь, когда отравленный кот одиноко умирает в судорогах в закутке? Доволен ли Господь, что жизнь сурова и лишь самые приспособленные выживают? Приспособленные к чему? Нет, все не так. Если б Господь был всемогущ и всеведущ в буквальном смысле, он не стал бы утруждать себя и создавать мир. Нет успеха, если не может быть неудачи, нет искусства, если нет сопротивления материала.
Неужели это богохульство – предположить, что и у Господа бывают свои неудачные дни, когда все из рук валится? И что дни Господа долги, весьма долги?
– Вы мудры, мистер Кларендон. Вы сказали что-то насчет того, что собирались изменить ее участь. Он едва заметно улыбнулся.
– Вы думаете, что я заблудился в лабиринте собственных рассуждений?
Нет, сэр, я не забыл. Женщина вроде миссис Уэст всегда кончает тем, что выходит замуж за элегантных охотников за ее кошельком, танцоров танго с бакенбардами, инструкторов лыжного спорта с прекрасными мышцами, траченных молью французских и итальянских аристократов, подозрительных ближневосточных вельмож и князьков. Она могла докатиться и до замужества с человеком вроде Митчелла. Если бы она вышла замуж за меня, она вышла бы замуж за старого хрыча, но за джентльмена.
– Ara.
Он хмыкнул.
– Вы, видно, не очень высокого мнения о Генри Кла-рендоне IV. Я вас не виню. Хорошо, мистер Марлоу, почему же вы интересуетесь Митчеллом? Я предполагаю, вы не сможете ответить.
– Нет, сэр. К сожалению, не смогу. Я хочу узнать, почему он уехал так быстро после приезда с Востока, кто заплатил по его счету и почему, если за него заплатила миссис Уэст или друг-толстосум вроде Кларка Брандона, нужно было заплатить за неделю вперед.
Его тонкие, стершиеся губы изогнулись:
– Брандон мог легко гарантировать оплату счета Митчелла просто по телефону. Миссис Уэст могла предпочесть дать деньги, чтобы Митчелл сам расплатился. Но за неделю вперед? Почему наш добрый Явонен сказал вам это?
Что вы сами предполагаете?
– С Митчеллом связана какая-то история, и отель не хочет, чтобы она вышла наружу. Что-то для последних вечерних газет.
– Вроде чего?
– Вроде убийства и самоубийства. Это я говорю только к примеру. Вы заметили, что названия большого отеля редко упоминаются в газете, если гость выбрасывается из окна? Это всегда «отель в центре города», или «хорошо известный отель», или «крупный отель», или вроде этого. А если это отель высокого класса, то в его фойе никогда не увидите полицию, что бы ни происходило в номерах.
Он отвел взгляд в сторону, я тоже повернул голову. Игроки в канасту расходились. Марго Уэст двинулась в бар с одним из мужчин; ее мундштук торчал как бушприт.
– Ну?
– Ara, – сказал я, рассчитывая варианты вслух, – если Митчелл сохранил за собой свой номер такой-то.
– 418-й, – спокойно вставил Кларендон. – С видом на море. Четырнадцать долларов в день. В сезон – восемнадцать долларов.
– Не слишком дешево для человека с бензином на нуле. Но, скажем, он сохранил за собой номер. Значит, он просто уехал на несколько дней. Вывел машину, положил багаж в семь утра. Самое время для отъезда, учитывая, что вчера вечером он был пьян как свинья.
Кларендон откинулся, и его руки в перчатках повисли. Я понял, что усталость начинает одолевать его.
– Но тогда отель предпочел бы убедить вас, что Митчелл съехал с концами? Тогда вам придется искать его в другом месте. Если вы его и впрямь ищете. – Я встретил его выцветший взор. Он ухмыльнулся. – Меня вы не убедили, мистер Марлоу. Я болтаю и болтаю, но не потому, что мне нравится звук собственного голоса. Я его все равно не слышу. Разговаривая, я получаю возможность изучить своего собеседника, не нарушая правил хорошего тона. Я изучил вас. Моя, так сказать, интуиция подсказывает, что ваш интерес к Митчеллу носит косвенный характер, иначе вы бы не выражали его столь прямо.
– Угу. Может быть, – сказал я. Тут было самое место для абзаца изысканной прозы. Генри Кларендон IV не растерялся бы на моем месте. Но мне больше нечего было сказать.
– Ну идите, играйте, – сказал он. – Я устал. Пойду в номер и прилягу.
Приятно было познакомиться, мистер Марлоу. – Он медленно поднялся на ноги и выпрямился, опираясь на трость. Это потребовало усилий. Я стоял рядом с ним.
– Я избегаю рукопожатий, – сказал он, – мои руки болезненны и безобразны.
Поэтому я ношу перчатки. Спокойной ночи. Если я вас больше не увижу – всего доброго.
Он ушел, медленно вышагивая и высоко держа голову. Я увидел, что и идти ему не просто. Он преодолел одну за другой две ступени к арке, с продолжительным отдыхом на первой ступеньке. При ходьбе он припадал на правую ногу, тяжело опираясь на трость. Он прошел арку и пошел к лифту. Я решил, что Генри Кларендон IV был довольно дошлым стариканом.
Я зашагал к бару.
Марго Уэст сидела в тени с одним из игроков в канасту. Официант ставил перед ними коктейли. Я не очень заинтересовался ими, потому что чуть дальше, за столиком, отделенным перегородкой, сидела более известная мне особа. В одиночестве.
Костюм на ней был тот же, но она сняла ленту со лба и распустила волосы. Я присел. Официант подошел и принял мой заказ. Он ушел. Откуда-то доносилась тихая музыка.
Она чуть улыбнулась.
– Извини, я вышла из себя, – сказала она.
– Оставь. Я это заслужил.
– Ты меня искал?
– Не то чтобы специально.
– А ты... Ах, я забыла, – она достала сумочку и положила себе на колени.
Она порылась в ней и что-то протянула мне. Это была чековая книжка. – Я обещала.
– Нет.
– Возьми, дурак! Я не хочу, чтоб официант увидел.
Я взял книжку и положил в карман. Я сунул руку в нагрудный карман и вынул маленькую квитанционную книжку. Вставил копирку и написал: «Получено от мисс Бетти Мэйфилд, „Каса дель Пониенте“, Эсмеральда, Кали форния, сумма 5000 долларов в дорожных чеках „Амери-кэн Экспресс“ по 100 долларов каждый, подписаны владельцем. Эти чеки остаются собственностью мисс Мэйфилд и будут возвращены ей по требованию, пока стороны не договорятся о гонораре и пока я, нижеподписавшийся, не возьму на себя охрану ее интересов».
Я подписал эту абракадабру и протянул ей книжку.
– Прочти и подпишись в нижнем левом углу. Она взяла ее и приблизила к лампе.
– Ты меня утомляешь, – сказала она. – Чего ты хочешь этим добиться?
– Я хочу показать, что я не жулик и что ты это понимаешь.
Она взяла перо, которое я протянул ей, подписала и отдала обратно. Я вырвал оригинал квитанции и протянул ей, затем спрятал книжку.
Подошел официант и поставил мой бокал. Он не ждал, чтобы я заплатил.
Бетти покачала головой. Он ушел.
– Почему ты не спросишь, нашел ли я Ларри?
– Хорошо. Нашли ли вы Ларри, мистер Марлоу?
– Нет. Он смылся из отеля. У него была комната на четвертом этаже с той же самой стороны, что и твой номер. Должно быть, прямо под твоим номером. Он собрал девять чемоданов и уехал в своем «бьюике». Местный соглядатай по имени Явонен – он именует себя заместителем директора, «выполняющим оперативные функции», – убежден, что Митчелл заплатил по счету и даже за неделю вперед за свой номер. Его ничто не беспокоит. Ему я не понравился, конечно.
– Кому-нибудь ты понравился?
– Тебе – на пять тысяч долларов.
– Ах, ты и впрямь идиот. Ты думаешь, Митчелл вернется?
– Я же сказал, что он заплатил за гостиницу за неделю вперед.
Она спокойно отпила из своего бокала.
– Сказал. Но что это может означать?
– В виде предположения я могу сказать, что по счету платил не он, а кто-то другой, кто-то, кому нужно было время, чтобы управиться – например, с трупом на твоем балконе прошлой ночью. В смысле, если там был труп.
– Перестань!
Она допила свой коктейль, потушила сигарету, встала и оставила счет мне. Я расплатился и вышел. В вестибюле, подчиняясь какому-то предчувствию, я увидел Гобла, входившего в кабинку лифта с озабоченным выражением лица. Он повернулся и заметил мой взгляд, но виду не подал. Лифт пошел вверх.
Я вышел к машине и поехал обратно в «Ранчо Дескансадо». Лег на диван и уснул. Это был утомительный день. Может, если я отдохну, то пойму, что, собственно, я делаю в Эсмеральде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
Наконец он щелкнул челюстями. Решил задачу и выпрямился снова.
– Вместо выходного пособия, – сухо сказал он. – Окончательный и бесповоротный финал их романа. С миссис Уэст, как говорят, было довольно.
Кроме этого, вчера Митчелл сопровождал новую девушку, с темно-рыжими волосами. Каштаново-рыжими, не огненно-рыжими. Их отношения показались мне несколько странными. Они были чем-то озабочены.
– Стал бы Митчелл шантажировать женщину? Он хихикнул.
– Он стал бы шантажировать и младенца в колыбели. Человек, который живет за счет женщин, всегда шантажирует их, хотя это слово, может быть и не идет в ход. Он также крадет у них, если может добраться до их денег. Митчелл подделал два чека Марго Уэст. Этим и закончился их роман. Несомненно, она сохранила чеки. Но она не пустит их в ход, только сохранит на память.
– Мистер Кларендон, при всем моем уважении, как вы могли это узнать?
– Она рассказала мне. Она плакала на моем плече. – Он посмотрел в сторону этой красивой темноволосой женщины. – Сейчас, глядя на нее, в это трудно поверить. Тем не менее это правда.
– Почему вы это рассказываете мне?
Он улыбнулся довольно-таки жуткой улыбкой:
– Я не деликатен. Я сам хотел жениться на Марго Уэст. Это могло изменить ее участь. Любые мелочи забавляют человека в моем возрасте. Поющая пташка, открывающийся бутон орхидеи. Почему в определенный момент бутон раскрывается настежь? Почему он так постепенно раскрывает свои лепестки?
Почему цветы всегда появляются в определенном порядке, так, что острый конец бутона выглядит как клюв птицы, а голубые и оранжевые лепестки превращают его в райскую птичку? Какое странное божество создало такой сложный мир, когда оно могло, видимо, сделать мир и попроще? Всесилен ли Он? Как Он может быть всесильным? Слишком много страданий, и почти всегда страдают невинные.
Почему крольчиха, когда ласка настигнет ее в норе, прячет своих крольчат за спиной и позволяет, чтоб ей перегрызли глотку? Почему? Через неделю она даже и не узнала бы их. Вы верите в Бога, молодой человек?
Это казалось околесицей, но выхода не было – мне приходилось слушать его.
– Если вы имеете в виду всемогущего и всеведущего Господа, который создал мир таким, каким он хотел его увидеть, – нет.
– Верьте, мистер Марлоу. Это великое утешение. Мы все в конце концов приходим к этому, потому что мы обречены на смерть и обратимся в прах. Для личности это занавес, а может, лишь смена декораций. Загробная жизнь вызывает ряд затруднений. Не думаю, что я был бы в восторге в раю, рядом с пигмеем из Конго, или китайским кули, или левантинским торговцем коврами, или даже с голливудским продюсером. Я сноб, я полагаю, и это замечание – дурного вкуса. Не могу я себе представить небес, в которых председательствует благожелательный старикан с белоснежной длинной бородой, по кличке Бог. Это дурацкие представления незрелых умов. Но не след обсуждать религиозные воззрения других, сколь идиотскими они бы ни казались.
Конечно, нет оснований полагать, что я наверняка попаду на небо. Звучит скучновато, надо признаться. С другой стороны, как я могу представить себе ад, в котором дитя, умершее до крещения, рядом с наемным убийцей, комендантом нацистского лагеря смерти или с членом Политбюро. Как странно, что лучшие устремления человека, этой грязной мелкой твари, его лучшие деяния, его великий самозабвенный героизм, его каждодневное мужество в суровом мире, – как странно, что все это должно быть куда более благородным, чем его земная доля. Это необходимо объяснить. И не говорите мне, что честь – это просто химическая реакция или что человек, который жертвует жизнью во имя другого, просто следует установленной схеме поведения в обществе.
Доволен ли Господь, когда отравленный кот одиноко умирает в судорогах в закутке? Доволен ли Господь, что жизнь сурова и лишь самые приспособленные выживают? Приспособленные к чему? Нет, все не так. Если б Господь был всемогущ и всеведущ в буквальном смысле, он не стал бы утруждать себя и создавать мир. Нет успеха, если не может быть неудачи, нет искусства, если нет сопротивления материала.
Неужели это богохульство – предположить, что и у Господа бывают свои неудачные дни, когда все из рук валится? И что дни Господа долги, весьма долги?
– Вы мудры, мистер Кларендон. Вы сказали что-то насчет того, что собирались изменить ее участь. Он едва заметно улыбнулся.
– Вы думаете, что я заблудился в лабиринте собственных рассуждений?
Нет, сэр, я не забыл. Женщина вроде миссис Уэст всегда кончает тем, что выходит замуж за элегантных охотников за ее кошельком, танцоров танго с бакенбардами, инструкторов лыжного спорта с прекрасными мышцами, траченных молью французских и итальянских аристократов, подозрительных ближневосточных вельмож и князьков. Она могла докатиться и до замужества с человеком вроде Митчелла. Если бы она вышла замуж за меня, она вышла бы замуж за старого хрыча, но за джентльмена.
– Ara.
Он хмыкнул.
– Вы, видно, не очень высокого мнения о Генри Кла-рендоне IV. Я вас не виню. Хорошо, мистер Марлоу, почему же вы интересуетесь Митчеллом? Я предполагаю, вы не сможете ответить.
– Нет, сэр. К сожалению, не смогу. Я хочу узнать, почему он уехал так быстро после приезда с Востока, кто заплатил по его счету и почему, если за него заплатила миссис Уэст или друг-толстосум вроде Кларка Брандона, нужно было заплатить за неделю вперед.
Его тонкие, стершиеся губы изогнулись:
– Брандон мог легко гарантировать оплату счета Митчелла просто по телефону. Миссис Уэст могла предпочесть дать деньги, чтобы Митчелл сам расплатился. Но за неделю вперед? Почему наш добрый Явонен сказал вам это?
Что вы сами предполагаете?
– С Митчеллом связана какая-то история, и отель не хочет, чтобы она вышла наружу. Что-то для последних вечерних газет.
– Вроде чего?
– Вроде убийства и самоубийства. Это я говорю только к примеру. Вы заметили, что названия большого отеля редко упоминаются в газете, если гость выбрасывается из окна? Это всегда «отель в центре города», или «хорошо известный отель», или «крупный отель», или вроде этого. А если это отель высокого класса, то в его фойе никогда не увидите полицию, что бы ни происходило в номерах.
Он отвел взгляд в сторону, я тоже повернул голову. Игроки в канасту расходились. Марго Уэст двинулась в бар с одним из мужчин; ее мундштук торчал как бушприт.
– Ну?
– Ara, – сказал я, рассчитывая варианты вслух, – если Митчелл сохранил за собой свой номер такой-то.
– 418-й, – спокойно вставил Кларендон. – С видом на море. Четырнадцать долларов в день. В сезон – восемнадцать долларов.
– Не слишком дешево для человека с бензином на нуле. Но, скажем, он сохранил за собой номер. Значит, он просто уехал на несколько дней. Вывел машину, положил багаж в семь утра. Самое время для отъезда, учитывая, что вчера вечером он был пьян как свинья.
Кларендон откинулся, и его руки в перчатках повисли. Я понял, что усталость начинает одолевать его.
– Но тогда отель предпочел бы убедить вас, что Митчелл съехал с концами? Тогда вам придется искать его в другом месте. Если вы его и впрямь ищете. – Я встретил его выцветший взор. Он ухмыльнулся. – Меня вы не убедили, мистер Марлоу. Я болтаю и болтаю, но не потому, что мне нравится звук собственного голоса. Я его все равно не слышу. Разговаривая, я получаю возможность изучить своего собеседника, не нарушая правил хорошего тона. Я изучил вас. Моя, так сказать, интуиция подсказывает, что ваш интерес к Митчеллу носит косвенный характер, иначе вы бы не выражали его столь прямо.
– Угу. Может быть, – сказал я. Тут было самое место для абзаца изысканной прозы. Генри Кларендон IV не растерялся бы на моем месте. Но мне больше нечего было сказать.
– Ну идите, играйте, – сказал он. – Я устал. Пойду в номер и прилягу.
Приятно было познакомиться, мистер Марлоу. – Он медленно поднялся на ноги и выпрямился, опираясь на трость. Это потребовало усилий. Я стоял рядом с ним.
– Я избегаю рукопожатий, – сказал он, – мои руки болезненны и безобразны.
Поэтому я ношу перчатки. Спокойной ночи. Если я вас больше не увижу – всего доброго.
Он ушел, медленно вышагивая и высоко держа голову. Я увидел, что и идти ему не просто. Он преодолел одну за другой две ступени к арке, с продолжительным отдыхом на первой ступеньке. При ходьбе он припадал на правую ногу, тяжело опираясь на трость. Он прошел арку и пошел к лифту. Я решил, что Генри Кларендон IV был довольно дошлым стариканом.
Я зашагал к бару.
Марго Уэст сидела в тени с одним из игроков в канасту. Официант ставил перед ними коктейли. Я не очень заинтересовался ими, потому что чуть дальше, за столиком, отделенным перегородкой, сидела более известная мне особа. В одиночестве.
Костюм на ней был тот же, но она сняла ленту со лба и распустила волосы. Я присел. Официант подошел и принял мой заказ. Он ушел. Откуда-то доносилась тихая музыка.
Она чуть улыбнулась.
– Извини, я вышла из себя, – сказала она.
– Оставь. Я это заслужил.
– Ты меня искал?
– Не то чтобы специально.
– А ты... Ах, я забыла, – она достала сумочку и положила себе на колени.
Она порылась в ней и что-то протянула мне. Это была чековая книжка. – Я обещала.
– Нет.
– Возьми, дурак! Я не хочу, чтоб официант увидел.
Я взял книжку и положил в карман. Я сунул руку в нагрудный карман и вынул маленькую квитанционную книжку. Вставил копирку и написал: «Получено от мисс Бетти Мэйфилд, „Каса дель Пониенте“, Эсмеральда, Кали форния, сумма 5000 долларов в дорожных чеках „Амери-кэн Экспресс“ по 100 долларов каждый, подписаны владельцем. Эти чеки остаются собственностью мисс Мэйфилд и будут возвращены ей по требованию, пока стороны не договорятся о гонораре и пока я, нижеподписавшийся, не возьму на себя охрану ее интересов».
Я подписал эту абракадабру и протянул ей книжку.
– Прочти и подпишись в нижнем левом углу. Она взяла ее и приблизила к лампе.
– Ты меня утомляешь, – сказала она. – Чего ты хочешь этим добиться?
– Я хочу показать, что я не жулик и что ты это понимаешь.
Она взяла перо, которое я протянул ей, подписала и отдала обратно. Я вырвал оригинал квитанции и протянул ей, затем спрятал книжку.
Подошел официант и поставил мой бокал. Он не ждал, чтобы я заплатил.
Бетти покачала головой. Он ушел.
– Почему ты не спросишь, нашел ли я Ларри?
– Хорошо. Нашли ли вы Ларри, мистер Марлоу?
– Нет. Он смылся из отеля. У него была комната на четвертом этаже с той же самой стороны, что и твой номер. Должно быть, прямо под твоим номером. Он собрал девять чемоданов и уехал в своем «бьюике». Местный соглядатай по имени Явонен – он именует себя заместителем директора, «выполняющим оперативные функции», – убежден, что Митчелл заплатил по счету и даже за неделю вперед за свой номер. Его ничто не беспокоит. Ему я не понравился, конечно.
– Кому-нибудь ты понравился?
– Тебе – на пять тысяч долларов.
– Ах, ты и впрямь идиот. Ты думаешь, Митчелл вернется?
– Я же сказал, что он заплатил за гостиницу за неделю вперед.
Она спокойно отпила из своего бокала.
– Сказал. Но что это может означать?
– В виде предположения я могу сказать, что по счету платил не он, а кто-то другой, кто-то, кому нужно было время, чтобы управиться – например, с трупом на твоем балконе прошлой ночью. В смысле, если там был труп.
– Перестань!
Она допила свой коктейль, потушила сигарету, встала и оставила счет мне. Я расплатился и вышел. В вестибюле, подчиняясь какому-то предчувствию, я увидел Гобла, входившего в кабинку лифта с озабоченным выражением лица. Он повернулся и заметил мой взгляд, но виду не подал. Лифт пошел вверх.
Я вышел к машине и поехал обратно в «Ранчо Дескансадо». Лег на диван и уснул. Это был утомительный день. Может, если я отдохну, то пойму, что, собственно, я делаю в Эсмеральде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21