- Первое, - начала Наташа, - угрожает ли кому-нибудь из нас или наших близких непосредственная опасность?
- Нет, не угрожает, - ответил я и выпил джин.
- Правильно. Воры далеко, и где мы - они пока не знают. Федералы и прочие менты, как мне известно, тоже пока не дергаются. Я узнавала по своим каналам. Алеша послушно сидит там, где ему сказано, и ведет тихий образ жизни. Так?
- Так, - ответил я и налил себе еще.
Наташа проследила, как я наполнил рюмку, затем взяла ее и отставила от меня подальше.
- Я не хочу, чтобы ты окосел раньше, чем мы закончим говорить о делах. Понял?
- Понял, - ответил я и закурил.
- Хорошо. Алену нашли? Нашли. Спрятали? Спрятали. Все! Ты, я, Алеша и Алена - в безопасности. С первым пунктом закончено.
- Огласите весь список! - сказал я с интонациями из фильма.
- Сейчас оглашу, - многообещающе сказал Наташа и налила себе вина.
Я с грустью посмотрел на это и сказал:
- Вот он, звериный оскал дискриминации… Хочу быть эмансипированным, хочу, чтобы мне вернули мой верный джин!
- Ладно, пей, алкоголик, - Наташа махнула рукой и вернула мне рюмку. - Только все-таки не напивайся слишком сильно.
Я схватил рюмку, и мы с удовольствием чокнулись.
Выпив джин, я демонстративно поставил пустую рюмку чуть в стороне от себя, но все-таки не очень далеко.
Увидев это, Наташа усмехнулась и сказала:
- Только не строй из себя пионера. Это тебе не очень идет.
Она выпила вино и продолжила излагать свои соображения. Пока что я не находил в них изъянов.
- Так о чем это говорит? - спросила она и сама же ответила: - а говорит это о том, что ничто, находящееся вне нас, не заставляет нас действовать. И тем более - нервничать и суетиться. Понимаешь? Никакие внешние силы не вынуждают нас к каким-либо действиям. Согласен?
- Согласен.
- Так. Мы испытываем недостаток в деньгах, который заставлял бы нас действовать?
- Я думаю, что мы не будем испытывать его на протяжении ближайших ста пятидесяти лет, - джин подействовал, и я удобно откинулся на спинку кресла, с удовольствием слушая Наташины рассуждения.
Умная она все-таки баба!
- Такие, как ты, живут гораздо меньше, - небрежно сказала Наташа, - но не об этом разговор. Пункт второй - закрыт. Что остается?
- Ну и что остается?
- А остается то, - сказала Наташа, глядя мне в глаза, - что у нас просто свербит в заднице, и мы хотим приключений. Вот что остается. Скажи на милость, на хрена нам сдался этот второй Коран? На кой ляд нам этот твой эмир, или падишах, или как его там… Этот конкурс, эти татарские сокровища в курганах или черт его знает где? Воров хочешь прищучить? А на что они тебе сдались? Все зло в мире не уничтожишь, да и не такой уж ты поборник добра, чтобы сражаться со злом. Значит… Ты понимаешь, что это значит?
Я уже понял, к чему она клонит, и поэтому сказал:
- Это значит, что все, что мы затеваем, делается нами просто для собственного удовольствия. Я тебя правильно понял?
- Правильно. Дошло, наконец! А я-то уже начала думать, что твоя контуженная голова годится теперь только для того, чтобы отличать меня от холодильника.
- Ну уж холодильник с пивом я как-нибудь опознаю, - обиженно сказал я.
- Тогда - за собственное удовольствие? - спросила Наташа и многозначительно кивнула в сторону серебряных фляг с джином и вином.
Я воодушевился и стал наливать, а Наташа, следя за моими движениями, несколько заторможенными вследствие принятия на грудь хорошей дозой джина, задумчиво сказала:
- Вообще-то все, что бы люди ни делали, они делают ради собственного удовольствия. И подвиги совершают, и предают, и детей плодят, и убивают, все - ради своего собственного удовольствия…
По сути дела, я был согласен с ней, а те возражения, которые я мог бы выдвинуть, были настолько незначительными, что на них можно было со спокойной душой наплевать с высокой колокольни.
Поэтому я не стал резонерствовать и, разлив выпивку, поднял рюмку и генеральским голосом возгласил:
- Ну, за удовольствие.
Мы выпили, и я, спохватившись, спросил:
- А что там с Аленой? Ты же мне так и не рассказала!
- А что с ней может быть… - Наташа нахмурилась.
Было видно, что воспоминания эти ее не радуют, и рассказывать большой охоты нет. Она помолчала и сказала:
- Так, ничего особенного. Тогда этот подонок Губанов спрятал ее под Выборгом на хуторе, где жил один маньяк.
- Какой еще маньяк? - я представил невинную девочку наедине с маньяком в глухой лесной избушке и напрягся.
- Ну, маньяк… Неважно. Короче, он был у Губанова на таком крюке, что тот мог заставить его сделать все что угодно. Хоть дерьмо жрать, хоть мать родную убить. Там серьезный крюк был…
Наташа умолкла, и по ее остановившимся глазам я понял, что воспоминания о прошлой жизни неожиданно захватили ее и понесли на своих дурно пахнущих волнах.
- Эй, очнись, - я потеребил ее руку.
Наташа вздрогнула и посмотрела на меня.
- Давай-ка лучше выпьем, - сказал я и быстренько налил.
Мы выпили, и я почувствовал, что мое состояние начинает приближаться к желаемому. Наташа тоже порозовела и вроде бы отошла от своих неблагополучных воспоминаний.
- Ну вот, - сказала она, закуривая, - в общем, маньяк держал Алену у себя почти полгода и строго выполнял инструкции Губанова. С внешним миром он контактов не поддерживал и о том, что Губанов благополучно сдох в Самаре, к счастью, не знал.
Она помолчала и добавила:
- Мне страшно даже подумать о том, что было бы с Аленой, если бы этот сумасшедший, а он точно был не в себе, узнал о том, что Губанова больше нет и ему ничто не угрожает. Он боялся генерала так, что готов был лизать его ботинки, но в то же время…
Наташа зябко передернула плечами и сказала:
- А ну-ка, Костик, налей-ка еще! Вроде бы оно пошло куда надо. Это ведь так у вас, у алкашей, говорят?
Она криво улыбнулась, и я расторопно наполнил наши серебряные рюмки.
Когда мы выпили, у нашего стола бесшумно возник официант, который доброжелательно и с пониманием дела осведомился, не желаем ли мы еще чего-нибудь.
Мы пока ничего не желали, и он удалился.
- Так что там было дальше? - нетерпеливо спросил я.
- Дальше… А дальше я нашла его, знал бы ты, сколько денег мне это стоило, и… Ну, в общем я пришла к нему в эту избушку, а там…
- Что, одна пришла? К маньяку - и одна?
- Это было совершенно безопасно для Алены. А вот зато если бы эту избушку окружили и закричали бы - рус, сдавайсь - тогда он убил бы ее. Губанов дал ему самые строгие инструкции.
- Это он сам тебе рассказал?
- Сам, - подтвердила Наташа и нехорошо усмехнулась, - только мне пришлось его очень попросить. Вот он мне все и рассказал.
- Все-таки это неосмотрительно, - я покачал головой, - в глухой лес, к маньяку, одна…
- Ничего-то ты не понимаешь! Я пришла к нему в грязном ватнике, неумытая, сказала, что заблудилась в лесу, он ничего и не заподозрил. А когда я дала ему топором по башке…
- Топором?… - я выпучил глаза.
- Ну, обратной стороной, обухом. В общем, потом он все понял, но уже поздно было. Он, гнида, девчонку в подвале держал. Знал бы ты, какая там вонь была…
- Представляю.
- Вот именно. В общем, я его в сарае привязала как следует, потом вытащила из подвала Алену и часа три отмывала ее в баньке. Хорошо еще, что у него там банька была, да еще растопленная. А потом одела ее в ее же шмотки, которые там в шкафчике лежали нетронутые, и мы пошли в сторону Выборга. Там я машину оставила у старичка одного на огороде.
- А маньяк что?
- Перед тем как уходить, я к нему еще зашла… он, наверное, так там и гниет, привязанный.
- Так ты его грохнула, что ли?
- Если бы можно было оживить, а потом еще раз грохнуть, я сделала бы так раз двадцать. Слышал бы ты, что он мне рассказал, когда я его об этом попросила!
- Попросила - это, видимо, - пытала. Да?
- Да, - твердо ответила Наташа, - и, говорю тебе, будь это в моих силах, повторила бы это еще несколько раз. Причем именно для собственного удовольствия, как мы тут с тобой только что выяснили.
- Да-а-а… - только и сказал я.
- Вот тебе и - да! - передразнила меня Наташа. - Видел бы ты, как Алена и Алеша бросились друг к другу, когда я привезла ее к нему. Я аж заплакала.
- Ты - и заплакала? - удивился я.
- Я обычная слабая женщина, между прочим, - капризно сказала Наташа, - а ты даже не видишь, что у меня пустая рюмка.
- Простите, сударыня, опростоволосился, - засуетился я и бросился наливать ей вино, а сам в то же время думал о том, как это, интересно, она его «просила», что он все ей выложил.
Не хотел бы я, чтобы кто-нибудь когда-нибудь так просил меня.
Бр-р-р!
Мы выпили еще и достигли наконец-таки того приятного состояния, когда все вокруг стало благополучным и уютным, а мы сами - умными, симпатичными и милыми людьми, которые наслаждаются обществом друг друга.
- Между прочим, где сейчас Алеша? - поинтересовался я, заваливаясь поглубже в кресло и делая изящный жест дымящейся сигаретой.
- А он у Алены в Манчестере, в частном пансионате, там, где она ждет своего выхода.
- Ты мне ничего не говорила об этом, - обиженно сказал я.
- А ты и не спрашивал, между прочим, - отрезала Наташа, - ты можешь только о делах думать. А я, в отличие от тебя, переживаю за сестричку и братика, которых разлучил злой и подлый Губанов.
- И дохлый, - мстительно добавил я.
- И дохлый, - согласилась Наташа, - а я, чтоб ты знал, пока ты там в «Крестах» перед беспредельщиками пальцы гнул, занималась, кроме твоего побега, еще и тем, чтобы Алеша и Алена благополучно встретились. Понял, супермен хренов?
- Понял, - ответил я и подумал, что все-таки, наверное, я и в самом деле бессердечная скотина.
Эх, Знахарь, Знахарь…
Когда же ты снова человеком станешь?
В дальнем углу зала послышалась негромкая музыка, и, посмотрев туда, мы увидели, что на небольшой сцене, неярко освещенной свечами, появился молодой волосатый парень с какой-то странной многострунной гитарой и высокая рыжая девушка с погремушкой в руке.
Оба были одеты в старинную английскую одежду, во всяком случае мне так показалось, и пели старинную английскую песню. Парень при этом играл на гитаре, а девушка погремушкой отбивала ритм.
Песня была о том, как молодой крестьянин отправился по свету искать счастье, а когда не нашел его нигде, то вернулся в свою деревню и узнал, что девушка, которую он любил, уже умерла. И тогда он понял, что в далеких странах счастья нет, и пошел на ее могилу. А там какой-то кустик, который вырос на могиле, спел ему голосом девушки о том, что он идиот, а она умерла от тоски по нему.
Вот такая была грустная песня.
Я помрачнел, а Наташа прослезилась.
Когда песня закончилась, мы стали хлопать и кричать «браво».
Потом я подозвал официанта, потребовал еще джина для себя и вина для леди, а кроме того, вручил ему пятьсот долларов и попросил передать их музыкантам.
Гулять так гулять!

Глава 3 ВЫБЕРИ МЕНЯ! ВЫБЕРИ МЕНЯ!

Конкурс красоты подходил к концу.
Публика, разгоряченная умело подготовленным представлением, вела себя, как на концерте «Роллинг Стоунз».
Когда на сцену выходила очередная мусульманская красотка, в зале поднимался дикий крик, зрители вскакивали и начинали размахивать руками и некоторыми предметами одежды. Особенно хорошо это получалось у девушек, пришедших на конкурс в футболках, под которыми ничего не было.
По огромной сцене метались цветные лучи прожекторов, лазерные лучи перечеркивали пространство во всех направлениях, в воздухе плыли огромные радужные пузыри, а густой туман, тонким слоем покрывавший сцену, создавал впечатление, что все происходит где-то на небесах.
Из огромных колонок неслись монотонно пульсирующие ритмы, сплетенные с треньканьем двухструнных деревяшек и рэпом на арабском языке. Гонорар звукорежиссера, готовившего конкурс, превысил все, что он до этого заработал за всю жизнь, и поэтому он превзошел себя, придирчиво отобрав из тысяч записей все восточные или хотя бы напоминавшие о Востоке хиты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40