Я пытался справиться с удушьем, всем телом навалившись на комод и закрыв глаза, с искаженным от усилий лицом.
Когда приступ кашля наконец прекратился, я взглянул на свое отражение затуманенными от слез глазами. Привинтив рукоятку к щетке, положил ее на место и потер глаза. Отражение в зеркале стало четким. Вид у меня был по-прежнему потрясенным, но на щеках появились признаки румянца. Неудивительно, что коньяк рекомендуется применять при сердечных приступах, подумал я. Заглядывая в частично выдвинутый ящик, я чувствовал, как коньяк, наподобие каустического клея, собирает меня из кусочков. Рядом с рубашкой я увидел открытую коробку с позолоченными запонками, рядом с ней журнал, озаглавленный «Пятицентовая библиотечка знатока».
Я выпрямился. Коньяк очень мне помог. В голове уже не чувствовалось такой тяжести, и ноги, похоже, состояли из костей и мышц, а не чего-то желеобразного. Я задышал свободней, осознав, что наконец могу идти. Я последний раз взглянул на себя в зеркало. Поправил галстук и одежду. Медленно поднял руку и пригладил волосы в тех местах, где они растрепались от лежания на подушке. Проверил внутренний карман сюртука, убедившись, что деньги на месте. Потом вдохнул теплый воздух комнаты, отвернулся от комода и мелкими, осторожными шагами приблизился к двери. У меня еще немного кружилась голова, но по крайней мере ноги слушались.
Взявшись рукой за металлическую ручку двери, я повернул ее и толкнул дверь. Она не открылась. Разумеется, заперта, подумал я, укоризненно посмеиваясь над собственной наивностью - не догадался, что так и будет. Я огляделся вокруг в поисках средств для отпирания.
Таковых не нашлось.
Эта проблема застала меня врасплох, и я не знал, что предпринять. И опять я, только что родившийся, был ошарашен и сбит с толку.
Перенестись на семьдесят пять лет назад и столкнуться с проблемой запертого дверного замка?
Поначалу я даже не осознавал, что качаю головой. Одна-единственная мысль не давала мне покоя: «Это невозможно».
Но тем не менее это было возможно. Прямо передо мной была дверь. Этот человек ушел из номера, запер дверь снаружи - и превратил свой номер в тюрьму для меня.
Не имею понятия, сколько времени я тупо смотрел на дверь, совершенно сбитый с толку, пытаясь найти выход и не в силах понять, что выхода нет. Наконец меня прорвало, и я со стоном повернулся и пошел назад в комнату. Подойдя к комоду, я стал один за другим открывать ящики (каждый раз, как я наклонялся, у меня темнело в глазах) в отчаянной надежде, что постоялец оставил там запасной ключ.
Не оставил. И хуже того, там не было ничего, чем я мог бы отпереть дверь - ни ножниц, ни пилочки для ногтей, ни перочинного ножа, ничего. Я снова застонал. Это невозможно!
Спотыкаясь, я поспешил к окну и выглянул на улицу. Пожарной лестницы не было. Я со стоном вглядывался в извилистую дорожку внизу, широкие, зеленые лужайки, два заасфальтированных теннисных корта в том месте, где располагалась северная часть парковки, и, что удивительно в моем состоянии, поразился тому, что океан начинается не более чем в шестидесяти футах от задней части гостиницы.
Я всматривался в узкий пляж, словно сверкающий золотом от оранжевого света. На песок накатывался пенный прибой. Я вздрогнул, заметив семейную пару с двумя детьми, попавшую в поле моего зрения. При виде этих прогуливающихся по песку людей у меня учащенно забилось сердце, потому что они были первыми обитателями 1896 года, которых я увидел. Совсем недавно, в мое время, никого из них уже не было в живых, если только дети не доживали свои последние дни. А сейчас они во плоти двигались у меня перед глазами. Если до этого момента я еще сомневался, то при виде цилиндра на голове мужчины и его трости, женского капора и длинной юбки, а также детских костюмов мне стало ясно, что 1971 год теперь от меня очень далеко. С криком негодования отвернулся я от окна. Это ужасно! Мне надо найти Элизу! Доковыляв до двери, я повернул ручку и яростно потянул за нее. От усилий у меня закружилась голова, и мне пришлось прислониться к темному дереву двери, прижавшись к нему лбом. У меня явно недоставало сил, чтобы вырваться из комнаты. В отчаянии я принялся колотить по двери кулаком в надежде, что в коридоре окажется портье и выпустит меня.
Портье не появился. Меня затрясло, и я начал опасаться, что теряю над собой контроль. События принимали совершенно немыслимый оборот. Если я дождусь прихода постояльца, он непременно поднимет тревогу. Я могу, конечно, сбежать, но меня обязательно найдут, когда я буду разыскивать Элизу. Состоится допрос, арест, и, возможно, меня ожидает тюремное заключение. Господи! Оказаться в тюрьме после всего, что мне пришлось испытать!
Я резко повернулся, когда мне в голову пришла мысль, без сомнения, вызванная отчаянием. Это была первая продуктивная мысль, появившаяся у меня с момента перенесения в 1896 год. Я неверной походкой подошел к комоду и взял в руки бритву с ручкой из слоновой кости. Вернувшись к двери, вынул бритву из футляра и принялся срезать дверной косяк у замка. «Если он сейчас вернется, пусть небеса мне помогут», - подумал я. Не позволяя этой мысли смутить себя, я продолжал строгать косяк лезвием бритвы, срезая щепки и время от времени дергая дверь, чтобы проверить, не открывается ли она. Меня не останавливали плавающие перед глазами круги. Я должен был найти Элизу. Все прочее не имело значения.
Через несколько минут я с треском вытолкнул дверь из рамы и с бьющимся сердцем выглянул в коридор. Никого не было видно. Я мельком взглянул на разбросанные по коврику бритвенные принадлежности. Поначалу мужчина подумает, что его ограбили.
Повернувшись, я швырнул бритву через комнату. Отскочив от матраса, она упала на коврик. «Бедняга, - подумал я с виноватой улыбкой, прикрывая за собой дверь. - Вот загадка, которую ему никогда не разгадать - как, впрочем, и никому другому. Кто-то прорезал себе путь из его запертой комнаты?» Вглядываясь в глубь коридора, я едва не рассмеялся этому полнейшему абсурду в духе Джона Диксона Карра. Еще долго постояльцы и персонал гостиницы будут обсуждать это происшествие.
На миг я вдруг осмыслил то, что уже заявил о своем присутствии в 1896-м, нанеся материальный ущерб и создав неразрешимую проблему. «Допустимо ли это?» - недоумевал я.
Надо было избавиться от этой тревоги, раз уж ничего тут не поделаешь. Мне предстояло разыскать Элизу, а от прочих забот пришлось отказаться.
* * *
Выйдя из комнаты, я не повернул направо. Не знаю почему - ведь этот путь был самым коротким. Возможно, я опасался слишком скорой встречи с людьми. Там должен быть лифтер, поскольку я предполагал, что существует лифт. Даже если лифта нет и придется воспользоваться лестницей, в патио мне обязательно кто-нибудь встретится. По какой-то причине меня тревожила мысль близко с кем-нибудь столкнуться, и мне хотелось как можно дольше избегать этой необходимости.
Интересно, так ли чувствуют себя привидения? Страшатся обратиться к людям, чтобы эти люди не смотрели сквозь них и они не потеряли свою хрупкую иллюзию в отношении того, что все еще живы? Меня растревожил даже вид той супружеской пары и их детей на пляже. Одно дело находиться в комнате, глядя на мебель и вещи, свидетельствующие о другом времени. И совсем иное дело - столкнуться с живыми существами другой эпохи. Я недоумевал, как себя поведу, когда мне и в самом деле придется заговорить с одним из них - посмотреть ему в глаза и ощутить близость его тела.
Как я себя поведу, когда окажусь лицом к лицу с ней!
Мимо меня, как в тумане, проплывали стены узкого коридора. Казалось, я перемещаюсь во сне. Потеряюсь ли я снова, как тогда? Когда «тогда»? Вопреки логике возникал встречный вопрос. Ответа на него не было. В моей памяти тот день был в прошлом. И все же теперь я оказался в еще более отдаленном прошлом. Чтобы не затуманивать сознание, я отбросил это противоречие в сторону. Проходя мимо висящего на стене пожарного шланга, я дотронулся до него, чтобы удостовериться в его материальности, а также в собственной реальности. Вот настоящее, от которого должны начинаться все планы и воспоминания. Я прошел мимо закрытой бочки, взглянул на ведра и топорики, висящие на стене. «Зачем они здесь?» Помню, что подумал об этом. Когда я проснулся, увидел на потолке сопла пульверизаторов.
«Да неважно», - сказал я себе. Было довольно сложно ощущать себя реальным человеком в реальной обстановке. Приходилось концентрировать на этом все внимание. Ковыляя мимо богато украшенного настенного зеркала, я с огромным облегчением заметил четкость своего отражения.
Продвигаясь дальше, я вдруг ощутил болезненные спазмы в желудке. Попытался вспомнить, когда ел в последний раз, но эта мысль тоже смутила и растревожила меня. День, когда я последний раз ел, не был тем днем, в который я вступил сегодня. И знает ли об этом мое тело? Хотя были преодолены многие годы, не подчинялся ли по-прежнему мой организм непрерывному временному ритму? Если это верно, то не удивительно, что я испытывал дискомфорт в желудке, голова была словно обмотана шерстью, а тело было как деревянное и какое-то ненастоящее. Ведь я перенесся из 1971-го в 1896-й за считанные секунды.
Ответная реакция заставила меня пошатнуться, и мне пришлось остановиться и опереться на стену. Грудь судорожно вздымалась. «Каким образом мои легкие вдыхают этот воздух?» - исступленно думал я. Закрыв глаза, я изо всех сил старался утвердить в себе сознание настоящего. «Я сейчас здесь!» Убеждение в этом должно было отмести все прочие. «Я нахожусь душой и телом в…»
Я вздрогнул. Какое сегодня число? Я давал себе установку на 19 ноября. Но я говорил, потом писал и мысленно повторял установки, имея в виду пятницу. А сейчас пятница или нет? Или четверг, 19-е? Эта неопределенность меня пугала. Если пятница, то спектакль начнется через несколько часов и я могу ее так и не встретить.
Я задрожал, будучи не в состоянии контролировать ситуацию. Ведь я не успел еще обдумать фактические детали нашей встречи. Даже веря в ее неизбежность, как я должен осуществить это на практике? Она могла быть на репетиции, в окружении членов труппы. Ее уединение, наверное, охранял Робинсон или, насколько мне было известно, команда полицейских. Она могла находиться в своей комнате в обществе матери. Без сомнения, они занимали одно и то же помещение - и, возможно, охраняемое. Или она могла быть в ресторане с матерью и, вероятно, Робинсоном. В любой ситуации предстояло пробиться к ней сквозь заслон охраны. Как мне получить возможность хотя бы поговорить с ней, а тем более рассказать о своих чувствах?
Я вдруг представил себе всю безнадежность своих грез, и у меня перехватило дыхание. Прислонившись спиной к стене, закрыв глаза, я оказался полностью во власти накатившего на меня ужаса. Выхода нет. Путешествие в 1896 год - это несложный трюк по сравнению с предстоящей встречей. Его я проделал самостоятельно, никто меня не отговаривал и не мешал, кроме меня самого.
При выполнении второй части я столкнусь с массой препятствий со стороны людей.
Уверен, что для меня это был момент кризиса. В течение нескольких минут - я так и не узнаю, сколько прошло времени, - я стоял, привалившись к стене, совершенно обессиленный, не в состоянии идти дальше, не имея сил даже обругать себя за собственную глупость - за то, что не предвидел столь очевидного ограничения; раздавленный отчаянием, ибо теперь все представлялось мне выше моего понимания.
Вероятно, я так и продолжал бы там стоять (если предположить, что умственный паралич не переместил бы меня в конечном итоге в 1971-й), не услышь вдруг звука шагов. Я быстро открыл глаза, повертел головой по сторонам и увидел человека, приближающегося ко мне по коридору.
Предчувствуя недоброе, я уставился на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Когда приступ кашля наконец прекратился, я взглянул на свое отражение затуманенными от слез глазами. Привинтив рукоятку к щетке, положил ее на место и потер глаза. Отражение в зеркале стало четким. Вид у меня был по-прежнему потрясенным, но на щеках появились признаки румянца. Неудивительно, что коньяк рекомендуется применять при сердечных приступах, подумал я. Заглядывая в частично выдвинутый ящик, я чувствовал, как коньяк, наподобие каустического клея, собирает меня из кусочков. Рядом с рубашкой я увидел открытую коробку с позолоченными запонками, рядом с ней журнал, озаглавленный «Пятицентовая библиотечка знатока».
Я выпрямился. Коньяк очень мне помог. В голове уже не чувствовалось такой тяжести, и ноги, похоже, состояли из костей и мышц, а не чего-то желеобразного. Я задышал свободней, осознав, что наконец могу идти. Я последний раз взглянул на себя в зеркало. Поправил галстук и одежду. Медленно поднял руку и пригладил волосы в тех местах, где они растрепались от лежания на подушке. Проверил внутренний карман сюртука, убедившись, что деньги на месте. Потом вдохнул теплый воздух комнаты, отвернулся от комода и мелкими, осторожными шагами приблизился к двери. У меня еще немного кружилась голова, но по крайней мере ноги слушались.
Взявшись рукой за металлическую ручку двери, я повернул ее и толкнул дверь. Она не открылась. Разумеется, заперта, подумал я, укоризненно посмеиваясь над собственной наивностью - не догадался, что так и будет. Я огляделся вокруг в поисках средств для отпирания.
Таковых не нашлось.
Эта проблема застала меня врасплох, и я не знал, что предпринять. И опять я, только что родившийся, был ошарашен и сбит с толку.
Перенестись на семьдесят пять лет назад и столкнуться с проблемой запертого дверного замка?
Поначалу я даже не осознавал, что качаю головой. Одна-единственная мысль не давала мне покоя: «Это невозможно».
Но тем не менее это было возможно. Прямо передо мной была дверь. Этот человек ушел из номера, запер дверь снаружи - и превратил свой номер в тюрьму для меня.
Не имею понятия, сколько времени я тупо смотрел на дверь, совершенно сбитый с толку, пытаясь найти выход и не в силах понять, что выхода нет. Наконец меня прорвало, и я со стоном повернулся и пошел назад в комнату. Подойдя к комоду, я стал один за другим открывать ящики (каждый раз, как я наклонялся, у меня темнело в глазах) в отчаянной надежде, что постоялец оставил там запасной ключ.
Не оставил. И хуже того, там не было ничего, чем я мог бы отпереть дверь - ни ножниц, ни пилочки для ногтей, ни перочинного ножа, ничего. Я снова застонал. Это невозможно!
Спотыкаясь, я поспешил к окну и выглянул на улицу. Пожарной лестницы не было. Я со стоном вглядывался в извилистую дорожку внизу, широкие, зеленые лужайки, два заасфальтированных теннисных корта в том месте, где располагалась северная часть парковки, и, что удивительно в моем состоянии, поразился тому, что океан начинается не более чем в шестидесяти футах от задней части гостиницы.
Я всматривался в узкий пляж, словно сверкающий золотом от оранжевого света. На песок накатывался пенный прибой. Я вздрогнул, заметив семейную пару с двумя детьми, попавшую в поле моего зрения. При виде этих прогуливающихся по песку людей у меня учащенно забилось сердце, потому что они были первыми обитателями 1896 года, которых я увидел. Совсем недавно, в мое время, никого из них уже не было в живых, если только дети не доживали свои последние дни. А сейчас они во плоти двигались у меня перед глазами. Если до этого момента я еще сомневался, то при виде цилиндра на голове мужчины и его трости, женского капора и длинной юбки, а также детских костюмов мне стало ясно, что 1971 год теперь от меня очень далеко. С криком негодования отвернулся я от окна. Это ужасно! Мне надо найти Элизу! Доковыляв до двери, я повернул ручку и яростно потянул за нее. От усилий у меня закружилась голова, и мне пришлось прислониться к темному дереву двери, прижавшись к нему лбом. У меня явно недоставало сил, чтобы вырваться из комнаты. В отчаянии я принялся колотить по двери кулаком в надежде, что в коридоре окажется портье и выпустит меня.
Портье не появился. Меня затрясло, и я начал опасаться, что теряю над собой контроль. События принимали совершенно немыслимый оборот. Если я дождусь прихода постояльца, он непременно поднимет тревогу. Я могу, конечно, сбежать, но меня обязательно найдут, когда я буду разыскивать Элизу. Состоится допрос, арест, и, возможно, меня ожидает тюремное заключение. Господи! Оказаться в тюрьме после всего, что мне пришлось испытать!
Я резко повернулся, когда мне в голову пришла мысль, без сомнения, вызванная отчаянием. Это была первая продуктивная мысль, появившаяся у меня с момента перенесения в 1896 год. Я неверной походкой подошел к комоду и взял в руки бритву с ручкой из слоновой кости. Вернувшись к двери, вынул бритву из футляра и принялся срезать дверной косяк у замка. «Если он сейчас вернется, пусть небеса мне помогут», - подумал я. Не позволяя этой мысли смутить себя, я продолжал строгать косяк лезвием бритвы, срезая щепки и время от времени дергая дверь, чтобы проверить, не открывается ли она. Меня не останавливали плавающие перед глазами круги. Я должен был найти Элизу. Все прочее не имело значения.
Через несколько минут я с треском вытолкнул дверь из рамы и с бьющимся сердцем выглянул в коридор. Никого не было видно. Я мельком взглянул на разбросанные по коврику бритвенные принадлежности. Поначалу мужчина подумает, что его ограбили.
Повернувшись, я швырнул бритву через комнату. Отскочив от матраса, она упала на коврик. «Бедняга, - подумал я с виноватой улыбкой, прикрывая за собой дверь. - Вот загадка, которую ему никогда не разгадать - как, впрочем, и никому другому. Кто-то прорезал себе путь из его запертой комнаты?» Вглядываясь в глубь коридора, я едва не рассмеялся этому полнейшему абсурду в духе Джона Диксона Карра. Еще долго постояльцы и персонал гостиницы будут обсуждать это происшествие.
На миг я вдруг осмыслил то, что уже заявил о своем присутствии в 1896-м, нанеся материальный ущерб и создав неразрешимую проблему. «Допустимо ли это?» - недоумевал я.
Надо было избавиться от этой тревоги, раз уж ничего тут не поделаешь. Мне предстояло разыскать Элизу, а от прочих забот пришлось отказаться.
* * *
Выйдя из комнаты, я не повернул направо. Не знаю почему - ведь этот путь был самым коротким. Возможно, я опасался слишком скорой встречи с людьми. Там должен быть лифтер, поскольку я предполагал, что существует лифт. Даже если лифта нет и придется воспользоваться лестницей, в патио мне обязательно кто-нибудь встретится. По какой-то причине меня тревожила мысль близко с кем-нибудь столкнуться, и мне хотелось как можно дольше избегать этой необходимости.
Интересно, так ли чувствуют себя привидения? Страшатся обратиться к людям, чтобы эти люди не смотрели сквозь них и они не потеряли свою хрупкую иллюзию в отношении того, что все еще живы? Меня растревожил даже вид той супружеской пары и их детей на пляже. Одно дело находиться в комнате, глядя на мебель и вещи, свидетельствующие о другом времени. И совсем иное дело - столкнуться с живыми существами другой эпохи. Я недоумевал, как себя поведу, когда мне и в самом деле придется заговорить с одним из них - посмотреть ему в глаза и ощутить близость его тела.
Как я себя поведу, когда окажусь лицом к лицу с ней!
Мимо меня, как в тумане, проплывали стены узкого коридора. Казалось, я перемещаюсь во сне. Потеряюсь ли я снова, как тогда? Когда «тогда»? Вопреки логике возникал встречный вопрос. Ответа на него не было. В моей памяти тот день был в прошлом. И все же теперь я оказался в еще более отдаленном прошлом. Чтобы не затуманивать сознание, я отбросил это противоречие в сторону. Проходя мимо висящего на стене пожарного шланга, я дотронулся до него, чтобы удостовериться в его материальности, а также в собственной реальности. Вот настоящее, от которого должны начинаться все планы и воспоминания. Я прошел мимо закрытой бочки, взглянул на ведра и топорики, висящие на стене. «Зачем они здесь?» Помню, что подумал об этом. Когда я проснулся, увидел на потолке сопла пульверизаторов.
«Да неважно», - сказал я себе. Было довольно сложно ощущать себя реальным человеком в реальной обстановке. Приходилось концентрировать на этом все внимание. Ковыляя мимо богато украшенного настенного зеркала, я с огромным облегчением заметил четкость своего отражения.
Продвигаясь дальше, я вдруг ощутил болезненные спазмы в желудке. Попытался вспомнить, когда ел в последний раз, но эта мысль тоже смутила и растревожила меня. День, когда я последний раз ел, не был тем днем, в который я вступил сегодня. И знает ли об этом мое тело? Хотя были преодолены многие годы, не подчинялся ли по-прежнему мой организм непрерывному временному ритму? Если это верно, то не удивительно, что я испытывал дискомфорт в желудке, голова была словно обмотана шерстью, а тело было как деревянное и какое-то ненастоящее. Ведь я перенесся из 1971-го в 1896-й за считанные секунды.
Ответная реакция заставила меня пошатнуться, и мне пришлось остановиться и опереться на стену. Грудь судорожно вздымалась. «Каким образом мои легкие вдыхают этот воздух?» - исступленно думал я. Закрыв глаза, я изо всех сил старался утвердить в себе сознание настоящего. «Я сейчас здесь!» Убеждение в этом должно было отмести все прочие. «Я нахожусь душой и телом в…»
Я вздрогнул. Какое сегодня число? Я давал себе установку на 19 ноября. Но я говорил, потом писал и мысленно повторял установки, имея в виду пятницу. А сейчас пятница или нет? Или четверг, 19-е? Эта неопределенность меня пугала. Если пятница, то спектакль начнется через несколько часов и я могу ее так и не встретить.
Я задрожал, будучи не в состоянии контролировать ситуацию. Ведь я не успел еще обдумать фактические детали нашей встречи. Даже веря в ее неизбежность, как я должен осуществить это на практике? Она могла быть на репетиции, в окружении членов труппы. Ее уединение, наверное, охранял Робинсон или, насколько мне было известно, команда полицейских. Она могла находиться в своей комнате в обществе матери. Без сомнения, они занимали одно и то же помещение - и, возможно, охраняемое. Или она могла быть в ресторане с матерью и, вероятно, Робинсоном. В любой ситуации предстояло пробиться к ней сквозь заслон охраны. Как мне получить возможность хотя бы поговорить с ней, а тем более рассказать о своих чувствах?
Я вдруг представил себе всю безнадежность своих грез, и у меня перехватило дыхание. Прислонившись спиной к стене, закрыв глаза, я оказался полностью во власти накатившего на меня ужаса. Выхода нет. Путешествие в 1896 год - это несложный трюк по сравнению с предстоящей встречей. Его я проделал самостоятельно, никто меня не отговаривал и не мешал, кроме меня самого.
При выполнении второй части я столкнусь с массой препятствий со стороны людей.
Уверен, что для меня это был момент кризиса. В течение нескольких минут - я так и не узнаю, сколько прошло времени, - я стоял, привалившись к стене, совершенно обессиленный, не в состоянии идти дальше, не имея сил даже обругать себя за собственную глупость - за то, что не предвидел столь очевидного ограничения; раздавленный отчаянием, ибо теперь все представлялось мне выше моего понимания.
Вероятно, я так и продолжал бы там стоять (если предположить, что умственный паралич не переместил бы меня в конечном итоге в 1971-й), не услышь вдруг звука шагов. Я быстро открыл глаза, повертел головой по сторонам и увидел человека, приближающегося ко мне по коридору.
Предчувствуя недоброе, я уставился на него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43