Там, в том месте, где описывают страдания путешественников от жажды и открытие, спасшее их жизнь, в самом интересном месте рассказа явился широкий пруд, виденный Аллэном во сне.
— Не откладывайте газету, — сказал доктор, когда Мидуинтер показал ее ему с необходимым объяснением. — Прежде чем мы дойдем до конца исследования, очень может быть, что эти выписки понадобятся нам опять. Пруд мы нашли, а как закат солнца? Ни о чем подобном не упоминается в газетной выписке. Обратитесь снова к вашей памяти, мистер Армадэль. Нам нужны ваши впечатления наяву о закате солнца.
Опять Аллэн не мог найти ответа, и опять быстрая память Мидуинтера помогла ему в этом затруднении.
— Я думаю, что я могу добраться до этого впечатления так, как добрался до другого, — обратился он к доктору. — Когда мы приехали сюда вчера, мы долго ходили по холмам…
— Именно! — перебил Аллэн. — Помню. Солнце закатывалось, когда мы воротились в гостиницу ужинать, красное небо было так великолепно, что мы оба остановились посмотреть на него. Потом мы стали говорить о мистере Броке и далеко ли отъехал он. Моя память, может быть, медленно сначала воспроизводит прошлое, доктор, но когда я достаточно сосредоточиваюсь, остановить ее невозможно! Я еще не кончил и половины.
— Подождите минуточку из сострадания к памяти мистера Мидуинтера и моей, — сказал доктор. — Мы проследили ваши впечатления наяву: открытую местность, пруд и закат солнца, но тень женщины еще не объяснена. Можете вы найти нам оригинал этой таинственной фигуры в ландшафте вашего сна?
Аллэн пришел в прежнее недоумение, а Мидуинтер ждал, что будет, не спуская глаз с лица доктора. В первый раз в комнате водворилось продолжительное молчание. Гаубери вопросительно смотрел то на Аллэна, то на его друга: никто из них не отвечал ему. Между тенью и ее оригиналом была огромная бездна таинственности, непроницаемая для всех троих.
— Терпение, — сказал спокойно доктор. — Оставим пока фигуру у пруда и попытаемся, не можем ли мы определить ее опять, по мере того как мы будем продолжать. Позвольте мне заметить, мистер Мидуинтер, что в тени узнать личность нелегко, но мы отчаиваться не будем. Эта неосязаемая дама озера может быть расшифрована, когда мы опять встретимся с нею.
Мидуинтер не отвечал. С этой минуты интерес его к исследованию начал ослабевать.
— Какая следующая сцена в сновидении? — продолжал Гаубери, принимаясь за рукопись. — Мистер Армадэль очутился в комнате, он стоит перед большим окном, выходящим на луг и цветник, и дождь бьет в стекла. Он видит в комнате только один предмет — небольшую статую, и единственный собеседник его — тень мужчины, стоящего напротив него. Тень протягивает руки, и статуя падает на пол и разбивается вдребезги, а мистер Армадэль в гневе и огорчении от этой катастрофы (заметьте, господа, здесь мыслительные способности спящего несколько пробуждаются, и сновидение рационально переходит на минуту от причины к действию) наклоняется и смотрит на разбитые куски. Когда он поднял опять голову, сцена исчезла, то есть в отливе и приливе сна настала очередь прилива, и мозг несколько успокоился. Что с вами, мистер Армадэль? Разве ваша непокорная память опять возвратилась к вам?
— Да, — отвечал Аллэн. — Эта разбитая статуя не что иное, как фарфоровая пастушка, которую я уронил с камина в гостинице, когда я звонил в колокольчик, чтобы подавали ужин. Как хорошо у нас идет, не правда ли? Это все равно что отгадывать загадку. Теперь ваша очередь, Мидуинтер.
— Нет, — возразил доктор, — теперь моя очередь. Я предъявляю притязания на окно, цветник и луг, как на мою собственность. Вы найдете длинное окно, мистер Армадэль, в смежной комнате. Если вы посмотрите в окно, вы увидите цветник и луг, а если сделаете усилие над вашей чудной памятью, вы припомните, что вы обратили особенное внимание на мое красивое французское окно и мой хорошенький цветник, когда я вез вас и вашего друга в Порт Сент-Мэри вчера.
— Совершенно справедливо, — отвечал Аллэн. — Но как же дождь, который я видел во сне? На прошлой неделе не было ни капли дождя.
Гаубери колебался. Газета, оставшаяся на столе, попалась ему на глаза.
— Если мы не вспомним ни о чем другом, — сказал он, — посмотрим, не можем ли мы найти дождь там, где мы нашли пруд.
Он внимательно пересмотрел выписки.
— Нашел! — воскликнул он. — Тут описывается дождь, упавший на страдавших жаждой австралийских путешественников и оставшийся в вашем воспоминании, когда вы читали вчера вашему другу эти выписки. Видите, мистер Мидуинтер, в этом сновидении смешались, по обыкновению, отдельные впечатления от случившегося наяву!
— А вы можете отыскать наяву впечатления, которые объяснили бы человеческую фигуру у окна? — спросил Мидуинтер. — Или мы должны пропустить тень мужчины, как мы уже пропустили тень женщины?
Он задал этот вопрос вежливо, но в тоне его голоса чувствовался сарказм, неприятно поразивший слух доктора и в одно мгновение взбудораживший в нем дух противоречия.
— Когда вы подбираете раковины на берегу, мистер Мидуинтер, вы обыкновенно начинаете с раковин, лежащих ближе к вам, — возразил он. — Мы теперь подбираем факты и берем прежде те, которые полегче. Пусть тень мужчины и тень женщины станут рядом. Мы не потеряем их из виду, обещаю вам. Все в свое время, любезный сэр, все в свое время.
Он тоже говорил вежливо, но саркастически. Краткое перемирие между оппонентами уже кончилось. Мидуинтер многозначительно возвратился на свое место, к окну. Доктор тотчас повернулся спиной к окну еще демонстративнее. Аллэн, никогда не оспаривавший ничьего мнения и не заглядывавший в глубину причин чужих поступков, весело барабанил по столу ручкой ножа.
— Продолжайте, доктор, — сказал он. — Моя чудная память свежее прежнего.
— Точно? — сказал Гаубери, опять возвращаясь к рукописи. — Вы помните, что случилось, когда мы с вами разговаривали с хозяйкой у буфета вчера вечером?
— Разумеется! Вы подали мне рюмку с грогом, которую трактирщица только что налила для вас, а я был принужден отказаться, потому что, как я вам сказал, вкус водки всегда вызывает у меня тошноту и слабость, с чем ни была бы она смешана.
— Точно так, — подтвердил доктор. — И это самое обстоятельство воспроизведено во сне. Вы видите тень мужчины и тень женщины вместе на этот раз. Вы слышите, как льется жидкость (водка из трактирной бутылки и вода из трактирной кружки); рюмку подает женская тень (трактирщица) мужской тени (мне), мужская тень подает рюмку вам (точь-в-точь как я), а слабость, которую вы мне описали, последовала за этим надлежащим образом. Мне неприятно сравнивать эти таинственные видения, мистер Мидуинтер, с такими жалкими и не романтическими оригиналами, как женщина, которая содержит гостиницу, и мужчина, который снабжает лекарствами провинциальный округ, но сам друг ваш скажет вам, что рюмка с грогом была приготовлена трактирщицей и перешла к нему через мои руки. Мы объяснили тени совершенно так, как я предполагал, и нам остается теперь только объяснить — а это можно сделать в двух словах, — каким образом они явились во сне. Воображение спящего после тщетных попыток отдельно воспроизвести те впечатления о докторе и трактирщице, которые наяву являлись вместе, пошло по настоящему пути и воспроизвело доктора и трактирщицу, как и следовало, вместе. Вот вам и все! Позвольте мне возвратить вам рукопись с благодарностью за ваше полное и поразительное подтверждение рациональной теории о сновидениях.
Сказав эти слова, Гаубери возвратил рукопись Мидуинтеру с безжалостной вежливостью победителя.
— Удивительно, ни одного пункта не пропущено с начала до конца! Клянусь Юпитером! — вскричал Аллэн с благоговением неведения. — Какая вещь — наука!
— Ни одного пункта не пропущено, как сказали вы, — самодовольно заметил доктор, — а между тем я сомневаюсь, удалось ли нам убедить вашего друга.
— Вы не убедили меня, — сказал Мидуинтер, — но я все-таки не беру на себя смелости уверять, что вы ошибаетесь.
Он говорил спокойно, почти грустно. Страшное убеждение в сверхъестественной причине сновидения, убеждение, от которого он старался освободиться, опять овладело им. Весь его интерес к аргументам доктора истощился, вся его чувствительность к реальности и доказательности этих аргументов пропала. Если бы дело шло о другом человеке, Гаубери смягчила бы такая уступка, какую теперь его противник делал ему, но он так искренно ненавидел Мидуинтера, что не мог оставить его спокойно пользоваться своим собственным мнением.
— Вы соглашаетесь, — спросил доктор еще задорнее прежнего, — что я проследил каждое событие в сновидении до соответствующего ему впечатления наяву на воображение мистера Армадэля?
— Я не имею желания отрицать, что вы-то сделали, — покорно сказал Мидуинтер.
— Я сличил тени с их живыми оригиналами?
— Вы сличили их к полному удовлетворению моего друга и собственному вашему, но не к моему.
— Не к вашему? А вы можете сличить их?
— Нет, я могу только ждать, пока живые оригиналы обнаружатся в будущем.
— Вы говорите как оракул, мистер Мидуинтер! А теперь вы имеете какое-нибудь понятие о том, кто эти живые оригиналы?
— Имею. Я думаю, что наступающие события обнаружат, что оригиналом тени женщины будет одна особа, с которой друг мой еще не встречался, а оригиналом тени мужчины буду я сам.
Аллэн хотел что-то сказать, доктор остановил его.
— Поймем друг друга яснее, — сказал он Мидуинтеру. — Оставим пока в стороне вопрос о вас самих и позвольте мне спросить: каким образом оригинал тени, не имеющей никаких отличительных признаков, можно отыскать в живой женщине, которую ваш друг еще не знает?
Румянец выступил на лине Мидуинтера. Он начинал чувствовать, что логика доктора сражала его беспощадно.
— Ландшафт в сновидении имеет отличительные признаки, — отвечал он, — и в этом ландшафте живая женщина явится, когда ее увидят в первый раз.
— То же самое случится, я полагаю, — продолжал доктор, — с мужской тенью, в которой вы настойчиво видите самого себя. В будущем вы будете соединены со статуей, разбитой в присутствии вашего друга, с длинным окном, выходящим в сад, и с проливным дождем, который будет бить в стекла. Вы говорите это?
— Говорю.
— Таким образом, я полагаю, объясняете вы и следующее видение. Вы и таинственная женщина будете стоять вдвоем в каком-нибудь неизвестном месте и подадите мистеру Армадэлю какую-то жидкость, тоже еще неизвестную, от которой ему сделается дурно. Вы серьезно мне скажете, что вы верите этому?
— Я серьезно вам говорю, что я этому верю.
— И по вашему мнению, когда это сновидение сбудется наяву, то счастье или жизнь мистера Армадэля подвергнется опасности.
— Я в этом твердо убежден.
Доктор встал, отложил в сторону свой скальпель, подумал с минуту и опять его взял.
— Один, последний вопрос, — сказал он. — Имеете вы какие-нибудь причины, чтоб объяснить, почему вы принимаете такой мистический взгляд, когда перед вами лежит неопровержимо рациональное объяснение сновидения?
— Никаких причин, — отвечал Мидуинтер, — которые я мог бы объяснить вам или вашему другу.
Доктор посмотрел на свои часы с видом человека, который вдруг вспомнил, что он понапрасну теряет время.
— У нас различные взгляды, — сказал он. — И если мы будем говорить до преставления света, мы все-таки не согласимся между собой. Извините меня, если я оставлю вас. Гораздо позже, нежели я думал. Мои утренние больные меня ждут в аптеке. Я убедил вас, мистер Армадэль, так что время, которое я убил на это рассуждение, еще не совсем потеряно. Пожалуйста, оставайтесь здесь и курите сигары, а я менее чем через час буду к вашим услугам.
Он дружески кивнул Аллэну, церемонно поклонился Мидуинтеру и вышел из комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
— Не откладывайте газету, — сказал доктор, когда Мидуинтер показал ее ему с необходимым объяснением. — Прежде чем мы дойдем до конца исследования, очень может быть, что эти выписки понадобятся нам опять. Пруд мы нашли, а как закат солнца? Ни о чем подобном не упоминается в газетной выписке. Обратитесь снова к вашей памяти, мистер Армадэль. Нам нужны ваши впечатления наяву о закате солнца.
Опять Аллэн не мог найти ответа, и опять быстрая память Мидуинтера помогла ему в этом затруднении.
— Я думаю, что я могу добраться до этого впечатления так, как добрался до другого, — обратился он к доктору. — Когда мы приехали сюда вчера, мы долго ходили по холмам…
— Именно! — перебил Аллэн. — Помню. Солнце закатывалось, когда мы воротились в гостиницу ужинать, красное небо было так великолепно, что мы оба остановились посмотреть на него. Потом мы стали говорить о мистере Броке и далеко ли отъехал он. Моя память, может быть, медленно сначала воспроизводит прошлое, доктор, но когда я достаточно сосредоточиваюсь, остановить ее невозможно! Я еще не кончил и половины.
— Подождите минуточку из сострадания к памяти мистера Мидуинтера и моей, — сказал доктор. — Мы проследили ваши впечатления наяву: открытую местность, пруд и закат солнца, но тень женщины еще не объяснена. Можете вы найти нам оригинал этой таинственной фигуры в ландшафте вашего сна?
Аллэн пришел в прежнее недоумение, а Мидуинтер ждал, что будет, не спуская глаз с лица доктора. В первый раз в комнате водворилось продолжительное молчание. Гаубери вопросительно смотрел то на Аллэна, то на его друга: никто из них не отвечал ему. Между тенью и ее оригиналом была огромная бездна таинственности, непроницаемая для всех троих.
— Терпение, — сказал спокойно доктор. — Оставим пока фигуру у пруда и попытаемся, не можем ли мы определить ее опять, по мере того как мы будем продолжать. Позвольте мне заметить, мистер Мидуинтер, что в тени узнать личность нелегко, но мы отчаиваться не будем. Эта неосязаемая дама озера может быть расшифрована, когда мы опять встретимся с нею.
Мидуинтер не отвечал. С этой минуты интерес его к исследованию начал ослабевать.
— Какая следующая сцена в сновидении? — продолжал Гаубери, принимаясь за рукопись. — Мистер Армадэль очутился в комнате, он стоит перед большим окном, выходящим на луг и цветник, и дождь бьет в стекла. Он видит в комнате только один предмет — небольшую статую, и единственный собеседник его — тень мужчины, стоящего напротив него. Тень протягивает руки, и статуя падает на пол и разбивается вдребезги, а мистер Армадэль в гневе и огорчении от этой катастрофы (заметьте, господа, здесь мыслительные способности спящего несколько пробуждаются, и сновидение рационально переходит на минуту от причины к действию) наклоняется и смотрит на разбитые куски. Когда он поднял опять голову, сцена исчезла, то есть в отливе и приливе сна настала очередь прилива, и мозг несколько успокоился. Что с вами, мистер Армадэль? Разве ваша непокорная память опять возвратилась к вам?
— Да, — отвечал Аллэн. — Эта разбитая статуя не что иное, как фарфоровая пастушка, которую я уронил с камина в гостинице, когда я звонил в колокольчик, чтобы подавали ужин. Как хорошо у нас идет, не правда ли? Это все равно что отгадывать загадку. Теперь ваша очередь, Мидуинтер.
— Нет, — возразил доктор, — теперь моя очередь. Я предъявляю притязания на окно, цветник и луг, как на мою собственность. Вы найдете длинное окно, мистер Армадэль, в смежной комнате. Если вы посмотрите в окно, вы увидите цветник и луг, а если сделаете усилие над вашей чудной памятью, вы припомните, что вы обратили особенное внимание на мое красивое французское окно и мой хорошенький цветник, когда я вез вас и вашего друга в Порт Сент-Мэри вчера.
— Совершенно справедливо, — отвечал Аллэн. — Но как же дождь, который я видел во сне? На прошлой неделе не было ни капли дождя.
Гаубери колебался. Газета, оставшаяся на столе, попалась ему на глаза.
— Если мы не вспомним ни о чем другом, — сказал он, — посмотрим, не можем ли мы найти дождь там, где мы нашли пруд.
Он внимательно пересмотрел выписки.
— Нашел! — воскликнул он. — Тут описывается дождь, упавший на страдавших жаждой австралийских путешественников и оставшийся в вашем воспоминании, когда вы читали вчера вашему другу эти выписки. Видите, мистер Мидуинтер, в этом сновидении смешались, по обыкновению, отдельные впечатления от случившегося наяву!
— А вы можете отыскать наяву впечатления, которые объяснили бы человеческую фигуру у окна? — спросил Мидуинтер. — Или мы должны пропустить тень мужчины, как мы уже пропустили тень женщины?
Он задал этот вопрос вежливо, но в тоне его голоса чувствовался сарказм, неприятно поразивший слух доктора и в одно мгновение взбудораживший в нем дух противоречия.
— Когда вы подбираете раковины на берегу, мистер Мидуинтер, вы обыкновенно начинаете с раковин, лежащих ближе к вам, — возразил он. — Мы теперь подбираем факты и берем прежде те, которые полегче. Пусть тень мужчины и тень женщины станут рядом. Мы не потеряем их из виду, обещаю вам. Все в свое время, любезный сэр, все в свое время.
Он тоже говорил вежливо, но саркастически. Краткое перемирие между оппонентами уже кончилось. Мидуинтер многозначительно возвратился на свое место, к окну. Доктор тотчас повернулся спиной к окну еще демонстративнее. Аллэн, никогда не оспаривавший ничьего мнения и не заглядывавший в глубину причин чужих поступков, весело барабанил по столу ручкой ножа.
— Продолжайте, доктор, — сказал он. — Моя чудная память свежее прежнего.
— Точно? — сказал Гаубери, опять возвращаясь к рукописи. — Вы помните, что случилось, когда мы с вами разговаривали с хозяйкой у буфета вчера вечером?
— Разумеется! Вы подали мне рюмку с грогом, которую трактирщица только что налила для вас, а я был принужден отказаться, потому что, как я вам сказал, вкус водки всегда вызывает у меня тошноту и слабость, с чем ни была бы она смешана.
— Точно так, — подтвердил доктор. — И это самое обстоятельство воспроизведено во сне. Вы видите тень мужчины и тень женщины вместе на этот раз. Вы слышите, как льется жидкость (водка из трактирной бутылки и вода из трактирной кружки); рюмку подает женская тень (трактирщица) мужской тени (мне), мужская тень подает рюмку вам (точь-в-точь как я), а слабость, которую вы мне описали, последовала за этим надлежащим образом. Мне неприятно сравнивать эти таинственные видения, мистер Мидуинтер, с такими жалкими и не романтическими оригиналами, как женщина, которая содержит гостиницу, и мужчина, который снабжает лекарствами провинциальный округ, но сам друг ваш скажет вам, что рюмка с грогом была приготовлена трактирщицей и перешла к нему через мои руки. Мы объяснили тени совершенно так, как я предполагал, и нам остается теперь только объяснить — а это можно сделать в двух словах, — каким образом они явились во сне. Воображение спящего после тщетных попыток отдельно воспроизвести те впечатления о докторе и трактирщице, которые наяву являлись вместе, пошло по настоящему пути и воспроизвело доктора и трактирщицу, как и следовало, вместе. Вот вам и все! Позвольте мне возвратить вам рукопись с благодарностью за ваше полное и поразительное подтверждение рациональной теории о сновидениях.
Сказав эти слова, Гаубери возвратил рукопись Мидуинтеру с безжалостной вежливостью победителя.
— Удивительно, ни одного пункта не пропущено с начала до конца! Клянусь Юпитером! — вскричал Аллэн с благоговением неведения. — Какая вещь — наука!
— Ни одного пункта не пропущено, как сказали вы, — самодовольно заметил доктор, — а между тем я сомневаюсь, удалось ли нам убедить вашего друга.
— Вы не убедили меня, — сказал Мидуинтер, — но я все-таки не беру на себя смелости уверять, что вы ошибаетесь.
Он говорил спокойно, почти грустно. Страшное убеждение в сверхъестественной причине сновидения, убеждение, от которого он старался освободиться, опять овладело им. Весь его интерес к аргументам доктора истощился, вся его чувствительность к реальности и доказательности этих аргументов пропала. Если бы дело шло о другом человеке, Гаубери смягчила бы такая уступка, какую теперь его противник делал ему, но он так искренно ненавидел Мидуинтера, что не мог оставить его спокойно пользоваться своим собственным мнением.
— Вы соглашаетесь, — спросил доктор еще задорнее прежнего, — что я проследил каждое событие в сновидении до соответствующего ему впечатления наяву на воображение мистера Армадэля?
— Я не имею желания отрицать, что вы-то сделали, — покорно сказал Мидуинтер.
— Я сличил тени с их живыми оригиналами?
— Вы сличили их к полному удовлетворению моего друга и собственному вашему, но не к моему.
— Не к вашему? А вы можете сличить их?
— Нет, я могу только ждать, пока живые оригиналы обнаружатся в будущем.
— Вы говорите как оракул, мистер Мидуинтер! А теперь вы имеете какое-нибудь понятие о том, кто эти живые оригиналы?
— Имею. Я думаю, что наступающие события обнаружат, что оригиналом тени женщины будет одна особа, с которой друг мой еще не встречался, а оригиналом тени мужчины буду я сам.
Аллэн хотел что-то сказать, доктор остановил его.
— Поймем друг друга яснее, — сказал он Мидуинтеру. — Оставим пока в стороне вопрос о вас самих и позвольте мне спросить: каким образом оригинал тени, не имеющей никаких отличительных признаков, можно отыскать в живой женщине, которую ваш друг еще не знает?
Румянец выступил на лине Мидуинтера. Он начинал чувствовать, что логика доктора сражала его беспощадно.
— Ландшафт в сновидении имеет отличительные признаки, — отвечал он, — и в этом ландшафте живая женщина явится, когда ее увидят в первый раз.
— То же самое случится, я полагаю, — продолжал доктор, — с мужской тенью, в которой вы настойчиво видите самого себя. В будущем вы будете соединены со статуей, разбитой в присутствии вашего друга, с длинным окном, выходящим в сад, и с проливным дождем, который будет бить в стекла. Вы говорите это?
— Говорю.
— Таким образом, я полагаю, объясняете вы и следующее видение. Вы и таинственная женщина будете стоять вдвоем в каком-нибудь неизвестном месте и подадите мистеру Армадэлю какую-то жидкость, тоже еще неизвестную, от которой ему сделается дурно. Вы серьезно мне скажете, что вы верите этому?
— Я серьезно вам говорю, что я этому верю.
— И по вашему мнению, когда это сновидение сбудется наяву, то счастье или жизнь мистера Армадэля подвергнется опасности.
— Я в этом твердо убежден.
Доктор встал, отложил в сторону свой скальпель, подумал с минуту и опять его взял.
— Один, последний вопрос, — сказал он. — Имеете вы какие-нибудь причины, чтоб объяснить, почему вы принимаете такой мистический взгляд, когда перед вами лежит неопровержимо рациональное объяснение сновидения?
— Никаких причин, — отвечал Мидуинтер, — которые я мог бы объяснить вам или вашему другу.
Доктор посмотрел на свои часы с видом человека, который вдруг вспомнил, что он понапрасну теряет время.
— У нас различные взгляды, — сказал он. — И если мы будем говорить до преставления света, мы все-таки не согласимся между собой. Извините меня, если я оставлю вас. Гораздо позже, нежели я думал. Мои утренние больные меня ждут в аптеке. Я убедил вас, мистер Армадэль, так что время, которое я убил на это рассуждение, еще не совсем потеряно. Пожалуйста, оставайтесь здесь и курите сигары, а я менее чем через час буду к вашим услугам.
Он дружески кивнул Аллэну, церемонно поклонился Мидуинтеру и вышел из комнаты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58